Этому тексту свойственны следующие примечательные черты.
Здесь мы имеем развёрнутый и последовательный рассказ, опирающийся на достаточную информацию, в отличие от текста Сильвестра, скупо передающего смутные слухи.
Текст не содержит никаких противоречий, исторических анахронизмов, невероятностей и легендарно-мифологической примеси (чудес, вмешательства богов и проч.).
Стиль изложения не содержит заметных следов более позднего редактора.
В отличие от безличного текста Сильвестра, здесь мы находим имена конкретных личностей, их деяния и взаимоотношения. Приводимые имена нельзя голословно объявлять вымышленными.
5) Также мы находим конкретные географические указания, термины топонимики, хотя отождествление их на современной карте требует дополнительного исследования.
Изложенные события вполне вероятны, расположены в естественной последовательности, соответствуют историческим реальностям эпохи и географическим данным.
Пространственные границы событий не столь широки и расплывчаты, как у Сильвестра. События сосредоточены вокруг Великого града – предшественника Великого Новгорода.Из рассмотрения изъяты обширная область кривичей, удалённые земли мерян и вепсов, видимо, и часть земель чуди. Т. о., и временное господство варягов, и восстание против них касаются, в сущности, одного города с пригородами. Впрочем, размах описанных военных действий, естественно, выходит за пределы пригородной области.
Нет речи о каком-то объединении или интернациональном восстании разноязыких и разрозненных народов. Население рассматриваемой области этнически славяно-русское, с прибавлением чудского элемента, прижившегося в городе и оставшегося в соседних пригородных селениях.
Упомянутая дань (явно не «по белке с дыма»), не была давней и традиционной, а была просто обычным ограблением побеждённых. Когда терпение оных иссякло, они нашли способ исправить положение, на чём и кончилось их «данничество».
Из всего сказанного следует важный вывод. Автор этого рассказа (Яким) не только жил в местности, где происходили описываемые события, и не только был на 100 лет ближе к этим событиям во времени, но и основывался на источниках, ещё более древних и близких к событиям IX века (возможно, и письменных). По признакам древности, подробности и достоверности следует решительно предпочесть рассказ Якима изложению Сильвестра.
Ещё важнее та общая картина, которая изображена Якимом. Северо-западные славяне отнюдь не были робкими и покорными, готовыми платить дань любым «находникам». Не были они и дремучими лесовиками, недотёпами, не способными к самоуправлению. Города и князей они имели и до варягов. Из возникшей неприятной ситуации они быстро нашли верный выход и удачно разрешили спор в свою пользу. Последующее становление и укрепление новгородской государственности при Гостомысле – вполне самобытное, и происходит отнюдь не от варягов.
Вот почему норманисты старательно игнорировали сообщение Якима – Татищева. Оно полностью уничтожает основной тезис Шлецера – Байера и их эпигонов: неспособность славян к самоуправлению и норманнское происхождение русского государства. Недостаточная осведомлённость Сильвестра и неясность его изложения позволяли норманистам вдоволь фантазировать. Потому Лаврентьевская летопись со вставкой Сильвестра и была объявлена ими непререкаемой истиной, не подлежащей критике.
Что же касается самого изгнания варягов, то сообщение Якима вполне достаточно объясняет его. На помощь жителям Великого града пришёл Гостомысл с дружиной, к нему присоединились восставшие горожане и селяне, и варяги отступили, на чём и кончилась «дань». Читатель, знакомый с летописью, несомненно вспомнит, что подобная ситуация возникла в Новгороде при Ярославе, когда новгородцы перебили распоясавшихся варягов из наёмной княжеской дружины.
И встал род на род…
Знаменитая поэтически-драматичная картина Рериха была вызвана следующим абзацем «вставки»: «И не было в них правды, и встал род на род, и была в них усобица, и воевать начали сами на себя. И решили сами в себе: „Поищем себе князя, иже бы володел нами и судил по праву"».
И здесь опять – безличные предложения, неизвестно к кому относящиеся. Приходится думать, что имеются в виду всё те же, однажды перечисленные племена. И вот имеем странную ситуацию: только что эти племена сообразили объединиться, совместно изгнали варягов и тут же перессорились, вплоть до междоусобной войны. Из-за чего же?
Страна была населена не густо, места всем хватало. Охотничьи и рыболовные угодья были издавна поделены по соглашению, а если возникала потребность в их переделе, то для того были определённые правила, как раз во избежание военной распри. При родовом строе, который тогда господствовал на сей территории, хозяйство было почти натуральным, экономических причин для жестокой вражды не было. Не сложился ещё военно-феодальный класс, для которого война была обычным способом обогащения. Фанатичная нетерпимость мировых религий к инаковерующим ещё не затронула эти земли. «Языческие» религии были не в пример терпимее друг к другу, чем усердно расхваливаемые «мировые». Столкновения на религиозной почве были чужды «варварам», которые по своей дикости не понимали, что можно ненавидеть и убивать соседей только потому, что они молятся другим богам. В Элладе каждый полис имел своих богов-покровителей, и это не было причиной войн. Среди римлян были поклонники не только Юпитера, но и Митры, и Изиды, а германцы, служившие в римском войске, продолжали поклоняться Вотану. Русь Х века клялась как Перуном, так и Велесом. Могла иметь место кровная месть, но для её завершения и прекращения тоже существовали веками установленные обычаи. Да и не могла кровная месть охватить сразу все эти племена. Наконец, при обширности страны и отсутствии дорог, просто невозможно было вести в быстром темпе широкомасштабные войны столь сильного напряжения, что они сразу стали бы для всех нестерпимыми (а всё это Сильвестр укладывает в один год!).
И вдруг, все эти люто враждующие народы не только сразу и дружно замиряются, но ещё и приходят к общему решению. Войны продолжаются, но где-то на нейтральной территории собирается наспех выбранный Совет федерации – депутаты от словен, кривичей, чуди, мери и проч., идёт плодотворная дискуссия на нескольких языках и принято (единогласно!): «Поищем себе князя». Да ещё и на кандидатуре все сошлись! Ситуация до смешного неправдоподобная.
Явная цель сего абзаца – утвердить необходимость княжеской власти. Уже замечено историками, что зачин его имеет параллели в византийских хронографах и Ветхом завете, относящиеся совсем к другому времени и месту. Сильвестр просто не знал толком, как всё было, и присочинил причину поисков князя в подражание известному литературному образцу. Обращаясь же к рассказу Якима, мы видим совершенно противоположную картину: благополучное княжение Гостомысла «и бысть тишина по всей земле».Далее Яким сообщает: «Сей Гостомысл был муж елико храбр, столико мудр, всем соседям своим страшный, а людям его любим, расправы ради и правосудия. Сего ради, все окольные чтили его, и дары и дани давали, покупая мир от него. Многие же князи от далеких стран приходили морем и землею послушать мудрости, и видеть суд его, и просить совета и учения его, яко тем прославился всюду».
Это подтверждает и «Сказание о Словене и Русе» (ПСРЛ, т. 33): «Земля же Русская тогда свергла с себя ризы сетованные и паки облеклася в порфиру и виссон. И к тому уже не вдовствуя, ниже сетуя, но паки по сем же и детей расплодя, и на многие лета опочивая, пребывши с премудрым Гостомыслом».Заметим, что Гостомысл упоминается и в других источниках (в т. ч., иностранных) и отнюдь не является вымышленным лицом или мифологическим героем. Княжение Гостомысла, видимо, было долгим и ориентировочно приходится на середину IX в. Некоторые авторы, неохотно признавая его существование, пытаются его «разжаловать», называя «посадником», хотя во всех первичных текстах он определённо назван князем. Но этим авторам норманистами велено утверждать, что никаких князей на Руси до Рюрика, конечно же, не было.
Наши соображения вполне согласуются и с текстами основной версии. Из них видно, что ни Рюрик, ни его преемники совершенно не занимались каким-то арбитражем или примирением враждующих родов (для чего, якобы, и были призваны князья). Неужто причины междоусобиц вдруг исчезли с приходом Рюрика? Если же они оставались, то князьям приходилось бы постоянно регулировать межродовые распри, решать их своим судом или силой. Ни о чём подобном летописцы не пишут. Вывод один: никаких междоусобиц не было и до Рюрика, и никакие роды не вставали друг на друга ни с того, ни с сего.
Мы видим, что весь цитированный абзац «вставки» совершенно не соответствует историческим реалиям и социальной психологии эпохи, и опровергается другими свидетельствами. Никакой достоверной информации он не содержит и является лишь примером неудачного сочинительства, создающего совершенно превратную картину событий. Бессмысленно рассматривать его варианты и толкования, а тем более делать из этого некие выводы.