Я бедный, а мой кот такой большой

Влюбленные вампиры шагают по Третьей улице по направлению к Маркет-стрит. Томми идет немного впереди, и Джоди удобно наблюдать за ним. Интересно, как он отнесется к своим новым чувствам? Пусть осмотрится хорошенько, познает самого себя. А если что, подскажем. Она сама прошла через все это каких-то пару месяцев назад, и никакого поводыря у нее не было.

— Я чувствую тепло, исходящее от уличных фонарей. — Задранная голова Томми так и вертится. — Все окна разноцветные, двух одинаковых не найти.

— Выбери что-нибудь одно, Томми. Не хватайся за все сразу. А то впечатлений слишком много.

Джоди ждет не дождется, когда он выскажется насчет ауры, излучаемой каждым человеком. Не о тепле, ясное дело, а о жизненной силе. Пока прохожие сплошь светятся красным и розовым — здоровенькие такие. Только Джоди выискивает совсем другие цвета.

— Что это за шум, будто вода журчит? — интересуется Томми.

— Это канализация под землей. Подожди немного — и шум стихнет. То есть останется, но уже не будет таким назойливым. Ты просто перестанешь его замечать.

— У меня в голове словно тысяча людей говорит одновременно. — Томми переводит взгляд на прохожих.

— Прибавь телевидение и радио. Сосредоточься на чем-нибудь одном, а на все остальное постарайся не обращать внимания.

Томми останавливается и смотрит на окно пятого этажа:

— Там у какого-то мужика на полном ходу секс по телефону.

— Ну уж этого-то ты никогда не упустишь. Джоди сосредотачивается и прислушивается.

И правда, мужик тяжко сопит и дает четкие указания по телефону какой-то грязной девке, какие именно части тела следует умащать острым соусом. Видов соусов несколько. Джоди пробует расслышать голос собеседницы, но он слишком слабый — не иначе, тип сидит в наушниках.

— Ну и козел, — замечает Томми.

— Тсс. Закрой глаза и слушай. Забудь про соусника. Не смотри.

Томми зажмуривается и застывает посреди тротуара.

— Ну и что?

Привалившись к столбу со знаком, запрещающим стоянку, Джоди ухмыляется.

— Что находится справа от тебя?

— А я откуда знаю? Я вверх смотрел.

— Я видела. Сконцентрируйся. Вот твоя правая рука. Что такое в двух футах от нее?

— Вот чушь-то.

— Ты прислушайся. Какая форма у звука, идущего справа?

— Ладно. — Томми напряженно морщится.

Небольшая группа юношей и девушек, все в черном и с одинаковыми модными прическами (скорее всего, студенты Академии художеств, у здания которой остановилась наша парочка), мимоходом замечают Томми.

— Я слышу коробку. Какой-то прямоугольник, — высказывается Томми.

— Во обдолбался, — отмечает один из студентов; пол, судя по голосу, мужской.

— Помню мой первый трип, — говорит другой голос, похоже, женский. — Я очутилась в мужском туалете в «Митероне» в полной уверенности, что нахожусь на инсталляции Марселя Дюшана note 2 .

Выждав, пока студенты пройдут мимо, Джоди возобновляет допрос:

— Квадратный, монолитный, пустой внутри, какой именно?

Приподнявшись на носках, Джоди слегка покачивается. Все лучше, чем тратиться на новые туфли.

— Пустой, — набычившись, изрекает юный вампир. — Это же газетный автомат.

Открыв глаза, Томми смотрит на автомат для продажи газет, потом на Джоди, и на лице у него расцветает улыбка, словно у маленького ребенка, впервые попробовавшего шоколад.

Джоди бросается ему в объятия и нежно целует.

— Мне еще столько всего тебе надо показать.

— Ты что, сказать не могла? — бурчит Томми.

— А как? Разве слова в состоянии передать то, что ты сейчас слышишь и видишь?

Томми принюхивается, словно пытаясь распознать букет вина.

— Нет, я не могу это выразить словами.

— Теперь понимаешь, почему я хотела разделить эти чувства с тобой?

Томми кивает в ответ, но как-то безрадостно.

— С этой стороны все отлично. Но вот с другой стороны…

— С какой еще другой стороны?

— С той, где мертвечина и высасывание крови. Есть хочу.

— Не хнычь, Томми. Нытики такие зануды.

— Я голоден, — настаивает Томми.

Она знает, каково ему сейчас, она и сама не прочь подкрепиться, только как раздобыть пропитание? Доселе она употребляла в пищу Томми теперь пришла пора им обоим отправиться на поиски хлеба насущного (фигурально выражаясь). Занятие малопочтенное, уж она-то в курсе.

— Пошевеливайся, что-нибудь придумаем. Не дуйся. Идем, поглядим на народ на Маркет-стрит. Тебе понравится.

Джоди берет Томми за руку и тащит к главной улице города, где, заполняя мостовые и тротуары, текут туда-сюда потоки туристов, торговцев и психов всех мастей.

Ни дать ни взять реки с притоками.

Реки крови.

— От каждого воняет мочой и грязными ногами, — констатирует Томми, остановившись рядом с аптекой «Уолгринс».

Ранний вечер, привычный вал туристов катится по улицам, словно орда кочевников, снедаемая двумя желаниями — выпить и закусить. Шлюхи, попрошайки, карманники и прочие человеческие отбросы заняли свои места — и оценивают содержимое карманов проплывающей мимо толпы.

Люди из толпы тоже не зевают — держатся за кошельки, за мобильники, стараются не пялиться по сторонам, шагают быстро и целеустремленно.

— Ноги и моча, — повторяет Томми.

— Привыкай.

— Есть на этой улице хоть одни чистые трусы? — вопит Томми.

— Ну и засранцы вы все!

— Успокойся. Люди смотрят. Еще примут тебя за психа.

— А мне-то что за разница?

Джоди смотрит вдаль — она видит за три квартала. Парочка-другая бродяг со злыми слезящимися глазами пристает к прохожим то тут, то там. Подонки, сразу видно. Джоди кивает: вот и добыча. Потом поправляет Томми воротник и дергает за ухо.

— Разница в том, что ты уже неживой, и нечего привлекать к себе внимание.

— Поэтому-то ты и напялила этот изысканнейший наряд?

— Ты же сказал, он тебе нравится.

В этих шмотках Джоди и всегда-то пользовалась успехом, а уж заделавшись вампиром, и подавно. Только внимание публики ей казалось всего лишь знаком доверия, и она не считала свой любимый прикид приманкой. Вот ведь хищница, а? А может, это властолюбие?

— Он мне нравится. Только каждый проходящий мимо мужик запускает глаза тебе в декольте. Я слышу, как у них сердца колотятся. А уж джинсы… Ты, наверное, превращалась в туман, чтобы в них влезть. Ведь так?

Кто-то трогает Томми за плечо. Молодой человек в белой рубашке с короткими рукавами и черном галстуке сует ему под нос брошюру. На обложке большие зеленые буквы: «АЛЛИЛУЙЯ! »

— Ты такой расстроенный, брат. Это тебе поможет.

Джоди прикрывает рот рукой и отворачивается, чтобы скрыть неудержимый смех.

— Чего? — подпрыгивает Томми и поворачивается к молодому человеку.

— Чего-чего-чего? Не видишь, я разговариваю со своей девушкой? Вот с ней. — Томми тычет пальцем в то место, где только что находилась спина Джоди.

— Покажи ему, Джоди, что мы тут с тобой обсуждали.

Джоди мотает головой и делает несколько шагов в сторону. Плечи у нее трясутся от смеха.

— Это послание, — настаивает молодой человек — Оно принесет тебе утешение и радость.

— Я бы тебе сейчас показал и то и другое. Жалко, она удаляется и уносит утешение и радость с собой.

— Но брошюра несет духовное ликование….

— Несет, несет. Только чтоб ты знал, — Томми прикрывает рукой рот и нос, словно собирается чихнуть.

— Я бы охотно обсудил с тобой эту тему, но сейчас двигай домой и подмойся! Ты воняешь как ходячая помойка!

И Томми направляется следом за Джоди. Молодой человек, весь красный, теребит брошюру.

— Не смешно, — ворчит Томми.

Джоди изо всех сил сдерживает смех, но он все равно прорывается фырканьем.

— Нет, смешно.

— Они видят, что мы прокляты? А сама-то ты это сознаешь? Ведь мы прокляты, правда?

— Понятия не имею.

Джоди и вправду никогда об этом не задумывалась, о…

— Разве старикашка обошел эту тему стороной в своем курсе для продвинутых вампиров?

— Я забыла его спросить.

— Чудненько, — произносит Томми с нескрываемым сарказмом.

— Такая мелочь. А еще о чем ты забыла его спросить?

— Мне казалось, время терпит. Я ведь не знала, что мужчина, которого я люблю, соорудит из нас бронзовые отливки в первую же ночь.

— Ну да… в общем… ладно. Извини.

— И где тут правда? — спрашивает Джоди.

— Ты же убила меня, — подсказывает Томми.

— Опять начинается?

— Ребятки, угостите долларом, — раздается голос откуда-то снизу.

У гранитной стены уже закрытого банка сидит бродяга, под слоем грязи не разобрать ни возраста, ни расы. На коленях у него громадный пушистый кот. Перед нищим миска для милостыни и кусок картона, на котором нацарапано: «Я БЕДНЫЙ, А МОЙ КОТ ТАКОЙ БОЛЬШОЙ ».

Томми, для которого все в городе теперь в новинку (в том числе и зрелища вроде этого), останавливается и роется в карманах.

— Смотри, какой огромный кот.

— А жрет-то сколько! Вот и сижу с протянутой рукой, иначе мне его не прокормить.

Джоди пихает Томми локтем: мол, не обращай внимания, идем дальше. Ей, конечно, по душе, что ее парень такой красивый, но иногда он просто выводит ее из себя. Особенно когда она тщетно старается обучить его премудростям ночной жизни.

— Сплошной мех, а? — осведомляется Томми.

— Господин хороший, этот кот весит тридцать пять фунтов.

Томми уважительно присвистывает и вручает нищему доллар.

— Потрогать можно?

— Конечно. Ему плевать.

Томми садится на корточки и тычет в кота пальцем, затем поднимает глаза на Джоди:

— Большой кот.

Джоди улыбается:

— Здоровенный. Пошли.

— Потрогай его.

— Спасибо, не хочется.

— А почему бы вам не отдать его в приют или… не знаю… в общество охраны животных? — спрашивает Томми у котовладельца.

— А на что я тогда буду жить?

— Смените табличку на «Я БЕДНЫЙ, И У МЕНЯ ТЕПЕРЬ НЕТ БОЛЬШОГО КОТА ». Лично я бы проникся.

— Вы — не показатель, — холодно отвечает попрошайка.

— Послушайте, — Томми поднимается с корточек и опять роется в карманах, — я покупаю кота. Даю вам… э-э… сорок до…

Нищий качает головой.

— Шестьдесят?

Нищий энергично мотает головой.

Томми вытаскивает из кармана небольшую пачку банкнот.

— Сто…

— Нет.

— Тридцать два…

— Нет.

— И тридцать семь центов.

— Нет.

— И еще скрепка.

— Нет.

— Это выгодное предложение, — настаивает Томми.

— Почти четыре бакса за фунт.

— Ну и подавитесь на здоровье. Мне совсем не жалко ни вас, ни вашего кота.

— Доллар не верну.

— Ну и фиг с вами.

Томми берет Джоди под руку, и они шагают дальше.

— Чего ты так торговался? Не хватало нам еще зверушек на нашем чердаке.

— Ага. А как насчет пропитания?

— Ну и шуточки у тебя.

— Хотя бы временно. Племя масаев из Кении регулярно пьет кровь у своих коров без видимого ущерба для скотины.

— Стоит нам завести корову, как хозяин нас выставит на улицу.

— То-то и оно.

— Что оно?

— Выставит, это точно.

Томми разворачивает Джоди на сто восемьдесят градусов, и они опять подходят к нищему с котом.

— Беру животное напрокат, — говорит Томми.

— Вы можете устроить себе перерывчик, а кот погостит у моей тетушки. Она инвалид и не может явиться лично.

— Нет.

— На одну ночь. Сто тридцать два доллара и тридцать семь центов.

Хозяин кота поднимает одну бровь. Корка грязи на лбу идет трещинами.

— Сто пятьдесят.

— Вы же знаете, у меня нет такой суммы.

— Тогда пусть рыжая покажет сиськи. Томми переводит взгляд на Джоди, потом на кота, потом опять на Джоди.

— Нет, — сухо произносит Джоди.

— Нет, — изображает обиду Томми.

— Как у вас только язык повернулся предложить такое?

— Одну сиську, — сбавляет цену нищий.

Томми смотрит на Джоди. В ее зеленых глазах читается: «Я тебе такое устрою, что бригады хирургов не хватит проковырять тебе заново задний проход».

— Ни за что, — говорит Томми. — Сиськи рыжей не в теме. — Глаза у него так и бегают: Джоди — нищий; нищий — Джоди.

Попрошайка пожимает плечами:

— Мне нужен залог. Типа водительские права…

— Конечно, — перебивает его Томми.

— …и кредитная карта?

— Нет. — Джоди наглухо застегивает молнию на своей куртке.

— Да уж ладно вам, — грустит бродяга.

— И так все счастье мимо. Как всегда.

— Я покажу кота тетушке и завтра верну его вам, примерно в это же время.

— По рукам, — соглашается нищий. — Его Четом кличут.

— Ты первая, — говорит Томми.

Они вернулись в свою мансарду. Посреди комнаты на тюфяке возлежит Чет, помесь перса, швабры и, наверное, антилопы-гну. Томми про себя твердо решил не терять самообладания ни при каких обстоятельствах, хотя предвкушение крови уже взвинтило его так, что он готов по стенкам бегать. А почему бы и нет — только смутный страх упасть и останавливает. Нет, не только, — он ведь не салага какой (не то что пару месяцев назад, когда он появился в Сан-Франциско), чтобы принимать все близко к сердцу и позориться перед своей девушкой. Ни за что. Главное не выеживаться и держать себя в руках.

— Нет, ты первый, — сопротивляется Джоди. — Ведь ты еще ничего не ел.

— А ты отдала старому вампиру часть своей крови. Тебе надо поесть.

Хоть она и правда отдала вампиру часть своей крови (после того, что Томми и его кореша учинили с его яхтой и еще кое с чем, вампиру явно следовало подкрепиться), но про себя Томми надеется, что она опять откажется.

— Нет, только после вас, монсеньор, — произносит Джоди с деланным французским акцентом. — Я настаиваю.

— Ну уж если мадемуазель настаивает… Томми изготавливается и кидается на кота.

С чего начинать, он понятия не имеет, но перед глазами у него здоровая красная аура животного, а в ушах — стук кошачьего сердца. Этот стук отдается в голове лопающимся звуком, словно кто-то давит пузырьки на упаковочном пластике. Звук этот усиливается, начинает зудеть нёбо. Что-то с силой впивается в нижнюю губу. Томми отрывается от кота и улыбается Джоди. Та визжит и отскакивает в сторону.

— Пфомафка, — шамкает Томми.

— Вижу, — отвечает Джоди.

— А фто ты так пефепуфалась?

— От неожиданности. — Джоди старательно отводит глаза, будто перед ней пламя сварки или полное солнечное затмение, на которые нельзя смотреть без темных очков.

Собравшись с духом, она понукает Томми:

— Давай, давай. Осторожненько. Не перестарайся.

— Ффяс, — скалит зубы Томми. Джоди поспешно отворачивается.

Томми заключает кота в объятия (вид у животного куда более равнодушный, чем у обоих вампиров) и кусает.

— Ферт фофери! — Томми поднимается с колен и пытается счистить с языка кошачью шерсть. — Гафость какая!

— Стой смирно! — Джоди обирает у Томми с лица прилипшие волоски, приносит из кухни стакан воды и бумажное полотенце и вытирает Томми язык.

— Прополоскай рот. Только не глотай. А то стошнит.

— Пфоглофиф тут фто-нибуфь! Не отплеваться!

Выгребая у Томми изо рта остатки шерсти, Джоди цепляется пальцем за правый клык.

— Ой! — Она резко отдергивает руку и сует палец в рот.

— О господи! — Томми хватает Джодин палец и сует в рот себе.

Глаза у него закатываются, из груди исторгается стон.

— Не надо, — выстанывает Джоди, вцепляется зубами в руку Томми и припадает к любимому, как рыба-прилипала к акуле.

Томми рычит, поворачивает Джоди к себе задом и бросает лицом на тюфяк. Не отрываясь от его руки, девушка сдвигает волосы в сторону, и Томми вонзает зубы ей в шею. Во рту у Джоди булькает кровь, в которой вязнут восторженные крики. Чет шипит и забивается под кровать. Звуки рвущейся одежды и рык хищников наполняют комнату.

Вся ирония заключается в том, что здоровенный котяра Чет даже не замечает, насколько эти звуки напоминают об игрищах настоящих больших кошек.

Четыре