Борьба Адольфа Шикльгрубера.
Адольф Шикльгрубер (Гитлер) родился 20 апреля 1889-го года в австрийском городке Браунау на реке Инн, неподалёку от границы с Германией.
Отцу его Алоису Шикльгруберу, скромному чиновнику таможенной службы, перевалило за пятьдесят, когда родился его сын. Алоис — обрюзгший, с вечно насупленным лицом и совершенно лысый — являл собой тип домашнего тирана. 28-летняя мать Адольфа, Клара Пёльцль, ничем не походила на него. Она была мягкой, интеллигентной женщиной с большими одухотворёнными глазами. Трудно сейчас сказать, что именно привлекло Клару в человеке, который был значительно старше её и совершенно не подходил по характеру. Впрочем, они были знакомы давно (Алоис знал Клару ещё ребёнком и в те времена, когда она работала служанкой в доме его богатой первой жены) и, видимо, именно в этом старом знакомстве кроются причины их женитьбы.
Адольф очень любил свою мать, несмотря даже на то, что она считала его "помешанным", отмечая, что её ребёнок не похож на других детей.
В 1895-ом году Алоис Шикльгрубер приобрёл ферму неподалёку от Ламбаха, а через два года, напутствуемый чрезвычайно религиозной матерью, Адольф начал посещать школу при местном бенедиктинском монастыре. Там у него появилась мечта стать католическим священником. Увлечение католицизмом оказалось недолгим, хотя определённая тяга к различного рода религиозным ритуалам сохранилась у Адольфа на всю жизнь.
Вскоре семейство Шикльгруберов перебирается в Леондинг, близ Линца. Возраст Адольфа уже позволяет его родителям задуматься о будущем своего сына. Алоис, как и всякий уважающий себя отец, хотел, чтобы Адольф пошёл по его стопам, то есть стал государственным служащим. Однако младшего Шикльгрубера влекло искусство. Однажды он признался в этом отцу и получил хорошую взбучку, что, заметим, ни коим образом не повлияло на сделанный выбор.
В первые школьные годы Адольф учился достаточно прилежно. Но, по его собственным словам, постоянные ссоры с отцом, упорно желавшем видеть в нём будущего чиновника, привели к тому, что Адольф утратил всяческий интерес к получению высоких оценок. С шестого класса он учился всё хуже и хуже. В шестнадцать лет, так и не закончив полный курс, Адольф уходит из школы. Впоследствии он объяснял свой неуспех тем, что его "не понимали" учителя.
«Большинство из них, — писал Гитлер, — были чем-то вроде психических больных, и довольно многие из них закончили жизнь как абсолютные сумасшедшие» [21].
Единственным учителем, для которого Адольф сделал исключение в этой оценке и которым откровенно восхищался, был Леопольд Пётч, ярый пангерманист, апологет прусского короля Фридриха II и канцлера Бисмарка, научивший юношу презирать Габсбургов и ценить идеи германского национализма.
В «Моей борьбе» фюрер вспоминал: «Мы слушали его, затаив дыхание. Он использовал наш развивающийся националистический фанатизм как средство для обучения, часто взывая к чувству нашего национального достоинства [...] Этот учитель сделал историю моим любимым предметом. И действительно, хотя у него не было подобного намерения, благодаря ему я стал маленьким революционером».
В январе 1903-го года после обильного возлияния в местной таверне престарелый Алоис Шикльгрубер умирает от апоплексического удара. Похоронив мужа, Клара продаёт дом и перебирается в Линц. Её пенсии вполне хватало, чтобы прокормить сына Адольфа и младшую дочь Паулу.
Бросивший школу Адольф отказался искать себе постоянную работу или же обучаться какому-либо ремеслу. Даже сама мысль об этом вызывала у него отвращение. Вместо того, чтобы попытаться чем-то помочь своей матери, он предпочитал слоняться по улицам Линца, время от времени посещая оперу, где его особенно привлекала музыка Рихарда Вагнера. Впоследствии эту музыку будут передавать по громкоговорителям концентрационных лагерей.
Карманные деньги, которые Адольф получал от матери, он тратил на книги. Лучший (и фактически — единственный) друг юности будущего фюрера, Август Кубичек, вспоминает:
«Уже в Линце Адольф начал читать классиков. О "Фаусте" Гёте он заметил, что эта книга содержит больше, чем может вместить человеческий ум. [...] Из работ Шиллера его захватил главным образом "Вильгельм Телль". Глубокое впечатление произвела на него и "Божественная комедия" Данте» [43].
В октябре 1907-го года 18-летний Адольф и отправился в Вену, чтобы попытать счастья в Академии искусств. Однако там он терпит полное фиаско. Его технически аккуратные, но совершенно безжизненные рисунки произвели на экзаменаторов настолько дурное впечатление, что они посоветовали Адольфу вообще отказаться от мысли стать художником. Это был страшный удар по самолюбию Гитлера, от которого он так никогда и не оправился, считая виновными в происшедшем (по уже укоренившейся привычке) этих "тупых" профессоров.
А в декабре 1908-го года у Адольфа от рака умирает мать. Казалось, сам мир ополчился на молодого человека:
«Это был жуткий удар. Я уважал моего отца, но мать любил. Её смерть положила неожиданный конец всем моим планам. Бедность и тяжелейшая действительность требовали принятия быстрого решения. Передо мной стояла проблема каким-то образом заработать себе на жизнь» [21].
Начинается "грустнейший" период в биографии молодого Гитлера. С 1909-го по 1913-й годы Адольф живёт в Вене. Отсутствие каких-либо значительных средств вынуждает его оставить меблированную комнату и порвать отношения с Августом Кубичеком: тот блистал в консерватории, а гордый Адольф не хотел испытывать "унижение" при общении с ним. Гитлер становится самым настоящим бродягой, живя в ночлежках и довольствуясь благотворительной похлёбкой. Иногда ему удаётся продать свои акварели, но по очень низкой цене.
«Голод был тогда моим верным телохранителем; он никогда не оставлял меня ни на секунду и принимал участие во всём, что бы я ни делал. Моя жизнь была постоянной борьбой с этим безжалостным другом» [21].
Однако в отличие от других бродяг Адольф никогда не искал забвения в дешёвых наркотиках: он не пил и не курил. Большую часть своего времени он проводил в публичных библиотеках. Именно в "грустнейший" период были заложены основы позднего мировоззрения вождя Третьего Рейха:
«Я читал тогда бесконечно много и читал основательно. Всё свободное время, которое оставалось у меня от работы, целиком уходило на эти занятия. В течение нескольких лет я создал себе известный запас знаний, которыми я питаюсь и поныне.
Более того.
В это время я составил себе известное представление о мире и выработал себе миросозерцание, которое образовало гранитный фундамент для моей теперешней борьбы. К тем взглядам, которые я выработал себе тогда, мне пришлось впоследствии прибавить только немногое, изменять же ничего не пришлось».
Читал Гитлер без какой-либо системы, поглощая всё подряд: историю Древнего Рима, доктрины восточных религий, теории оккультизма, гипноза, астрологии. При этом существенным он считал только то, что соответствует его собственным глубинным представлениям об устройстве мира. От Шопенгауэра Гитлер заимствует фатализм и волюнтаризм, отбрасывая буддистские элементы. Он Ницше — концепцию эволюции и "сверхчеловека", позабыв, что философ настаивал на том, что сверхчеловек должен бороться с самим собой, а не с окружающими. Гитлер принимает от Вагнера расизм и язычество, но отклоняет его чисто христианские идеи. Точно так же он поступал с теориями Блаватской, фон Листа и Ланца.
Тогда же Адольф открыл для себя, что и у западной Европы существует своя эзотерическая традиция, связанная прежде всего с легендами о Копье Судьбы и Святом Граале.
* * *
О Святом Граале я уже рассказывал. Теперь поговорим о Копье Судьбы.
"Копьём Судьбы" принято называть легендарное копьё, принадлежавшее центуриону Гаю Кассию (Лонгину), участвовавшему в процедуре распятия Иисуса Христа в качестве представителя проконсула Понтия Пилата («Один из воинов копьём пронзил Ему рёбра, и тотчас истекла кровь и вода», Евангелие от Иоанна). По легенде, история этого копья уходит в далёкую древность. Оно было выковано по приказу Финееса, одного из первосвященников Иудейских, рассчитывавшего получить талисман силы для своего народа. Впоследствии этот талисман побывал и в руках Иисуса Навина, когда тот штурмовал Иерихон; и в руках царя Ирода, когда он отдал приказ об истреблении иудейских младенцев.
Считается также, что в момент, когда Гай Кассий нанёс свой знаменитый удар "милосердия", у него излечилась катаракта. Прозревший Лонгин стал христианином и был почитаем как герой и святой. Копьё, которым он пронзил бок Христа, стало одной из важнейших реликвий христианского мира.
Впервые Гитлер увидел Копьё Судьбы в музее Хофбург, в Вене. Случайно оказавшись в Зале сокровищ Габсбургов, экспонаты которого он до той поры считал никому не нужным хламом, Адольф был привлечён лекцией одного из гидов, возглавлявших экскурсии:
«Группа остановилась точно напротив того места, где я находился, и гид показал на старый наконечник копья. Вначале я не обращал внимания на то, что рассказывал гид, считая присутствие рядом со мной этой группы всего лишь вторжением в интимное течение моих мрачных мыслей. Вот тогда-то я и услыхал слова, которые вскоре изменили мою жизнь: "С этим копьём связана легенда, согласно которой тот, кто объявит его своим и откроет его тайну, возьмёт судьбу мира в свои руки для совершения Добра или Зла"» [21].
— В средние века, — продолжал рассказ гид, — некоторые германские императоры владели этим копьём и верили в легенду. Однако за последние пять столетий никто уже не испытывал доверия к этим сказкам, если не считать Наполеона, потребовавшего себе это копьё после победы в битве при Аустерлице. После разгрома наполеоновских войск наконечник копья был тайно вывезен из Нюрнберга и спрятан в Вене.
Экскурсанты продолжили свой путь по музею, а Гитлер заворожено приблизился к витрине, чтобы в подробностях разглядеть реликвию. Почерневший от времени железный наконечник покоился на ложе из красного бархата; длинное и тонкое острие поддерживалось металлическими подпорками. В центре наконечника было отверстие, из которого торчал огромный гвоздь.
— В ту же секунду я понял, что наступил знаменательный момент в моей жизни, — говорил впоследствии Гитлер. — Однако я не понимал, как этот чисто христианский символ мог вызвать у меня столь сильное волнение. Долгие минуты я стоял, рассматривая копьё, совершенно забыв обо всём, что происходило вокруг. Казалось, что копьё хранит какую-то тайну, от меня ускользавшую, однако мною владело такое чувство, будто я знаю о ней инстинктивно, не в состоянии проанализировать её смысл в своём сознании. Копьё было чем-то вроде магического носителя откровения: оно открывало такие прозрения в идеальный мир, что человеческое воображение казалось более реальным, чем реальный материальный мир. Это было, как если бы я столетия тому назад уже держал это копьё в руках, и оно дало мне всё своё могущество. Как это было возможно? Что за безумие овладело моим разумом и родило бурю в моём сердце? [44].
Не прошло и суток, как Гитлер снова явился в музей — созерцать священное копьё и ждать, когда оно откроет ему свою тайну. Поскольку этого ему очень хотелось, вскоре произошло то, что Гитлер будет называть "посвящением в сущность Копья":
«Воздух стал столь удушливым, что я едва был в силах дышать. Обжигающая атмосфера музейного зала, казалось, расплывается перед глазами. Я стоял один, весь дрожа, перед колеблющейся фигурой сверхчеловека — опасный и возвышенный разум, бесстрашное и жестокое лицо. С почтительной опаской я предложил ему мою душу, чтобы она стала инструментом его воли».
Любопытный эпизод, не правда ли? Некоторые западные демонологи всерьёз уверяют нас в том, что Гитлер, будучи в Вене, подписал самый настоящий договор с Дьяволом, и тот в обмен на "бессмертную" душу вручил будущему фюреру власть над миром [29]. Что ж, вышеприведённый эпизод свидетельствует о готовности Гитлера пойти на такой шаг, однако вряд ли в этом участвовали какие-то сверхъестественные силы. Любой начинающий политик (да ещё с такими убеждениями как у Адольфа Шикльгрубера) должен в какой-то момент пойти на сделку с самим собой, принять окончательное решение и расставить все точки над i, а как это будет им самим оформлено, не имеет принципиального значения. Однако Гитлер избрал именно такой путь.
Подобным образом Адольф модифицировал и легенду о Святом Граале. Гитлер рассматривал процесс бесконечных поисков Грааля как путь, через все сомнения ведущий от оглушающего отупения к духовному подъёму, своего рода посвящением. Гитлер часто говорил о ступенях восхождения к высшим уровням сознания и раскрывал значение геральдических знаков и рыцарских гербов, понимая под ними символы различных ступеней, которых их владельцы достигли на пути к Граалю.
Так, по объяснениям Гитлера, чёрный ворон служил символом первой ступени, потому что ворон означает посланника Грааля, перст судьбы. Символом второй ступени является павлин, великолепное оперение которого отображало бесконечные возможности созидательного воображения. Лебедь был символом третьей ступени, потому что послушник, желавший её достичь, должен был пропеть "лебединую песнь", то есть преодолеть эгоистические желания и слабости во имя служения своей расе. С четвёртой ступенью Гитлер связывал изображение пеликана — птицы, которая вырывает у себя куски мяса, чтобы накормить птенцов; действие это символизирует посвящённого, отдавшего себя делу воспитания молодёжи. Лев означал пятую ступень посвящения, на которой человек достигал единения своего сознания с духом нации. Высшая же ступень отождествлялась с орлом, поскольку посвящённый получал теперь в своё распоряжение наивысшие силы, которыми только могло обладать человеческое существо; с этого момента он был способен нести ответственность за судьбы всего мира. [44]
— Что общего может иметь подобный путь посвящения с еврейским плотником из Назарета? — заявлял Гитлер. — С этим рабби, воспитание которого было основано на подчинении и любви к ближнему и которое имело целью лишь забвение воли к выживанию? Нет уж, действительно, испытания, связанные с поиском Грааля и предназначенные для пробуждения латентных возможностей человека с чистой кровью, не имели ничего общего с христианством!.. Добродетели Грааля были присущи всем арийским народам. Христианство добавило сюда лишь семена вырождения, такие, как прощение оскорблений, самоотречение, слабость, покорность и даже отказ от законов эволюции, провозглашающих выживание наиболее приспособленного, наиболее храброго и наиболее ловкого.
В этом заявлении Гитлера уже отчётливо прослеживается его ярый антисемитизм. И действительно, этот элемент мировоззрения будущего фюрера, обернувшийся бедой и смертью для миллионов европейских евреев, также получил развитие именно в этот, венский, период его жизни. Посмотрим, что он сам говорит по поводу своего отношения к евреям в «Моей борьбе»:
«Проходя однажды по оживлённым улицам центральной части города, я внезапно наткнулся на фигуру в длиннополом кафтане с чёрными локонами.
Первой моей мыслью было: и это тоже еврей? В Линце у евреев был другой вид. Украдкой, осторожно разглядывал я эту фигуру. И чем больше я вглядывался во все его черты, тем больше прежний вопрос принимал в моём мозгу другую формулировку.
И это тоже немец? [...]
Но окончательно оттолкнуло меня от евреев, когда я познакомился не только с физической неопрятностью, но и с моральной грязью этого избранного народа.
Ничто не заставило меня в скором времени так резко изменить мнение о них, как моё знакомство с родом деятельности евреев в известных областях.
Разве есть на свете хоть одно нечистое дело, хоть одно бесстыдство какого бы то ни было сорта и прежде всего в области культурной жизни народов, в которой не был бы замешан по крайней мере один еврей? Как в любом гнойнике найдешь червя или личинку его, так в любой грязной истории непременно натолкнешься на еврейчика.
Когда я познакомился с деятельностью еврейства в прессе, в искусстве, в литературе, в театре, это неизбежно должно было усилить мое отрицательное отношение к евреям. Никакие добродетельные заверения тут не могли помочь. Достаточно было подойти к любому киоску, познакомиться с именами духовных отцов всех этих отвратительных пьес для кино и театра, чтобы ожесточиться против этих господ.
Это чума, чума, настоящая духовная чума, хуже той чёрной смерти, которой когда-то пугали народ. А в каких несметных количествах производился и распространялся этот яд! Конечно, чем ниже умственный и моральный уровень такого фабриканта низостей, тем безграничнее его плодовитость. Этакий субъект плодит такие гадости без конца и забрасывает ими весь город. Подумайте при этом ещё о том, как велико количество таких субъектов. Не забудьте, что на одного Гёте природа всегда дарит нам 10 тысяч таких пачкунов, а каждый из этих пачкунов разносит худшего вида бациллы на весь мир».
Комментарии к этому образчику гитлеровской логики, полагаю, излишни.
* * *
В конце концов Адольф уезжает из Вены в Мюнхен. Произошло это весной 1913-го года. В своих мемуарах он называет несколько причин переезда. В частности, заявляет, что его просто бесило присутствие евреев в австрийской столице, и с определённого момента он уже не мог их выносить.
Начало первой мировой войны (1914-й год) коренным образом переменило жизнь Адольфа. Он и сам понимал, что теперь его жалкой жизни на дне приходит конец и появляется шанс без всяких усилий попробовать себя на совершенно новом поприще:
«Я испытал в эти дни необычайный подъем. Тяжелых настроений как не бывало. Я нисколько не стыжусь сознаться что, увлеченный волной могучего энтузиазма, я упал на колени и от глубины сердца благодарил господа бога за то, что он дал мне счастье жить в такое время».
Гитлер обратился к королю Баварии Людвигу III с просьбой о зачислении его в армию. Его определили в 16-й баварский пехотный полк, набранный в основном из студентов-добровольцев. После нескольких недель обучения Адольф отправился на фронт.
Гитлер оказался умелым и храбрым солдатом. Первоначально он служил санитаром; затем всю войну выполнял обязанности связного, доставляя приказы из штаба полка на передовую. За четыре года войны он участвовал в 47 сражениях. Дважды был ранен. 7 октября 1916-го года после ранения в ногу Гитлер попал в госпиталь Гермиса под Берлином. Два года спустя, за месяц до окончания войны, он тяжело отравился горчичными газами, применёнными англичанами, и временно потерял зрение.
Свою первую награду — Железный крест II степени — Гитлер получил в декабре 1914-го года, вторую — Железный крест I степени (редчайшая награда для простого солдата) — в августе 1918-го.
Несмотря на столь явные боевые заслуги Адольф дослужился только до капрала. Медленное продвижение по службе можно объяснить и тем, что для большинства однополчан он казался чудаком, замкнутым и склонным к весьма странным высказываниям.
Один из его боевых соратников вспоминал: «...часто сидел, не обращая ни на кого внимания, в глубокой задумчивости, обхватив голову руками. Затем неожиданно вскакивал и начинал возбуждённо говорить о том, что мы обречены на поражение, ибо невидимые враги Германии опаснее, чем самое мощное орудие противника» [43].
Находясь после отравления газами в госпитале, Гитлер узнаёт о капитуляции Германии:
«В глазах потемнело, и я только ощупью смог пробраться в спальню и бросился на постель. Голова горела в огне. Я зарылся с головою в подушки и одеяла.
Со дня смерти своей матери я не плакал до сих пор ни разу. В дни моей юности, когда судьба была ко мне особо немилостива, это только закаляло меня. В течение долгих лет войны на моих глазах гибло немало близких товарищей и друзей, но я никогда не проронил ни одной слезы. Это показалось бы мне святотатством. Ведь эти мои дорогие друзья погибали за Германию. [...] Но теперь я не мог больше, я — заплакал. Теперь всякое личное горе отступило на задний план перед великим горем нашего отечества.
Итак, всё было напрасно. Напрасны были все жертвы и все лишения. Напрасно терпели мы голод и жажду в течение бесконечно долгих месяцев. Напрасно лежали мы, испытывая замирание сердца, ночами в окопах под огнём неприятеля, выполняя свой тяжкий долг. Напрасна была гибель двух миллионов наших братьев на фронте. Не разверзнутся ли теперь братские могилы, где похоронены те, кто шёл на верную смерть в убеждении, что отдает свою жизнь за дело родной страны? Не восстанут ли от вечного сна мертвецы, чтобы грозно призвать к ответу родину, которая теперь так горько над ними надсмеялась? За это ли умирали массами немецкие солдаты в августе и сентябре 1914 г.? [...] Для того ли приносились все эти неисчислимые жертвы, чтобы теперь кучка жалких преступников могла посягнуть на судьбы нашей страны» [21].
Это горькое разочарование привело к тому, что Гитлер решает всерьёз заняться политикой:
«Спустя несколько дней мне стала ясна моя собственная судьба. Теперь я только горько смеялся, вспоминая, как ещё недавно я был озабочен своим собственным будущим. Да разве не смешно было теперь и думать о том, что я буду строить красивые здания на этой обесчещенной земле. В конце концов я понял, что совершилось именно то, чего я так давно боялся и поверить чему мешало только чувство. [...]
Моё решение созрело. Я пришёл к окончательному выводу, что должен заняться политикой».
Перспективы политической карьеры в Германии для урождённого Австрии без влиятельных друзей и без надлежащего финансирования были не слишком радужными. Кроме того, и образования Гитлеру явно не хватало. Однако Адольф обладал железной верой в своё предназначение, в свои силы. И судьба в этот раз действительно оказалась к нему благосклонна.
Закончив службу в звании капрала, но продолжая оставаться на учёте в военном ведомстве, Гитлер был направлен для работы в политическом департаменте. В его обязанности входило наблюдение за различного рода партиями и политическими группировками, подозревавшимися в подрывной и другой антизаконной деятельности.
В сентябре 1919-го года Гитлеру приказывают заняться "разработкой" маленькой политической группы, называвшейся Германской рабочей партией. Собрания этой группы проводились в мюнхенских пивных. Эта партия не имела никакой твёрдой программы; её казна была скудна, а перспективы более чем призрачны. Однако Гитлеру показалось, что её идеи во многом совпадают с его собственными. Он вступает в партию под номером 55, а позднее получает билет № 7 как член её исполнительного комитета.
«Это было труднейшим вопросом моей жизни: должен ли я присоединиться? После двух дней мучительных колебаний и раздумий я, наконец, пришёл к выводу, что должен сделать этот шаг. Это был самый решительный шаг в моей жизни».
Знал ли Гитлер в тот момент, когда принимал своё решение о вступлении в маленькую партию, что за ней стоит весьма мощная организация под названием «Туле» (о чём я рассказывал выше) или нет — остаётся загадкой до сих пор. Тем не менее, решение было принято, Гитлер получил членский билет, а вместе с ним и новых знакомых. Одним из этих знакомых стал Дитрих Эккарт.
* * *
Дитрих Эккарт родился 23 марта 1868 года в Неймаркте. Был журналистом, активно выступал против революции 1918-го года, которую считал инспирированной евреями. Автор поэмы «Jeurjo» (1919), строка из которой "Deutschland Erwache!" ("Германия, проснись!") стала позднее боевым кличем нацистского движения.
В заключительной части «Моей борьбы» Гитлер написал об Эккарте следующее:
«[...] я хочу ещё раз напомнить великие образы этих людей и сказать всем сторонникам и борцам нашего учения, что они должны идти по стопам этих героев, пожертвовавших собою в полном сознании величия наших целей. Эти герои послужат примером всем поколебавшимся, всем ослабевшим. Их дела зовут каждого из нас к исполнению долга, как умели выполнить свой долг до самого конца эти передовые бойцы. К этим героям причисляю я также и того лучшего человека, кто сумел послужить делу возрождения нашего народа как поэт и как мыслитель и в последнем счёте так же как боец. Его имя — Дитрих Эккарт».
Очевидно, Гитлер необычайно ценил и уважал этого человека. Попробуем разобраться почему.
По определению немецкого историка Конрада Хейдена, Эккарт был прежде всего духовным учителем Гитлера. Будучи поклонником Шопенгауэра и Ницше, Эккарт считал себя посвящённым оккультистом.
До знакомства с Гитлером Эккарт много путешествовал по миру, был в Северной Африке, посещал старинные мусульманские крепости в Испании, изучал историю арабской оккупации на Сицилии. Дитрих Эккарт не был среди первых и правоверных членов Общества Туле. Он присоединился к движению лишь для того, чтобы использовать его в своих личных целях.
Был он также алкоголиком и наркоманом, и на этой почве умудрился угодить в психиатрическую лечебницу, где ставил пьесы, актёрами в которых выступали его друзья по несчастью.
В 1919-ом году, живя в Мюнхене и продолжая изо всей мочи "закладывать за воротник", Эккарт пропагандировал свои взгляды в самых дешёвых кабаках города. При этом он открыто заявлял, что Германией должен править диктатор:
— Во главе нам нужен парень, способный переносить звуки рвущихся снарядов. Никто из офицеров не подойдёт, ибо люди потеряли к ним уважение. Лучше всего — рабочий, умеющий хорошо болтать. Ему не понадобится много мозгов. Он должен быть холостяком, чтобы привлечь в наши ряды женщин [43].
Эккарт был уверен, что судьбой ему предназначено приготовить путь для такого лидера. Понятно, что, познакомившись с Гитлером, Эккарт увидел в нём самого подходящего на эту "должность" человека:
— Вот тот, для кого я — пророк и предтеча!
Под чутким руководством Эккарта бывший капрал выявил свои дремавшие до того таланты. Оккультисты сказали бы, что благодаря технике магии он развил заложенный в нём потенциал. И действительно, с поражающей воображение быстротой Гитлер стал набирать популярность, превратившись в своего рода движущую силу пропагандистской компании, вытащившей маленькую партию из пивнушек на многолюдные митинги.
Адольф на деле доказал, что является прирождённым оратором. Впервые он выступил на публичном митинге 19 октября 1919-го года. Немецкий историк Иоахим Фест пишет по этому поводу:
«В горьком, непрерывном потоке слов вырывались чувства ненависти и бессилия одинокого человека; произошел как бы взрыв после долголетней апатии; горячечные образы и обвинения обрушивались на слушателя; совершенно забыв о сдержанности, он говорил до полного истощения».
Такие выступления настолько изматывали Гитлера, что требовалось несколько кружек крепкого мюнхенского пива для восстановления сил.
Необычайная энергия и ораторское искусство сделали из Адольфа наиболее выдающуюся фигуру в партии. Летом 1920-го года он настоял на переименовании партии. С этого времени она называлась «Национал-социалистической рабочей партией Германии» (НСДАП, нем.: National-Sozialistische Deutsche Arbeiterpartei). Такое название, по замыслу, должно было привлечь как националистов, так и пролетариев.
Следующим шагом в формировании серьёзной политической организации стало создание отрядов штурмовиков — СА (SA, Sturmabteilung) Поначалу эти отряды формировались на базе подразделений «Добровольческого корпуса» (полувоенной организации, созданной в рамках условий Версальского договора, разрешавшего Германии иметь сухопутную армию, численностью не более 100 тысяч человек) и являлись орудием физической расправы с противниками нацистов.
Первыми отрядами СА командовал капитан Пфеффер фон Заломон. С января 1923-го командование переходит к Герману Герингу. В 1931-ом СА возглавит капитан Эрнст Рём, который будет строить их по образцу германской армии. Под его руководством будут созданы Генеральный штаб СА, штаб-квартиры в различных регионах и военное училище в Мюнхене для подготовки командных кадров. Штурмовики имели собственную униформу коричневого цвета, за что получили прозвище "Коричневые рубашки" [66].
Со временем у НСДАП возникла нужда в символике, которая отличала бы их от других партий. Основным символом стала свастика. Цвет в нацистской символике представлен триадой: красное-белое-чёрное. Гитлер говорил:
— Как национал-социалисты мы видим нашу программу в нашем флаге. Красное поле символизирует социальную идею движения, белое — идею националистическую. Свастика — борьба за победу арийского движения и в то же время — свастика символизирует творчество [66].
К лету 1921-го года лидерство Адольфа Гитлера уже ни у кого в партии не вызывало сомнений. Вошло в традицию приветствовать его, вытягивая руку в салюте и выкрикивая: «Хайль Гитлер!» (приветствие «Хайль!» и салют нацистами были позаимствованы из ритуалов масонского «Братства Золотой Зари»). Влияние НСДАП росло, а её фюрер вскоре превратился в заметную фигуру на внутригерманской политической арене.
И столь стремительной карьерой Гитлер был обязан прежде всего Дитриху Эккарту. Эккарт вполне осознавал этот факт. В письме другу, написанном им в 1923-м году, за несколько дней до своей смерти, Дитрих Эккарт писал:
«Следуйте за Гитлером! Он будет танцевать, но это я, кто нашёл для него музыку. [...] Не скорбите по мне: я повлиял на историю больше, чем любой другой немец».
Эккарт оказался прав. Он стал предтечей для человека, которого впоследствии назовут "мессией Тёмных Сил". А вскоре у "мессии" появились и апостолы.
Апостолы Сатаны
Причины, по которым идеи нацистской партии, столь быстро нашли отклик в сердцах миллионов немцев, хорошо известны. Разочарование в революции, депрессия от поражения в войне, ненависть к тем, кто по мнению большинства немцев, был виноват во всех их бедах — требовали выхода. Гитлер лишь сумел направить эти чувства масс в нужную ему сторону, показав всем, кого нужно ненавидеть и за что.
Как это случалось и раньше с другими народами, оказавшимися в тяжёлых условиях, немцы мечтали о чудесном избавлении, ждали спасителем.
«Откуда он придёт, никто не может сказать. Из королевского дворца или из рабочей хибары. Но все знают: он — вождь, который однажды объявит о себе, и он — тот, кого мы страстно ждём. Тысячи и сотни тысяч рисуют его образ в своём воображении, миллионы голосов зовут его, единая германская душа ищет его» [43].
С помощью магии разговорного слова Гитлер сумел выразить чувство ненависти, переполнявшее его соотечественников, сумел и отразить их желания и надежды. Фюрер отлично знал, кому и что нужно обещать. Националистам он обещал вернуть германское величие. Социалистам — отмену власти финансового капитализма. Бывшим солдатам — возвращение к духу окопного товарищества и новому сражению с врагами отечества. Рабочим — устойчивость заработков и защиту от махинаций работодателей. Оккультистам — надежду на то, что их планы по переустройству мира в эзотерическом духе будут наконец реализованы.
Адольф Гитлер действительно считал, что такой партии как национал-социалисты мало иметь просто хорошо продуманной политической программы. Идеология национал-социализма должна была стать религией для нового общества, новой страны, которую собирались строить нацисты. Религия нацизма, как я уже отмечал, опиралась прежде всего на мистические традиции европейских тайных обществ. В этой связи необходимо вспомнить о тех людях, которые принадлежали к этим обществам и стали своего рода проводниками религии нацизма, её первосвященниками и "апостолами" новоиспечённого мессии.
Начну я, пожалуй, с Хьюстона Чемберлена (прошу не путать его с Невиллом Чемберленом, премьером Великобритании, известным в России по знаменитому «Нашему ответу Чемберлену»).
* * *
Хьюстон Стюарт Чемберлен родился 9 сентября 1855 в Саусси (Гемпшир, Англия) в семье британского адмирала. Изучал естественные науки в Женеве, эстетику и философию в Дрездене. Стал ревностным поклонником Рихарда Вагнера. Женившись на дочери композитора, Еве Вагнер, Чемберлен в 1908-ом поселился в Байройте (Бавария), сделавшись куда большим фанатиком всего немецкого, нежели сами немцы. Во время 1-ой Мировой войны опубликовал в немецкой прессе многочисленные антибританские статьи, получив за это на родине прозвище «Английский перевёртыш» [66].
Хьюстон Чемберлен познакомился с Гитлером в Байройте в 1923-ем году. Фюрер произвёл на английского мистика столь сильное впечатление, что тот обратился к нему с посланием уже на следующий день после знакомства:
«Вам предстоят великие свершения. [...] Моя вера в германизм нисколько не пошатнулась, хотя, должен признаться, мои надежды пребывали в упадочном состоянии. В один момент Вы сумели изменить моё душевное состояние. Тот факт, что в нужное время Германия произвела на свет Гитлера, доказывает её жизнеспособность. [...] Да поможет Вас Бог!» [43].
Чемберлен вступил в НСДАП и начал писать для её изданий. В одной из своих статей он называет Гитлера Спасителем, которому Всевышний предназначил быть лидером немецкого народа.
Главным трудом жизни Хьюстона Чемберлена можно назвать двухтомное сочинение «Основы XIX века» («Die Grundlagen des neunzehnten Jahrhunderts»). Газета «Фёлкишер Беобахтер» («Народный наблюдатель») называла этот труд "евангелием нацистского движения". Остановимся на минутку и посмотрим, что за идеи излагал Чемберлен в своей более чем скандальной книге.
В первом томе «Основ» Чемберлен рассматривает события до 1200-го года, то есть наследие античного мира.
«С эллинизмом наступил небывалый расцвет человеческого интеллекта, — писал Чемберлен. — Греки творили всюду — в языке, религии, политике, философии, науке, истории, географии. Вершиной этого созидательного духа стал Гомер. Но в наследии эллинов оказались и тёмные стороны: жестокие недальновидные демократии, отсутствие высокой политики, устаревшая мораль и упадок религии» [66]. Мир в долгу перед римлянами, избавившими его от семитско-арабского порабощения и позволившим "индо-тевтонской Европе стать бьющимся сердцем и мыслящим мозгом всего человечества". Греция, в отличие от Рима, по мнению Чемберлена, тяготела как раз к Азии. Однако и Рим в конечном итоге не смог противостоять азиатским разрушительным и децентрализующим силам.
Затем Чемберлен обращается к наследникам античности. «Сразу же пришлось столкнуться с изучением расовых проблем». Рим сместил центр притяжения цивилизации в сторону Запада, неосознанно завершая акт мировой значимости. Однако и Рим оставил после себя невероятную мешанину из различных народов и рас. Среди этого хаоса (Volkerchaos) оказались и евреи — единственная раса, которой удалось сохранить чистоту крови. Силой, способной противостоять этой крошечной, но влиятельной нации, история избрала арийцев:
«В настоящее время эти две силы — евреи и арийцы — как бы не затуманил их будущее недавний хаос, остаются друг против друга, пусть уже не как враги или друзья, но, по-прежнему, как вечные противники [...] Основной секрет истории в том, что чистокровная раса становится священной. Безродный и вненациональный хаос последних дней Римской империи стал пагубным, почти фатальным обстоятельством, и именно арийцам пришлось исправлять это губительное положение».
Во втором томе Чемберлен анализирует возрождение нового германского мира и борьбу величайших сил за мировое господство. В этой борьбе участвуют три религиозных идеала: Восток (эллины), Север (арийцы) и Рим. На севере бывшей Римской империи арийцам удалось создать новую культуру, которая "несомненно является величайшим из всего, что было достигнуто человечеством до настоящего времени".
Всё, что не является арийским, заявлял Чемберлен, это чуждые элементы, которые необходимо изжить. Евреи сделались наследниками римского