Власть богатства и механизмы власти
Этьен Кассе
Код Нибелунгов.
Власть богатства и механизмы власти
Этьен Кассе - первые еще никогда не публиковавшиеся исследования. Очередная "шутка" бесстрашного автора - мифологическое расследование и современные факты, оживляющие мифы.
Что или кто управляет человеческим обществом?
Знали ли об это люди, записывавшие саги?
Вечные темы: любовь, власть, золото, смерть - просто ли факты жизни или рычаги двигающие цивилизацию?
Почему исследователи различных сфер снова возвращаются к тайне "кольца Нибелунгов"? Что их привлекает?
Клад - символ, оружие или средство обогащения?
ПРЕДИСЛОВИЕ
ОТ АВТОРА
И снова здравствуйте!
Я, Этьен Кассе, предлагаю вам, мои читатели, снова погрузиться в мир тайн и загадок. На этот раз я хотел бы оглянуться назад и обратиться к моим первым исследованиям. Эти рукописи никогда еще не публиковались, хотя были созданы уже давно. Сначала я не думал выпускать их в свет, но судьба улыбнулась белозубой улыбкой, и я решил в очередной раз поспорить с ее авторитетным мнением. Посмотрим, каков будет счет.
Перелистывая страницы, я вспоминаю прошедшие годы, романтические, наполненные ожиданием чуда. Сама жизнь тогда обращала меня лицом к, мифам и легендам. Мне казалось, что в них зашифрованы ответы на те вопросы, которые я задавал сам себе. В результате, ответы получались совсем неожиданными. Следуя тропами мифологии, я натыкался на реальных исторические открытия, попадал в мир параллельной истории и растерянно спрашивал себя: где же истина?
Сегодня я вижу, что истина не в том, чтобы точно ответить: было или не было, правда, или не правда — а в том, чтобы увидеть реальные и возможные события и их последствия для нашей сегодняшней жизни.
Тайна кольца Нибелунгов не закончилась в древние времена, вместе с гибелью героев, она протянула свои параллели до нашего времени, определяя многие судьбы. Переплетение мифологических сюжетов и характеров многих реальных исторических персонажей наводит на весьма острые предположения.
До сих пор ищут сокровища Нибелунгов, до сих пор не раскрыта их тайна. Не то чтобы меня интересовал их клад. Пытаться обогатиться за счет легенды, было бы наивно и смешно. Но сама его загадка, связанная со многими загадками вплоть до странных совпадений истории этого народа с происшествиями времен второй мировой войны, наводит на интригующие размышления о «счастливых» и «несчастливых» символах власти, богатства, управления. Особенно в эпоху кризиса, когда так притягательны нечаянные сокровища. Как и что нами управляет: деньги, любовь, власть, гордыня, страх?
В легенде о Нибелунгах сокровища трактуются, как воплощение власти: могущество принадлежит тому, кто владеет золотом. А представление о том, что богатства властителя представляют собой его магически материализованное «счастье», «удачу» — к центральным идеям.
Завязываются сюжеты и вот через Десяток лет, мои исследования и догадки не потеряли для меня ни смысла, ни интереса. Возможно, я должен буду продолжить поиски. А пока хочу познакомить вас с теми материалами, которые были добыты и проанализированы тогда. Это живой, непосредственный взгляд на миф через призму жизни и истории. Многие тогда желали, чтобы я поделился своими наработками, но что-то удержало. Интуиция, видимо, подает очень хорошие советы. Мне кажется, именно сегодня «отлежавшиеся» мысли могут принести пользу не только отдельным лицам или службам, но и моим читателям, которые следят за детективом под названием жизнь уже не первую серию.
Я благодарен людям, которые уже тогда поделились со мной многими материалами. Каждый факт, каждая гипотеза — это ценность сотрудничества и готовности исследователей помочь друг другу. Конечно, я как всегда, не стану претендовать на истину в последней инстанции. Моя задача заставить вас задуматься над еще одним пластом жизни, осветить еще одну таинственную дорогу.
Скажу лишь одно: прошлое проникает в будущее, если мы теряем его нити в настоящем, мы теряем нити самой жизни. А идти вслепую или пользуясь чужими глазами, согласитесь. Как-то обидно.
Итак, кольцо Нибелунгов: семейная сага, пророчества государственных переворотов, философия власти и богатства, история любви богов и людей, миф или карта неразгаданного чуда?
Я предлагаю вам свои первые находки. И сам совершу вновь это путешествие.
ПЕРЕД НАЧАЛОМ
Сказать, что можно начать эту историю «с самого начала», означало бы веру в то, что у нее есть конец. Но это была бы ложь. Ибо нет у истории сей ни начала, ни конца.
Есть только извечный поединок воспоминаний и забвения. Забвение, как водится, оказывается сильней. Борьба правды с ложью заканчивается на покинутом поле боя, где после не остается уж ничего, кроме немых руин забвения.
Такова история моей семьи. Все слышали ее столь часто, что тут же закивают головами: мол, как же, знаем, знаем.
И расскажу я вам не о героях легенд, что блуждают по глупым и вздорным песням. Я расскажу о настоящих людях. Я знаю, как выглядели они, как говорили, как жили.
О, как бы я хотел, чтоб это и в самом деле была всего лишь история моей семьи, семейное предание. Нечто, что хранится в памяти каждого, от чего мы все бежим и что, несмотря ни на какие обстоятельства, открывает нам истину о нашей сути.
Втайне, укрывшись в коконе моей тишины, в безучастности к глупости и жестокости, окружающих меня, я желаю, чтобы мне навеки остались мои воспоминания о погибших, забытых и истерзанных. Чтобы картины памяти моей объяснили мне все необъяснимое, помогли постичь тайну истории, что держит меня в этом мире, в котором мне так трудно отыскать себя.
Когда моя мать рассказывала эту историю, позднее, уже в болезни, она всегда начинала свой рассказ так:
— Когда боги скучали, они затевали игру. Они бросались всеми нами, подобно камешкам рун, и потрясали нами во тьме. А Один смеялся: «Вот и посмотрим, куда угодят они». И смеялись его враны.
— А потом боги наблюдали за нами, за нашими попытками выстоять. За нашими ошибками, — говорила она и долго, пристально смотрела на меня.
Кем был я в ее глазах? Ошибкой? Или она считала меня прощением за те ошибки, что совершила сама? Прежние ошибки, новые ошибки — да какая богам разница.
Я уже давно не ребенок. Я не верю в богов и их игры. Я верю лишь в ветер и его слова. И я не безумен, даже если все вокруг считают иначе.
Моя мать была королевой на островах.
Лишь старики помнят о ней. Никто не учит имен ее предков, ибо хотят забыть о них. Даже старики, что знали их, бояться теперь вспоминать. Ныне говорят, что была моя мать богиней, рожденной из огня и льда, что и не человек она вовсе. Какая глупость.
Я помню о моих предках.
Мать моя была Брюнгильдой Свенкесдоттир, дочерью Ильеы, дочерью Свенка, что из рода королевы Йенки с голубыми зубами (?).
Имена моих предков сияют ярче, нежели начищенный щит в лучах утреннего солнца. Это были сильные и смелые воины, великие лжецы и великие мыслители, великие короли и королевы своего времени. И никого из них я не забуду.
Так случилось, что в день, когда родилась моя мать, король Свенке был сначала усталым, затем счастливым, затем гордым, пугливым, беспокойным и под конец сердитым. Никто не мог припомнить, что когда-нибудь король выказывал подобную смену настроений.
Старухи уже тогда заговорили, что Брюнгилъда была той, которая способна разладить обычный миропорядок.
Первым словом ее, ясным и непостижимым, произнесенным с улыбкой, стало «Нет!».
Что в имени нам том?
Итак, продолжим наши изыскания. Кто же, собственно, такие эти Нибелунги? Только герои эпоса? Или нам все же повезет встретить кого-ни- будь живого под этим именем на пыльных дорогах истории? Пойдемте поищем.
В помощь призовем мудрость древних. Воспользуемся услугами широко распространенного в Средние века мнения, что мир возможно понять и объяснить только в том случае, если удастся вникнуть в суть названия тех или иных вещей. Да, вот именно так, ни больше ни меньше. И кстати, испанский епископ по имени Исидор Севильский превратил подобный этимологический метод в удачно работающую научную модель еще в VII веке. Ну что, применим-ка данный метод в поисках исторической правды к истории Нибелунгов. Вперед, к разгадке сути имени!
Один из следов сразу же приведет нас в германскую мифологию: здесь мертвые отправляются в свой собственный мир, именуемый Нифтхель или Нифльхайм. В старогерманских языках Нибелунгов именовали Нифлунгерами. Вот и считали ученые Нибелунгов жителями Нифльхайма, то есть мифическими существами подземного мира. В словаре В. Гримма слово «Нибелунги» расшифровывается следующим образом: «…сыны тумана, туманного подземного мира, древнее название мифического рода». Да, Niebel и в самом деле напоминает немецкое слово Nebel («туман») и превращает Нибелунгов в народ подземного тумана, на прошлое которого наброшена непроницаемая серая дымка вечности.
Ух, красиво! Но к исторической действительности имеет призрачное отношение. И главное, ответа на наш вопрос так и не дает. Мы же не про мифические существа интересовались, прямо скажем. Поэтому давайте все же не будем поддаваться очарованию подобных ассоциаций. И, выразив посильную благодарность Исидору Севильскому, раскроем-ка лучше одну прелюбопытную книжицу, созданную в году эдак 1200-м, — южнонемецкую «Песню о Нибелунгах».
Что мы там находим? А находим свидетельства, что название рода пошло от одного имени — Нибелунг. Были, дескать, князь Нибелунг и его брат Шильбунг, «сыны могущественного короля», они правили расположенным в горах королевством и своей героической свитой — Нибелунгами. Откуда они в германских краях взялись, точно не сказать, но ссылка на поездку из Исландии в царство Нибелунгов — морское путешествие в «добрую сотню долгих миль или больше» — намекает нам на скандинавское (а возможно, и западнонорвежское) происхождение Нибелунгов.
Что же эти князья поделывают в своей вотчине? Живут они, оказывается, за счет горных даров: все возрастающая потребность в оружии, инструментах, украшениях и сосудах для литургических богослужений уже в эпоху Римской империи позволяла германцам совершать выгодные сделки, торгуя золотом и серебром, драгоценными камнями, медью и чугуном. Добытые археологами многочисленные мечи, золотые монеты, украшения из золота, серебра и бронзы свидетельствуют о высоком уровне добычи и обработки благородных металлов в Скандинавии и у германцев.
Название же целого рода по далекому предку — Нибелунгу — никого не должно смущать: тому в Средневековье найдется множество примеров. Например, Гвельфы заимствовали свое имя от графа Вельфа, Каролинги — от Карла Великого, Меровинги — вообще от мифического героя Меровеха. Красиво жить не запретишь, так что имя героического предка, словно недвижимость, передавалось во всех этих благородных семействах по наследству.
Вот только с Нибелунгами все куда хитрее. Неизвестный автор «Песни о Нибелунгах» во второй части своего бессмертного творения передает звание «Нибелунги»… бургундскому (!) королевскому роду: Гунтеру, его братьям Герноту и Гизельхеру, их дядьке Хагену и всей королевской свите. Причем делает это с очевидной настойчивостью, а потому об ошибке и речи быть не может. Разгадка данной шарады опять-таки кроется в сокровищах Нибелунгов.
Дело в том, что именно сокровища подпитывают власть своего владельца и служат олицетворением принадлежности к роду. И если они украдены— что по сюжету легенды происходит дважды, — звание «Нибелунги» переходит к новому их хозяину. Ну, а прежние владельцы с потерянным богатством безвозвратно утрачивают имя рода, а зачастую и саму жизнь.
Но кто же с исторической точки зрения реальные Нибелунги и какое отношение они имеют к легендарному князю Нибелунгу и «проклятым» сокровищам?
Реконструкция историков уходит в далекое прошлое: в VII и VIII века, когда в Восточной Франции (нынешняя Бельгия) появилось молодое благородное семейство, члены которого по непонятным нам причинам почувствовали себя Призванными. В чем конкретно эта пресловутая «призванность» выражалась, не ясно, но известны факты, что это семейство, названное по их предку Пиппину Старшему (580–640) Пиппинидами, поначалу завладело землями на востоке Фландрии и Северной Лотарингии. Затем, служа меровингским королям, Пиппин и его потомки продвинулись до самого верха «карьерной лестницы» — стали мажордомами: чем-то средним между главой генштаба и премьер-министром.
Впоследствии семейство распространяло свое влияние и на соседние регионы — на Эльзас, Бургундию и Баварию. Оно разветвилось на множество родовых линий, которые уже в начале VIII века стали зваться Нибелунгами.
Почему вдруг Нибелунгами? Ничего удивительного: во владениях этой родовой ветви в числе прочих находилось местечко Нивелл (южнее Брюсселя), где жена и дочь Пиппина Старшего, Ида и Гертруда, основали в 650 году монастырь. Немецкий германист Георг Хольц в 1907 году утверждал, что название этого фламандского местечка перешло и на весь род: Ниввел — Нибелунги.
Причин не доверять Хольцу у нас вроде бы нет. К тому же в истории франков 750 года и в самом деле можно найти графа Нибелунга Бургундского, племянника мажордома Карла Мартелла и предка Карла Великого. И здесь мы с вами могли бы остановиться и с облегчением вздохнуть. Вот мы и докопались до истины, превратив легендарных Нибелунгов в историческое семейство Пиппинидов, получивших прозвание по родовому монастырю — Нивелл. Ура!
Но не тут-то было. В подобном превращении нам бестактно «помешал» историк Юрген Брайер. В 2006 году он выдвинул достаточно убедительные контраргументы в пользу противоположной версии: а не могло ли все в случае с Нивеллом быть наоборот? Не могли ли французские дворяне Нибелунги дать свое имя основанному ими восточнофламандскому поселению? Выясняется, могли.
Тот факт, что имена основателей-миссионеров распространяются на целый ряд местностей, уже давным-давно доказан.
Кроме того, если история рода начиналась в каролингские времена, то почему, собственно, ни франки, ни Пиппиниды, ни Каролинги ни разу не упоминаются в различных версиях сказаний о Нибелунгах? С чего вдруг действие эпоса разворачивается не на Маасе и Шельде, родовых местах Пиппинидов, а на Рейне и Дунае? Отчего двор Зигфрида находится в Ксантене, а не в Люттихе или Метце? Несгыковочка, однако.
Идем дальше. Согласно исследованиям Вильгельма Штермера, в VIII и IX веках имена Нибелунгов встречаются не только во Фландрии, но и в Баварии (здесь также распространены и имена Гунтер, Гизельхер, Кримхильда, Хаген, Брунгильда и Зигфрид). И это факт.
Что же для нас с вами из всего этого может следовать? Лишь одно: предположение, что у легенды о Нибелунгах гораздо более древние истоки, чем у рода Пиппинидов. И что в эпоху первых Каролингов она была уже настолько популярна, что в некоторых семействах имена «из сказки» включались в традиции собственного дома. И что, скорее всего, граф Нибелунг из Пиппинидов носил «модное» в свое время легендарное имя. Хороша версия, не так ли?
Имеем на нее полное право, потому как историки в попытках доискаться до истины по- прежнему ломают копья, а нам по-прежнему с этими самыми Нибелунгами нескучно: они тебе и мифологические герои, и литературные персонажи, и носители неких исторических реалий.
Вот к этим-то реалиям и обратимся. Так, где тут у нас была лента времени?..
Из мрака истории
Нибелунги прочно «поселились» у немцев и их германских предков, как говорится, испокон веков. Если мы отмотаем нашу ленту времени еще пару-тройку раз, то окажемся, к вящему своему изумлению, в землях западных германских племен, занятых римлянами! Там мы прямиком попадаем в суматоху так называемого переселения народов. Да-да, именно этим временам историки присвоили невеселое звание темных веков, сетуя на дурные нравы и научно-технический регресс той эпохи.
Мрачноватое это время — между Античностью и гуманизмом, — до сих пор бедным ученым спать спокойно не дает и в кошмарах является. Историки в долгу не остаются и вдумчиво «мстят»: скажем, закат римской цивилизации обычно ставят в вину германским «варварам». Но так ли это? Жаль, что практически не сохранилось никаких источников, позволяющих пролить свет на темные века, дать подтверждение многим нашим догадкам. Между тем, хотя до первых изображений и текстов о Нибелунгах прошли целые века, появлением этих текстов мы обязаны именно «варварской» Европе. Не странно ли?
Ох, нелегкая это задача — реконструировать долгий путь Нибелунгов по истории. Уж слишком много «белых пятен». И самое большое по иронии судьбы обнаруживается на первом шагу: а кто-нибудь вообще может точно сказать, когда зародилась легенда о Нибелунгах?
Наука, за сложностью задачи, помалкивает. Но справедливости ради скажем, что такими уж совершенно беспомощными историки-германисты отнюдь не выглядят. В последние годы используется метод, связанный с поиском следов Нибелунгов в фольклорной традиции (oral history). Так о чем же в нем упоминается? Оказывается, следы Нибелунгов разбросаны по эпохам и странам в великом множестве.
Так, еще римский писатель Тацит в первом веке нашей эры упоминал древние песни германцев о Зигфриде, Хагене и Брунгильде.
К эпохе Каролингов Нибелунги стали очень популярной темой в Европе, а в Скандинавии уже вовсю распространялись отдельные песни и изображения целого ряда эпизодов из легенд о Нибелунгах. И повсюду тексты «Нибелунгов» тесно переплетены с фольклорной традицией, повествующей о богах, героях и немыслимо далеких предках. Ну, скажем, такой герой, как Хильдебранд, оружейник Дитриха Бернского. В поздней версии «Песни о Нибелунгах» он — побочный персонаж. А взялся, к слову сказать, из древнейшей героической песни, написанной на немецком языке еще в 800 году, — старогерманской «Песни о Хильдебранде», где он, безусловно, — главный герой.
Еще один «нибелунгский» след в пространстве, заселенном франко-германскими племенами, можно найти в поэме, написанной по-латыни, под названием «Вальтгарий» (или «Песня о Валытарии»), появившейся в период с 900 по 950 год. Здесь объявляется — правда, в ином сюжете — франкский король Гунтер, его отец Гибих, их союзник Хаген, а также князь гуннов Атилла (в «Песне о Нибелун- гах» он превратится в Этцеля).
Англия тоже не осталась в стороне: явные следы сюжета о Нибелунгах прослеживаются в староанглийском «Беовульфе», где рассказывается о Зигмунде (в «Песне…» это отец Зигфрида) и его подвигах. Причем в данном тексте именно Зигмунд представлен победителем драконов, владельцем несметных сокровищ.
Итак, подведем итоги наших изысканий. Что мы видим? Мы видим вариации на тему «Нибелунги». Мы видим вольное обращение авторов с именами, сюжетами и мотивами. Что ж, это весьма типично для средневековых героических песен. В этом и состоял элемент личного творчества: создатели жанра черпали материал из древних сказаний, свободно меняя последовательность событий и характеры, комбинируя новые сюжеты со старыми и экспериментируя с формой и языком своих произведений.
И вот исторический результат свободного творчества: в 1200 году в землях Баварии и Австрии «Песнь о Нибелунгах» заносят на пергамент. В ней свыше 2300 строф и почти 10 000 стихов. Новоиспеченный письменный эпос остается на пике популярности вплоть до XVI века. Его распространяют в богато иллюстрированных многочисленных рукописных списках; он даже становится подсобным материалом к модной народной книге о «Защищенном чешуей дракона Зигфриде». А после изобретения книгопечатания эта книга сделается в Германии самым настоящим бестселлером XVII столетия.
На этом месте остановимся и оглядимся. Сколь же обширна территория, завоеванная «Нибелунгами» по причине хронической популярности? Неплохо, неплохо: сказание популярно в Скандинавии, Англии и в государствах франков и немцев. Причем к 1200 году, ко времени занесения немецкоязычного текста на пергамент, прошло уж почти триста лет, как существуют ранняя скандинавская, английская и латинская письменные версии. Почему?
Действительно, почему? Ведь материал о Нибелунгах явно немецкого происхождения. Значит, мы имеем основания предположить, что наряду с прочими латино-англо-скандинавскими версиями существовали также и куда более ранние письменные источники на немецком языке, но затем были попросту утрачены. К тому же как бы мы ни стремились, но в германском языковом пространстве раннего Средневековья мы вряд ли обнаружим энтузиастов-профессионалов, которые бы трудились в поте лица, подобно скальдам. Не было, увы!
Кстати, в пользу нашей версии о существовании более ранних рукописей на немецком языке говорит целый ряд косвенных улик: по берегам Рейна и Дуная в эпоху раннего Средневековья существовали сведущие в грамоте церковные мужи, интересовавшиеся древними сказаниями. Так, Бамбергский архиепископ Майнгард укорял одного из своих епископов, Гунтера (1057–1065), за то, что время, отведенное для чтения трудов Отцов Церкви, нерадивый епископ посвящал «богопротивным вещам», «сочиняя вирши об Аттиле и Амелунге». Под родом Амелунга имелась в виду семья Теодерика Великого.
Еще одно косвенное указание. На сей раз географическое. К XII веку относится описание, сообщающее о горе в Таунусе, которую народ называл… «ложем Брунгильды». Такая вот прямая ассоциация с сюжетом легенды: с волшебным сном Брунгильды и ее пробуждением с помощью Зигфрида. Но об этом чуть позже. Вернемся к свидетельствам.
Итак, дальше. А дальше еще интересней. О том, что рассказы о Нибелунгах никогда не забывались и в различных списках существовали-таки в Германии, свидетельствуют в XII веке монах Метеллий Тегернзейский и хронист Саксон Грамматик.
Первый в 1170 году писал об австрийской реке Эрлауф, ставшей знаменитой благодаря графу Рюдигеру Бешеларскому и Дитриху Бернскому, чьи истории описаны в песнях. Рюдигер и Дитрих являются одними из центральных персонажей второй части «Песни о Нибелунгах».
А Саксон Грамматик в своей «Истории данов» упоминает певца, который в 1131 году преподнес датскому герцогу рассказ о Кримхильде и ее кровавой мести собственным братьям. Это уж совсем по нашей части.
Ну, что ж, полагаю, что у нас с вами теперь нет никаких причин сомневаться в том, что в Германии «Песня о Нибелунгах» была записана задолго до 1200 года. На этом предысторию можно и завершить. Пора и честь знать, пора переходить уже к самой истории. Хитросплетений в ней хватает, так что в воды Рейна окунуться нам предстоит, как говорится, с головой.
Когда женился король Гибих, в то же самое лето пришел и он. Хаген, явившийся из леса. Хаген Тронье, что зовется на Рейне Троньером. Неуязвимый, он говорил немного. Он не любил вопросы и сам не задавал их. Он был невозмутим, как камень, никто не мог прочесть по его лицу, что творится в его душе.
Волосы его были черны и блестели, как вороново крыло. Хаген был величественен и исполнен тайны.
Слава его трепетала, словно жаркое пламя. Он был смелейшим. Он был сыном Одина, Искателя Истины.
Хаген, Хегни Одинсон, воин, каких уж нет более. Величайший воин своего времени, одаренный силой шести человек.
Ему было 34, когда объявился он в Вормсе. Хаген, явившийся в земли бургундов, искал. Его поиск так и остался незаконченным.
Он прискакал на гнедом жеребце, в алом плаще, с бронзовым щитом, копьем и мечом.
Когда спустя 32 года он отправился в последний свой путь из Вормса, он ушел в ШгМ же, в чем и пришел. В алом плаще, с бронзовым щитом, копьем и мечом.
Король Гибих сказал ему:
Я дам тебе золото и все, что ты пожелаешь.
Но Троньерец лишь покачал головой:
Не нужно мне золото. Если хочешь, чтоб я остался, придумай причину получше.
И Гибих попросил его остаться ради будущих своих сыновей.
Моя мать, Брюнгильда Свенкенсдоттир, была королевой на островах.
Мой отец. Смелейший, Несравненный Воин, был Хагеном из Тронье, Хег- ни Одинсоном, непобежденным в своем сердце.
Я — сын обоих, память об исчезнувших.
Они ждут меня в Зале Жизни за порогом смерти.
ОБЛОМКИ ЭПОХИ КАРОЛИНГОВ
Боги, предки и герои
Ступая по легендарным следам дальше, мы с вами припадем к источнику, излившему материал для творчества готландских камнерезов. Я имею сейчас в виду все песни о князе гуннов Атли, короле бургундов Гуннаре, его сородичах Гудрун и Хегни, валькирии Брюнхильде и герое Зигурде.
По самой осторожной оценке, первые из этих песен были созданы между 850 и 1000 годами: «Старшая песня о Зигурде» и «Старшая песня об Атли».
Конечно, песни и сказания об этих героях были известны и раньше, а более поздние поколения лишь исправно их перерабатывали. Вспомним, что уже одна только Скандинавия «поставляла» нам огромное количество песен о Нибелунгах вплоть до XIV века. При этом особенно плодовитой оказалась исландская традиция, что и неудивительно: остров в Средние века был центром культуры скальдов. А скальды, как известно, считаются профессиональными поэтами, имеющимися в Скандинавии во множестве при дворах королей и знати. Именно скальды были носителями культуры сказочных песен, и именно им мы обязаны одной из интереснейших историй «благородного семейства» — «Старшей пешей об Атли», в которой представлен самый ранний рассказ о гибели бургундов.
Что интересно, предшествует поэтическому тексту небольшой пролог в прозе, в котором легенда о мести Гудрун названа буквально «всемирно знаменитой». Замечательно! Это то, что нам надо. Это прямое свидетельство, что создавалось произведение профессионалами-скальдами, что они из уже имеющегося материала создавали новые версии песни.
Итак, идем дальше. В первых строфах песни повествуется, как при дворе бургундов появляются послы гуннов. Здесь царит «страх пред гуннами». Послы Атли передают предательское приглашение. Бургундам обещаны богатые подарки.
В данной версии «Песни…» Хегни играет роль мудрого советника. Эта роль — один из постоянных мотивов легенд с момента их появления и вплоть до позднего Средневековья. Хегни рассматривает приглашение гуннов как ловушку. Гун- нар же играет лишь роль молодцеватого, но недальновидного героя. Игнорируя все предупреждения, он решается отправиться в путешествие. Когда Хегни и он прибывают ко двору Атли, ловушка захлопывается: мало того что сбывается все предвиденное заранее, но и непредвиденное происходит тоже.
Поначалу оба бургунда попадают в узилище — как Хегни и предчувствовал. Затем во имя сокровища следуют две героические жертвы, о которых заранее догадываться было бы просто жутковато. Гуннар отдает своего брата (а Хегни в «Песне…» приходится ему братом), заявив, что хочет «видеть его сердце». В завершение же он высмеивает своего обидчика Атли: «Один лишь я знаю отныне о скрытом убежище Нибелунгов, ибо Хегни уж мертв». И далее: «Лишь Рейн один пусть станет хозяином проклятого сокровища». И, как мы знаем, Гуннар гибнет, унося с собой тайну сокровищ.
А что же наш герой Зигурд? Какая роль в сказаниях отведена ему?
Примечательно, что «Старшая песня о Зигурде» рассказывает только о последнем этапе жизни героя — его убийстве.
В художественных же наскальных источниках на данной теме и вовсе «сэкономили». Мастера предпочитали высекать в камне сцены юношеских подвигов Зигурда, в особенности его борьбу с драконом и обретение сокровищ- Сцены гибели авторов не привлекали.
Однако более древние тексты о Зигурде, наоборот, повествуют о мрачных временах. Против Зигурда зреет заговор: Гуннар, который в этой версии превращается в главного персонажа драмы, желает расправиться с героем. Проницательный Хегни спрашивает своего брата Гуннара, короля бургундов: «Что ж такого свершил преступного тот Зигурд, что у блистательного ты жаждешь жизнь отнять?» В ответ Гуннар сетует, что Зигурд нарушил данную им клятву верности. Так Хегни выясняет, что за кулисами надвигающейся катастрофы стоят женщины — жены героев. И дальновидный Хегни советует не совершать подобного преступления. Такова «северная» версия.
А вот в «Песне о Нибелунгах» Хаген является активным противником Зигфрида. Да и сама «женская» история представляет собой весьма хитроумную интригу. Пора, кстати, нам на ней вкратце остановиться, для пущей ясности.
Итак. По обоюдному тайному уговору Зигфрид помогает Гунтеру хитростью добиться руки могучей исландской повелительницы Брун- гильды. Для этого ему приходится не просто помочь Гунтеру одолеть валькирию в поединке, но и завоевать великаншу на супружеском ложе. Именно в этом месте сюжета происходит тайный для Брунгильды обмен ролями: право первой брачной ночи (по сговору героев) принадлежит Зигфриду, не Гунтеру! Брунгильда остается в неведении, но лишь до поры до времени.
Зигфрид, давший клятву держать в тайне постыдное деяние, не может, однако ж, удержаться от награды — и забирает с собой на память кольцо Брунгильды. Но и это еще не все. Впоследствии он выдает секрет своего «подвига» невесте Кримхильде. Одному богу известно зачем, но после подобного признания при дворе бургундов начинается отсчет эпохи мести и катастроф. Иначе, впрочем, вряд ли могло быть.
Вот наконец и знаменитая ссора королев: мол, кто из их мужей выше по чину. По сюжету северной традиции дамы ссорятся на реке, а в немецкой «Песне о Нибелунгах» — на ступенях Вормского собора. Перебранка заканчивается тем, что Кримхильда раскрывает своей сопернице тайну обмана сватовства и первой брачной ночи. Брунгильда по праву чувствует себя оскорбленной и обманутой — и супругом, и Зигфридом. Она жаждет отмщения. Гордиев узел надо было как-то разрубить. И дальнейшие события будут фатальны для всех участников драмы.
В отрывке «Старшей песни о Зигурде» Гуннар и Хегни в конце концов соглашаются с тем, что только смерть Зигурда сможет умилостивить сердце Брунгильды. И уговаривают сводного брата Гуттхорна (в «Песне о Нибелунгах», кстати, Гернот играет куда более симпатичную роль) совершить убийство. И когда Зигурд однажды не возвращается ко двору, Хегни грубо и прямолинейно заявляет Гудрун (той самой немецкой злополучной Кримхильде): «Мечом заколотого Зигурда нашли мы». В то время как Брунгильда торжествует, Гудрун предсказывает своим братьям страшный конец. Поэма заканчивается описанием страшного сна Гудрун и ее новым супружеством.
Существует еще эпилог в прозе, который, скорее всего, появился позже. В нем мы находим подробности о точных обстоятельствах смерти Зигурда, обобщенные в самых разных версиях. В одних из них сказителям хотелось бы, чтобы Зигурд был убит в постели. «Немецкие мужи говорят, что его убили в лесу», а в более старой «Песне о Гудрун» речь идет о совместной поездке Зигурда и бургундских королей, ставшей для героя последней.
Здесь заслуживает внимания упоминание о «немецких мужах». Кто они? Возможно, северонемецкие купцы, в эпоху викингов занимавшиеся торговлей со Скандинавией в портах Хайтхабу (неподалеку от Шлезвига) и Дорештада (Фрисланд). Археологические находки немецких монет в Швеции дают довольно полное представление о торговых сношениях раннего Средневековья.
Но особенно интересны для нас с вами «пророческие» строфы из «Песни о Гудрун»: Хегни и Гуннар уже плетут заговор и втягивают в него своего сводного брата Гутхорна, когда вдруг вещий ворон кричит им с дерева: «На вас испробует железо Атли, и месть падет на головы убийц». Надо сказать, что во многих мифах германцев вороны играли роль прорицателей и мудрых советчиков. Даже богов. Здесь же несомненный интерес представляет то, что в столь древнем отрывке текста из эпоса о Зигфриде подчеркивается связь между его гибелью и гибелью бургундов при дворе гунна Атли (Этцеля). В двух частях «Песни о Нибелунгах» XIII столетия данная взаимосвязь событий подчеркивается уже совершенно явственно.
ЗАГАДКИ СЕВЕРНЫХ НИБЕЛУНГОВ
Юность Зигурда
Во веет старых северных песнях о героях Зигурд изображается сиротой благородного происхождения. В германской мифологии его называют последним представителем героического рода Вельзунгов, произошедших от самого бога О дина. Наиболее примечательным моментом во всех этих мифах являются тесные родственные взаимоотношения богов и героев. Отдельные персонажи настолько «переплелись косами», что в целом ряде эпизодов фиктивная генеалогия становится первопричиной фатальных событий. Так, оба нордических героя — Зигурд и Хельги — превращаются в сводных братьев по отцу Зигурда — Зигмунду.
Исландские скальды, по всей видимости, были не только «историками» и поэтами, но и исполняли роль герольдов, Способных по гербам и символам на щитах благородных рыцарей, участников турниров, читать информацию о происхождении, истории и родственных взаимосвязях знатных семейств. Настольная книга скальдов Снорри Стурлусона XIII века информирует нас как раз обо всех родственных связях Зигурда. Заглянем в нее, если не возражаете.
Итак. Дед героя по имени Вельзунг был гордым отцом одиннадцати детей. Но несчастье пало на все семейство. Единственная дочь была обручена с королем Гаутланда (Готланда?), и тот, воспользовавшись свадебным пиршеством, решил изрядно уменьшить количество новой родни из Вельзунгов. Единственным уцелевшим оказался Зигмунд, старший сын и, согласно песням «Старшей Эдды», король в землях франков. Именно он начинает мстить своему врагу. В нем куда больше смелости, нежели ума. Правдами и неправдами Зигмунду все же удается поджечь королевский зал Гаутланда. Величественная акция отмщения уносит и жизнь его собственной сестры.
Вопреки зловещему драматизму мотив горящего королевского замка и уничтожения великого рода королей (в данном случае Вельзунгов) довольно популярен в германской мифологии. Он встречается часто, и достойную конкуренцию ему составляет лишь мотив драконоборчества.
Так, в староанглийском повествовании «Беовульф» X столетия именно Зигмунд во время своих великих подвигов становится драконоборцем и обретает огромные богатства.
В первом браке Зигмунд женат на королевской дочери Боргхильде (почти Брунгильда, не правда ли?), от которой у него рождаются сыновья Синтифлети и Хельги. При подобном родстве не удивительно, что у Хельги по прозвищу Хундингсбана («Убийца хундингов») все задатки настоящего героя: сильный, смелый и богато одаренный тремя богинями судьбы — норнами, он странствует по многим рассказам северных германцев. И особенно любима была история о том, как Хельги одолел злых хундингов.
Когда Боргхильда отравила своего сына Синтифлети, Зигмунду пришлось выбрать себе другую супругу. Новоиспеченная жена, разумеется, тоже королевская дочь, Хьердис довольно скоро порадовала его рождением маленького Зигурда. Теперь у Хельги есть героический сводный брат…
И песни «Эдды», и эпос о Вельзунгах подчеркивают неслучайное родство главных скандинавских героев, Хельги и Зигурда: жизнь обоих представляла собой непрерывные странствия ради умопомрачительных, выдающихся побед.
Сам Зигмунд довольно скоро после рождения Зигурда погибает в битве с хундингами. Безотцовщина Зигурд воспитывается матерью при дворе короля Хьялпрека (Хальперика?), который поддерживает планы юноши отомстить за отца. Поначалу Зигурд должен выбрать сильного жеребца Грани на королевской конюшне, позднее король даст ему корабли, чтобы воины выступили в поход против хундингов. При дворе Хьялпрека работает чудесный кузнец Регин. «Песня о Регине» из «Старшей Эдды» описывает его следующим образом: он был самым даровитым из всех мужей, при этом гном по росту. Был Регин мудрым, свирепым и сведущим в колдовстве.
Зигурд изучает у него кузнечное искусство. Из обломков отцовского меча под руководством Регина он выковывает