Человек как находящийся в распоряжении

Поддерживаемый благодаря тайне

Несмотря на свою свободную субъектность человек воспри­нимает себя как находящийся в распоряжении того, чем он сам, в свою очередь, не может распоряжаться. Прежде всего, уже его конституция как трансцендентального субъекта поддерживается благодаря постоянно раскрывающегося и в то же время скрывающего послания бытия как тайны. Мы уже упоминали выше, что трансцендентальность субъекта нельзя понимать как трансцендентальность абсолютного субъекта, который бы некоторым образом воспринимал открывшееся ему как подчиненное его власти и обладал бы им. Напротив, речь идет о положении направленности на другое, не устанавливающем себя самовластно, а воспри­нимающемся как установленное кем-то и находящееся в чьем-то распоряжении, как основанное на бездонной неизре­ченной тайне.

ОСНОВАНИЕ ВЕРЫ

Обусловленность миром и историей

Помимо этого, человек постоянно воспринимает себя в своей внутримировой деятельности, а также в своей теорети­ческой предметной рефлексии в качестве того, кому задана некая историческая позиция в мире, среди которого и вместе с которым он существует. Эту позиция он себе не выбирал, хотя именно благодаря ей он обретает и познает трансценденцию. Человек всегда знает о своей истори­ческой конечности, об историчности своего происхождения, об ограниченности своей исходной позиции. Это создает, однако, такую своеобразную ситуацию, которая как раз отличает существо человека: воспринимая свою историчес­кую обусловленность как таковую, он уже в известном смыс­ле выходит за ее пределы, но при этом не может ее по-настоящему покинуть. Это положение между конечностью и бесконечностью составляет суть человека и проявляется опять-таки в том, что человек именно в своей бесконечной трансцендентности, в своей свободе испытывает свою задан-ность и историческую обусловленность.

Человек никогда не бывает чистым утверждением собст­венной свободы, в котором он мог бы полностью ликвиди­ровать тот материал, который в любом случае задан в этой свободе, или, например, в полной самовластности спокойно оттолкнуть его от себя. Человек никогда не становится адекватен своим возможностям, данным в мире и истории, он не может и дистанцироваться от них, сведя себя к чистой сущности воображаемой субъективности или внутреннего мира, так чтобы он мог всерьез говорить о своей независи­мости от этой заданности его мира и истории. Человек в последнем, неизбежном смысле остается страдательной сто­роной даже в своей деятельности, и на собственном опыте ему является синтез заданной возможности свободы и свободного распоряжения собой, синтез своего и чужого, действия и страдательности, знания и дела, причем, в результате такого синтеза образуется единство, не подлежа-

-[58]-

СЛУШАТЕЛЬ ВЕСТИ

щее уже адекватному предметному анализу. Поэтому, по­скольку рефлексия никогда не может распоряжаться всей той основой, из которой субъект вырастает и к которой он устремлен, не может управлять ею, контролировать ее, - че­ловек не только не знает сам себя в той или иной области своей конкретной реальности, но он является субъектом, ко­торый как таковой отчужден от себя самого в своих истоках и в своей цели. Он приходит к своей подлинной истине как раз тогда, когда способен сознательно и спокойно выдержать и принять эту невозможность распоряжаться собственной реальностью.

Все использованные нами понятия следует рассматривать здесь (на той ступени рефлексии, на которую мы созна­тельно встали) лишь как некие призывы к тому пониманию бытия, о котором каждый отдельный человек должен сам в конкретном опыте своего бытия узнать, что это понимание самого себя в приятии и протесте, в сущности, неизбежно. При этом те понятия, слова и высказывания, которыми мы пользовались, не могут и не стремятся по-настоящему адек­ватно отразить подлинное и первоначальное в этом опыте личностности и свободы, субъективности, истории и исто­ричности, бытии в распоряжении и т.д.

Часть вторая ЧЕЛОВЕК ПЕРЕД АБСОЛЮТНОЙ ТАЙНОЙ

Эта вторая часть есть понятийная рефлексия о том более раннем, исконном трансцендентальным опыте, который не поддается адекватному постижению в этой рефлексии и в котором человек предстает перед той абсолютной тайной, которую мы называем «Бог». То, что должно быть сказано здесь, уже попутно говорилось - пусть не так эксплицитно -в первой части. Если человек - действительно субъект, суще­ство, причастное трансценденции, ответственности и свободе, которое, будучи доверенным самому себе субъектом, одновременно всегда отнято у самого себя, так как лишено возможности распоряжать собой, то этим, в сущности, уже сказано, что человек есть существо, направленное к Богу и эта его направленность к абсолютной тайне постоянно задана ему самой этой тайной как основа и содержание его существа. Если мы так понимаем человека, то этим, конечно, не сказано, что, если мы в такой фразе употребим слово «Бог», то мы откуда-либо еще, кроме как из этой направлен­ности к тайне, знаем, что подразумевается под «Богом». Здесь богословие и антропология необходимым образом соединяются. Человек эксплицитно знает, что подразуме­вается под «Богом», лишь постольку, поскольку он принимает эту свою трансцендентальность сверх всего, что предметно дано ему, и в своей рефлексии объективирует то, что уже было задано этой трансцендентальностью.

460}-

ЧЕЛОВЕК ПЕРЕД АБСОЛЮТНОЙ ТАЙНОЙ