У языков нет естественных границ

Трудно определить, в чем состоит разница между языком и диалектом. Часто диалект называют языком, потому что на нем имеется своя литература; таковы языки португальский и голландский. Некоторую роль играет также вопрос взаимопонимания: о лицах, друг друга не понимающих, естественно говорить, что они разговаривают на разных языках. Как бы то ни было, те языки, которые развились на непрерывной территории среди оседлого населения, обнаруживают те же явления, что и диалекты, только в большем масштабе; мы встречаем в них такие же волны инноваций, однако эти волны

ПРИЧИНЫ ГЕОГРАФИЧЕСКОГО РАЗНООБРАЗИЯ ЯЗЫКОВ

охватывают территорию, общую для нескольких языков. В воображаемой идеальной обстановке столь же невозможно устанавливать границы между родственными языками, как и между диалектами;

большая или меньшая величина территории роли не играет. Подобно тому как нельзя сказать, где кончается верхненемецкий диалект и где начинается нижненемецкий, не представляется возможным провести демаркационную линию между языками голландским и немецким, между французским и итальянским. Разумеется, если взять крайние точки, то всегда можно с уверенностью сказать: вот здесь господствует французский язык, а тут— итальянский; но, как только мы попадаем в области, промежуточные между этими крайними точками, различия стираются; не является реальностью и такая более ограниченная компактная зона, которую можно было бы вообразить себе в качестве переходной между двумя языками, как, например, провансальский язык в качестве переходного между французским и итальянским. И в самом деле, как и в какой форме можно себе представить точную лингвистическую границу на территории, которая с одного конца до другого занята диалектами с незаметными переходами от одного к другому? Границы между языками, как и между диалектами, тоже тонут в переходных явлениях. Подобно тому как диалекты представляют собой лишь произвольные подразделения на территории распространения того или другого языка, так и граница, будто бы разделяющая два языка, не может не быть условной.

Однако очень часто встречаются и резкие переходы от одного языка к другому; чем же это объясняется? Тем, что неблагоприятные обстоятельства воспрепятствовали сохранению незаметных переходов. Главнейшим фактором здесь являются миграции народов. Испокон веков народы то и дело передвигались в разных направлениях. Наслаиваясь одно на другое в течение столетий, эти переселения все перепутали и во многих местах не оставили и следов от переходных явлений от одного языка к другому. Характерным примером может служить индоевропейская семья языков. Первоначально эти языки должны были находиться в весьма тесном общении и образовывать непрерывную цепь языковых областей, главнейшие из которых в их общих чертахмы даже можем восстановить. Славянская группа языков по своим признакам пересекается с иранской и германской, что вполне сообразуется с географическим распределением соответствующих групп; равным образом германскую группу можно рассматривать как связующее звено между славянской и кельтской; последняя в свою очередь тесно связана с италийской, а италийская занимает промежуточное положение между кельтской и греческой. Таким образом, даже не зная географического расположения всех этих языков, лингвист не колеблясь мог бы установить положение каждого из них по отношению к другим. А между тем, как только мы начинаем рассматривать границу между двумя группами языков, например, между германскими и славянскими языками, мы тотчас обнаруживаем резкий скачок без всяких переходных явлений: два языка сталкиваются,

ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ ЛИНГВИСТИКА

а вовсе не переливаются один в другой. Объясняется это тем, что промежуточные диалекты исчезли. Ни славяне, ни германцы не оставались неподвижными; они переселялись, завоевывали друг у друга территории: славянские и германские народы, соседствующие ныне, живут уже не на тех территориях, на которых они жили в прежние времена. Предположим, что итальянцы из Калабрии переселились бы к границам Франции: такое передвижение, разумеется, разрушило бы те незаметные переходы, которые мы отмечаем между языками итальянским и французским. Развитие индоевропейской семьи характеризуется множеством аналогичных фактов.

Но есть и другие причины, способствующие стиранию переходных явлений, например распространение койне за счет народных говоров (см. стр. 195). В настоящее время французский язык (прежнее наречие Иль-де-Франса) сталкивается на границе государства с официальным итальянским языком (представляющим собой обобщившийся тосканский диалект), и чистой случайностью является то, что еще и теперь в Западных Альпах можно найти переходные наречия, тогда как во всех других местах на лингвистических границах воспоминание о промежуточных говорах полностью стерлось.

Глава IV Распространение языковых волн

§ 1. Сила общения и «дух родимой колокольни» [295]

Распространение фактов языка подчинено тем же законам, что и распространение любой привычки, например моды. В любом человеческом коллективе непрерывно и одновременно действуют в двух разных направлениях две силы: с одной стороны, дух локальной ограниченности, так сказать, «дух родимой колокольни», с другой стороны — тяга к взаимному общению, создающая связи между людьми.

«Духом родимой колокольни» объясняется то явление, что замкнутый языковой коллектив сохраняет верность развившимся внутри него традициям. Эти традиции усваиваются каждым человеком в детстве прежде всего; отсюда их сила и устойчивость. Если бы действовали только они, то это порождало бы в области человеческой речи особенности, расходящиеся до бесконечности.

Однако действие их уравновешивается противодействием противоположной силы. Если «дух родимой колокольни» делает людей домоседами, то тяга к взаимному общению заставляет их вступать между собой в различные отношения; взаимообщение приводит в гаухую деревню пришельцев из других местносгей, оно же перебрасывает часть населения из одного места в другое по случаю праздников или ярмарок и объединяет в рядах армии людей из разных провинций и т. д. Одним словом, это фактор объединяющий, в противоположность разобщающему действию «духа родимой колокольни».

На взаимообщении держится распространение языка и его внутреннее единство. Оно действует двояко: то отрицательно, предупреждая дробление на диалекты и препятствуя распространению любой инновации в любом месте и в любой момент ее возникновения; то положительно, благоприятствуя объединению путем принятия и распространения инноваций. Вот этот второй вид действия взаимообщения и оправдывает термин волна в применении к географическим пределам диалектных явлений (см. стр. 201); изогаоссематическая линия представляет собою как бы крайнюю черту, которой достигло наводнение, каждую минуту готовое схлынуть.

Иногда мы замечаем с изумлением, что в двух говорах одного и того же языка, отстоящих друг от друга весьма далеко, наблюдается общая особенность; объясняется это тем, что изменение, первоначально возникшее в одном пункте какой-либо территории, не встретило препятствий для своего распространения и мало-помалу достигло весьма отдаленной точки. Ничто не может воспрепятствовать действию взаимообщения в такой языковой среде, где налицо лишь незаметные постепенные переходы.

ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ ЛИНГВИСТИКА

Такое распространение отдельного языкового факта, каковы бы ни были его пределы, требует времени. И продолжительность этого времени иногда можно измерить. Так, общение распространило по всей Германии переход звука р в S, сперва осуществившийся между 800 и 850 гг. на всем юге, за исключением территории франкского наречия, где р сохранилось в звонкой разновидности S и уступило место (/лишь впоследствии. Изменение t в ts произошло в более узких пределах и началось в эпоху, предшествующую первым письменным памятникам; оно, должно быть, возникло в Альпах около 600 г. и распространилось как на север, так и на юг — в Ломбардию, t читается еще в Тюрингенской хартии VIII в. В более близкую нам эпоху германские Г и м превратились в дифтонги (ср. mein «мой» вместо mm, braun «коричневый» вместо briin); этому явлению, которое возникло в Богемии около 1400 г., понадобилось 300 лет, чтобы достигнуть Рейна и охватить занимаемую им ныне площадь.

Эти языковые факты распространялись, как бы заражая все новые области, и весьма возможно, что так обстоит дело со всеми волнами языковых инноваций: каждая из них зарождается в каком-либо пункте и оттуда распространяется по радиусам. Это приводит нас к еще одному важному выводу.

Как мы видели, для объяснения географического разнообразия достаточно фактора времени. Но этот принцип верен в полной мере лишь относительно того места, где возникла инновация.

Вернемся к примеру передвижения согласных в немецком языке. Стоит фонеме t в одном пункте германской территории превратиться в ts, чтобы новый звук начал как бы излучатьсяиз своей точки возникновения. И вот посредством такого движения в пространстве он и вступает в борьбу с прежним (или другими звуками, которые могли из него возникнуть в других пунктах. В месте своего возникновения такого рода инновация является фактом чисто фонетическим, но в дальнейшем она распространяется уже географически, заражая новые области. Поэтому схема

годится во всей своей простоте лишь для того очага, ще инновация возникла; применяя ее к распространению инновации, мы только исказили бы картину.

Итак, фонетист должен строго различать очаг инновации, где фонемы эволюционируют исключительно на временной оси, и ареалы распространения «инфекции», в которых действует и фактор времени, и фактор пространства и в отношении которых теория чисто фонетических факторов недействительна. При замене традиционного (пришедшим извне ts речь идет не об изменении традиционного прототипа, но о подражании соседнему говору без какого-либо отношения к этому

РАСПРОСТРАНЕНИЕ ЯЗЫКОВЫХ ВОЛН

прототипу; когда форма herza «сердце», придя с Альп, заменяет в Тю-рингии более древнюю форму herta, следует говорить не о фонетическом изменении, а о заимствовании фонемы.