На Земле Чаунской / И. И. Молчанов. - Анадырь: Крайний Север, 2007. - 292 с.

Таким образом, Игорь Молчанов представился мне великолепным журналистом. И всё бы было хорошо, но будучи неплохо осведомленным о двойных стандартах освещения общественной (и не только) жизни в районах Крайнего Севера и местностях к нему приравненных, я не стал торопиться с выводами.

Отвлекусь на минуту. В январе 2005 года я имел непродолжительный, но весьма содержательный (в части освещения двойных стандартов) разговор, пусть не с журналистом, но с членом Союза писателей России: тогдашним директором-редактором "Полярной Звезды", Соловьевым Ю.И.

Соловьев Ю.И. Сентябрь 2003 – октябрь 2006г. Директор-редактор газеты "Полярная звезда".

В ту пору, в очередной раз, предстоял мне недальний путь, в село Рыткучи, где надлежало мне корпеть дежурным электромонтером (ДЭМом) на местной подстанции. И жить мне там предстояло что-то где-то около года. Минимум. Перспектива – не очень веселая, но, если есть подстанции, должен же кто-то на них дежурить?

Повод для визита в редакцию "Полярной Звезды" был выбран самый, что ни на есть, эпатажный: еще в декабре 2004 года в "Полярной Звезде" были напечатаны мои стихи. И вот одно из стихотворений, Соловьев Ю.И. немного отредактировал: самовольно изменил целую строку, полагая, что так будет лучше! В общем-то, мне глубоко параллельно "как будет лучше". Мне важно, чтобы было как у меня! И править свои стихи, без моего ведома, я никому, никогда не позволяю. Прецеденты были. Но, сейчас – не об этом.

Так как мне довелось, практически, впервые столкнулся с интеллигентом северного пошиба, скандал, в тот раз, закатывать я не стал. Да и встретил меня Соловьев Ю.И. очень приветливо. Скромный такой, в очках. Голосу тихого. Сама любезность. Ну как можно, на такого, орать?

Поговорили о стихах. Перешли на отвлеченные темы:

– Куда путь держите, Олег Николаевич?

– На Чаун… (Чаун – прежнее название села Рыткучи. О. Кирюшин).

– Ну, и как там, на Чауне?

– Да все так, как-то, без перемен. Народ пьет и закусывает. А чего сами туда не поедете? Не ознакомитесь, так сказать, на месте?

– Боже избавь! Да вы в своем ли уме, Олег Николаевич. Тоже скажете: съездить! Там же и убить могут. Да и пьяницы там сплошные.

– Ну, и как же вы пишите про житье-бытье этих пьяниц?

– Да, по телефону созваниваемся. Они нам говорят, что да как, а мы потом, тут пишем.

Лучше бы он мне этого не говорил! Потерялся у меня, в тот момент, всякий интерес к Соловьеву Ю.И. Вот такие, оказывается, члены Союза писателей России обретаются в Певеке! И вот какое "неведенье" поставляют они в массы посредством "Полярной Звезды". Взял я тогда на заметку данный факт, и с той поры, с Соловьевым Ю.И., к великой радости своей, ни разу больше не встретился.

Книга "Четыре страницы Певека" попала мне в руки в 2010 году. Отлеживался я, в то время, в Чаунской районной больнице (что-то там с почками) и, пользуясь свалившейся на мою голову массой свободного времени, писал собственную повесть о людях и судьбах Крайнего Севера. О чем и о ком, собственно, была повесть, я в тот момент, никому не говорил, но народ как-то самостоятельно докопался: огульно Кирюшин пишет о Крайнем Севере. Гадко. Надо бы его как-то на путь истинный наставить. Роль наставника, в сём благородном деле, взял на себя Норма' Владимирович Лиджиев – тогдашний врач-травматолог, ныне благополучно обретающийся где-то в ЦРС (Центральные Районы Страны). Подошел он как-то ко мне и проникновенно молвил:

– Не пиши так о Певеке.

– А что так, Норма' Владимирович?

– Напиши о Певеке хорошо. Плохо о нем уже писали.

И тут он положил на тумбочку книжку Игоря Молчанова "Четыре страницы Певека". Пообещав "наставнику" сделать все, что в моих силах, я продолжил работу над своей повестью, а "Четыре страницы Певека", полистав для порядка, забросил далеко на полку. Ибо показалось мне тогда, что, кроме просоветской лабуды, ничего примечательного в этой книжке нету.

Шло время. Закончил я писать свою повесть. И вот как-то, в 2016 году, дошли у меня руки до "Четырех страниц Певека". Решил я таки ее почитать. Что же в ней плохого, захотелось мне узнать. Начал читать. Как положено: с первой страницы. Указ Президиума Верховного Совета РСФСР о преобразовании рабочего поселка Певек в город районного подчинения не произвел на меня должного впечатления... Ну, не лезет чтение в голову. Что тут поделаешь?

И тут меня осенило. Книгу-то писал не писатель. Книгу писал журналист. А это, как любят говорить в Одессе, две большие разницы. Писателю необходимо приковать внимание читателя к своей книге с первых строк, в противном случае, читатель забросит книгу куда подальше. Отсюда, писателю надо пускаться на хитрость, дабы превратить замогильную историю в анекдот, хорошо читаемый, а главное, вызывающий доверие публики.

А вот можно ли подобные вещи допускать журналисту? Уместно ли иметь свое мнение по поводу описываемого вопроса? Журналист, в отличие писателя, оперирует фактами. А факты – вещь упрямая. Тут, как говорится, ни убавить, ни прибавить. В сложившейся связи, увлекательного чтива из очерка Игоря Молчанова, априори, быть не могло. Пришлось набраться терпения и читать, читать, читать…

Исторический очерк "Четыре страницы Певека" разделен на четыре части, именуемых у Игоря Ивановича страницами. Четыре части – четыре страницы. Вот вам и название.

Страница первая

В "Первой странице" автор рассказывает об истории названия Певека, а также – о первооткрывателях земли Чаунской, отчаянных и смелых людях, побывавших в первой-второй половине XVII века на территории нынешнего Чаунского района.

Вот что записал в своем дневнике Я.И. Линденау – участник второй Камчатской экспедиции (1733-1743): "Чукоцкая земля существенной себе границы не имеет, но токмо едино то есть известно, что которые оленные чукчи ходят по хрептам Анадырской вершиныдо имянуемого Чукоцкого носа, и те завсегда кочуют, а пешие чукчи живут для ловления белых медведев около Шалагинского носа, который тако называетца, потому что около тамошняго места живали народы, имянуемые шалагинские , и от того Шалагинского носа кругом по морю до реки Нерпиша местами жительство имеют ".

Я.И. Линденау

Побывал в этих краях отчаянный купец – земляк великого мореплавателя Семена Дежнева – Никита Шалауров (фото найти не удалось. О. Кирюшин). Побывал дважды. В 1762 и в 1764 годах. Отсюда он уже не вернулся. Навеки остался в названии косы Шалаурова, небольшого скалистого островка к востоку от мыса Шелагского, у входа в губу Нольде.

О Шелагском мысе писал в своих дневниках и бесстрашный доктор К.Г. Берк – участник экспедиции И.И. Билингса, которая проходила по северным морям в 1785 – 1795 годах.

лллл И. И. Биллингс

Вот так, собственно, начиналось освоение Северного морского пути, в результате чего стали вырастать на Чукотке села, поселки, города. Но, обо всем этом сейчас можно почитать в интернете, в коей связи, я тут не добавил ничего особо нового.

Одним из первых свидетельств о Певеке являются воспоминания известного писателя Тихона Семушкина (1900-1970), автора романа "Алитет уходит в горы". В 1926 году он возглавлял статистико-экономическую экспедицию по Чукотскому уезду. И, только в 1948 году он написал свой роман, встреченный не очень-то ласково. По мнению немецкого слависта В. Казака "Художественные недостатки прозы Сёмушкина столь заметны, что совершенно не дают проявиться возможностям, заложенным в необычности данного фольклорного материала".

К сожалению, кое-чего о Тихоне Семушкине и его романе нет в очерке Игоря Молчанова, а потому мне пришлось самому до всего этого доискиваться. В частности, полистать немного книгу И.В. Тибилова

Т. З. Семушкин "Благословенные времена презренного застоя" (2004).

(И.В. Тибилов. Почетный гражданин г. Певек. Ныне проживает в г. Санкт Петербург).

Удалось мне прочитать в "Благословенных временах презренного застоя" о том, что прототип главного героя "Алитета…" жил и творил на территории нынешнего Чаунского района Чукотского автономного округа. Феодал, не принявший Советскую власть по идейным соображениям, прототип бегал по тундре аж до 1935 года (!). Потом его поймали. Но, не расстреляли. А посадили в тюрьму. И сидел он именно в Певеке. До 1943 года сидел. Думала Советская власть наставить прототипа на путь истинный, но ничего у нее из сей затеи не вышло. Сидел себе прототип на казенных харчах и становиться на путь истинный не желал. И вот, в 1943 году, ему показали газету, из коей следовало, что 2 февраля 1943 года, была ликвидирована окруженная в городе Сталинград 6-я армия под командованием Фридриха Вильгельма фон Паулюса. (Кстати, приставка "фон" попала в имя генерал-фельдмаршала по недоразумению. Его семья не имела дворянских корней).

Прочитал прототип данную статью, да в ту же ночь хладнокровно повесился. Носочки расплел, петельку изготовил, и был таков. Вроде бы незначительная деталь. Мало ли уголовников вешались в различные времена, по различным камерам, и различным мотивам. Но, давайте, на минутку, остановимся на прототипе "Алитета…". Потому как прототип был чукчей. Что мы знаем о чукчах, как о таковых? В народе бытует прочно устоявшееся мнение: чукчи – герои анекдотов, беспросветные пьяницы ит.д. и т.п. И только немногие знают, что чукчи – смелые отчаянные воины! Не больше и не меньше.

В книге Игоря Молчанова "Четыре страницы Певека" об этом упомянуто вскользь, одним абзацем: "С началом XX века и особенно с установлением Советской власти Чукотка привлекает к себе еще более пристальное внимание. История свидетельствует о кровопролитных столкновениях в просторах Чукотки, в том числе и Чаунского района между теми, кто утверждал Советскую власть и теми, кто сопротивлялся ей…".

А что же творилось на Чукотке до XX века? Неужели все было тихо и гладко? Небольшой исторический экскурс поможет современным читателям "Четырех страниц Певека" восполнить сей пробел.

Первое упоминание о чукчах, как о более многочисленной народности относится к 1641-1642гг. На реке Алазея они оказали сопротивление ясачным сборщикам, о чем казаки сообщили в своей челобитной. Это было первым для русских известием о неведомой дотоле народности. Приход на Чукотку русских положил конец вековой изолированности этих этносов каменного века, но и принес с собой новые проблемы.

Все это сказано слишком мягко, дабы представить себе истинные отношения, складывающиеся между чукчами и русскими той поры. К 1720 году во всей Сибири совершенно непокорённой оставалась лишь территория населенная чукчами, ограниченная с запада и юга реками Чаун и Анадырь и равная по площади современной Германии. Война между Российской империей и чукчами длилась 150 лет. И в 1747 году чукчам удалось разгромить русское войско! (Е.И. Подражанский, СПб).

Случилось это при следующих обстоятельствах. В 1742 году вышел указ, подписанный "кроткой" императрицей Елизаветой:

"На оных немирных чукч военною оружейною рукою наступить и искоренить вовсе, точию которые из них пойдут в подданство Ея Императорского Величества оных так же жён их и детей взять в плен и из их жилищ вывесть и впредь для безопасности распределить в Якутском воеводстве по разным острогам и местам между живущих верноподданных". Ответственным назначался иркутский вице-губернатор, статский советник Ланг, а исполнителем - якутский воевода майор Павлуцкий.

Долго они там воевали. И вот как-то, Павлуцкий, с авангардом из 130 человек и одной пушкой, оторвался от главных сил и в устье реки Орловой настиг противника. Чукчи находились на скале. Русские дали лишь один залп – перезарядить ружья и пушку они не успели. Чукчи скатились с горы, и – начался рукопашный бой. Потеряв 90 человек убитыми и более 40 ранеными, казаки и солдаты бежали. Чукчам досталась пушка, знамя и 40 ружей. Среди погибших были: сам майор Павлуцкий, два сотника и пятидесятник. Это случилось 21 марта 1747 года. После этого поражения походы вглубь чукотской территории не предпринимались. Русские перешли к обороне.

Таким образом, Российская Империя, победившая в войнах XVIII века Швецию, Пруссию Фридриха Великого, Турцию и уничтожившая Польшу, потерпела поражение от чукчей. Только в 1788 году, после долгого отчуждения, была открыта ярмарка на реке Анюй для торговли с чукчами. Торговая пошлина представлялась как ясак. Коммерция победила войну и вражду.

Для "сохранения лица" Россия делала вид, что владеет Чукоткой, а другие державы делали вид, что признают это. На всех картах Чукотка обозначалась российской, аж с середины XVII века, со времён плавания Дежнёва. Однако в своде законов российской империи были следующие статьи: "чукчи народ не вполне покорённый, на своей территории управляются и судятся по собственным законам" и "ясак платят количеством и качеством какой сами пожелают и когда пожелают". Лишь в 1912 году появилась на Чукотке российская администрация – семь человек, но она воспринималась, скорее всего, как одна из торговых факторий. Чукотка действительно вошла в состав России только при советской власти: в конце 1920-х годов.

Данный этап истории освоения Чаунского района в "Четырех страницах Певека" отражен более чем – хорошо. Впервые я читал строки журналиста Советской поры об элите советской власти: коммунистах, жировавших на высоких постах! Впрочем, мне хотелось бы процитировать самого Игоря Ивановича:

"В сознание многих уже прочно вбито представление о том, будто после Октября 1917 г. выиграла только элита новой власти. Везде и поголовно. Не пытаемся спорить, но познакомим читателей с фрагментом докладной записки секретаря Чаунского райисполкома А.В. Шурыгина, адресованной 16.VIII.1939 г. председателю Чукотского окрисполкома Тевлянто.

Как вам известно, здания исполкома, которое действительно отвечало бы требованиям для создания нормальных условий работы нет. Сидят в исполкоме один на другом, за одним столом по нескольку человек, один отдел работает на квартире.

Хочу остановиться на своем хозяйстве. В ведении исполкома имеются дома, собаки, сараи, здание исполкома. Целый ряд вопросов, вплоть до ассенизации приходится разрешать мне. От этого получается не работа, а дерганье, а так как подчас уборные убирать некому, то приходится лично заниматься этим вопросом. В общем, дело доходит до смехотворства ".

Это сейчас можно писать, о чем хочешь и как хочешь. Особенно, за свои деньги. Но, рукопись Игоря Молчанова год пролежала без движения. И, если бы не полиграфисты, во главе с тогдашним директором типографии – А.С. Литвин, не увидеть бы "Четырем страницам Певека" своего читателя, ни тогда, ни тем более, сейчас. Сам автор, по поводу "молчания" рукописи пишет просто: Много воды утекло. Такого, чтобы жизнь в Певеке с каждым днем все более ухудшалась, город за свою историю не знал. Люди из Певека стали вырываться. Как из неволи. Вот так вот просто и незамысловато. Но, об этом разговор – впереди.

Далее, в "Первой странице", автор пишет о Дон-Кихотах своего времени, о рыцарях идеи, которой они верно и бескорыстно служили. Это она, идея братства и равенства, побуждала этих рыцарей забывать о себе, отдавать все силы и здоровье делу, которому они истово и фанатично служили. Так это или нет, судить не берусь. Через призму времени все герои несколько трансформируются. Сегодня они одни, а завтра – совсем другие. Я лишь попытаюсь обозначить тех людей, о которых пишет Игорь Молчанов в своем очерке. Людей, имя которых срослось с историей Певека. Вот эти люди:

Сергей Владимирович Обручев (1891-1965).

Марк Исидорович Рохлин (1911 – ????)

Борис Никонович Ерофеев (1907 – 1990)

Иван Николаевич Зубрев (?)

Игорь Евгеньевич Рождественский (1923 –1993)

Николай Иванович Чемоданов (1917 – 1969)

Олег Михайлович Куваев (1934 – 1975)

Наум Филиппович Пугачев (1905 – 1942)

Я нисколько не сомневаюсь, что все люди, о которых написал Игорь Молчанов, оставили след в становлении и развитии Чаунского района, в общем, и Певека – в частности. Хотя, и здесь не воздержусь от замечания: стоило бы отыскать в справочных материалах хотя бы годы жизни этих людей. Я уж промолчу о фотографиях (пришлось мне самому искать фотографии, устанавливать годы жизни ). В противном случае, замечание автора: "Беспамятство – категория безнравственная", бьет по самому Игорю Ивановичу. В благословенном Советском Союзе идеологической обработке предавался столь сакральный смысл, что даже выдуманные герои имели свой портрет и свои годы жизни.

Уделить особое внимание из этого списка мне захотелось Н.Ф. Пугачеву. В отличие от людей дела: геологов, писателей, коих кратко описал Игорь Молчанов, Науму Филипповичу – партийному босу, автор посвятил больше всего страниц в своем очерке. Пугачев был несгибаемым большевиком. Он правильно понимал линию партии, а также – верно и самозабвенно, с самопожертвованием, проводил эту линию в жизнь.

Не буду лукавить. После смерти, о несгибаемых большевиках, в народе, как правило, отзываются примерно так:

И сойдешь ты в могилу... герой,

Втихомолку проклятый отчизною,

Возвеличенный громкой хвалой!..

(Николай Некрасов. Размышления у парадного подъезда)

Первый секретарь Чаунского райкома партии предстает перед читателем чуть ли не святым XX века, выведенный Олегом Куваевым в романе "Территория", в образе Марка Пугина. Так ли это на самом деле?

Вот что пишет сам Молчанов:

"Ничего удивительного в этом нет. Время всегда диктовало свои требования писавшим, которые вынуждены были нередко лавировать, чтобы хоть что-то рассказать о человеке, заслуживающем того, чтобы о нем знали другие".

Автор "Четырех страниц Певека" не может обойти молчанием жизнь Н.Ф. Пугачева. В качестве доказательства он приводит запись из личного дневника Наума Филипповича: "Мне по году не платили зарплату, сам строил себе жилье, собирал по берегу топливо, замерзал в тундре и тонул в море".

Чем же так покорил Н.Ф. Пугачев современников? Ну, хотя бы тем, что Пугачев был из тех руководителей, которые не боялись открыто говорить о перегибах, о своих ошибках. В Чаунском районном архиве имеются тезисы известного выступления Пугачева на первом пленуме Чаунского райисполкома (19 ноября 1933 года). Вот некоторые из этих тезисов:

"Чаунский райисполком, как и райком партии, организован и приступил к работе 10 августа 1933 г. До этого в районе Советской власти не было. Правда, сюда в прошлый год из Анадыря были присланы пароходом работники по организации райисполкома: тт. Косицын, Чернышов, Кругляк, Козлов. Они с представителем округа т. Ниловым проводили здесь собрание, которое назвали первым съездом. На нем присутствовало 29 человек, чукчей. Это надо приписать им как заслугу. А вот дальнейшая их работа была антисоветской.

Партия и Советская власть поручили им вести работу по советизации района. А что они делали этот год? Получали зарплату, пьянствовали, насиловали чукчанок, варили самогон и спорили где власть лучше – в Америке или в СССР. А чукчи смотрели на них, как на представителей Советской власти и говорили, что это власть плохая.

Тов. Чернышов, будучи утвержденным округом заврайфо, никакой работы не вел. Он поехал на Кремянку, организовал там самогонный аппарат, пил беспробудно…

Товарища Козлова округ прислал секретарем райисполкома. Что он сделал за этот год? Все время пьянствовал, насиловал женщин, и к тому же изнасиловал 15-летнего парнишку – чукчу. Все присутствующие об этом случае знают, потому как Вальгиргин рассказал чукчам. Разве мы должны это замалчивать? Нет, жуликам, проходимцам места не должно быть, они настраивают чукчей против Советской власти. Я скорей умру, чем допущу это.

Тов. Кругляк был прислан инструктором райисполкома и парторгом. Он ничего не делал, кроме того, что пьянствовал…

Т. Косицын, этот хоть и наделал многого, но перестроился работает удовлетворительно. Но я не могу сказать того, что т. Косицын участвовал в соболевских балах(Соболев – зав. факторией) и расстреливал зеркало с нагана, преподнес имениннице соболевской бочку варенья, заразился триппером.

Об Андреевой и Котельниковой. На прошлом заседании райисполкома т. Котельникова после моей критики упала в обморок, а на второй день написала записку: "Это вам не Хабаровск, а Север, смотрите…" Я не пугаюсь, т. Котельникова, вашей записки. Большевики нигде не испугаются, не думайте, что я приспособлюсь к вам.

Бурматов – все дефициты – отпускал чукчанкам только после половых сношений. Даже этот старый кобель Поваров и тот применял этот метод, ведь об этом же знали Чернышов, Косицын, Козлов и Кругляк и только смеялись.

Разве вас послали сюда показывать таким образом советскую торговлю? Вы дошли до подлости. Я считаю, что эти действия мы осудим как антисоветские, разъясним чукчам, что Советская власть хорошая, она хочет, чтобы чукчам жилось хорошо. Так учит партия, Советская власть…".

Данный документ, несомненно, свидетельствует о том, что Н.Ф. Пугачев был поистине мужественным человеком. Секретарь райкома партии никогда не был слепым исполнителем воли партии. Будучи человеком честным, Н.Ф. Пугачев, в довольно короткий срок сумел увидеть честность, порядочность и бескорыстность коренных жителей Чаунского района. Через три месяца после приезда в Певек, Наум Филиппович разговаривал с чукчами на их языке! И чукчи буквально привязались к этому человеку. Приезжая из тундры в Певек, они первым делом, шли в землянку Пугачева. Пили чай, ели сахар. Даже – если хозяев не было дома. О привязанности чукчей к Пугачеву говорит такой, единичный в своем роде, факт: в семье оленевода родилась девочка. Родители назвали ее Наумом! Все доводы о том, что девочка должна иметь женское имя, разбились, как о стену – горох…

Наум Филиппович Пугачев скончался в городе Магадан. В возрасте 37-ми лет. Символическая дата. Игорь Молчанов, заканчивая свои записи о Пугачеве, написал: "Некоторые певекчане давно предлагали перезахоронить его останки в Певеке и установить ему памятник. Но нет в Певеке памятника Н.Ф. Пугачеву. Несколько лет назад с фасада одного из домов "его улицы" исчезла мемориальная доска. Она треснула, а восстановление ее затянулось на многие годы. Неизвестно, появится ли?".

Пока – не появилась. А что касается памятника, то в Певеке нынешней поры вовсю муссируется слух о том, что памятник собираются ставить. И даже – разбить сквер. Но, не в память о Н.Ф. Пугачеве, а в память о Милинском Л.И. – почетном гражданине города Певек. Но это – совсем другая история.

Страница вторая

Во "Второй странице" Игорь Молчанов рассказывает о черной истории Чаунского района. Автор пишет о заключенных. Он утверждает (вполне обоснованно), что тема эта практически нетронутая. И на то время – практически неподъемная. Ибо на момент написания "Четырех страниц Певека" автор мог располагать исключительно рассказами очевидцев, переживших ужасы ГУЛАГа на территории нынешнего Певека. Развенчивая миф двуличной советской власти, автор пишет: "В периодике, вплоть до последнего времени, упорно и настойчиво рассказывалось, будто Певек и район развивались исключительно энтузиазму первопроходцев и их последователей, молодежи, приезжавших в эти стылые места по зову сердца и комсомольским путевкам". Попутно он представляет читателям справку, опубликованную в журнале "Социологические исследования", в №7 за 1991 год: "...только на золотодобыче в Дальстрое на 1 сентября 1948 г. было занято 117359 заключенных…". Десятки тысяч заключенных, на плечи которых, несомненно, легла самая ломовая работа.

Определяя насилие и унижение, подлость и коварство, грубость и заискивание как норму жизни в лагерях сотен тысяч человек, автор резонно замечает: "В такой атмосфере вырастало поколение новых духовных маргиналов, которые пошли в мир, чтобы, может быть, когда-нибудь, взять реванш…".

На примере А.В. Тюмина (1928-1992), Игорь Молчанов рассказывает о горькой судьбе заключенного, отбывавшего срок в Певеке. Александр Васильевич Тюмин арестован 19 марта 1953 года по обвинению в совершении преступления, предусмотренного ст. 58-10 ч.1 УК РСФСР (антисоветская агитация). Приговорен к восьми годам лишения свободы с поражением в гражданских правах на пять лет. Отбывал наказание в Певеке. После отбытия наказания, остался в Певеке жить.

22 февраля 1953 года, военнослужащий Тюмин, в состоянии алкогольного опьянения, исполнил перед сослуживцами частушку:

Бабушка, куда идешь,

Чего под фартучком несешь?

Просят шерсти на налог,

Несу последний хохолок.

Частушка эта имела для исполнителя самые неприятные последствия. Вначале ему объявили 20 суток гауптвахты, за клевету на советскую власть. Отсидел Тюмин на губе до 5 марта. Как известно, в этот день протянул ноги Иосиф Виссарионович Сталин. И, хотя, воинская часть, в которой служил Александр Тюмин, находилась на Чукотке, весть о кончине генералиссимуса очень быстро туда дошла. И все, сидящие на губе, стали ожидать амнистию. И показалось в тот момент Тюмину, что все закончилось. Пронесло. Нет, не пронесло. Через месяц состоялось заседание "тройки", и – приговор: восемь лет заключения, пять – по рогам (поражение в правах).

Но, мир – не без добрых людей! В конце 1956 года Александр Васильевич был освобожден постановлением Президиума Верховного Совета. Фактически, частушка обошлась ему в 3 года и 4 месяца. Из своего заключения вынес А.В. Тюмин три постулата: не слышать, не знать, не видеть. "Знающие" люди могут мне возразить: Три постулата – не верь, не бойся, не проси! Возможно, что так оно и есть. Хотя, я лично считаю вот эти вот "не верь, не бойся…" неким отголоском блатной дешевой романтики. Всего лишь.

Я не ставил перед собой цель переписывать злоключения А.В. Тюмина целиком и полностью. Это, до меня, блестяще сделал Игорь Молчанов. От себя же, хочу заметить, что образ А.В. Тюмина, описанный в "Четырех страницах Певека", вначале нулевых был использован в документальном фильме Аркадия Сухонина "Чаун-Чукотка на рубеже веков". Но сам Игорь Молчанов, ни в самом фильме, ни в его титрах, упомянут не был.

В своей попытке открыть широкому читателю черную историю административного центра Чаунского района, автор пробует рассказать о Певеке 50-х годов прошлого столетия. Потому как представлял Певек собой, в то время, своеобразную лагерную зону, где самый главный атрибут – сторожевая вышка и колючая проволока, непонятно кого от кого отгораживающая.

В 1951 году в Певеке уютно расположились три отдельных лагерных пункта (ОЛП). Содержалось в них около 7,5 тысяч заключенных.

В Певеке нынешней поры, состав населения едва ли дотягивает до 4-х тысяч человек (О. Кирюшин).

В те годы, в местах заключения, шла яростная непримиримая борьба между "ворами в законе" и "ворами - суками". Отличались одни от других тем, что те, которые "в законе", воровского кодекса не нарушали, а те, которые "суки", в годы войны держали в руках оружие, защищали власть, помогали ей (!), что по воровским законам есть тяжкое преступление. Симпатии лагерного начальства были, конечно же, на стороне "воров-сук".

Но никакие симпатии, никакого лагерного начальства, не могли помешать кровавым стычкам между "ворами". Потому как лагерная администрация оказалась неспособной предотвращать столкновения группировок, лидеры которых устанавливали свои порядки в лагерях. И тогда в ход пускались автоматчики. Осужденный на 25 лет, некто А.И. Залогин, в 1952 году написал Сталину письмо. В письме этом он описывал Певек и его нравы в июле 1950 года, когда Залогин на пароходе "Декабрист", со товарищи, был доставлен сюда для прохождения дальнейшего срока заключения.

Вражда группировок приняла такие масштабы, что число убийств, освободившихся из лагерей в 1953 – 1954 годах, превысило число убийств в самих лагерях. Перед таким напором оказались практически бессильными правоохранительные органы. Обстановка осложнялась еще и тем обстоятельством, что Певек и район не могли обеспечить всех заключенных работой. Отбывшие наказание зеки, в количестве, как правило, 2-3 тысяч человек, к зиме оставались в Певеке. Они ожидали выезда в Центральные Районы Страны. Не имея работы, жилья и средств к существованию, люди эти начинали промышлять "по специальности": как правило, воровской и грабительской.

А ведь в подобной обстановке надо было жить, любить и работать. Трудно, сейчас, себе представить, как в такой обстановке жилось человеку нормальному, не заключенному. Как пережить подобное, и остаться человеком? Нормальным человеком, живущим по человеческим законам, не приемлющим догмат: кто сильнее, тот и прав.

Ну, конечно же, в подобной обстановке, люди не сидели, сложа руки. Принимались жесткие меры для преломления ситуации и взятия ее под контроль. Лагерная администрация старалась подбирать контингент таким образом, чтобы в нем было как можно больше заключенных по одной и той же статье. Подобная практика обособления заключенных приводила к тому, что лидеры обособленных группировок устанавливали свои порядки, что способствовало, в свою очередь, нарушению режима заключенных. Многие зеки не возвращались с работы в зону, селились в ветхих домишках Певека и чувствовали себя полными хозяевами в Певеке.

Руководство горнопромышленных управлений, Чаунского и Чаун-Чукотского, в октябре 1951 года издали приказ об образовании штаба по борьбе с преступностью. Предусматривалось круглосуточное патрулирование Певека, прочесы и облавы всех районов поселка. Спиртное отпускалось по специальным пропускам: не более двух бутылок в одни руки, на неделю. Все это несколько сдерживало разгул преступности в Певеке.

Но, невзирая на принимаемые меры, в Певеке, нередко возникали периоды, когда в поселке ежедневно происходили убийства, грабежи, разбои, изнасилования. А в райотделе милиции служили 5 милиционеров, при положенных – 16-ти. Из транспортных средств Певекская милиция располагала одной-единственной неполной собачьей упряжкой. А в лагерных пунктах не хватало конвоя…

Обстановка особенно осложнилась, когда по указу от 27 марта, в 1953 году, из лагерей Чаунского района было освобождено около 6,7 тысяч заключенных.

В то же самое время, трудно объяснить завышенные заявки руководства предприятий на рабочую силу. Добиваясь, иногда через самые высокие инстанции страны, выполнения своих заявок, руководство предприятий, после выполнения этих заявок, не знало куда собственно, девать заключенных. Это приводило к тому, что все лагерные пункты переуплотнялись до чрезвычайности. А дальше возникала цепная реакция. Из положенных, на одного зека, 1,5 квадратных метра жилой площади, заключенному доставалось в два раза меньше: 0,84.

Условия содержания в лагерях были, мягко говоря, крайне неудовлетворительными. В 1954 году такие условия стали причиной объявления заключенными двух голодовок. Случилось это в лагере "Северный". Для разрешения конфликта в Певек пришлось приехать тогдашнему начальнику Дальстроя и первому секретарю Магаданского обкома партии.

В 47-ми километрах от Певека, в лагпункте №1, содержались заключенные, больные венерическими заболеваниями. Кто из нас не болел? Ну, хотя бы в детстве? Ничего постыдного в этом нет. Как любят говорить врачи: Болеть – не стыдно, стыдно – не лечиться.. И больные из лагпункта №1 лечились. По возможности. Медики из Певека приезжали к ним 2-3 раза в год. Но, самым примечательным было не это. Самым примечательным было то, что в лагпункте №1 не было собственной бани. В коей связи, зеки мылись и стирали белье в бане работников дорожно-эксплуатационного участка. В составе лагпункта №1 было от 50 до 70 заключенных. А медики просто писали характеристики условий содержания: "…заключенные завшивлены, бараки заклоплены".

Впервые попав на Чукотку, я конечно же, услышал много рассказов о заключенных, об их не очень-то суровом содержании, о том что, типа, их даже не охраняли (!). Мол, ну а куда же ты тут побежишь? Своим очерком Игорь Молчанов начисто опровергает глубоко устоявшиеся стереотипы, присущие большинству населения Центральных Районов Страны. Из лагерей совершались побеги! Вот статистика, приведенная Игорем Ивановичем: "в 1953 г. было 27 случаев побегов, в которых участвовало 37 заключенных, в 1954 г. случаев уже было 40, бежавших – 60 человек".

Даже побывав в тундре, трудно себе представить, как человек мог решиться на побег из лагеря. Сотни километров тундры надо было преодолеть обессилевшему, от голода и холода, человеку. (Впрочем, по одному – не бегали). А ведь по следу шла погоня. Что ожидало беглецов? В лучшем случае – 25 лет лишения свободы, с пятилетним поражением в правах, а в худшем, если уж задержали беглецов вдали от лагеря, – убийство, с обязательной ампутацией кисти руки! Столь варварский способ доказательства пресечения побега, лагерная администрация не приветствовала. Не приветствовала и строго наказывала: кого – замечанием, кого – выговором.

Версию об отрезанных ушах, на которую так любят ссылаться местные русскоязычные долгожители, можно воспринимать как бородатый анекдот. Согласно Игорю Молчанову, ни в одном из документов, не удалось найти подтверждения этому.

Содержались ли в лагерях Певека и района политические заключенные? Да, содержались. Здесь даже побывал Генеральный конструктор С. П. Королев. В своем письме супруге от 29.02.1953 года, он упоминал Певек. Но вот, где именно побывал Сергей Павлович, Игорю Молчанову установить не удалось.

Страница третья

В "Третьей странице" Игорь Молчанов решил ощутить себя писателем. В несколько патетической манере, он описывает, современный ему, Певек. Описывает, как город-работягу. Принадлежит данное определение Певека Олегу Куваеву. Это Куваев так его назвал. Определение это не лишено основания. Справедливого основания. Хотя, на меня лично, определение это не произвело особого впечатления. Выражая мнение достаточной прослойки населения нынешнего Певека, могу сказать, что определение это не совсем соответствует действительности. На нынешнем этапе. Город, может быть, и – работяга, да вот люди в нем, как и везде – разные.

Сам я, как-то особо не задумываясь, отработал в артели "Чукотка" три сезона. Работал мотористом промприбора – человеком, непосредственно промывающим грунт, снимающим золотосодержащий концентрат с прибора, ну и так, по мелочи: куда пошлют.

Много позже, по телевизору, довелось мне смотреть документальный фильм о старателях Магаданской области. Рассказывая о некой артели, автор фильма самозабвенно врал о том, что только человек особой силы, особого склада характера, особого и так далее, может стать старателем! Слушая откровенную чушь, вспомнил я анекдот про ворону, которая собралась лететь на Крайний Север. И говорили ей канадские гуси:

– Только сильная птица может долететь до Крайнего Севера!

– Я – сильная птица!

– Только храбрая птица может долететь до Крайнего Севера!

– Я – храбрая птица!

– Только целеустремленная птица может долететь до Крайнего Севера!

– Я – целеустремленная птица