Сравнительно-историческое языкознание. Проблема сравнительно-исторического языкознания(19-перв.треть 20в)
Проблема сравнительно-исторического языкознания(19-перв.треть 20в). В основном усилиями миссионеров Европа впервые познакомилась с целым рядом языков, особенно важным было знакомство с санскритом. Монах Бартоломео в сер.18в. написал небольшую грамматику санскрита для монахов-иезуитов, проповедовавших в Индии, где косвенно указал на то, что санскрит как-то связан с другими древними языками Европы, прежде всего с латынью и греческим.
Другой автор такого же типа – француз Кёрду, который во второй половине 19в. сделал сходные открытия и обосновал их лучше, чем Бартоломео, но он не сумел напечатать свое исследование, потому что его деятельность была прервана французской революцией 1893г.
Кёрду опередил сэр Уильям Джонс (Англия), работник Ост-Индской компании, по существу, старший бухгалтер в этой компании, 20 лет проработал в Индии, самостоятельно занимался изучением древних языков. В конце 80-х гг 18в. сделал доклад: сходство между латынью, санскритом, греческим и, возможно, древнеперсидским не является скорее всего случайным. Эти языки, вероятно, потомки какого-нибудь другого общего языка-предка. Твердых лингвистических обоснований Джонс не привел. Доклад был опубликован. Покатилась волна, возник интерес к сравнительно-историческому языкознанию в 19в.
Требования при разработке штудий: отбор лексики, она не должна быть произвольной. Что-то должно было отбрасываться, это касалось, прежде всего, заимствований. Но не то что бы роль заимствований отвергалась, т.к. в ряде случаев исследования путей заимствования оказывались очень важны для изучения культуры соответствующего народа. Например, венгерское слово для «соломы» весьма близко по звучанию к славянскому «солома», что говорит о том, что венгры прежде чем появиться на месте своего прежнего обитания прошли долгий путь из Зауралья через всю европейскую часть России и соответственно у славян переняли термин и навыки обращения с соломой. Отбираются, прежде всего, термины родства, местоимения, числительные первого десятка, наиболее распространенные глаголы, прилагательные и существительные, обозначающие вещи, универсальные для человека вообще, части тела, названия животных и растений, важных орудий и др. Тут есть свои подводные камни. В частности, например, требование включать числительные первого десятка, в общем, работает в большинстве случаев, но для японского языка не работает, потому что большая часть числительных там представляют собой тибетские заимствования. Путем сравнения должен быть установлен некий язык – основа, который первоначально считалось, что вполне мог существовать реально, и поскольку все были увлечены санскритом, то считалось, что как язык-основа близок к раннему санскриту или чему-то подобному ему. В ходе сравнительно-исторических штудий пришло понимание того, что это не система как таковая, а система соответствий. И эти соответствия могут относиться к хронологически разным слоям. Такая вот относительность построения языка-основы была выработана не сразу, тем не менее, она важна.
Следующий момент, на что обратили внимание, что же, собственно, подлежит сравнению и как сравнивать. Первоначальная версия была, что надо сравнивать только корни. На этом пути было сделано немало успехов, но Бопп показал, что совпадения корней недостаточно, обязательно должны быть совпадения и в грамматике, совпадения аффиксов. Пример Боппа: Если окончание 3л мн ч глагольное в презенсе в русском и славянском –ут, типа «берут», а в древне - индийском «ндт», а в готском «ундт», в верхнее - немецком «андт». Близость соответствующих окончаний явно говорит о том, что эти языки являются потомками некого единого языка – основы. Идея выведения проформ покоится на идее частичного совпадения и расхождения звуков и значений. Были выработаны 3 основные процедуры, которые сводятся к установлению так называемых корреспонденций между языками и языковыми формами. Важно установить факт наличия этих вот корреспонденций, и если их достаточное количество, то можно сказать, что языки корреспондируют, и все соответствующие языки могут рассматриваться как потомки некоторого языка – основы.
Требования:
1) Значения двух форм разные, но могут быть возведены к некоторому общему значению, и это означает, что формы корреспондируют. Пример: славянское «красота» и польское «урода». «Вродлива» т е выходит из ряда, из рода. Вот эта идея выхода за пределы стандарта и есть красота. Или: русское «вонять» и польское «воняти» - «пахнуть, издавать приятный аромат». Польское более раннее, т.к. в старославянском сохранялись формы типа «благовоние».
2) Значения двух форм разные, но значение одной формы в одном языке приблизительно равно значению двух сближаемых форм в другом языке. Пример: санскритское «бандха» - узел, привязь, связка, немецкое «Band» - лента и немецкое «Bund» - союз, ассоциация. Казалось бы, оснований для сопоставления бандхи с банд и бунд не имеется, но это не так, потому что бандха в частных случаях может означать и лента, и союз тоже.
3) Когда значения двух форм разные, но соседствующие формы показывают, что разные значения возникли за счет распределения общего значения между другими формами. Например, славянское «берег» и германское «Berg» - гора. Вроде бы ничего не должно быть общего, но исследования показывают, что на раннем этапе берегом славяне называли возвышенный, обычно правый берег реки. Отсюда видна связь: высокий берег, холм или горообразный берег и германское «Berg» как гора, холм – это просто расширение того же самого, эти два значения возникли за счет перераспределения некоего общего значения – «некое возвышение на ровном месте».
Главное в таких исследованиях – опора на фонетические сходства. Но тут может быть масса подводных камней. Например, долго считалось, что есть нечто общее между славянским «гать» - дорожка из бревен и досок, чтобы ходить по грязи и норвежским «гатэ» - улица. Но благодаря исследованиям Грима было показано, что вот это норвежское «г» вторично, т.е. не является исконным, поэтому сравнивать его со славянским «г» неправомерно. Еще пара: славянское «жена» и норвежское «кОна». Как будто бы на первый взгляд не очень связаны, но если знать звуковые законы, то окажется, что в скандинавском германском начальное «к» происходит из более раннего общегерманского «г», поэтому «кОна» из «гОна», а в славянском начальный согласный «ж» тоже вторичный продукт преобразования более раннего звонкого «г», поэтому есть связь между славянским «гЕна» и норвежским «гОна», которое позже дало «кОна». Разница в гласной не страшна, т.к. гену и гону можно сопоставить с греческим «гиинэ» - женщина. Так что соответствие вполне устанавливается.
На базе сопоставлений форм отыскиваются и фиксируются проморфемы или проформы, которые представляют собой конкретные единицы и соотношения между ними достаточно сложны, они необязательно принадлежат к одному хронологическому слою, а могут составлять какой-то один широко понимаемый язык – предок, но конкретные проформы могут представлять хронологически разные слои. На базе сравнительно-исторических реконструкций возможна подлинная этимология, с одной стороны, а с другой – генеалогическая (генетическая) классификация языков. И вновь подводные камни. Часто они связаны с фонетическими сходствами, которые могут ввести в заблуждение. Например, долгое время считалось, что нем. «Feuer» - огонь и франц. «feu» родственны, но выяснилось, что нет. Второе слово восходит к латинскому «focus», а «feu» совершенно иного происхождения и скорее связано с греческим «фюр?», так что это просто разные слова, случайно совпавшие. Или: русское «дочь» и чешское «dcera». Здесь нет ни одного общего звука, но если копнуть вглубь, то современное «дочь» восходит к славянскому «дщерь», то уже из «дщерь» легко провести соответствующие сопоставления с чешским «dcera»: и то, и другое восходят к некой единой проформе. Еще из числа заблуждений: попытки уравнять немецкое haben – иметь и латинское habEo- примерно с тем же значением. На самом деле, здесь тоже предполагаются разные проформы, в частности, латинское habEo восходит к глаголу capio – брать. Вообще, связь между брать и иметь существует в очень многих языках мира. Поэтому прямых сопоставлений здесь нет, так же как и между латинским habeo и английским have.
Важно следующее: отобрать лексику, проводить устойчивые построения, учитывая корреспонденции и между корнями, и, если они наблюдаются, между аффиксами. Только в случае, если таких корреспонденций набирается достаточно большое количество, можно говорить о том, что языки являются потомками некого единого языка – предка.
Почти весь 19в. и первая треть 20в. доминирующим был сравнительно – исторический метод, что отчасти было связано и с идеями философов, например, Гегелевской идеей абсолютного духа.
На этом пути было сделано достаточно много, это можно проиллюстрировать общими законами. Одним из ранних был закон Гримма о немецком передвижении согласных: 1)индоевропейские глухие смычные p, t ,k дают общегерманские глухие щелевые f, th, h. Пример: русское «три» и английское three; латинское octo и немецкое acht.
2) индоевропейские звонкие смычные, т е звуки типа b, d, g дают общегерманские глухие p, t, k. Латинское «ego» - я и голландское «ik» с тем же значением; русское «едят» и шведское äter с тем же значением.
3) индоевропейские звонкие придыхательные дают германские звонкие непридыхательные. Bh, dh, gh трансформируются в обычные b, d, g. Древнегреч. bhero – несу и исландское bera c тем же значением.
К Гримму появилась масса вопросов, связанных со временем передвижения, причинами и сутью фонетико-фонологического механизма.
Тем не менее, что-то оставалось неясным. Например, общегерманскому глухому t должно было соответствовать звонкое индоевропейское d. Но есть и нарушения, которые особенно заметны между парами лексем с одним и тем же значением, например, термины родства, санскритские и германские. Санскритское bhrator («а» долгое) дает готское brother (брOthэр) с межзубным глухим, как в англ. Это вроде бы правильно, так и должно быть: санскритскому глухому непридыхательному должен соответствовать общегерманский глухой межзубный. Но санскритское pita (а долгое)- отец – или греческое pater, демонстрируют нам сохранение t в середине слова, что невозможно, так как должно было быть что-то звонкое типа pida, pader. Долго не понимали, почему так, пока в 70е гг 19в. закон Грима не был уточнен Вернером. Он привязал к правилам перехода позицию либо после ударного гласного, либо в другом положении. После безударного гласного, по Вернеру, сохраняются нормы, установленные Гриммом, но после ударного они нарушаются по определенным правилам, которые составляли ряд исключений. Затем продолжали вырабатывать фонетические законы, окончательную их выработку проделали младограмматики, это конец 19в. Они были убеждены в том, что не существует истинных исключений, что если что-то нарушает фонетические законы, значит, просто действует другой фонетический закон и надо его открыть.
Как членилось сравнительно-историческое языкознание по хронологическому принципу. 3 периода:
1) Романтический (философский) – Бопп, Гримм, Раск (нач.19в – сер.19в.)
2) Натуралистическая школа – Шлейхер (нем), Шмидт – его противник (сер.19в – конец 70х гг)
3) Младограмматики (80-90гг 19в.) отвергли всю предыдущую историю сравнительно-исторического языкознания, поэтому так себя и назвали, как бы «начинающие заново».
Бопп. Родился во второй половине 18в, получил классическое образование в гимназии. Еще в гимназии интересовался древними языками: помимо латыни и греческого он еще самостоятельно изучал древнеперсидский, древнееврейский. Будучи студентом, стал заниматься санскритом. 2 задачи, которые он сам перед собой поставил: 1) детальное выяснение того, что относится к языку-предку индоевропейских языков, т.е. выявление их прото-индоевропейского языка-основы; 2) теория агглютинации: генетическое происхождение флексий, считая, что все они, и глагольные, и именные, - это результат соединения, т.е. агглютинации, полнозначного слова, восходящего к глагольному корню, со служебным словом, восходящим к местоимению. Его открытие не полностью подтверждено. Огромное влияние на становление лингвистической концепции Боппа оказали учения древнеиндийских грамматистов. Бопп хорошо знал Панини. На базе панинистских идей относительно корня Бопп создал и свою теорию корня. У Панини словоформа практически членится на две части: корень и различные аффиксы. Аффиксы обычно составляют списки, их можно просто переписать, корни же списка не составляют, но типовые, часто используемые корни тоже можно свести в классы, и Панини это сделал в приложении к своей грамматике. Причина этого стала ясна лишь в 30-40гг 20в. Любая грамматика рассчитана на некий лексический корпус, она описывает факты, опираясь на эту, а не на иную лексику.
Вот Бопп эту идею усвоил и предположил, что в протоиндоевропейском языке-основе корни членились первоначально на 2 класса: 1) глагольные корни 2) местоименные корни. Первый класс открытый, гораздо более многочисленный, из него на более позднем этапе возникли глаголы и имена, т.е. существительные и прилагательные, а из второго класса возникли местоимения, первичные предлоги, союзы и частицы. Соединение некоторых глагольных корней с местоименными привело к рождению флексий, т.е. окончаний, которые существовали в древних языках и которые, вообще говоря, можно связать с определенными местоименными корнями. Например, такой характерный элемент в древних индоевропейских языках, который появляется в формах прэзенса 3л как s, можно возвести по своему происхождению к указательному местоимению. Теория агглютинации Боппа до сих пор не подтверждена целиком, но и не опровергнута. Свои идеи Бопп изложил в сравнительной грамматике индоевропейских языков (вернее, прогерманских языков): вначале идет описание звуковых соответствий, дополняемое анализом разных систем письма, затем следует большая глава о корнях, которая и является центром всего последующего научного построения. Бопп, в общем, разделяет идеи Гумбольдта, за исключением введенного им 4го класса языков. Бопп предложил морфологическую классификацию языков, основанную на статусе корней. 1) языки без настоящих корней, т.е. без корней, способных к соединению. Как писал Бопп, это языки без организма, прежде всего, кит.яз. 2) языки с односложными корнями, которые способны к соединению и за счет этого соединения они и получают свой организм, свою грамматику. Главный принцип в этих языках – это соединение различных комбинаций глагольных и местоименных корней. Сюда относятся индоевропейские языки. 3) Языки с двусложными глагольными корнями, в которых обязательно присутствуют три согласных, составляющих корень, и в которых изменение значения достигается за счет изменения гласных в корнях. Это семитские языки. Бопп показал, что существуют достаточно жесткие корреспонденции между языками, и законы этих корреспонденций, в общем, универсальны, т.о., можно выводить проформы – условные единицы, из которых по определенным правилам можно наоборот выводить последующие глагольные формы. Бопп упомянул о том, что наличие соответствий между корнями маловато, нужно еще учитывать и возможное схождение флексий.
Практически Бопп впервые поставил лингвистику как науку, создал сравнительно-историческое языкознание и сделал в нем первые, весьма значительные шаги. Бопп установил также генетическое тождество глагольных парадигм.
Примерно в то же время работали и другие ученые. Прежде всего, следует назвать братьев Гримм, старший из них интересовался и лингвистикой и ему принадлежат уже упоминавшиеся звуковые законы перехода от индоевропейского к общегерманскому. Раск занимался исландским языком: ему удалось показать, что исландский язык – германского корня и в этом смысле родственен немецкому, английскому и ряду других языков. Наш Востоков пристегнул к этой схеме славянские языки. Так появилось достаточно большое ядро индоевропейских языков, которое затем расширялось, охватывая все новые и новые языки. Окончательное его оформление произошло в работах младограмматиков.
Теория языковых типов немецкого лингвиста Шлегеля (изложил в работе «О языке и мудрости индусов»), с которой потом познакомился Бопп и последующие поколения лингвистов.
Шлегель исходил из того, что все языки подразделяются на два типа:
1) Органические (флективные) – высший тип языков, так как «хранят в себе единство материала и духа», у них идеальное соответствие формы и содержания, развиваются они как бы изнутри, когда происходит приспособление новых форм и новых отрезков содержания друг к другу, эти языки предполагают устойчивость и постоянство (латынь, греческий и прежде всего санскрит, к-й по Шлегелю практически равен праязыку).
2) Аффиксальные – языки механические, у них предполагается механическое взаимодействие корней и аффиксов друг с другом, это языки низшего типа; как бы скопление атомов, которые то скапливаются, то рассыпаются по прихоти случая.
По мнению Шлегеля, индоевропейские языки появились как бы сразу, это божественный промысел, поэтому реальные причины их появления мы никогда не узнаем. Как раз с этим положением был не согласен Бопп, который предполагал, что разрушение языкового состояния происходило постепенно, ступенчатоообразно, поэтому вряд ли можно исходить из концепции всего лишь двух языков. Но Бопп был согласен со Шлегелем в том, что создание языковых механизмов подчиняется действию определенных законов, и изменяются языки тоже под действием законов, которое он классифицировал как механические и физические.
Механические законы, по Боппу, сводились в основном к следующей формуле, которую он назвал Закон равновесия и считал центральной: за сильной формой корня должно следовать слабое окончание, за слабой формой корня – сильное окончание. Например, санскритское ‘e’ – идти, возьмем 1л ед.ч. ‘e=mi’ и 1л мн.ч. ‘i=mas’. Мы видим, что в случае формы ед.ч. корень претерпел определенные изменения: гласная усилилась, а окончание, указывающее на 1л ед.ч., слабое, это открытый слог с краткой гласной. Наоборот, во мн.ч. сохранилась слабая форма корня –i- , а окончание сильное, представляет собой тяжелый закрытый слог с гласной, обрамленной двумя согласными.
Физические законы: их он пока толком не обосновал, единственное, на что он указал, это то, что физические законы предполагают стремление к благозвучию.
Действие механических и физических законов, считал Бопп, относится к тому периоду, когда сложность состава языка перестает ощущаться, языки потихоньку начинают распадаться, в этом Бопп следовал отчасти научно-естественной концепции, рассматривал язык как организм. По его мнению, языки органичны по природе.
Следующий период представлен работами немецкого лингвиста Шлейхера (первая и отчасти вторая половина 19в.) – крупнейший исследователь в области компаративистики. Занимался не только языками Западной Европы, но и церковно-славянским, экзотическим тогда литовским языком. Но вершиной его трудов стал так называемый «Компендиум сравнительной грамматики индоевропейских языков».
Компаративисты первого поколения (Бопп, Раск и др) установили общность происхождения индоевропейских языков, это уже принималось как данное. А вот по вопросу об источнике, из которого развились индоевропейские языки, и путей их развития была масса противоположных мнений. От гипотезы Шлегеля к тому времени, когда начал работать Шлейхер, большинство лингвистов уже отказались.
Шлейхер помимо всего прочего много занимался математикой, всегда стремился приблизить языкознание к точным наукам, а для этого выработать строгие приемы анализа материала. Шлейхер требует учитывать звуковые закономерности языковой эволюции, с них и надо начинать, а затем уже переходить к исследованию формы. Само понятие формы Шлейхер воспринял из учения биологов, пример для подражания – всеобщая теория видов Дарвина. Шлейхер создает учение о языке как об организме, в котором есть части, и они находятся в естественном единстве, призывает изучать языковые формы как члены некоторого целого и эволюцией заниматься примерно в таком же ракурсе: какой-то меняющийся член не может этого делать сам по себе, он должен изменяться в составе большого целого. Отсюда идея системного подхода к языку: каждый языковой организм должен изучаться в плане его внутреннего устройства и внешнего; следует заниматься группами таких организмов.
Итак, 3 кита лингвофилософии Шлейхера:
1) Изучение звуковых закономерностей
2) Изучение особенностей морфологического устройства
3) Системный подход
Это позволило ему выстроить общую картину языковых семей. В сер.19в. создает свою теорию родословного древа, в которой ведущую роль играет понятие праязык, причем для Шлейхера он был конкретным явлением, действительно существовавшим, даже написал басню на праиндоевропейском языке «Лошади и овцы». Попытка Шлейхера была практически высмеяна ближайшими его сподвижниками. Но Шлейхер до конца жизни верил, что можно восстановить праиндоевропейский язык, который, по его мнению, должен был оказаться весьма близким к санскриту, но не равным ему. В своей работе «Компендиум сравнительной грамматики индоевропейских языков» Шлейхер предложил схему дерева индоевропейского языков: все языки происходят из единого праязыка, образуя языковой род, который делится на языковые семьи или языковые виды. Языки, которые первые возникают из праязыка, он назвал языками-основами. Языки – основы далее дифференцируются в языки, языки распадаются на диалекты, диалекты – на поддиалекты, поддиалекты – на говоры и тд вплоть до индивидуальных языков. Весь путь развития индоевропейских языков, по Шлейхеру, можно изобразить графически как дерево, начинающееся с общего языка – предка (праязыка), далее общий ствол расщепляется на две главные ветви: 1-славяно-германские языки 2- арео-греко-итало-кельтская. 1 расщепляется на германские и славяно– литовские, позднее славяно–литовские распадаются на славянские и балтийские. 2 ветвь распадается на греко – итало – кельтский и арийский. Позднее греко–итало–кельтский на албано–греческий и итало–кельтский. Арийский долгое время остается нерасчлененным и лишь на достаточно позднем этапе разделяется на иранский и индийский. Почти параллельно с этим процессом итало–кельтский членится на италийские и кельтские языки. Это разделение соответствует где-то 15 тыс.до нэ.
Параллельно Шлейхер выдвинул следующий тезис: чем восточнее живет народ, говорящий на индоевропейских языках, тем больше древних черт сохраняет его структура, чем западнее, тем больше в нем новообразований и меньше древних черт. Самым восточным народом были индийцы, т.е. носители древнеиндийского, поэтому санскрит признавался наиболее близким к индоевропейскому праязыку. Наиболее рано свое переселение с востока на запад начали славяно-германцы, поэтому в их языках минимальные совпадения с санскритом. Затем отделилась греко-итало-кельтская и тд. Отсюда идея полноты реконструируемого языка. В своем компендиуме реконструкцию языка Шлейхер производит уже с учетом звуковых изменений, которые произошли в каждом из языков-потомков. Разные языки известны в разных возрастах своего развития, поэтому надо справляться с этими временными расхождениями. Поэтому прежде чем приступать к сравнению морфологических форм, нужно по возможности устранить разницу в возрасте данных. Например, он сравнивал санскритское ajras – поле, греческое аgrOs и готское akrs. Шлейхер показал, что готское глухое «к» вторично, здесь когда-то было звонкое «г», а вместе с тем, все сопоставления готского с другими языками показывают, что готский утрачивал краткое «а» перед конечным «с», поэтому для готского можно восстановить форму «agras». Рассматривая готско-греческие регулярные соответствия, он показал, что в двусложных греческих словах «о» всегда соответствует «а» на более раннем этапе, поэтому и в этом случае мы все можем свести к такой же форме agras. А для санскрита чередование j является совершенно обычным, поэтому форма ajras может быть сведена к более ранней форме agras, таким образом, agras – проформа для всех трех языков. Так вот он сопоставлял последовательно разные формы и показывал, что нужно вычесть у формы, встречающейся во всех языках, то, что является специфичным для отдельного языка; полученная разница и будет основной первоначальной формой – проформой. Звуковой состав праязыка представлялся Шлейхеру чрезвычайно простым: 15 согл., 9 гласных, из которых основными были только три: а, и, у. При этом «а» могло комбинировать само с собой, давая долгое «а», а также с «и» и «у», давая дифтонги; возможны были и стяжения «а» долгого и «а» краткого, «а» долгого и «и», «а» долгого и «у». Шлейхер хотел показать, что устройство гласных очень близко к санскриту (в чем ошибался). А древнегреческий, по его мнению, обнаруживал более развитое состояние вокализма, поэтому на него при восстановлении опираться не стоит. С согласными же все обстояло наоборот: древнегреческий, по его мнению, сохранял первичное состояние согласных, а санскрит – в искаженном виде. Но в целом считал, что санскрит – наиболее древний из индоевропейских языков. В праязыке, по его мнению, было 9 падежей, 3 рода, 3 числа, широко развитая система спряжений с большим количеством времен и наклонений. В целом, Шлейхер принимал и теорию Боппа о происхождении флексий. Он, как и Бопп, считал, что праиндоевропейский корень был односложный, а всякие грамматические элементы – позднейшие вещи, в основном, присоединенные к первичным корням местоимения или отдельные корни, рано приобретшие грамматическое значение. Но, в отличие от Боппа, Шлейхер считал, что такая агглютинация была свойственна не только праязыку, но существовала и в более поздний период. Шлейхер использовал практически все то, что создало первое поколение компаративистов. Лингвистический мир, в общем, принял концепцию Шлейхера, индоевропеисты пришли к выводу о том, что индоевропейцы, говорившие на едином языке, разделились на две группы: обитателей Европы и Азии. В Европе потом возникли два подразделения: Северная (славяно-балтийские и германские языки) и Южная (все прочие). Азиатские языки представлены в основном индоиранскими.
В 80-90гг 19в. в китайском Туркестане обнаруживают еще один индоевропейский язык, более восточный, чем санскрит, который не уложился ни в какие принятые рамки. Одной из принятых классификаций была классификация языков на сатем и кентум (два термина, для понятия «сто» в разных языках): либо сохранялся протоиндоевропейский заднеязычный смычный «к», это языки кентум (в основном, языки Европы), либо он не сохранялся и давал тот или иной щелевой, как в русском «сто», соответственно, это индоевропейские языки Восточной Европы и Азии. Вновь обнаруженный татарский язык обнаружил свое несоответствие и этой схеме. Оказалось, что это язык кентум, вопреки всем ожиданиям. Рушилась основная идея Шлейхера о том, что чем восточнее живет народ, тем больше в этом индоевропейском язык архаичных черт.
Иоганн Шмидт – немецкий лингвист (вторая половина 19 – начало 20в.) выступил критиком теории родословного древа и звуковых законов Шлейхера. В своей работе он начал с критики термина Шлейхера – индоевропейский праязык: утверждал, что цельность праязыка – научная фикция, в действительности никогда не существовало единого праязыка, а для этого языкового комплекса была характерна диалектная раздробленность, поэтому соответствующие элементы невозможно отнести к одной эпохе. Также считал, что индоевропейские языки не следует представлять как ответвления, отходящие от единого ствола, это скорее цепь из разных звений, замкнутая сама на себе, не имеющая ни начала, ни конца. Можно начать с любой точки цепи. Если, например, взять в качестве начала индоиранский, то ближайшими к нему соседями окажутся славянские и балтийские языки, затем пойдут германские, кельтские, италийские, греческие, которые примыкают к индоиранским, т.е. как бы описывая круг. По Шмидту, языки, которые географически расположены ближе друг к другу, имеют больше сходств, чем языки более далекие. Поэтому должен существовать постепенный переход, скажем, от индийских языков через иранские к славянским, а от славянских к балтийским и тд. Именно в силу географической близости славянские языки содержат больше арийских черт, чем балтийские и литовские, а иранские содержат больше общих черт со славянскими, чем санскрит. Т.о., связи непрерывны, балтийско-славянские языки, с одной стороны, связаны с германскими, а с другой, с ирано-индийскими. Можно считать тогда, что балто-славянские языки – это промежуточное звено между германскими и ирано-индийскими. Шмидт постарался привести и доказательства этого тезиса. Он произвел соответствующие подсчеты и доказал, что словарный состав славяно-балтийских языков содержит в 4 раза больше арийских элементов по сравнению со словарным составом, скажем, немецкого. В то же самое время он содержит в 10 раз больше германских элементов по сравнению с арийским словарным составом. Также показал, что кельтские языки представляют собой промежуточное звено между италийскими и германскими. Т.о., языки, по Шмидту, не образуют исторически обособленных групп, это индоевропейский языковой континуум, наблюдается постепенный переход от одного языка к другому. Отсюда его попутный вывод, что нет оснований предполагать существование какого-то северо-индоевропейского и южно-индоевропейского исходных языков. Два соседствующих языка всегда обнаруживают лишь им двоим свойственные родственные черты. Т.о., речь идет о постепенности перехода от одного языка к другому и о непрерывности таких переходов. Нельзя говорить о ветвлении, можно говорить о волнах. Свою теорию Шмидт назвал волнообразной, или волновой, поскольку непрерывные движения в языке – это языковые волны, как от брошенного в воду камня. Если в каком-то языке возникло новообразование, то постепенно оно будет расходиться в разные стороны, распространяясь на соседние языки и затухая в более дальних языках. В этой теории есть сильные и слабые стороны. Сильная: отказ от абсолютизации теории древа у Шлейхера. То обстоятельство, что теория Шмидта позволяла выявлять конкретные закономерности возникновения и распространения новообразований – это безусловное достоинство. Недостаток: явное преувеличение географического фактора. Уже в кон.19в. лингвисты задавались вопросами: А как быть с миграциями? Войнами? Захватом территорий и насильственным распространением на них языков? На все эти вопросы теория Шмидта ответить не могла. Еще один недостаток: Шмидт занимался только родственными языками, тогда, как известно, что европейцы вступали в большое количество связей с разными народами, и языки этих народов оказывали влияние на языки индоевропейцев.
Из тех, на кого теория Шмидта в наибольшей степени повлияла, была так называемая школа «Слов и вещей», основателем которой был немецкий лингвист Шухардт (перв.пол.19в.).
Но большая часть лингвистов разделилась: принимая либо сторону Шлейхера, либо Шмидта.
Наиболее оригинальную концепцию выдвинул немецкий лингвист Лескин. В одной из своих работ он высказал следующее: принципиального противоречия между теориями Шлейхера и Шмидта нет, потому что они просто отражают различные стороны истории индоевропейцев. У одного акцент на переселении племен и самостоятельном развитии соответствующих языков, у другого – на процессы постепенного расширения территорий определенными индоевропейскими племенами.
Кон.19в. – постепенное возрастание недоверия к идее промежуточных языков – основ.
Скептическое отношение к возможности установить более тесные связи между одними индоевропейскими языками и менее тесные между другими высказал Бругман, один из основателей нового направления языкознания – младограмматического, котороее составляет третью ступень в развитии сравнительно-исторических штудий.
Термин «младограмматики» предполагает два значения: более узкое: это члены Лейпцигского кружка; более широкое: все те, кто принимал основную методологию лингвистов.
Младограмматизм явился результатом неудовлетворенности лингвистов положением дел в их науке в кон.19в. Это попытка соответствующее положение изменить. С 70-хх годов 19в. в философии утверждается позитивизм как доминирующее течение: нет смысла рассуждать о духе, можно отталкиваться лишь от сути. В лучшем случае можно наблюдать и регистрировать факты, затем переходя к их первичному обобщению, но никакие более глубокие построения не нужны. В связи с этим остановилось развитие типологии как отрасли лингвистической науки. Считалось, что всякая классификация, кроме генетической, ненаучна, ей не следует заниматься. Главная задача лингвистики – реконструкция проформы, не языка, а именно проформы. Отсюда призывы к сотрудничеству с такими отраслями знаний как археология, психология, физика отчасти (в экспериментальной фонетике). Как обычно, центром этого нового бурления была Германия, в частности, Лейпциг. Два лингвиста – Остхов и Бругман опубликовали в 80е гг 19в. «Морфологическое исследование индоевропейских языков». В предисловии обосновали основные принципы своего подхода: -надо изучать не только письменные памятники, но и живые языки, включая диалекты и поддиалекты. – необходимость изучения звуковых законов, так как, по их мнению, они исключений не знают: если есть мнимые нарушения в законе, значит, просто работает другой закон, если он еще не открыт, значит, надо его открыть. Например, почему для числа 9 во всех славянских языках соответствующее название начинается с «д», а не с «н» как следовало бы, судя по индоиранским аналогиям (санскритское «нао» - 9). Бругман показал, что здесь просто действует закон аналогии – аналогия с названием числа 10: оттуда в славянском перенос в сторону другого оформления начального согласного: первоначально там был когда-то носовой «н», а затем заменился на «д» под влиянием соседнего числительного.
Принципиальный историзм – главное требование младограмматиков, это единственно возможный научный подход. Плюс лингвистический психологизм: не надо заниматься никакими антологическими проблемами в языке, главное, - исследование языка как продукта психофизической деятельности и, соответственно, основное внимание должно уделяться речи. Надо заниматься чисто физической стороной речи – «физиологией звуков» и психическими механизмами, которые лежат в основании языкового взаимодействия. Никаких других задач ставить и решать не нужно.