Глава 22. Неловкая встреча 4 страница

Трактирщик — грузный волшебник с красным лицом и бегающими алчными глазками — оказался до того неприятным и навязчивым типом, что вынудил Северуса кинуть в него Конфундус и заняться поисками магического тайника самостоятельно.

Все в этом месте было нехарактерно для Ребекки: знаменитый снобизм Каллиганов скорее заставил бы ее спрятать важные документы в Вестминстерском дворце, приплатив какому-нибудь волшебнику за охрану. Но Беллатриса говорила правду, когда открыла адрес. В наркотическом дурмане, в котором ее оставил Северус после операции, она была неспособна подавлять эмоции и оказалась перед ним, как на ладони: она солгала о Непреложном обете, но дала верный адрес тайника.

А вскоре стало понятно, почему Лестрейндж так легко сдалась.

Спустя каких-то полчаса Снейп держал в руках девственно-чистый дневник с тисненной золотом надписью на кожаной обложке «Ребекка Каллиган» и пытался убедить себя, что ничуть не расстроен. Он ожидал, что так просто его поиски закончиться не могут.

Вот только сердце его все равно щемило от разочарования.

* * *

Черным парусом за спиной декана Слизерина развевалась мантия, когда он шел по ярко освещенному коридору, приближаясь к дверям библиотеки. Драгоценность, за которой он охотился больше полутора лет, была небрежно брошена на столе в его покоях.

Думая об этом дне, Северус представлял, что он станет лучшим моментом за многие годы, но у судьбы на этот счет было свое мнение. Нет, Снейп не был зол, он не был раздавлен крушением своих надежд или неоправданных ожиданий, но и торжество от свершившейся мести не наполняло мрачным триумфом его грудь.

Все вокруг будто выцвело, выгорело под палящим солнцем собственных надежд, и он остался совершенно один в этой заброшенной унылой пустоши.

Его жизнь напоминала театр абсурда, желания — бессвязные картинки в голове умалишенного, который и сам не знает, что ему надо: подтереть слюни или захватить мировое господство. В двадцать лет он хотел свободы от навязанных обязательств, права быть хозяином своей жизни. За следующее десятилетие он практически достиг этого: у него была наука, работа, независимость. Жизнь, в конце концов. Школьные товарищи заводили семьи, растили детей, с гордостью находя себя в маленьких сорванцах, а Северус не испытывал ни капли удовольствия, наблюдая за ними. Ему хватало малолетних идиотов на занятиях. Да и Френсис высказал свои проклятья вполне определенно, и не имело никакого смысла задумываться о семье и продолжении рода — все равно бесполезно. В год, когда возродился Волдеморт и передал ему весточку из прошлого, Снейп понял, что свобода снова ускользнула от него.

Желание стать отцом проснулось в злобном саркастичном профессоре лишь тогда, когда София потревожила его рану неосторожными словами, но теперь он чувствовал опустошение не из-за собственного несбывшегося будущего, а из-за очередной осечки в планах.

Лишь на задворках сознания призраком маячило солнце в ладонях — улыбающееся детское личико в обрамлении каштановых кучеряшек, но Северус был слишком зациклен на своих переживаниях, чтобы заметить это и проанализировать.

Как породистая собака, подгоняемая азартом охоты, идет по следу дичи, так и Снейп несся по четвертому этажу, предчувствуя, что нужная ему студентка Гриффиндора окажется в одном из темных углов библиотеки Хогвартса. Было всего два способа выйти из ледяного, мертвенного оцепенения, овладевшего Северусом после того, как он понял, что снова увяз в трясине зависимости Темного Лорда — это или теплые, необходимые как воздух, объятья Гермионы Грейнджер, или знатная перепалка с ней же. И он сам не знал, чего же ему хотелось больше.

Снейп не позволил себе отвлечься перед визитом к Беллатрисе на то, чтобы устроить взбучку другой нахальной девице, которая жила под его опекой в Хогсмиде, хотя мгновенно заметил, что она достигла успеха во взломе охранных заклинаний в его импровизированной лаборатории. Он даже испытывал нечто вроде гордости от того, что София, наконец, смогла справиться с чарами.

Но вернувшись из Окворта и мимоходом заглянув в ее воспоминания, оказался совершенно не готов к тому, что Морган смогла склонить на свою сторону Гермиону. Конечно, он знал, что вопреки его запрету девушки общались, и, признаваясь самому себе, был даже рад притворяться слепым, чтобы скинуть с себя груз ответственности за Софию.

Грейнджер всегда была самой разумной из троицы гриффиндорцев, доставлявшей ему столько лет головную боль, и среди преподавателей было принято считать, что она вляпывалась в неприятности из-за попыток удержать Поттера и Уизли от свершения чрезмерно идиотских поступков.

Но оказалось, даже сама по себе Гермиона была способна принести большие неприятности.

Яркими вспышками в сознании Северуса отражались обрывки воспоминаний Морган: зеленые искры, раз за разом опаляющие ладони; споры с Грейнджер, провокации, колкости, граничащие с издевательством; обман и магическая клятва, заставившие ее делать то, что было нужно самой Софии. И не смотря на то, что в груди возникло какое-то призрачное чувство сожаления от того, что Гермиона попала в сети, Снейп был целиком и полностью на стороне Морган: хитростью можно было добиться много большего, чем самоотверженностью. И его гриффиндорке это должно было послужить хорошим уроком.

Злость закручивалась под ребрами черным водоворотом, желание найти Гермиону заявляло о себе тихим и неуверенным порывом, но ровно в тот миг, когда Снейп встретился с испуганными глазами гриффиндорской старосты, он понял, что ублюдок в нем победил влюбленного идиота.

Заглушающие чары, предусмотрительно наложенные на закуток между стеллажами, в котором увидел Грейнджер, позволили ему припомнить своей возлюбленной все: пренебрежение последних дней, сговор с Морган, попранное доверие. А когда в ответ на свою злость Северус получил не менее яростную реакцию, щедро сдобренную претензиями и абсурдными предположениями, то решился на крайний шаг. Он напомнил о власти, которую имел над Гермионой.

— Ты не можешь быть настолько слеп, — шептали ее дрожащие губы.

И внезапно поняв, что ему до самого тролля лысого осточертели женщины, наводящие тайны из ничего в его жизни, Снейп потребовал ответа:

— О чем ты, задери тебя мантикора, твердишь?

А прямая и честная мисс Грейнджер в ту же секунду смогла сделать то, что не удалось сумасшедшей, прожженной Азкабаном ехидне. Она выбила у Северуса почву из-под ног. Всего в одной фразе «София — твоя дочь!» она заключила столько ударной мощи, сколько не удалось бы и убивающему проклятью.

И уже не слушая ее сбивчивый лепет, Снейп исчез из библиотеки, пытаясь понять, каким образом он столько времени мог игнорировать собственную интуицию и обманываться. Почему для того, чтобы признаться себе в неслучайном сходстве Софии и Ребекки, ему потребовалась отрезвляющая пощечина.

Думая об этом теперь, Северус замечал все до мельчайших деталей: в его памяти не отложился цвет глаз Ребекки, но он помнил, как высокомерно она смотрела: будто колючие льдинки проникают под кожу, пекут и зудят, вызывая желание содрать с себя шкуру или выцарапать гордячке глаза. И этим взглядом спустя шестнадцать лет одарила его София. Морган достался узкий подбородок и высокие скулы матери, но не полные губы, делавшие лицо Каллиган запоминающимся, по-настоящему привлекательным и выразительным, прилепив вместо них две тонкие, резко очерченные полоски, способные так искусно изгибаться всем спектром пренебрежительных усмешек — его собственные губы, которые Снейп не смог узнать со стороны.

Он стал с жадностью вглядываться в черты лица Софии, пытаясь найти что-то знакомое, и, увидев, как она хмуро сдвинула густые брови, недовольная его очередным отказом на какую-то дурацкую просьбу, ощутил резкую боль в сердце, словно его пробили насквозь огромным ржавым гвоздем. Потому что в ее угрюмом выражении он увидел Эйлин Принц, вечно чем-то раздраженную и уставшую.

Снейп чувствовал, что интуиция не просто нашептывала, она кричала ему прямо в ухо правду, которую он не желал замечать. Более того, одержимый малодушным стремлением не потерять то немногое, что у него еще было — цель в жизни, — он даже не обращал внимание, когда замечал в Морган что-то смутно знакомое, скрытое за туманом лет, но все же дающее понять, что все не так просто, как может показаться на первый взгляд. Воистину слепец.

И Северус понял, какой порыв заставил его спасти глупую девчонку от гнева Волдеморта; понял, какая сила гнала его хлестким бичом тревоги в тот день, когда София могла умереть от руки Балорта. И лишь одно оставалось для него загадкой: как теперь относиться к той девушке, которая за пять месяцев провела его через все многообразие эмоций — от ненависти и пренебрежения до глубочайшей привязанности, ненужной и нежеланной.

* * *

Громкий стук нарушил тишину кабинета Снейпа, и прежде, чем прозвучало бы разрешение войти, посетитель, толкнув дверь, проскользнул тенью из тускло освещенного коридора.

Бледный, тонкий, исхудавший — казалось, юноша с каждым днем все больше становился похожим на призрака.

— Я слушаю вас, Драко, — тихо, опасаясь спугнуть своего редкого гостя, произнес Северус.

Снейп разрывался на части, пытаясь и уследить за неразумным малолетним аристократом, и разобраться в своих отношениях с Морган и Грейнджер. Больше двух недель прошло со дня, как он вытащил Малфоя-младшего с того света, но парень только сейчас осмелился прийти к нему.

— Я пришел рассказать вам о своих планах. — Голос ломкий, неуверенный. Неужели кто-то действительно мог думать, что избалованный крысеныш справится задачей, которая даже самому Темному Лорду была не под силу? Бедная, наивная Лестрейндж.

Снейп безучастно молчал, и лишь бровь его недоверчиво изогнулась. Поколебавшись еще несколько секунд, словно был не до конца уверен в том, что действительно решился сделать это, Малфой заговорил, с трудом выталкивая сквозь зубы слова:

— Я только недавно понял, почему тетя Белла требовала, чтобы я обратился за помощью к ней, если у меня возникнут сложности с заданием. Мать не смогла бы удержать такое в секрете и, скорее всего, рассказала ей об обете.

— Не совсем верно, — спокойно прервал его Северус, но мальчишка все равно вздрогнул. — Беллатриса стала свидетелем клятвы.

Малфой только сильнее сцепил тонкие пальцы на коленях.

— Значит, я прав, — бесцветно отозвался Драко. — Она хочет, чтобы вы умерли.

— У вас есть прекрасный шанс помочь ей, — поддел его Снейп после короткой паузы.

Он даже малодушно допускал, что это разом решило бы все его проблемы. И плевать на Дамблдора, Поттера и весь магический мир. Пусть сами варятся в своем котле, а с него достаточно.

Несерьезно, конечно. У него еще были дела.

— Я не хочу этого! — ощетинился подросток, но тут же сдулся, как лопнувший воздушный шар, и снова заговорил совершенно безэмоционально: — И поэтому я решил рассказать вам о том, что смог найти тайный проход в Хогвартс, о котором никто не знает.

Северус напрягся, но ничем не выдал своего волнения. Он лишь попытался незаметно проникнуть в сознание Малфоя, чтобы понять, откуда придет угроза. Но разум Драко был надежно сокрыт ментальными щитами, а сам он старательно отводил глаза, исключая даже ничтожную вероятность того, что по его постному лицу можно было бы о чем-то догадаться.

— Только знайте, что я не позволю вам помешать, — упрямо произнес Малфой в противовес своим последним словам. Снейп едва заглушил желание встряхнуть мальчишку и потребовать полного отчета о его планах. — Но если что-то пойдет не так, то лучше вы, чем кто-то из наших. Я проведу их, когда буду готов. И вы тоже будьте готовы, — прибавил он и положил что-то на стол. Уже на пороге Драко обернулся и добавил: — Я передам сообщение, когда это случится.

И вышел, тихо прикрыв дверь.

— Прекрасные новости, Северус, — Дамблдор поднес фальшивый галлеон ближе к глазам и улыбнулся коллеге. — Кто бы мог подумать, что изобретение мисс Грейнджер и здесь нас найдет, верно?

— Вижу, вы находите ситуацию весьма забавной, Альбус? — холодно спросил Снейп, вышагивая по кабинету директора. Того, казалось, ничуть не тревожило, что жить ему осталось считанные дни. Дамблдор одернул правый рукав, обнажив изуродованную кисть и почерневшее предплечье.

— Я стал немного уставать от соседства со своей полумертвой конечностью, — добродушно пояснил директор, откинувшись в кресле. — Поэтому, конечно, весьма рад, что для меня скоро все закончится. И потом, нельзя больше подвергать опасности остальных обитателей замка. Слишком много случайных жертв.

Снейп только отвернулся, не желая высказывать никакой реакции на слова чудаковатого старца. Он чувствовал себя разбитым: потеряв цель, к которой стремился долгие годы, оттолкнув от себя девушку, которой был небезразличен, он снова был вынужден поступиться своими чувствами в шахматной партии между двумя великими. Потому что только со стороны кажется, что лишить жизни того единственного человека, которого любишь и ненавидишь с одинаковой силой — просто.

— Что вы намереваетесь делать?

— О, пожалуй, немного облегчу задачу мистеру Малфою, а заодно покажу Гарри то, с чем ему совсем скоро придется столкнуться, — улыбнулся Дамблдор, не прибавив ни слова пояснения. — Северус, ну конечно, я знаю, где он, — добавил директор с ноткой раздражения в голосе, появившейся при взгляде на удивленное лицо Снейпа.

— Неужели Поттер так скоро счастливит нас своим возвращением? — сардонически поинтересовался Северус.

Однако Альбус ответил на удивление серьезно:

— Я уверен, Гарри поймет, что он нужен в Хогвартсе, как только увидит Фоукса. Не хотелось бы, чтобы весть о моей кончине встретила его так далеко, ведь, скорее всего, ему потребуется дружеское плечо в этот момент.

Лицо Снейпа исказила недовольная гримаса. Ну конечно, зачем было доводить до сведения Гермионы такое незначительное обстоятельство, как то, что ее другу ничто не угрожает? Северус даже не удивился бы, если бы узнал, что за Поттером по очереди присматривают члены Ордена Феникса. Да-да, включая того самого шелудивого воришку Наземникуса.

А Грейнджер себе неделю места не находила, пытаясь занять голову чем угодно, кроме мыслей об одном из своих непутевых дружков. С появлением в ее жизни Софии эти переживания отступили на второй план (что было еще одной причиной попустительства Северуса), но Снейп видел, что до конца она от беспокойства не избавилась.

Все это время Гермиона вела себя идеально. Вот только, если скрывать от окружающих чувства она и научилась с его помощью, то подавлять эмоции внутри себя в присутствии легиллимента все еще не могла. Ни словом, ни взглядом не выдавая того, что все еще была зла и обижена на поведение Северуса в стычке в библиотеке, она отдалилась от него настолько, насколько это вообще было возможно.

И как бы ни хотел Снейп вернуться к теплу и свету своей тайной, запретной любви, у него были дела намного важнее выяснения отношений.

— Малфой не сказал, насколько он близок к своей цели, — заметил Северус бесстрастно, не пожелав делиться с Альбусом своими мыслями. — Но не думаю, что он начнет действовать, пока вы не покинете школу.

Дамблдор кивнул, соглашаясь, поднялся из кресла с высокой спинкой и не спеша приблизился к фениксу, который сидел недалеко от дверей на золотой жердочке.

— Значит, придется на время прекратить подпитывать слухи в местных трактирах о моем чрезмерном увлечении медовухой, — сделал он вывод, поглаживая Фоукса по золотой хохлатой голове и пронзительно всматриваясь в его умные темные глаза. — Потому что я должен научить Гарри еще кое-чему очень важному, — тихо добавил директор больше себе, чем собеседнику.

Феникс пронзительно вскрикнул, и ровно в ту секунду, как Альбус отнял пальцы от его головы, в комнате полыхнула вспышка огня и птица исчезла.

Глава опубликована: 12.04.2016

Глава 26. Феникс

Поздно. Мерлин, как же было поздно.

Гермиона отвела покрасневшие глаза от учебника и устало, неловко потерла их ладонями. Школьный колокол давно пробил отбой, и гостиная Гриффиндора затихла: даже самые стойкие из пяти— и семикурсников, готовящихся к С.О.В. и Ж.А.Б.А., уже разбрелись по постелям, но староста упрямо вчитывалась в типографские строчки и скребла пером тезисы в пухлой тетради. Для нее обычные годовые экзамены были так же важны, как выпускные.

Неделя, может, больше — Гермиона затерялась в серых однообразных днях и уже не была ни в чем уверена — прошла с того дня, как Северус раскрыл ее обман и снова все вернулось на круги своя: гриффиндорская староста и профессор друг друга не замечали. В черных глазах — ни намека на теплоту, в глубоком баритоне — ни единой эмоции. Иногда казалось, что последние два месяца ей просто приснились.

Но не чувство вины грызло Грейнджер изнутри и заставляло придерживаться образа «учитель-ученик», которому ее когда-то научил возлюбленный. Чистейший, кристальный гнев с горькой ноткой разочарования отравлял Гермиону. Разве заслуживала она колючих, ядовитых слов Северуса?

«Отчасти, — была вынуждена признать Гермиона. — Но вовсе не за то, что заставила его увидеть правду, которую он предпочел бы игнорировать».

Растерзанная войной между гордостью и симпатией к Снейпу, уставшая от недопонимания, она спрашивала себя, готова ли терпеть тяжелый характер своего профессора дальше. Сможет ли принять его сложную натуру, переступая через обиду не на словах, а на деле?

Ответа не было, и, пытаясь заглушить горечь и неясное сожаление, Гермиона все свободное время посвящала подготовке к экзаменам.

Внезапно послышался тихий стон петель открываемого портрета, и на цветастый ковер упало размытое пятно света. До сознания погруженной в свои мысли отличницы не сразу дошло, что в такое позднее время некому посещать факультетскую башню, и поэтому, когда прозвучала в тишине фраза «Мисс Всезнайка вернулась?», сказанная таким знакомым и родным голосом, Гермиона вздрогнула.

— Гарри! — вздохнула она и в следующую секунду уже обнимала парня, цепляясь за его шею, как за спасательный круг в шторм.

Ее ладони ерошили длинные и жесткие черные волосы на затылке, а облегчение затапливало теплыми волнами все тело. От Поттера пахло соленым морским ветром, терпким мускусным запахом разгоряченной кожи и еще чем-то новым и очень приятным. Это был все тот же Гарри — друг детства, — но и в то же время он был совсем другим.

— Когда ты вернулся? — спросила Гермиона, как только отстранилась от юноши и села в соседнее кресло у огня.

— Не больше часа назад. Пришлось все это время пробыть у директора, чтобы рассказать ему о крестражах. Да говорить-то особо и нечего, — пожал плечами Гарри, заметив сосредоточенное любопытство, отразившееся на лице подруги. — У Балорта чутье, как у натасканной полицейской ищейки. Бывало, он целый день копается через меня в голове Волдеморта, потом еще сутки проводит в трансе, а потом раз, — Поттер щелкнул пальцами, — и на следующий день он мне рассказывает о том, где искать очередной крестраж.

— Через тебя? Как это, через тебя, Гарри? — высоким голоском спросила Гермиона, явно испуганная представившимися сценами.

— Это как легиллименция, от которой голова потом болит у Волдеморта. — Но, заметив, что Грейнджер не оценила легкомысленного отношения к ситуации, Поттер сдался: — Не переживай, это ненамного противнее, чем то, что делал с моими мозгами Снейп в прошлом году. Зато толку больше. Директор был прав насчет значимости вместилищ. Первой мы нашли и сожгли чашу Пенелопы Пуффендуй. Потом были медальон Слизерина, диадема Кандиды Когтевран и, буквально вчера, змея Волдеморта.

— Поверить не могу! — прошептала Гермиона. — Директор собирал информацию о жизни Волдеморта и его крестражах много лет, а Буревестник смог найти их все за один месяц? Не может быть все так просто! Дамблдор — величайший волшебник, так почему же он не додумался до этого способа?

— Директор всегда говорил, что есть разница между тем, что просто и тем, что правильно, — развел руками Поттер. — И ты должна понимать, что он не стал бы меня использовать, как проводника в голову Волдеморта. Шпионить это одно, а сливаться с ним душой — другое. — Гарри невесело улыбнулся и потер шрам. — Из рассказов Балорта я понял только то, что обойти все ментальные блоки Реддла он смог потому, что у них одна кровь, а у меня с ним одна часть души. Это и создало тот мост, по которому Балорт смог проникнуть в его воспоминания.

— Значит, ты уничтожал крестражи, не скрываясь от Волдеморта? Дамблдор настаивал, что это должно храниться в секрете. Что теперь будет? А что, если Волдеморт сделает еще один? — вопросы один за другим срывались с губ Гермионы и зависали в воздухе.

Гарри лишь отмахнулся.

— Уже неважно. Его душа слишком нестабильна. Балорт настаивал, что у Реддла не осталось больше тайников, но директор утверждает обратное. В любом случае, Дамблдор пообещал взять меня с собой, чтобы проверить. Вообще-то, когда появился Фоукс, я думал, что он за этим меня и вызвал, но нет. И даже насчет Малфоя до сих пор говорить не хочет.

Сердитый вздох, вырвавшийся у Поттера подсказывал, что разговор с директором прошел совсем не так, как Гарри того ожидал — ему бы увидеть, как Малфоя со Снейпом в арестантских робах конвоируют в Азкабан! Вот тогда бы жалеть о поспешном возвращении не пришлось.

— А что делать с крестражем в тебе? — прошептала Гермиона. Между бровей ее залегла неглубокая морщинка от того, как напряженно она обдумывала слова друга. Разве не было основной целью извлечь из Гарри эту дрянь, отравлявшую ему жизнь?

Поттер понурил голову, пряча глаза. Ему было стыдно? Он боялся реакции подруги на свои слова?

— Балорт отказался разрушать этот кусок, пока не добудет какое-то украшение своей невесты. Ты, как обычно, оказалась права: ему нельзя было доверять.

Самодовольство от правоты вспыхнуло тусклой искрой и погасло, когда Гермиона поняла, что ищет меченый. Как жестоко и нелепо: сменить одно зло на другое!

Магическая Британия, изможденная второй войной с Волдемортом, может снова оказаться под пятой сумасшедшего темного мага. Будет ли в его стране место магглам и предателям крови? Том Реддл опирался на поддержку Пожирателей смерти, чтобы возвыситься, а Балорт не нуждается даже в этом.

— Ты знаешь, что он задумал? — тихо спросила Гермиона, пытаясь взять себя в руки. Она не должна сдаваться. Не сошелся свет клином на этом Буревестнике. Дамблдор обязательно найдет способ помочь Гарри.

Поттер пожал плечами.

— Он неохотно делился планами. Особенно после того, как узнал, что я не разделяю его ненависти к домовикам, женщинам и магглам, — извиняясь, пролепетал он. Но Гермиона не возмутилась по своему обыкновению. Она лишь сокрушенно качнула головой: ничего не изменится, если вместо Волдеморта к власти придет Балорт. Ни-че-го.

— Он странный, — продолжал Гарри. — То говорит, как веками скитался по миру, то называет себя старшим братом Волдеморта, то несет какую-то чушь про сквибов-королей на староанглийском. Он постоянно рассказывал мне историю про свою невесту — Эреду. Как впервые увидел ее, как они стали тайно встречаться, а потом, как поклялись друг другу в вечной любви и он исполнил их общую мечту. А однажды, когда он забылся, выяснилось, что ему было нужна не она, а, зачем-то, ее доверие.

— Директор упоминал об этом! — перебила его Гермиона, внезапно осознав природу Буревестника. — Это не крестраж!

— Что? — не сразу понял Гарри. — При чем здесь крестражи?

Похоже, он даже не слушал ее в тот вечер, когда покинул замок в облике рогатого филина. Гермиона не стала отвлекаться на то, чтобы разжевать своему сообразительному другу эту информацию, и продолжила вполголоса рассуждать:

— Когда я нашла эту легенду об амулете, я сначала восприняла ее как сказку, а потом вспомнила о том, что все считали Тайную комнату выдумкой, и решила пойти с той книжкой к директору. И после этого я была уверена, что Балорт создал себе крестраж, поэтому трижды возрождался за последние десять веков. Дамблдор говорил, что это очень древняя темная магия и описание ритуала отыскать сложно, но я и о крестражах нигде, кроме как в «Волховании всех презлейшем» упоминаний не нашла. Все просто, Гарри! — воскликнула она и посмотрела в глаза сбитого с толку друга. — Внутри Буревестника не часть его души, а душа его возлюбленной! Убийство рвет свою душу на части, а предательство — духовную связь между людьми.

— Но он же все равно ее убил, — сомневаясь, почти вопросительно произнес Поттер.

— Да, убил, — согласилась Гермиона. — Но ты же слышал, как он это преподносит: вечная жизнь и все такое.

— Я не знал, что он ничуть не лучше Волдеморта, — тихо признался Гарри. — Появился, как черт из табакерки, коснулся пальцами висков, и Реддл исчез из моей головы, будто его и не было там никогда; обещал помочь, научить контролировать эту мысленную связь. А я, как дурак, верил каждому его слову, разве что в рот ему не заглядывал.

— Тебя никто не винит…

Но Поттер не стал слушать слов утешения.

— Ты ведь предупреждала насчет него, но я даже слышать ничего не хотел. И самое противное, что он мне все еще нужен. Мы вместе должны сразиться с Волдемортом.

Грустная улыбка тронула губы девушки. С тихим вздохом она произнесла:

— Первое впечатление обманчиво.

— Я знаю, что ты сейчас скажешь: вот и Снейп тоже хороший, да? — взъелся Гарри, сверкнув в ее сторону глазами.

Нет, говорить она это не собиралась. Видя, что друг опасно близок к тому, чтобы снова вспылить, Грейнджер лишь плотно сомкнула губы, сочтя за лучшее промолчать.

— По глазам вижу, что да, — с досадой заключил Поттер. — Вот только в этот раз ты все же ошибаешься. Балорт упоминал Снейпа и был недоволен тем, что слишком долго приходится ждать чего-то от него. Если в двойного агента я еще мог бы поверить когда-нибудь, то теперь это все больше напоминает фарс. Ты сама-то знаешь, на сколько сторон он играет?

А Гермиона не могла, да и не хотела обсуждать с Гарри Северуса. Снейп так просто оттолкнул ее, словно и не существовало никогда между ними взаимного притяжения и симпатии. С самого начала этих странных и запретных отношений Гермиона сражалась с ним, как с неукротимой стихией: девятый вал обрушивался на ее голову, а она впивалась мертвой хваткой в землю, чтобы не сломаться, цеплялась непослушными руками за последнюю ниточку веры и надежды. Ей надо было доверять хоть кому-то, чтобы найти в себе силы бороться.

Но сейчас Северуса снова не было рядом — не на кого было больше рассчитывать, кроме как на себя. И в сотый раз пообещав себе быть сильной, Гермиона постаралась выглядеть бесстрастной, пожав плечами и бесцветно произнеся:

— Это не важно. Рон и я тебя никогда не бросим. Мы справимся с этим.

Но Гарри не купился на ее фальшивое безразличие. Он не стал чернить Снейпа, а лишь впился пристальным взглядом в карие глаза подруги и тихо спросил:

— Гермиона, ты счастлива с ним?

И гробовая тишина накинула на них свой саван — даже поленья в камине перестали трещать. Грейнджер не знала, что ответить на эти слова, поэтому молча металась взглядом между двумя огромными зрачками Гарри. Ведь прошло так мало времени с момента, как она впервые переступила порог личных комнат Снейпа, а ей казалось, что пронеслась половина жизни.

Она помнила восхищенный взгляд Северуса, когда он обнимал ее, она помнила требовательные губы, которые выкидывали из головы все посторонние мысли и чувства — Боже, как же хорошо рядом с ним! Несколько вечеров, наполненных восхитительным спокойствием и умиротворением.

И больше, гораздо больше вечеров, которыми она изгрызала себе губы до крови и до рези в глазах всматривалась в черное небо над запретным лесом. Вечеров, в которые она чувствовала себя брошенной, раздавленной и ненужной. Вечеров, в которые Северус отталкивал ее так же, как и в последний раз.

«Да, да! — шептал упрямый голос в ее голове, но тоска и одиночество раздирали когтистыми лапами спину. — Ведь мне хорошо с ним! Это просто его тяжелый характер…»

Слова «Конечно, я счастлива» застряли в горле, и Гермиона почувствовала, как в глазах закипели слезы. В груди все сдавило: не вздохнуть, не произнести ни звука даже под прицелом вражеской палочки. Умоляющий взгляд Поттеру — но он уже все понял, привлек ее к себе, пряча лицо в водопаде густых волос и нежно поглаживая по напряженной спине, как маленького ребенка, испуганного ночными кошмарами. Слезы потекли по щекам, будто прорвало плотину, а Гермиона, словно со стороны, услышала свои жалобные, надрывные всхлипы.

— Гарри, я люблю его, — шептала она неразборчиво, цепляясь онемевшими пальцами за его плечи — за последний островок благоразумия в бушующем океане сумасшествия. Тело Гермионы сотрясали рыдания. Она молилась только об одном: пусть он поймет, пусть поймет, как ей тяжело и просто утешит. — Но, оказывается, любить — это так больно! Я же вижу, что я ему нужна, но он так легко отталкивает меня раз за разом…

— Тише, тише, — шептал Гарри, легонько укачивая ее. — Он не стоит ни единой твоей слезинки. Для чего нужны эти отношения, если ты из-за них плачешь?

В ответ Гермиона лишь горше залилась слезами, заставляя Поттера раз и навсегда разочароваться в собственных способностях утешителя.

— Он совсем не такой, каким кажется, — бормотала она в плечо друга. — Он может быть и добрым, и нежным, и ласковым. Но стоит только коснуться какой-нибудь болезненной для него темы или сделать что-то против его желания, как он сатанеет… И у него такая красивая улыбка, — невпопад добавила Гермиона, оторвавшись от промокшей ткани, чтобы глотнуть воздуха. И если часть предыдущих фраз Гарри не разобрал, то последнюю услышал совершенно четко.