Отступление: Савл — Павел

Савл родился в Тарсе, городе на юго-востоке Малой Азии (см. карту на с. 299), имея наследственное римское граж­данство, поэтому у него должны были быть наряду с именем-прозвищем (cognomen) «Павел» также первое имя (ргаепо-теп) и родовое имя (потеп gentile), однако последние не со­хранились. Как его отец приобрел римское гражданство — за деньги, на государственной службе или каким-то иным способом — нам не известно. Тем не менее римское граждан­ство подразумевало узаконенные привилегии и правовую за­щищенность, которые позднее сослужили Савлу хорошую службу в его деятельности христианского миссионера. Он сам, его отец и, по меньшей мере, отец его отца были фарисе­ями (отметим множественное число; «сын фарисеев» в греч. тексте Деян. 23:6), которые, по мере возможности сопротив­ляясь эллинизации, придерживались иудейского образа жизни (Флп. 3:5-6). Большую часть своей юности Савл про­вел в Иерусалиме, где учился у знаменитого равви Гамалии-ла (Деян. 22:3). Мы не знаем, доводилось ли Савлу лично увидеть Иисуса и был ли он когда-либо женат. Он не упоми­нает жену в своих посланиях; однако, поскольку холостяки среди евреев были редкостью, высказывались догадки, что Савл являлся вдовцом.

См. Деян. 9:32 — 11:18. Чудесное исцеление Петром Энея и воскрешение Тавифы, многочисленные добрые дела кото­рой являются образцом для поведения верующих, доказыва­ют, что присутствие Божие и сила Божия были с Петром в то самое время, когда он проповедовал язычникам и приобщал их к Церкви, чем вызвал последующие нарекания со сторо­ны некоторых недалеких еврейских христиан. Тот факт, что Петр проживает вместе с кожевником по имени Симон, по­казывает, что он уже освободился от части своих иудаистских пут, поскольку кожевников, постоянно имеющих дело с телами мертвых животных, считали ритуально нечистыми и их надлежало избегать. Потребовалось тройственное виде­ние, чтобы убедить Петра, трижды отрекавшегося от Иису­са, в том, что общение с язычниками позволительно. Петр видит полотно, возможно, ассоциирующееся с навесом, под которым он отдыхал в послеполуденное время на крыше. По­лотно наполнено ритуально нечистыми животными. Божие веление заколоть их и есть свидетельствует, что пищевые за­преты Моисеева закона, а в сущности, и все остальные риту­альные запреты отныне отменяются. Наконец поддавшийся убеждению Петр отправляется для своей проповеди язычни­кам в дом Корнилия, римского сотника, боящегося Бога, творящего милостыню евреям, всегда молящегося и недавно видевшего видение. Показательно, что именно такой чело­век уверует в Евангелие. Проповедь Петра в доме Корнилия послужила для Додда главным примером апостольской ке-ригмы. (См. с. 96-97.) В обращенной к языческим слушате­лям проповеди вновь и вновь звучит мотив всемирности Евангелия: «...во всяком народе... Господь всех... всякий ве­рующий в Него». Определение Иисуса как творца благих дел апеллирует к возвышенному настрою язычников, подобных Корнилию, который и сам добрых дел совершил немало. Указание, что воскресший Иисус ел и пил с учениками, воз­рождает дорогой для эллинистических читателей Луки об­раз застольного общения. В отличие от того, что происходи­ло в Самарии, здесь один из апостолов уже присутствует в ка­честве очевидца. Поэтому Бог посылает Своего Духа язычникам сразу после того, как они уверовали, еще прежде, чем Петр окончил проповедь, и прежде, чем было совершено кре­щение или возложение рук. Таким образом Бог явственно дает понять, что верующие из числа язычников принимают­ся в Церковь на равных основаниях с еврейскими и самарян-скими верующими. На эти неожиданные дела Божий Петр потом сможет сослаться в свою защиту от обвинений ограни­ченно мыслящих еврейских верующих в Иерусалиме, кото­рые упрекали его за обращение к язычникам. Этим верую­щим потребуется еще очень много времени, чтобы понять те далеко идущие следствия, что Моисеев закон отменен как целое (хотя многие из его нравственных предписаний сохра­няют для христиан свою силу), что синагоги и храм больше не являются обязательными местами для поклонения Богу и что обратившимся в веру язычникам нет необходимости де­лать обрезание.

В продолжающемся рассеянии от гонений ученики дости­гают города Антиохия в Сирии, где предпринимают друж­ные и весьма успешные усилия обратить в веру язычников («Еллинов»¹⁴⁶) (¹⁴⁶В некоторых текстах, относящихся к самой ранней традиции, стоит «Ел­линисты», то есть эллинизированные евреи, а не «Еллины» (Деян. 11:20). Однако эллинизированные евреи не составляют необходимый по контексту контраст с иудеями (ср. Деян. 14:1; 16:1; 17:4-5; 18:4; 19:10,17; 20:21; 21:27-28), так что «Еллинисты» выглядят следствием влияния на перепис­чика стихов Деян. 6:1; 9:29, в первом из которых «Еллинисты» противопо­ставлены иудаистам; но этого противопоставления нет в Деян. 11:20, пото­му что в Деян. 11:19 говорится об «Иудеях», а не «Евреях».). Таким образом, эпизод крещения язычников в доме Корнилия разворачивается в полномасштабный процесс в третьем по величине городе Римской империи, ко­торый скоро станет опорным пунктом для широкой миссио­нерской деятельности среди язычников во всей империи. Лука усиливает акцент на всемирном характере Церкви и показывает, как у Савла завязываются отношения с Ан-тиохийской церковью и с Варнавой в качестве будущего спутника в миссионерских путешествиях (ср. Деян. 9:27). См.Деян. 11:19-30. Заботой Иерусалимской церкви о духов­ном благополучии верующих неевреев в Антиохии и заботой Антиохийской церкви о материальном благополучии верую­щих евреев в Иерусалиме и Иудее иллюстрируются социаль­ные достижения христианства: оно смягчает рознь. В описа­нии Варнавы, мужа доброго и исполненного Духа Святого и веры, он выступает примером личных добродетелей, свойст­венных христианам.

Поэтому Лука может без смущения — наоборот, с удовле­творенным достоинством — отметить тот исторический факт, что в Антиохии учеников впервые стали называть «христианами», хотя изначально это название могло отра­жать оттенок иронии, воспринимаясь примерно как «хри-стосовцы» (ср. неологизмы типа «рейганисты», «тэтчеристы» и т.д., на первых порах всегда употребляемые оппонен­тами с ехидцей).

См.Деян. 12:1-25. Царь Ирод, упоминаемый в следующем рассказе, — это Ирод Агриппа I, внук Ирода Великого. Пре­тендуя на роль защитника иудаизма, он предает мученичес­кой смерти апостола Иакова, брата Иоаннова, и сажает в темницу Петра. Лука определяет его действия как злонаме­ренные и преследующие неблаговидные политические цели. Отношение Бога к этим действиям проявляется в противопо­ставлении ангела Господня, выводящего Петра из темницы, и такого же ангела, поражающего Ирода болезнью, от кото­рой тот умер. Описание этой болезни у Луки наводит на мысль о раке кишечника¹⁴⁷. (¹⁴⁷Как и в «Иудейских древностях» Иосифа Флавия, 19.8.2.) Смерть Ирода относится при­мерно к 44 г. по Р. X., так что весь рассказ представляет со­бой хронологический возврат от повествования о помощи го­лодающим (Деян. 11:27-30; около 47 г. по Р. X.). Поскольку апостол Иаков умер мученической смертью, тот Иаков, кото­рому Петр посылает уведомление, должен быть братом Иисуса.