Часть первая Зараженная кровь 8 страница

Лучше бы чудовище сожрало его, как и других жертв. Он и так фактически мертв. Как только взойдет на ночное небо полная луна, Аж Полторы Ноги обратится громадным волком, жаждущим человеческой крови…

Над его головой послышались какие-то звуки. Вскинувшись, парень призывно вскрикнул, но вместо крика из пересохшего и сдавленного мукой горла вырвался хриплый, похожий на рычание, стон.

Наверху кто-то испуганно охнул – и простучали быстро удаляющиеся шаги. На голову Ажу посыпалась труха.

Некоторое время он сидел неподвижно. Потом с удивлением понял, что глаза его привыкли к темноте. Крестьянин увидел очертания полок, на которых смутно белели непонятные предметы размером с человеческую голову. Он подковылял к полке, вытянув вперед здоровую руку. Пальцы его наткнулись на холодную шероховатую поверхность обожженной глины. Кувшин! От неловкого движения Ажа сосуд покачнулся и упал с полки. Аж тут же услышал глухой треск и почувствовал запах кислого молока.

И сразу же стало ясно: он в погребе. Крышка погреба закрыта, и лестница вытянута наверх.

Вот оно что. Его спустили сюда… Но не убили. Почему не убили? Разве найдется на этих землях хоть один человек, который не знает того, что укушенный оборотнем непременно сам станет оборотнем? Может быть, у него все-таки есть надежда? Может быть, огонь все-таки помог?

Несколько минут, пока не устали и не задрожали ослабевшие ноги, Аж стоял у полки, напряженно размышляя. Потом сел на холодный и сырой земляной пол. Криво усмехнулся.

В памяти вдруг всплыли события прошлогоднего лета. Тогда Бешеный Вак, мужик сухой и резкий, получивший свое прозвище за чрезмерную вспыльчивость, поймал на своем заднем дворе бродягу, пытавшегося увести овцу. Дело было на самом рассвете, когда сон особенно тягуч и сладок, – на это, видать, и рассчитывал вор. Не учел он только того, что в деревнях встают рано, обычно еще до света – должно быть, сам бродяга привык чаще живать в городах. Вак, вооруженный дубиной, выгнал воришку на улицу… Сейчас, сидя в сыром подвале, снедаемый болью и смертной тоской, Аж вдруг ясно увидел то утро.

На отчаянные вопли Вака сбежалась почти вся деревня. Встревоженный, прихромал и сам Аж… Остывшая за ночь земля холодила босые ноги, из дворов – тут и там – со всех сторон раздавалось мычание коров, которых некому было выгнать… Люди, вставшие плотным кольцом, разноголосо вопили. Захлебывались лаем деревенские лохматые собаки. А в центре кольца, как безумный, в одних портках скакал Вак. В руках Бешеного была короткая дубина. Узкая безволосая грудь Вака, несмотря на прохладное утро, блестела от пота. Тот, вокруг которого в приступе неистовства метался Вак – молодой парень с испитым лицом, неровно поросшим клочковатой бороденкой, – сидел на земле, поджав под себя ноги, руками обхватив плечи. Голова парня была задрана вверх, он испуганно зыркал глазами туда-сюда. Будто пытался поймать на лицах окружавших его крестьян хоть что-то, что могло его успокоить. Но видел он только злобу и враждебность. Бродяга не кричал, не умолял и не двигался с места. А жители деревни сыпали проклятиями, подбадривая Вака. И тот, в который раз уже слыша призывы «размозжить башку ублюдку», все ближе и ближе подступал к воришке, заносил дубину для удара – но почему-то не бил. Аж и сам выкрикивал несколько раз что-то вроде: «Кончай с ним!» Ну а как же еще поступать с такими гадами? Работаешь изо дня в день, чтобы прокормить жену и малых детей, руки в кровь стираешь, а тут является какой-то чужак – и норовит тебя в одночасье лишить твоего родного, кровного, тяжко заработанного. Сволочь! В землю затоптать такого, как поганую змею! Аж и сам бы воришку прибил, да как-то… боязно было начинать самому. Человека убить – это ж не курицу… В деревне, конечно, случались драки, особенно часто – в праздники, но обходилось без серьезных увечий, дрались кулаками, иногда – колошматили друг друга дубьем. Разбойники в эти края не забредали, так что никому из местных никогда не приходилось брать в руки оружие с целью убить или ранить кого-нибудь… Может, если бы воришка бросился бы на кого-то или попытался бежать… Или хотя бы заорал… кто-нибудь из толпы и решился бы. Но он только сидел, сжавшись, пытаясь уцепиться испуганным взглядом хоть за кого-то. Вот в толпе мелькнула красная рожа старосты Барбака, мелькнула и скрылась. О том, что воришку следовало скрутить и везти в баронский замок, Аж тогда почему-то не подумал. И, наверное, никто из деревенских не подумал тоже…

Вак, все распаляясь и распаляясь от крика, прыгнул наконец на воришку. И ударил. Но не дубиной, а ногой по физиономии. Бродяга запрокинулся навзничь. Из ноздрей его брызнула кровь. Вак взвизгнул. Он взмахнул своей дубинкой. И принялся колотить ею воришку – по плечам, по спине, по голове… И тогда деревенских как прорвало. Каждый изо всех сил стремился к бесчувственно растянувшемуся по земле телу, чтобы хоть раз ударить. Аж и сам попробовал было протолкаться к воришке, но куда там… Когда толпа расступилась, растеклась в разные стороны, в побуревшей от крови пыли осталось лежать бездыханное тело. Истоптанное и изорванное так, что в нем и человеческие очертания с трудом можно было распознать. Кровавый кусок мяса, обернутый в лохмотья, а не тело…

Аж пошевелился во тьме.

Он понял, что остался жив вовсе не потому, что жители его деревни рассчитывали, что он каким-то образом избежит страшной участи. А потому что не нашлось такого человека, который расхрабрился бы первым нанести удар. Впрочем, в том, что такой человек рано или поздно найдется, крестьянин не сомневался. Пошлют за баронскими ратниками в конце концов. Или… замуруют в этом погребе и заморят голодом…

Наверху опять забубнило множество голосов. Потом скрипнула деревянная крышка, и Ажа окатило волной ослепительного света. Голоса стали слышны отчетливо, и среди них – отчаянным визгом прорезался женский, такой знакомый!

– Илька! – ахнул Аж.

Причитания жены резко стихли, будто Ильке зажали рот. Потом на Ажа, слепо моргающего в желтом световом четырехугольнике, пала тяжелая тень.

– Глянь… – услышал парень. – Не обратился еще.

– Да куды, – сказал еще кто-то. – Луна-то пока не взошла… Поспеть надо, пока не взошла. Потом с ним не справимся.

Обоих говоривших Аж узнал. Первым был тот самый Бешеный Вак. Вторым – Сим Бородач. Это к Бородачу Аж ввалился, спасшись от чудовища. Это значит, в его погребе он сейчас находился.

– Слышь-ка! – позвал Вак. – Эй! Как ты там?

– Мне… – постарался выговорить яснее Аж. – Мне… больно…

– Больно, говорит, – повторил за Ажем Вак. – Слышь, мы тебе сейчас веревку бросим. Обвяжись, мы тебя вытащим.

Сразу вслед за этим на колени парню упал моток веревки, скрученной из конского волоса.

«Вот и все», – мелькнуло в голове.

– Давай, давай, – крикнули сверху, – бери веревку-то! Обвязывайся покрепче.

Аж сцепил зубы. Жуткая мысль резанула его. Как же теперь Илька с детьми-то? Как они проживут? Кто будет работать на поле? Кто за овцами будет ходить? Ведь погибни он, погибнут и они… Свет, падающий сверху… неровный, пятнистый. Свет горящих факелов. Значит, сейчас уже сумерки. Значит, почти сутки прошли с тех пор, как чудовище напало на него. А он, кроме боли, не чувствует никаких изменений в своем теле. А если огонь и впрямь поборол страшную заразу? А его убьют…

И натура Ажа Полторы Ноги, превратившая его из калеки в одного из самых справных крестьян, снова взяла вверх. Если есть хоть крохотная искра надежды – не сдаваться. Бороться до конца.

– Огонь… – хрипнул Аж. – Огонь сжег яд, попавший в рану. А я не чудовище! Я человек!

– Слышь ты, – удивленно гукнул Вак, – говорит, человек он…

– Чего вы раскудахтались? – Аж узнал голос старосты Барбака. – А ну быстрее!

– Дак не привязывается он.

Аж решительно отпихнул от себя веревку.

– Пусть взойдет луна! – прокричал он селянам. – Ежели я обернусь чудищем – бейте без пощады. А ежели нет… Погодите, братцы! Жену с детьми пожалейте!..

Староста Барбак топал ногами и пихал в сторону погреба каждого, кто попадал ему под руку. В хижине Сима, где вот уже целый день толпился народ, сразу стало просторно – люди, уворачиваясь от тычков Барбака, ломились наружу.

– Прыгайте в погреб! – ревел староста. – Кому говорят?! Бейте его там! Убить надо чудище, убить, пока не поздно! Прыгайте, а то хуже будет! Всем будет хуже!

– А ежели цапнет? – удирая, обронил кто-то. – Сам прыгай, если такой умный…

Он остановился только тогда, когда остался один в хижине – среди поломанной утвари и перевернутых скамеек и стола. Шагнул к распахнутой двери.

То, что увидел староста, заставило его икнуть от страха и юркнуть обратно в хижину. Болотники – юноша и старик – размеренным, но быстрым шагом шли по единственной деревенской улочке, направляясь к лесу. Народ, сгрудившийся вокруг хижины, притих. Кое-кто от греха подальше брызнул огородами подальше отсюда: первое, что сделал староста, поспешно покинув свой дом, – это дал знать землякам, кем на самом деле оказались двое из его гостей.

– Болотники… – зашелестело над головами попятившихся с дороги рыцарей людей.

Болотники изменили направление. Теперь они шли к хижине. Староста заметался меж стен, ища, куда спрятаться. Но спрятаться было негде – только нырнуть в погреб, где стонало жуткое чудовище, находящееся до времени в человечьем обличье. Возможно, одурев от страха, он так и поступил бы, но отчаянный крик, донесшийся со двора хижины, отвлек его.

Кричала Илька.

Трясясь и цепляясь за дверной косяк, Барбак высунул голову во двор. Улица, прекрасно просматривающаяся сквозь жиденький плетень, была пуста. Где-то вдалеке скулили собаки – даже они не осмеливались лаять и бросаться на ужасных болотников. А низкорослая Илька, растрепанная и зареванная, бросилась в ноги юноше-болотнику, он шел первым.

– Добрые господа! – захлебывалась Илька. – Пощадите, добрые господа!

Она попыталась ухватить болотника за ногу, но отчего-то у нее это не получилось – и женщина грохнулась в пыль.

– Добрые господа! – завопила она, кидаясь теперь в ноги старику в пугающих шипастых доспехах. – Не губите мужа моего!

Как и юноша, старик неуловимо-ловко избежал того, чтобы бесстрашная от отчаянья крестьянка поймала его за лодыжку.

– Тварь должна быть уничтожена, – строго молвил старый воин, проходя мимо барахтающейся в пыль Ильки.

– Да не тварь он! Ведь не знаете наверняка, добрые господа!

Это восклицание болотники оставили без ответа.

Барбак отпрянул в хижину. И спустя пару ударов сердца порог ее перешагнул юноша. Мельком глянув на старосту, он опустил забрало и обнажил меч. Увидев диковинно искривленный багровый клинок, староста зажмурился.

– Помилуйте, – только и пролепетал Барбак, – старался я… Что уж с этими тупоумными поделаешь…

Когда он открыл глаза, болотника в хижине не было. Болотник прыгнул в погреб.

Он стоял, прижавшись к стене. Он и сам не понял, как это случилось – прямо перед ним оказался закованный в черные доспехи рыцарь. Лицо его было закрыто решеткой забрала, а в руке страшным багровым светом светился изогнутый клинок меча. Откуда взялся этот рыцарь?

Аж успел выкрикнуть:

– Не надо!

Это не возымело никакого действия. Багровый клинок метнулся к нему, и пленник, понимая уже, что сейчас умрет, проорал что-то срывающимся больным голосом.

Клинок замер у его лица. Аж перевел дыхание. Потом заорал снова. Этот безмолвный черный рыцарь пугал его так сильно, что парень даже не отдавал себе отчета в том, что именно орал. Но пронзительные его мольбы неожиданно подействовали. Клинок с лязгом влетел в ножны. Рыцарь одним движением сбросил с правой руки латную перчатку (наверное, она крепилась к основному доспеху каким-то хитрым замком) и вытянул вперед руку. Потом, безошибочно угадав в полутьме местонахождение ужасной раны, вложил в нее беспощадно твердые пальцы.

Такой боли Аж не чувствовал никогда. Глаза его взорвались снопом ярких искр. Ноги подломились, и парень лишился чувств.

Когда Кай выволок наружу крестьянина, шею которого оплетала веревка, Барбак охнул и рванулся к выходу. Но на пороге хижины столкнулся со стариком-болотником, едва не напоровшись на шипы его доспеха. Герб удивленно нахмурился, глядя на Кая.

– Он не может являться Тварью, – ответил Кай на безмолвный вопрос старого рыцаря.

– Он укушен оборотнем, – возразил Герб, – рано или поздно этот человек станет Тварью – обращение неотвратимо.

Кай дернул конец веревки, который держал в руках. Аж, постанывая, открыл глаза. Понемногу парень приходил в себя.

– Тварь – есть нечеловек, вредящий людям, – сказал юноша. – Когда он молил меня о пощаде, он прокричал о том, что на нем нет вины. Он никогда не причинял людям никакого вреда.

– Пока – не причинял, – уточнил Герб. – Но как только взойдет луна…

– Да, – сказал Кай. – Но сейчас он еще остается человеком. На нем еще нет крови, а значит – на нем еще нет вины. Следовательно, он не подпадает под определение Твари. Убив его сейчас, я изменю правилам Кодекса. Не забывай, брат Герб, пока мы не создали новые правила, мы обязаны придерживаться прежних.

– Что ж… – подумав, проговорил Герб, – возможно, ты прав.

Он обернулся к старосте.

– Ступай, – сказал ему старик, – успокой людей. Пусть они расходятся по домам. Хоть это приказание ты способен исполнить?

– Есть и еще кое-что, – добавил Кай, когда Барбак выбежал из хижины. – Посмотри, брат Герб…

Старик присел на одно колено, склонившись над едва шевелящимся Ажем. Сняв перчатку, он ощупал ужасную рану, сочившуюся кровью из разрывов запекшейся корочки обожженной плоти. Аж издал дикий крик и снова потерял сознание. Словно не понимая, какую жуткую боль он причиняет парню, а точнее – не принимая этого во внимание, старик тщательно исследовал рану.

– Странно, – поднявшись, сказал он.

– Да, – кивнул Кай. – Следы от резцов и клыков – практически одинаковые. Ты знаешь об оборотнях больше, чем я, брат Герб…

– Строение пасти оборотня, – покачав головой, проговорил Герб, – такое же, как и строение пасти волка – только много больше. Исключений не существует. А зубы, разорвавшие тело этого крестьянина… они равны по длине и толщине. Как зубцы гребенки.

– На крестьянина напал не оборотень?

– На крестьянина напала другая Тварь. Скорее всего, похожая на громадного волка – оттого-то здешние жители и спутали ее с оборотнем.

Аж пошевелился. Кай достал из поясной сумки крохотный шарик – две скрепленные смолой ореховые скорлупки. Осторожно разъединив их, юноша капнул ярко-красной, как кровь, жидкостью на пересохшие губы парня. Аж тотчас открыл глаза и сделал глубокий вдох.

– Это придаст тебе силы, – сказал Кай, снова запечатывая орех, – чтобы идти. Мы возьмем тебя с собой. Мы не имеем права оставлять тебя среди людей, пока не узнаем, что за Тварь на тебя напала.

Ночной лес казался теперь Ажу совсем чужим. Хоть ветра не было совсем, парню чудилось, что древесные корявые ветви шевелятся и листва на них шепчет что-то угрожающее. Тьма колыхалась вокруг, будто живой и сильный зверь, ожидающий момента, когда люди заберутся поглубже в его раззявленную пасть – чтобы сомкнуть ужасные челюсти.

Парень тащился вперед – туда, куда увлекала его веревка. В кромешной тьме едва можно было различить силуэты деревьев, и небо было черным и низким, как крышка погреба, в котором совсем недавно нашел себя парень. Эти жуткие рыцари шли впереди, но Аж не видел их. Мало того, он даже не слышал, как лязгали их доспехи, не слышал, как трещали сучья под их ногами. Словно никаких рыцарей и не было. Словно волокла Ажа на веревке – сама тьма. Это странное снадобье, смочившее ему губы, было, видимо, волшебным. Неимоверная усталость и слабость от раны покинули тело. Даже боль чувствовалась приглушенно. Обычной бодрости Аж не ощущал, но ему было ясно – под действием снадобья он сможет держаться на ногах еще очень долго.

А потом на небо выкатилась луна, и все вокруг оказалось забрызганным ее мертвенным светом. Аж моргнул и замер, увидев два клинка, направленных ему в лицо.

– Он остался человеком, – прогудел рыцарь в черных доспехах из-под опущенного забрала.

– Пока, – отозвался рыцарь, на доспешных шипах которого тусклым серебром отливал лунный свет. – Возможно, Тварь, ранившая его, не обладает ядом, способным изменить человека. Возможно, у яда этой Твари другие свойства.

– Возможно, в слюне этой Твари вовсе нет никакого яда, – добавил черный рыцарь.

– Возможно и это, – согласился его товарищ.

Клинки исчезли в ножнах. Аж сглотнул. И тут только осознал, что – спасен! Он не превратился в оборотня! Он не стал кровожадным чудовищем! Значит, он выживет!.. Невольно парень рассмеялся. Ноги его задрожали, и он опустился на землю.

– Оставайся здесь, – сказал ему черный рыцарь.

Оба рыцаря исчезли – бесшумно и молниеносно – прежде чем смысл услышанной Ажем фразы успел проникнуть в его разум. Крестьянин остался один.

Первое время он не испытывал страха. Он вообще не испытывал ничего, кроме громадного облегчения. Потом на дне его сознания, точно слепые рыбы в черном омуте, затолкались смутные мысли: о чем разговаривали между собой эти люди? Чудовище, напавшее на него, выходит, вовсе не оборотень? Тогда что это за монстр?

И кто они такие, эти рыцари? И куда они сейчас подевались?

Аж осторожно огляделся, стараясь не шевелиться, чтобы не издать даже слабого звука. Теперь, когда на небе появилась луна, он разглядел, что находится на поляне, недалеко от жилища Варга. Парень припомнил, как его волокли сюда – веревка то и дело натягивалась, не давая Ажу замедлить ход. Несколько раз те, кто вел парня, меняли направление. Каким образом они ориентировались в темном лесу, в котором, скорее всего, ни разу не были, – оставалось непонятным. Но двигались рыцари быстро, словно точно знали, куда шли.

Парень снова огляделся. И на этот раз заметил, что нижние ветви ближайшего к нему дерева обломаны – и обломаны явно недавно, сломы еще не успели потемнеть. Кустарник, росший по краям поляны, в нескольких местах был помят. Но ведь рыцари передвигались бесшумно, словно не касаясь ни земли, ни ветвей кустарников и деревьев… Аж опустил голову и вздрогнул – прямо рядом с ним на траве темнело большое пятно. Он осторожно протянул руку и сорвал испачканную чем-то травинку. В его пальцах тонко хрустнуло. Травинка была покрыта хрупкой корочкой запекшейся крови. Аж открыл рот – и оглядел поляну снова. Это же то самое место, где на него напало чудовище. И это его, Ажа, кровь на траве…

И тут же неподалеку от полянки треснула сухая ветка. Потом еще одна. И еще… Тихий треск становился ближе – кто-то, крадучись, приближался к парню. Аж зажал себе рот здоровой рукой, чтобы не заорать. Но тотчас сообразил, что идея не привлекать к себе внимание – это сейчас совсем не то, что нужно. Отняв ото рта ладонь, он протяжно завопил.

Шаги стихли. Потом снова возобновились – но теперь они отдалялись.

И вдруг что-то резко свистнуло в том направлении, где раздавался треск. Отчетливо щелкнул удар – и большое тяжелое тело обрушилось на землю.

Аж затаился, он боялся даже дышать.

Впрочем, томиться в неведении ему пришлось недолго. Спустя всего три удара сердца на поляне показался черный рыцарь. Он брел, согнувшись, – тащил за собою нечто темное, косматое и громадное, издали похожее на несуразное чучело медведя. Вслед за черным рыцарем деловито ступал рыцарь в шипастых доспехах. Даже не глядя на окаменевшего от страха Ажа, черный рыцарь опустил на траву поляны свою ношу. Выпрямился и поднял забрало.

Первое, что заметил парень: мечи воинов были вложены в ножны. А второе: то, что они принесли с собой, оказалось тушей какого-то неведомого существа, сплошь покрытого серой шерстью, со вполне человеческими конечностями, но несоразмерно громадной башкой, по-волчьи вытянутой, и с пастью, в которой поблескивали в лунном свете чудовищные зубы, похожие на загнутые костяные пальцы.

Чудовище! То самое чудовище, собиравшее кровавый урожай с окрестных земель.

– Оно… сдохло?.. – прошелестел Аж.

– Вовсе нет, – спокойно ответил черный рыцарь. – Мы не имеем права убивать его.

Аж вытаращил глаза. А то, что случилось потом, он осознал не сразу. Рыцарь в шипастых доспехах наклонился над телом, погрузил обе руки под нижнюю челюсть чудищу и, поставив ногу ему на шею, резким рывком… оторвал от тулова чудовищную башку. Ни капли крови не упало на землю. Черный рыцарь шагнул к своему товарищу, и оба этих странных человека принялись изучать мертво оскаленную голову, передавая ее из рук в руки.

Аж был полужив от ужаса и безумия всего происходящего.

– Довольно интересно, – произнес наконец черный рыцарь. – Очень интересно…

А рыцарь в шипастых доспехах, проведя еще раз пальцами по зубам зверя, добавил:

– Эти штуки могут легко отхватить человеку конечность… – Он глянул в сторону Ажа и закончил: – Тебе повезло…

– Невежды возводят города… – проговорил Гарк.

Острая боль полоснула его горло. От отшатнулся назад, ударился спиной о стену – и схватил себя за горло, инстинктивно ожидая, что сейчас из длинной резаной раны ударит фонтан крови.

Но всего-то несколько капель просочилось между его пальцами. Сумасшедший садовник, разинув рот, отшвырнул от себя кривой нож с окрашенным кровью клинком.

– А посвященные обрушивают царства, – громким шепотом закончил он начатую стариком фразу.

Долго, очень долго эти двое смотрели друг другу в глаза. И в сцепившихся взглядах их пульсировали, загораясь и угасая, то надежда, то отчаяние, то страх, то радость, то долгожданное облегчение, то враждебное недоверие.

– Кто ты? – наконец первым нарушил молчание лысый садовник. – Откуда ты знаешь тайные слова? Ты… ты ведь не простой бродяга, верно?

– Более важно, кто ты, – отняв руки от горла и рассматривая окровавленные ладони, проговорил старик. – И откуда ты знаешь тайные слова. Я уже говорил тебе свое имя, а ты так и не назвался. Ала Прекрасная! Ты едва не убил меня.

– Моя рука дрогнула, когда ты сказал… то, что сказал, – признался садовник. – Прости…

В глазах его снова сверкнула подозрительность. Со змеиным проворством он метнулся к своему ножу, схватил его.

– Они могли узнать тайные слова, – прошипел он, угрожая ножом старику. – Они могли послать тебя ко мне… Я так и знал, что они никогда не оставят меня в покое!

– Кто ты такой, чтобы они интересовались твоей персоной? – повысил голос Гарк. Судя по всему, он отлично понимал, о ком говорит лысый садовник. – Назови мне свое имя! И убери нож! Видно, боги смилостивились и помогли мне в моих безнадежных поисках. Если ты хранишь тайные слова еще с тех времен, когда все начиналось… какая глупость умереть вот так – от руки соратника.

Садовник опустил нож. Но клинок все равно смотрел в сторону Гарка.

– Не делай резких движений, – посоветовал он. – Что же, я назову тебе свое имя. В конце концов, если ты послан ими, это ничего не изменит. Но если вдруг… – Лысый не договорил. – Мое имя, – сказал он, – Клут.

– Ты – Клут? – поразился Гарк. – Но… ты же сам говорил мне, что Клут – мертв. По крайней мере, я понял это из твоей речи.

– Я не лгал, – оскалился садовник. – Клут-историк действительно умер. Клут – уважаемый ученый муж – мертв. Несчастья, непонимание и позор убили его. А ничтожный садовый слуга, чье имя никого особо не интересует… и которого по случайности зовут тоже Клут… еще поживет… Поживет еще… Досточтимый Варкус оказался настолько добр, что приютил у себя бедолагу, чей разум когда-то вмещал в себя знаний больше, чем иная библиотека, а теперь пуст, как гнилой орех… Досточтимый Варкус дал несчастному место садовника в своем доме, но избегает встречаться с ним лицом к лицу. Хотя первое время пытался снадобьями и магией вернуть прежнего Клута… Но нет, еще никому не удавалось вернуться из Темного мира, вместилища почивших душ и обиталища демонов. Клут-ученый мертв. Остался только Клут-садовник, Полоумный Клут, как некоторые зовут его в этом городе… А что ты знаешь о Клуте-ученом, бродяга?

– О, многое! – чуть улыбнулся Гарк. – Когда над Шестью Королевствами взошла Алая Звезда, когда те, кто правил, были низвергнуты, когда воцарилась новая власть – нам казалось, что великая победа уже одержана. Что до наступления Царства Человека остается совсем немного. Мы ошибались. Но немногие из нас поняли это вовремя. Сам Константин – Тот, О Ком Рассказывают Легенды – до последнего отказывался признавать, что поражение неизбежно… А Клут был одним из тех, кто, воодушевленный временными успехами, поспешил донести до людей – Истину.

– Он… то есть я… Я не был настолько глуп, чтобы обнажить людям Истину целиком. Я только хотел подготовить их. Когда в Талане после нескольких дней кровавой неразберихи прочно утвердились у власти маги Сферы Огня, на ученом собрании я сделал доклад… основной мыслью которого было то, что разделение магии на Сферы: Огня, Смерти, Бури и Жизни – искусственно. И утверждение того, что человеческий разум не способен вместить в себя знания всех четырех Сфер, – ложь. Ведь Константин, Великий Константин – сумел освоить все Сферы магии! Разделением магии на Сферы мы обязаны – им. Они сделали это. И сделали для того, чтобы закрыть от людей возможность изучения всей области магии. Для того, чтобы люди никогда не смогли постичь общей картины мироздания… Я хотел, чтобы люди задумались над тем, к какой же все-таки цели ведет нас всех Константин. К моему изумлению, даже самые ученейшие, самые мудрейшие мужи не поняли, о чем я говорю. А потом… когда рвущиеся к власти правители стали меняться так же часто, как ночь сменяет день, те, кто поддерживал меня, один за другим стали исчезать…

– Исчез и сам Клут, – закончил Гарк.

– Да…

– Ты прячешься здесь от них, – медленно сказал старик. – Скажи… Ты… остался один? Больше никто не выжил… из Круга Истины?

Последняя фраза снова тряхнула садовника – и снова зажгла в его глазах огоньки недоверия.

– Ты хочешь знать, как отыскать других спасшихся? – недобро усмехнулся он. – Так знай: не осталось никого! Совсем никого! Круга Истины в Крафии больше не существует.

– Ты лжешь, – уверенно сказал старик.

Кривой нож снова заплясал в опасной близости от горла Гарка. Но на этот раз он не отпрянул и не поднял рук, чтобы защититься. Напротив, расправил плечи, высоко вскинул голову. Сановная властность, давно и тщательно скрываемая, распрямилась в нем.

– Я должен знать это, – ответил он, прямо и гордо глядя на того, кого когда-то звали Клутом. – Если я этого не узнаю – значит, напрасен был мой долгий путь сюда, в Крафию. Значит, напрасна была вся наша борьба. Значит… напрасна была вся моя жизнь… Или отвечай мне. Или убей меня прямо сейчас.

– Послушай, Гарк… – начал было Клут.

– Меня зовут не Гарк, – прервал его старик. – Как ты скрываешься под маской полубезумного садовника, так и я вынужден таиться под личиной бродяги. Мое настоящее имя – Гархаллокс.

Клут уронил нож.

– Гархаллокс… Ты – Гархаллокс?! Ты… Указавший Путь?.. – пролепетал он. – Ты Архимаг Дарбионской Сферы Жизни? Ты член Совета Ордена Королевских Магов? Ты тот, кто вместе с Константином основал Круг Истины? Ты тот, кто стоял у самых истоков нашего великого дела? Ты выжил? Это невероятно!

– Я выжил. Когда они сокрушили Константина, я находился в Дарбионе. Еще до битвы в Предгорье Серых Камней Огров я понимал, что Константин обречен. Потому что никакое поистине великое дело не по силам одиночке. Как бы силен этот одиночка ни был. А Тот, О Ком Рассказывают Легенды видел в людях, до последнего вздоха верных ему, только ярмарочных марионеток, послушных его воле…

– Константин и вправду был самым могущественным магом, какие только рождались на землях Шести Королевств. Он был первым и единственным, кто познал все четыре Сферы магии. Ему и вправду не было равных…

– В его невероятной силе пряталось черное зерно его поражения. Невозможно построить Царство Человека, свободного от их влияния, – на человеческих же костях…

Они замолчали. Потом Клут протянул руку и дотронулся до рукава пропыленного рубища Гархаллокса, очень осторожно дотронулся, словно боялся, что Гархаллокс – мираж, плод его истерзанного разума, и может раствориться в затхлом воздухе подземной каморки в любой в момент.

– Я заблаговременно покинул Дарбион, – продолжал Гархаллокс. – Со мной ушли те, кто остался мне верен. Я знал, что для них я слишком опасен. Они непременно будут охотиться за мной, а тогда под угрозой окажутся все, кто будет рядом. Поэтому я убедил соратников, что продолжу свой путь в одиночестве. Я никому не сказал, куда иду. Честно признаться, тогда и сам не совсем четко представлял, куда направлюсь и что буду делать. Мне казалось: все кончено. Константин повержен. Круг Истины разорван. А человечество, имевшее шанс рано или поздно узнать правду, снова раболепно прославляет своих незримых пастырей. Я сменил имя. Я – один из самых могущественных магов Шести Королевств – заклялся применять магию. Чтобы не облегчать им задачу найти меня, я блуждал по Гаэлону потерянно и бессмысленно. Я постоянно терзался мыслью: что же делать? Неужели все кончено бесповоротно?.. Что могу я – один? Что может жалкая горстка людей, знающих о них – Истину? На смену горечи и тоске неизбежно пришло отчаянье. Во мне не осталось желаний. Даже желания умереть. Таким я пришел в Крафию, край, осененный милостью Безмолвного Сафа. Королевство, где более всего почитается тяга к познаниям, где поклоняются искусству, где боготворят магию… Я думал, что здесь, в Крафии, все совсем по-другому, чем в прочих королевствах. Я думал найти здесь… если не единомышленников и соратников, то – по крайней мере – людей подобного моему склада ума…