Глава iii. понятийно-терминологическая лексика в историческом труде

1. Историзм языка и исторические понятия и термины

Историк пишет на общепринятом и понятном для всех читателей литературном языке. Диалекты и жаргоны, будь то уличный или морской, профессиональный или тюремный, сужающие читательскую аудиторию и нарушающие литературные и этические нормы, неприемлемы. Со знанием дела переложенная Л. Н. Гумилевым на блатной жаргон «феню» история отпадения Нидерландов от Испании в XVII в. представляет собой, мягко говоря, явление специфическое [130].

Чтобы научиться хорошо писать, историк должен быть знаком не только с литературоведением, но и с языкознанием. При этом важно знать и современный язык, и язык в его развитии, т. е. историю языка. Из входящих в лингвистику научных дисциплин первостепенное значение для историка, кажется, имеет лексикология – как описательная, так и историческая. (Известно, что описательная, или синхроническая, лексикология изучает словарный состав на каком-то определённом этапе существования, в частности современное состояние словаря; историческая, или диахроническая, лексикология изучает словарный состав в его историческом развитии.)

Происходящие в словарном составе языка изменения историку необходимо знать, чтобы правильно понять и изложить исторические факты.

Историзм языка

Базисное для профессионального историка положение о том, что, повествуя о людях прошлого теперь, он должен себе представлять, как они жили тогда, в полной мере относится и к языку. Несмотря на известную мобильность языка, в основе своей он консервативен. Словесная оболочка (форма) понятий сохраняется на протяжении столетий при радикально меняющемся содержании. Слово выступает в роли сосуда, в который в разное время наливают воду, вино, растительное масло, ртуть и т. п. Заимствуя слово из источников, историк должен себе представлять его реальное содержание (наполнение) в исследуемую эпоху.

Согласно Б. Д. Грекову, первоначально всех людей на Руси обозначали словом «смерд», но потом оно стало ассоциироваться со «смердеть» и – с обидным смыслом – осталось лишь для обозначения крестьян; слово «подлый» ещё в третьей четверти XVII в. означало «простой», «простейший», так что у А. Т. Болотова сказано: «...г. Соймонов... действительно очень прост и самый подлец, не знающий церемоний» [131]. Слова «обувь», «пушка», «корабль», «монарх», «демократия» имели разное смысловое наполнение в разные времена. Между тем ременные сандалии римской матроны и туфли-шпильки модницы нашего времени мы обозначаем всё тем же словом «обувь», лодки эпохи греко-персидских войн и современный авианосец – все это «корабли», а французские Людовики разных столетий от «первого среди равных» до абсолютных властителей – «монархи» и т. д.

Обосновывая свое утверждение о том, что история является одной из труднейших наук, А. И. Неусыхин писал: «Она представляет собой мышление человека об общественном человеке прошлого в терминах и этого прошлого, и того настоящего, к которому принадлежит познающий субъект; никакое историческое познание невозможно без этого сочетания» [132].

Понятия и термины

Как уже отмечалось, компонентом, языка историка является понятийно-терминологическая лексика. Количество научно-исторических понятий и терминов в языке историка сравнительно невелико, но они принципиально важны, играют в изложении ведущую роль и, «наподобие скелета, образуют теоретическую конструкции) картины исторической действительности» [133]. Историческое понятие содержит существенные признаки явления прошлого и в зависимости от уровня разработки может выглядеть как описание, определение, термин. Понятия могут быть единичные и общие, видовые и родовые, конкретные и абстрактные, противоположные (контрарные) и др. [134] С развитием исторической науки её понятийно-терминологический аппарат меняется: одни старые понятия (термины) отмирают, содержание других совершенствуется, возникают новые понятия и связанные с ними термины.

Когда терминология не упорядочена (отдельные понятия лишены адекватных терминов, одно понятие обозначается несколькими терминами, один термин применяется для расшифровки нескольких понятий, используются устаревшие термины и т. д.), взаимоотношения ученых и развитие всякой науки затруднены [135]. Специалисты отмечают прямую зависимость между развитием науки и состоянием её терминологии [136].

В отличие от естественно-технических наук, специальные понятия и термины которых непонятны непрофессионалам, в любой гуманитарной науке они, как правило, не отделены резкой гранью от обыденного языка. В гуманитарных науках изложение ведётся на общепринятом и общепонятном литературном языке. Это обеспечивает реализацию гуманитарными науками их социальных функций, но, видимо, одновременно является одной из причин слабой разработанности понятий и терминов.

К сожалению, понятийно-терминологический аппарат недостаточно упорядочен и в исторической науке – притом не только в отечественной. Необходимость его упорядочения неоднократно отмечалась на различных форумах историков и в исторической литературе, но без последующих ощутимых сдвигов. Существенным проявлением этой неразработанности является почти полное отсутствие соответствующих специальных трудов, словарей и справочников. Лишь в последние годы ситуация, кажется, начала меняться.

Нельзя сказать, что отечественная историческая наука не может в данной области опереться на традицию. В дореволюционную пору наиболее ощутимый вклад в неё был внесён В. О. Ключевским.

С осени 1885 г. Ключевский читал в Московском университете специальный курс терминологии, состоявший из 11 лекций. «Под терминологией русской истории, – разъяснял он, – я разумею изучение бытовых терминов, встречающихся в наших исторических источниках» [137]. Он отметил, что не станет касаться терминов общепонятных и будет характеризовать отобранные им не в алфавитном порядке, а по группам обозначаемых ими бытовых явлений. Термины подразделены на пять групп: 1) территориально-административные, 2) относящиеся к верховной власти, 3) относящиеся к общественному делению, 4) органы управления в Древней Руси, 5) термины экономического быта. Определяя исторические термины, Ключевский иногда даёт историю вопроса, но очень редко полемизирует в их трактовке со своими предшественниками.

Учёный, очевидно, иногда нарушал историзм (например, применяя термин «капитал» к Киевской Руси и трактуя «закуп» как «наемный рабочий»), но не надо забывать, что он начинал читать терминологический специальный курс более века назад и лишь через 6 лет после создания самого термина «историзм». Нельзя не согласиться с мнением М. В. Нечкиной: «Советская историческая наука сильно продвинулась вперед в изучении немалого числа тех конкретных явлений, которые определены в курсе «Терминологии». Но и сейчас курс является ценным пособием, к которому, к сожалению, историки не привыкли обращаться как к справочнику,– работа пролежала в столе Ключевского (хотя он намеревался её издать) более четверти века и сверх того ещё более 70 лет в архивах. Историки не имели возможности «привыкнуть» к этому ценному научному справочнику, почти столетие не существовавшему в научном обороте. В этом отношении курс «Терминологии» разделил печальную судьбу работ, не увидевших своевременно света» [138].

Невозможно недооценить огромное значение для нашей науки «Советской исторической энциклопедии» [139], хотя она и начала выходить более 30 лет назад, базировалась на классовом подходе, сравнительно мало уделяла внимания терминам. В 1983 г. издана полезная книга В. В. Фарсобина, который на базе теории терминологии рассмотрел понятия, определения и термины из сферы исторического источниковедения с целью их унификации и издания исторических словарей [140]. В 1993 г. вышел в свет энциклопедический словарь, официально предназначенный для детей среднего и школьного возраста, в котором на современном уровне, с преодолением классово-партийной тенденциозности раскрыты необходимые для понимания всемирно-исторического процесса общетеоретические понятия (государство, демократия, диктатура, политическая партия, революция, религия, цивилизация и др.), много внимания уделено терминам исторической науки, в том числе специальных исторических дисциплин12. В 1994 г. в издательстве «Русский лексикон» (!) начал выходить шеститомный энциклопедический словарь «Держава Рюриковичей», который запланировано довести до Смутного времени [141].

Уже во время «перестройки» у нас был опубликован переведенный с немецкого и содержащий более 4 тысяч слов «Словарь античности» (М., 1989). Словарь Т. Харботла «Битвы мировой истории», впервые вышедший в 1904 г., неоднократно в модифицированном виде переиздавался и в дополненном русском переводе содержит материалы о сражениях от Троянской войны до начала 1980-х гг. [142] До сих пор не переведён изданный в 1986 г. во Франции Л. Бургьером «Словарь исторических наук», уже упоминавшийся во Введении.

Из-за недостаточной упорядоченности собственно исторической лексики многие понятия и термины интерпретируются историками по-разному, разнобой в их содержании тормозит развитие исторической науки, в частности затрудняет ведение полемики. Так, весьма многозначен уже такой основополагающий термин, как «историзм», вследствие чего в настоящем пособии он вынужденно употребляется, с одной стороны, как принцип мышления и исследования, требующий рассмотрения людей и явлений в развитии, с другой – как слово, которое обозначало ныне исчезнувшую реалию прошлого, но вслед за реалией исчезло и не имеет синонимического эквивалента в современном языке. До недавних пор не было приемлемого для разных эпох разъяснения термина «классовая борьба», в частности – единого понимания «стихийности» антифеодальной борьбы крестьянства; родовое понятие «рынок» унифицировало и некорректно употребляется для обозначения простого товарного и капиталистического рынка, а другое родовое понятие – «мануфактура» неправильно применяется для характеристики всех мануфактур как капиталистических [143].

До сравнительно недавнего времени понятие и термин «альтернативность» применительно к историческому процессу не употреблялись (история-де не знает сослагательного наклонения). Основная заслуга привлечения внимания к проблеме альтернативности исторического процесса принадлежит И. Д. Ковальченко [144]. Но и в 1988 г. О. Р. Квирквелия обоснованно отмечал: «...усиление интереса к альтернативам привело к существенному размыванию этого понятия. Сегодня под альтернативой понимается все что угодно: и развилка на пути исторического процесса, и способность мышления к оценке вариантов, действительных и воображаемых, и потенциальная возможность выбора, и некая противостоявшая победившая сила» [145]. Подтвердив наличие в советской литературе широкого разброса мнений относительно понятия исторической альтернативы, Б. Г. Могильницкий в 1990 г. предложил следующее её определение – «имманентно присущее обществу состояние, характеризующееся наличием и борьбой различных альтернатив, выражающих объективно существующие тенденции его дальнейшего развития» [146].