Терзания religio illicita
После смерти Юлий Цезарь был провозглашен богом среди богов, и ок. 20 г. на Форуме был открыт посвященный ему храм. Римляне соглашались на посмертный апофеоз великих людей, но отказывали им в прижизненном обожествлении.[717]Август получил божественные почести только в провинциях; в Риме он был всего лишь "сын Божий", Divis filius. Однако имперскому духу воздавались почести на публичных и частных пирах.
Обожествление «благих» императоров и, следовательно, сама организация имперского культа складывается после Августа.[718]Однако Тиберий не был обожествлен, потому что Калигула забыл подать прошение в Сенат. Что же до самого Калигулы, то перед смертью он позаботился о собственном обожествлении, но ему воспрепятствовали сенаторы. Клавдий, Веспасиан и Тит познали апофеоз, но его не удостоились Гальба, Оттон и Вителлий, и уж конечно, противник Сената — Домициан. Сработавший один раз механизм прецедента обеспечил преемство: все великие императоры II в. были обожествлены; чего уже не произошло в III в., когда императоры сменялись слишком быстро.[719]
Со II в. отказ участвовать в прославлении императора был основной причиной преследования христиан. Вначале, если не считать резни, устроенной Нероном, меры против христиан поддерживались антихристианскими настроениями, господствовавшими в обществе. В течение первых веков христианство считалось religio illicita [незаконной религией]; христиане подвергались гонениям: они исповедывли тайную, не получившую официального разрешения, религию. В 202 г. Септимий Север издал первый направленный против христиан декрет, запрещающий прозелитизм. Чуть позже Максимилиан обрушивается на церковную иерархию, правда, безуспешно. Вплоть до правления Деция деятельность Церкви протекает спокойно. Но в 250 г. эдикт Деция обязы конец абзаца отсутствует
Христианство сумело внедриться в Империю повсеместно, во все социальные слои, вплоть до самой императорской фамилии.
Последние преследования — Диоклетиана (303–305 гг.) — были самыми кровавыми и долгими. Несмотря на драматизм ситуации в самой империи, общественное мнение на сей раз проявило себя не столь враждебно по отношению к христианам. Однако Диоклетиан принял решение искоренить эту экзотическую и лишенную национального пафоса религию и тем самым упрочить имперскую идею; ему хотелось возродить древние римские религиозные традиции и, главным образом, псевдобожественный образ императора. Но реформа императора Августа постепенно сошла на нет. Культы Египта и Малой Азии снискали необычайную популярность и, сверх того, удостоились императорского благоволения. Коммод (185–192 гг.) был посвящен в мистерии Исиды и Митры, а Каракалла (211–217 гг.) поощрял культ сирийского бога Солнца, Sol invictus. Несколько лет спустя сирийский император Гелиогабал, будучи жрецом эмесского божества, ввел этот культ в Риме. Он был убит в 222 г., а сирийское божество изгнали из Города. Однако, как мы увидим далее (§ 239), Аурелиану (270–275 гг.) удалось снова успешно ввести культ Sol invictus. Аурелиан понял, что бесполезно прославлять только великое прошлое римской религии и что необходимо внедрять традиционное римское богопочитание в солярную теологию, монотеистическую по своей структуре, — в единственную религию, набиравшую вселенский размах.
Еще накануне великих гонений, в конце II в., многие богословы и полемисты христианского толка попытались обосновать и защитить свою религию перед властями и интеллигенцией языческого Рима. Однако их попытки были обречены на неудачу. Наивные или недостаточно дипломатичные апологеты (Татиан, Тертуллиан) предприняли яростную атаку на язычество и эллинистическую культуру. Самый видный из них, Юстин (принявший мученическую смерть в 165 г.), старается показать, что христианство не пренебрегает языческой культурой: он превозносит греческую философию, однако напоминает о том, что сама она вдохновлялась библейским откровением. Взяв на вооружение аргументацию александрийского иудаизма, Юстин утверждает, что Платону и прочим греческим философам было известно учение, проповеданное задолго до них «пророком» Моисеем. Провал апологетов, впрочем, был предсказуем. Власти предъявляли христианству обвинение не только в безбожии и непочтении к императорскому величеству; трудно сказать, в каких только преступлениях оно не подозревалось: от оргий и инцеста до детоубийства и каннибализма. В глазах языческой элиты суть христианского богословия: воплощение Спасителя, его страсти и последующее воскресение, — все это было совершенно непостижимо. Так или иначе, фанатическое упорство новой религии спасения не давало надежды на мирное сосуществование с многобожием.
Для христианской миссии гонения представляли самую большую опасность — но не единственную, угрожавшую Церкви. Серьезное соперничество являли собой мистерии Исиды и Митры, культ Sol invictus и солярный монотеизм, тем более что все они пользовались официальной поддержкой. Кроме того, не столь очевидная на первый взгляд опасность угрожала Церкви изнутри: разнообразные ереси и прежде всего гностицизм. Ереси и гнозисы возникают с самого зарождения христианства. В отсутствие канона, единственным способом верификации истинности веры и ритуальных практик было апостольское предание. К 150 г. все апостолы уже умерли, но свидетельство их передавалось через тексты, ими самими составленными или вдохновленными, и в устном виде.
При этом оба пути передачи апостольского свидетельства — письменный и устный — по-видимому, вобрали в себя более или менее спорные новации. Кроме четырех Евангелий и Деяний, принятых всеми христианскими общинами,[720]имели хождение и другие, якобы апостольские, тексты: Евангелие от Фомы, Евангелие Истины, Евангелие Псевдо-Матфея, Деяния Петра, Иоанна и т. д. Большая часть этих произведений, считаемых апокрифами (так как они дают откровения, остававшиеся до тех пор "сокрытыми"), содержали в себе пересказ эзотерического учения, переданного апостолам Христом воскресшим и несущего в себе тайный смысл событий его жизни. Именно на это тайное, сохраненное и переданное устно учение ссылаются гностики.
Христианский гнозис
Проблема эзотерики и, соответственно, инициации вызывала многочисленные споры, особенно и прежде всего во время кризиса, развязанного гностицизмом. В противовес экстравагантным претензиям некоторых гностических авторов, Отцы Церкви, а вслед за ними большинство современных и древних историков, отрицали существование эзотерического учения, которое якобы проповедовал Иисус Христос и продолжали его ученики. Но это мнение вступает в противоречие с фактами. Эзотерика, или, другими словами, инициатическая передача учений и практик, предназначенных ограниченному числу адептов, отмечена во всех великих религиях эллинистической эпохи и рубежа новой эры. Инициатический сценарий в той или иной форме (тайное обучение и ритуалы, отбор «верных», клятва молчания и т. д.) встречается в ортодоксальном иудаизме и в иудейских сектах, у ессеев (например, устав IX, 16 и сл.; VI, 13–23), у самаритян и фарисеев.[721]
О практике эзотерического обучения упоминает также Евангелие от Марка (ср.: 4:10 и сл.; 7:17 и сл.; 10:10 и сл.). С самого начала возникновения Церкви внутри общины различаются три степени инициатического обучения: «новоначальные», «совершенствующиеся» и «совершенные». По Оригену, "евангелисты хранили в тайне (aprokryphan) толкование, которое сам Иисус дал большинству притч" (Com. Mth. XIV, 2). Ещё более откровенен Климент Александрийский. Он вспоминает своих учителей, которые сохранили "подлинную традицию "блаженного обучения", изошедшего прямо от святых апостолов Петра, Иакова, Иоанна и Павла, традицию, передаваемую от отца к сыну и дошедшую до нас по Божией милости" (Stromates, 1, 1, 11.3). Речь идет об учениях, предназначаемых некоторым «верным» (13, 2) — они, передаваемые изустно, должны сохраняться в тайне; эти учения и составляют гностическую традицию (15, 2). В другом труде Климент уточняет: "Иакову Праведнику, Иоанну и Петру Господь после своего воскресения дал знание (гнозис); они же передали его другим апостолам; другие апостолы передали его семидесяти, одним из коих был Варнава".[722]
Невозможно с точностью установить критерий, которого придерживались при выборе учеников, достойных быть посвященными в знание , и, главное, обстоятельства и ступени посвящения. Кое-какое обучение «эзотерического» типа поэтапно давалось всем адептам; оно касалось символики крещения, евхаристии, креста, архангелов и толкования Апокалипсиса. Что же до тайн, открытых «совершенным» и готовящимся стать таковыми, то они, вероятно, относятся к знанию о таинстве сошествия и вознесения Христа через семь небес, населенных ангелами (ср.: Еф 4:9), и к индивидуальной эсхатологии, т. е. к мистическому пути души после смерти. Псевдо-Дионисий[723]связывает этот мистический путь с устным апостольским преданием. "Так нам предстает преемственность гностических или духовных учителей, отличная от епископского преемства, которое передает апостольскую веру (…), но которое продолжает харизматическую традицию апостольских времен и самих апостолов".[724]
Эзотерические традиции апостолов продолжают иудейскую эзотерику, касающуюся таинства вознесения души и тайн горнего мира. Но эти учения встречаются также у мандеитов. Более того, они имеют аналоги в некоторых эсхатологических концепциях Египта (ср. § 5З) и Ирана. Наряду с другими идеями и верованиями, отличными от тех, что исповедовались иудаизмом и христианством, эти встречаются у многих гностических, языческих и «гетеродоксальных» христианских авторов. Становится ясно, почему с определенного момента гнозис и эзотерика стали вызывать подозрение у церковной иерархии. Ссылаясь на устное и тайное апостольское предание, некоторые гностики могли вносить в христианство учения и практики, противоречащие самому этосу Евангелия. Опасность представляли не эзотерика или гнозис как таковые, но ереси, которые внедрялись под маской "инициатической тайны".
Естественно, пока Книга и догмы не были зафиксированы, лишь с натяжкой сходили за ересь иные смелые толкования проповеди Христа. Но в большинстве случаев «ересь» — т. е. ложное толкование евангельского благовестия — была налицо; например, когда отвергалась законность Ветхого Завета, а Бог-Отец считался злобным и сумасбродным демиургом. Или когда осуждался мир, как случайное и демоническое творение, и предавалась поношению жизнь, или когда отрицались воплощение, смерть и воскресение Сына Божьего. Правда, и aп. Павел считал, что в этом мире властвует сатана, а иудейские и христианские апокалипсисы предсказывали неминуемую гибель Земли. Но ни ап. Павел, ни авторы апокалипсисов не оспаривали саму божественную природу Творения.
Гностические подходы
Трудно определить истоки духовного течения, известного под названием «гностицизм». Но следует различать многочисленные предшествующие или современные ему гнозисы, составляющие те или иные религии данной эпохи (зороастризм, культ мистерий, иудаизм и христианство), гнозисы, как мы увидим, несущие в себе некое эзотерическое учение. Добавим, что почти все мифологические или эсхатологические темы, введенные в обиход другими гностическими авторами, предшествовали гностицизму stricto sensu. Некоторые из них засвидетельствованы в Древнем Иране и в Индии времен упанишад, в орфизме и платонизме; другие характеризуют синкретизм эллинистического типа, иудаизм, библейский и находящийся на стыке двух Заветов, или первые заявки о себе нарождающегося христианства. Однако то, чем определяется гностицизм stricto sensu, — это вовсе не более или Менее органичная интеграция разрозненных элементов, а смелое и крайне пессимистическое перетолкование мифов, идей и теологуменов, имевших широкое обращение в ту эпоху.[725]
Определение валентинианского гнозиса, переданное Климентом Александрийским, гласит, что освобождение можно получить, узнав, "чем мы были и чем стали; где мы были и куда мы вброшены, к чему мы стремимся и откуда мы были выкуплены; что такое рождение и что та кое возрождение" (Extraits de Тheodote, 78, 2). В отличие от упанишад, санкхья-йоги и буддизма, упорно уклоняющихся от дискуссии по поводу первопричины «падшести» человека, искупительное знание, котором учат гностики, состоит прежде всего в откровении "тайной истории" (или, точнее, истории, оставшейся тайной для непосвященных); это происхождение и сотворение мира, истоки Зла, драма божественно го искупителя, сошедшего на землю, дабы спасти людей, и окончательная победа трансцендентного Бога, победа, которая явит себя в завершении истории и разрушении космоса. Речь идет о тотальном мифе: он передает все ключевые события, от сотворения мира до сего дня, и, демонстрируя их взаимозависимость, утверждает достоверность эсхатона. Нам известны многие версии этого тотального мифа. Ниже мы приведем некоторые из них, выделяя, главным образом, наиболее значительную, разработанную Мани (§ 2ЗЗ).
Вернемся к валентиниановскому гнозису. Гностик узнает, что его подлинная сущность (т. е. душа) по происхождению и по природе — божественна, хотя сейчас она пленница его тела; что она находилась в области трансцендентного, но затем была вброшена в этот перстный мир, что она быстро движется к спасению и, в конечном итоге, будет освобождена из оков плоти; гностик, наконец, открывает, что если его рождение и означает низвержение в Материю, то возрождение его будет чисто духовным. Повторим основополагающие идеи: дуализм дух — материя, божественное (трансцендентное) — антибожественное; миф о низвержении души (духа, божественной частицы), т. е. о ее воплощении в теле (подобном темнице), и уверенность в освобождении ("спасении"), обретенном благодаря знанию, гнозису.
На первый взгляд, может показаться, что речь идет о бурном развитии в антикосмическом и пессимистическом ключе орфико-платонического дуализма.[726]На деле феномен гораздо сложнее. Человеческая драма, а именно, падение и спасение, есть отражение драмы божественной. для спасения людей Бог посылает в мир Предвечное Существо или своего собственного Сына. Это трансцендентное Существо претерпевает все унизительные последствия воплощения, но ему удается, до своего окончательного вознесения на небо, открыть нескольким избранным подлинное спасительное знание, гнозис. Некоторые версии усиливают драматизм сошествия на землю Сына, или трансцендентного Существа; впав во власть демонических сил и оплотненный низвержением в материю, он забывает собственную природу. Тогда Бог спешно посылает благовестника, который, "пробудив его", помогает вновь обрести сознание самого себя (это — миф о "Спасенном Спасителе", превосходно отраженный в "Гимне о Жемчужине" (ср. § 230).
Несмотря на некоторые иранские параллели, непосредственным прообразом Спасителя — благовестника Божьего, с очевидностью является Иисус Христос. Тексты, открытые в 1945 г. в Наг Хаммади (Верхний Египет), выявляют иудео-христианские истоки нескольких значительных гностических школ.[727]В то же время их богословие и мораль радикально отличаются от того, что проповедуют иудаизм и христианство. Прежде всего, для гностиков истинный бог — это не бог-творец, т. е. Яхве. Творение — дело низших, даже дьявольских сил; и космос есть демонический "сколок, подделка" горнего мира — концепция, немыслимая ни для иудеев, ни для христиан. Конечно, в позднем язычестве космогония утратила все свое позитивное религиозное значение. Но гностики идут еще дальше. Сотворение мира не только не является более доказательством божественного всемогущества — оно объясняется простой случайностью, произошедшей в горних сферах, или же последствием изначального нападения Тьмы на Свет (ср. манихейский миф, § 233). Что же касается существования во плоти, как его воспринимали иудеи и христиане, то оно не вмещается в "священную историю", а подтверждает и являет падение души, Для гностика единственной достойной устремления целью является освобождение этой божественной частицы и вознесение ее в небесные сферы.
Мы видели (§ 181 и сл.), что «падение» человека, т. е. воплощение души, занимало умы еще орфических и пифагорейских философов: оно объяснялось то как наказание за грех, совершенный на небе, то как результат плачевного выбора, сделанного самой душой. В первые века христианской эры многие писатели-гностики, да и не только гностики, внесли дополнения и изменения в эти два мифа.[728]
Поскольку мир возник в результате случайности или катастрофы, поскольку в нем царит неведение и направляется он силами зла, гностик оказывается полностью отчужденным от своей собственной культуры и отвергает все ее нормы и институции. Внутренняя свобода, добытая путем знания, в гнозисе, позволяет ему свободно располагать собой и действовать по своему усмотрению. Гностик входит в элиту ("отбор", произведенный Духом). Он принадлежит к разряду пневматиков, или «духовных» — «совершенных», "царских сынов", — лишь они одни будут спасены.[729]Совсем как риши, саньяси и йогины, гностик чувствует себя свободным от законов, управляющих обществом: он находится по ту сторону добра и зла. И если продолжать сравнение с индийским контекстом, то сексуальным техникам и оргиастическим ритуалам тантрических школ "левой руки" (ср. том III) соответствуют оргии гностических либертинских сект и прежде всего, фибионистов.[730]