Граф М. В. Толстой Рассказы из истории Русской Церкви 32 страница

С 1570 года во всем северном крае был сильный продолжительный голод. Несколько лет сряду мороз убивал посевы хлеба. Это вызвало блаженного Трифона на новые тяжкие труды для обители. Взяв с собою нескольких братий, он ходил по Новгородскому краю из одного поселения в другое, испрашивая у боголюбивых подаяния. Все, что получал, отсылал он на содержание братии. Так кормил он духовных детей своих целых 8 лет.

С юных лет возлюбив Господа, перенесши столько трудов и скорбей для Него, в летах зрелости дивный старец продолжал подвизаться до гроба. Раз купил он в Коле ручные жернова и положил их себе на плечи, чтобы нести в свою обитель. Ученики просили его не мучить себя такою ношею. "Братия! - сказал старец. - Тяжелое бремя лежит на потомках Адама с рождения до самой смерти; лучше повесить камень на шею, нежели соблазнять братию праздностию". И 158 верст от Колы до Печенгской обители, дорогою то болотистою, то гористою нес он жернова на себе и при такой нагрузке мало вкушал пищи.

Такими подвигами преподобный Трифон достиг великой крепости духовной. Раз медведь вошел в его келью, опрокинул квашню и начал есть тесто. Подвижник, подходя к келье, сказал медведю: "Иисус Христос, Сын Божий, повелевает тебе выйти из кельи и стоять смирно". Медведь вышел и стал у ног преподобного. Взяв жезл, преподобный наказал виновного медведя и, сказав, чтоб вперед не смел беспокоить обители, отпустил его. С того времени, прибавляет писатель жития преподобного Трифона, медведи никогда не делали вреда ни оленям, ни другим животным монастырским.

В последние годы жизни своей преподобный часто удалялся в пустыньку, где, построив храм Успения Богоматери, проводил время в уединенной молитве.

Пред кончиною своею блаженный Трифон был тяжко болен. Наконец, близкий к смерти сказал он братии: "Заповедую вам, погребите меня у церкви Успения Богородицы в пустыньке, куда отходил я на молчание". Он преставился в глубокой старости 15 декабря 1583 года, прожив на Печенге около 60 лет [26].

Чудь поморья Балтийского в Ижоре и Копорье [27] еще не отставала от жрецов давнего суеверия - колдунов, чтила камни и дерева, совершала обряды языческие при рождении и смерти родных. Архиепископ Макарий по сношении с государем в 1530 году отправил способного священника к суеверам, велел разорять мольбища их, а местному духовенству строго напомнил его обязанности. Старики по привычке к старине со страхом смотрели, как священник сокрушал страшные для них деревья и камни. Но дети оказались умнее стариков: они помогали священнику в трудах его. С того времени христианство прочнее утвердилось между чудью.

Апостольские подвиги распространения веры христианской между лопарями и чудью происходили в последние годы жизни великого князя Василия Иоанновича и пред самою его кончиною.

Отвергнув добродетельную, но неплодную супругу, Василий поспешил вступить в новый брак, чтоб иметь наследника. Он избрал невестою княжну Елену Глинскую, родную племянницу знаменитого изменника, князя Михаила Глинского [28]. Великолепно отпраздновали брак, но более трех лет Елена не имела детей. Наконец 25 августа 1530 года родился столь давно ожидаемый сын и наследник. Он был окрещен в обители Троицкой и наречен Иоанном: обрадованный отец принял младенца из рук восприемников - столетнего старца Кассиана Босого и преподобного Даниила Переяславского - и положил в раку чудотворца Сергия, моля угодника Божия, да будет ему заступником в опасностях жизни. Василий не знал, как изъявить благодарность небу: сыпал золото в казны церковные и на бедных; велел отворить все темницы и снял опалу со многих знатных людей, бывших у него под гневом.

Но дни его уже были сочтены. Спустя три года по рождении первенца великий князь заболел и через несколько недель скончался (3 декабря 1533 года), приняв пред смертию монашество с именем Варлаама, благословил младенца-сына на царство тем самым крестом, которым некогда святой Петр, митрополит, благословил Иоанна Калиту, и простился со всеми, окружавшими смертный одр его.

Любовь народная к почившему государю, которого летописец называет "добрым и ласковым" [29], раскрылась вполне при его погребении. Скорбь народа была неописанная, плач и вой раздавался в Кремле: видно было, что дети хоронили отца.

Может быть, всеобщая горесть увеличивалась еще страхом предстоящего царствования государя-младенца под опекою матери, которую мало любили и еще менее уважали жители Москвы. Но они не знали еще, какие ужасы ожидают их в будущем; они не могли предчувствовать, что плод законопреступного брака [30] сначала возвеличит царство и раздвинет пределы его, но потом обольет землю Русскую потоками русской крови и оставит по себе страшную память кровожадного мучителя!

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Несчастный Димитрий по кончине удостоен царских почестей и погребен в Архангельском соборе, подле могилы деда и отца.

[2] Московский первоклассный Новодевичий монастырь основан в 1525 году, в память завоевания Смоленска; соборный храм его, освященный в честь чудотворной Смоленской иконы Богоматери, стоит на том месте, до которого великий князь Василий Темный и митрополит Иона провожал и эту икону (в 1455 году), отпуская ее по просьбе смольнян из Москвы, где она оставалась слишком 50 лет, с того времени, как последний князь Смоленский Юрий, спасаясь от завоеваний Витовта, привез святую икону в Москву. Список, снятый с иконы при отпуске ее из Москвы, поставлен в виде храмового образа нового монастырского собора, причем установлен праздник с крестным ходом из Кремля 28 июля. Первая игуменья Новодевичьей обители Елена, прозванием Девочкина, поставлена в числе святых в старинных рукописных святцах (книга о Российских святых).

[3] Знаменитый полководец литовский, князь Константин Иоаннович Острожский, взятый в плен (в 1500 году) в славной Ведрошской битве, шесть лет томился в заточении в Вологде, куда Иоанн Ш отослал его в оковах. Там он получил исцеление от преподобного Димитрия Прилуцкого (Сказания князя Курбского, изд. 2-е; прим. 210). После того Константин в 1507 году принял присягу на верность Василию, одарившему его поместьями и воеводством, но вскоре бежал из Москвы в Литву, был снова вождем литовским и одержал знаменитую победу при Орше.

[4] Всегда верные общему отечеству и вере православной, граждане Пскова не могли покориться ни Литве, ни немцам - не могли и сопротивляться властителю, который имел в руках силы всей Руси, соединенной уже в одно государство. Они испросили себе у посла великокняжеского один день для размышления: этот день и ночь за ним прошли в плаче, рыданиях и стонах. На рассвете позвонили к вечу, и псковичи объявили послу великого князя, что "волен Бог и государь в своей отчине и в нас, в колоколе нашем, а мы на государя рук поднять и в городе запереться не хотим". 13 января 1510 года сняли вечевой колокол и повезли его в Новгород к великому князю. Народ плакал по своей старине и по своей воле. Спустя несколько дней Василий приехал в Псков, обошелся ласково с гражданами, но выселил в Московское княжество 300 лучших семей псковских, которые вскоре замещены были таким же числом семейств Московских и подмосковных купцов.

[5] Игумен лавры Сергиевой Порфирий, постриженник Кириллова Белозерского монастыря, осмелился ходатайствовать за гонимого Шемяку и сказал великому князю: "Если ты приехал в храм Безначальной Троицы с тем, чтобы испросить себе прощения грехов, то будь наперед сам милосерд к гонимым без правды". Раздраженный Василий изгнал Порфирия из обители преподобного Сергия, и старец с радостию удалился в свою прежнюю пустыню.

[6] Митрополит Варлаам, бывший свидетелем и порукою при крестоцеловальной записи Шемякина, строго обличил неправду великого князя и отдал ему посох свой. Раздраженный Василий сослал святителя в Спасокаменный монастырь, где он и скончался.

[7] Русский Временник, II, 272-280.

[8] В благодарение Пречистой Заступнице Москвы учрежден праздник с крестным ходом 21 мая - день избавления от нашествия Махмет-Гирея.

[9] Современный летописец повествует, что великий князь, проезжая однажды вне города, увидел на дереве птичье гнездо, заплакал и сказал: "Птицы счастливее меня: у них есть дети!" После он также со слезами говорил боярам: "Кто будет моим и Русского царства наследником? Братья ли, которые не умеют править и своими уделами?" Бояре ответствовали: "Государь! Неплодную смоковницу посекают: на ее месте садят иную в вертограде" (История Карамзина. VII, прим. 276).

[10] Дочь боярина Сабурова, Соломония Юрьевна, вступила в брак с Василием Иоанновичем в 1505 году. Тогда для наследника Московского престола по воле державного Иоанна собрано было 500 девиц-невест, отличавшихся красотою и здоровьем; из них выбрали 10 лучших красавиц, и уже из этих десяти молодой князь-жених выбрал Соломонию (Герберштейн. De rebus moscovit. pag.25).

[11] "Сказание о житии и о чудесех благоверной великой княгини схимонахини Софии, Суздальской новой чудотворицы", помещенное в "Историческом описании о граде Суздале" соборного ключаря Анания Федорова (Временник Московского Общества Истории и Древностей, кн. 22, с. 182-186).

[12] Ключарь Анания пишет, что "от гроба преподобной Софии истекало много чудес и исцелений для притекающих с верою в славу Христа Бога нашего". Он описывает и самые чудеса (числом 21): прозрение слепой княжны Александры Ногтевой, спасение Суздаля от разорения Литвою в 1609 году, исцеление глухих, расслабленных, помешанных и больных.

[13] Сказание князя Курбского, изд. 2-е, с. 4.

[14] Закон церковный о ненарушимости брака основан на словах самого Спасителя (Матф. V, 32). Впрочем, для поступления в монашество допускается исключение только в том случае, когда оба лица, соединенные брачным союзом, одновременно примут пострижение.

[15] Вассиан, по прозванию Косой (в мире Василий), был сын князя Ивана Юрьевича Патрикеева, праправнука Ольгерда и сына дочери великого князя Василия Васильевича. Князь Иван служил верно Иоанну III, как первый боярин в делах войны и мира: он отстаивал права внука его Димитрия, за что подвергся гневу строгого государя, заключен в темницу и осужден на смертную казнь вместе с сыном. Митрополит и другие святители испросили пощаду Патрикеевым, но они должны были принять пострижение: отец - в обители преподобного Сергия, а сын - в Кирилловом Белозерском монастыре. Там Вассиан прославился строгою чистотою жизни и был вызван уважавшим его великим князем Василием в Симонов монастырь. Но когда строгий инок не убоялся обличить самодержца в прелюбодейном расторжении брака, он был заточен в Волоколамскую Иосифскую обитель, где скоро скончался в "томлении", по свидетельству Курбского.

[16] В 1520 году папский легат Николай Шомберг хитрил в Москве и распространял Слово "о соединении руссов и латинов". Максим писал против него.

[17] Максим вполне разделял мнение князя-инока Вассиана, что при значительных имениях, какими владели многие монастыри, естественно было завестись роскоши и неге, а затем последовать сильному расслаблению благочиния. Но вот что писал инок Зиновий о современных ему монахах: "Плакать мне хочется от жалости сердечной. Доселе приходит мне на память, как видел я монахов некоторых из тех монастырей, которых осуждают за деревни. Руки скорчены от тяжких страданий; кожа как воловья и истрескалась; лица осунувшиеся, волосы растрепаны; без милости волочат и бьют их истязатели (сборщики податей), истязают, как иноплеменника; ноги и руки посинели и опухли. Иные хромают, другие валяются. А имения так много у них, что и нищие, выпрашивающие подаяния, больше их имеют. У иных пять или шесть серебряных монет, у других две или три; а у большей части редко найдешь и одну медную монету. Обыкновенная пища их овсяный, невеянный хлеб, ржаные колосья толченые, и такой хлеб еще без соли. Питье им - вода; варево - листья капусты; зелень достаточных - свекла и репа; если есть овощи, то это рябина и калина. А об одежде что и говорить?"

[18] В многочисленных писаниях преподобного Максима нельзя не удивляться разнообразию познаний его и талантов: он филолог и историк, поэт и оратор, философ и богослов. Невозможно исчислить все труды его в истолковании Святого Писания, в исправлении церковных книг и объяснении обрядов, в защите православия от иноверцев, иудеев, магометан и язычников, в обличении суеверия и предрассудков невежества; в исследованиях исторических, в нравственном назидании, в песнях и молитвах. Список сочинений и переводов великого труженика помещен в Обзоре Русской Духовной Литературы преосвященного Филарета Черниговского, ч. I, с. 194-198. О последних днях жизни преподобного Максима мы упоминаем в одной из следующих глав.

[19] Об авве Лазаре мы упоминали прежде в наших Рассказах.

[20] Журнал Мин. Народ. Просвещ., 1868, июль, статья: "Просветители лопарей", с. 262 и след.

[21] Тогда же Феодорит посетил обитель Свирскую. Преподобный Александр чудотворец, увидев его, сказал: "Сын Авраамов пришел к нам, Феодорит диакон" (Сказания князя Курбского, изд. 2-е, с. 127).

[22] По другим известиям, он был родом из Торжка.

[23] Блаженный Феодорит провел на берегах Колы около 20 лет. Строгость правил его была причиною того, что малодушные изгнали его из основанной им обители. После того он два года был игуменом одного бедного новгородского монастыря, потом около пяти лет - архимандритом Суздальской Евфимиевой обители. Оклеветанный (в 1554 г.) в единомыслии с еретиками, он заточен был в Кирилло-Белозерский монастырь, где пробыл полтора года, потом был оправдан и удалился на пребывание в Вологодский Спасоприлуцкий монастырь. Несмотря на глубокую старость, он два раза путешествовал из Вологды к любезным детям своим лопарям. Когда, где и как Феодорит окончил жизнь, достоверно неизвестно: по сказанию некоторых, он был по повелению Грозного царя (около 1577 г.) утоплен в реке за то, что дерзнул ходатайствовать о прощении князя Курбского, бывшего некогда его духовным сыном; по другим известиям, старец мирно скончался в уединении (Волог. Епарх. Вед. 1867 г. № 13).

[24] В летописях сказано под 1531 годом: "Прибыли в Великий Новгород лапландцы с Мурманского (Норвежского) моря с р. Колы и Туломи (с р. Туломи соединяющейся с р. Колою пред впадением в море) и просили архиепископа Макария дать им антиминсы и священников, чтобы освятить церкви Божии и их просветить святым крещением. Боголюбивый архиепископ Макарий послал священников и диакона, и они освятили церкви Благовещения Богородицы и святителя Николая и лопарей крестили в великом числе, даже за Святым Носом (Собрание Летописей, VI, с. 289).

[25] Царь Иоанн наделил обитель Трифона церковною утварью, угодьями, рыбными ловлями и приписал к ней лопарей, обитавших при Матоцкой и Печенгской губах. Добрый и набожный царевич Феодор предупредил отца своего милостию к северному подвижнику: он прислал Трифону свою парчовую одежду. Уже по блаженной кончине своей угодник Божий отблагодарил за этот дар: в одну ночь, когда Феодор (тогда уже царь) спал в шатре при осаде Нарвы, ему явился благолепный старец в иноческой одежде и сказал: "Встань, государь, и выйди из шатра, иначе будешь убит". - "Кто ты такой?" - спросил царь. Явившийся отвечал: "Я тот Трифон, которому ты подал свою одежду, чтобы твоя милостыня предварила другие; Господь Бог мой послал меня к тебе". Пробудившись, царь едва успел выйти из шатра, как ядро из города ударило в кровать царскую. Путешествие преподобного Трифона в Москву отнесено в житии его к 1556 году, но это явная ошибка: тогда еще не родился царевич Феодор, давший свой кафтан просветителю лопарей. Можно думать, что Трифон был в Москве позднее, а именно - после великого голода 1570 года, или отнести подарок царевича (рожденного в 1557 году) ко второму приезду преподобного Трифона в Москву, о котором упоминается в декабрьской книге Милютинских Четьи-Миней без указания года (в Синодальной Библиотеке, № 800).

[26] Мощи преподобного Трифона погребены в основанном им монастыре Кольско-Печенгском, который находился при впадении реки Печенги в Северный океан, близ Святого Носа. Впоследствии эта обитель перенесена в самый город Колу, а в 1764 году упразднена и приписана к Кольскому собору. На первоначальном месте монастыря над могилою преподобного Трифона стоит деревянная церковь Сретения Господня. В житии преподобного Трифона помещено несколько чудес его и ученика его, праведного старца Ионы. Блаженный Трифон много раз являлся на море, во время бури, и спасал погибавших.

[27] В нынешней Петербургской губернии и в южной части Финляндии.

[28] Князь Михаил Глинский, один из знатнейших вельмож литовских, владелец города Турова, славился храбростию и умом. По неудовольствиям с Сигизмундом он передался Василию; потом спустя несколько лет изменил и ему, тайно сносился с Литвою и бежал из русского стана; но был схвачен, заключен в оковы и сидел в тюрьме до тех пор, когда племянница его сделалась великою княгинею. Может быть, как думает Карамзин, не одна красота невесты решила выбор великого князя; может быть, Елена, воспитанная в знатном владетельном доме и в обычаях немецких, коими славился ее дядя Михаил, скорее могла понравиться венценосному жениху, нежели тогдашние московские боярышни, научаемые единственно целомудрию и кротким, смиренным добродетелям женским.

[29] В старинных святцах ("Книга о Российских святых") великий князь Василий Иоаннович вписан в лик Московских чудотворцев. На паперти Московского Благовещенского собора и теперь еще сохранилось изображение его с надписью: "Святый и благоверный великий князь Василий Иоаннович".

[30] В одном из сборников Московской Синодальной Библиотеки помещена "Выпись из грамоты (?), что прислана к великому князю Василию Ивановичу о разлучении первого брака и сочетании второго брака чадородия ради. Творение Паисиино, старца Ферапонтова монастыря". Здесь между прочим сказано, что великий князь Василий испрашивал разрешения на брак с Еленою у восточных патриархов и настоятелей Афонских монастырей; но от всех получил отказ, причем Иерусалимский патриарх Марко в пророческом духе писал ему, что если он, вопреки канонам церковным, дерзнет вступить в законопреступное супружество, то будет иметь сына, который удивит весь мир лютостию (Сборник № 466, л. 359 № 360).

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА I

Малолетство царя. - Изгнание двух митрополитов. - Внезапное исправление молодого самодержца. - Венчание Иоанна на царство и первый брак его. - Соборы 1547-1549 годов. Стоглав. - Ересь Башкина и Косого. - Дело о дьяке Висковатом. - Покорение Казани и учреждение Казанской епархии. - Болезнь Иоанна. - Кончина царицы Анастасии.

Воцарение государя-младенца было не на радость Церкви и государству. Недолго власть оставалась в руках правительницы-матери [1]. После преждевременной смерти Елены начались необузданные смуты бояр, которые принялись управлять государством и беспощадно губить друг друга. В этих смутах не уважалась даже святость сана первосвятителей: митрополит Даниил был свержен с митрополии указом боярским и заточен в Иосифов монастырь [2]. Преемник его Иоасаф, поставленный из игуменов Сергиевой Лавры, муж богоугодный и добродетельный, не более трех лет занимал кафедру первосвятительскую: крамольники низвергли его еще с большею наглостию и буйством. На место его был возведен владыка Новгородский Макарий, святитель просвещенный, усердный ко благу Церкви и отечества.

Между тем возрастал юный самодержец-сирота. Рожденный с отличными способностями, но предоставленный с детства своим влечениям, лишенный всякого воспитания он развивался в окружавшем его зле, а не в добре. Может быть, предрасположение к жестокости он всосал в себя с молоком матери, но бояре, на беду самим себе, постарались усилить в нем это предрасположение до страсти; они тешили его звериною охотою, любовались, когда он убивал животных и мучил их. "Пусть веселится державный", - говорили они. Отрок государь уже разумел, что верховная власть, которою так дерзко злоупотребляли князья Шуйские и другие бояре, принадлежит ему, а не им; видел, что они пренебрегают им, позволяя себе всякое бесчиние и наглость даже в присутствии государя. В душе отрока возникла и росла ненависть к боярам-крамольникам.

Когда Иоанну исполнилось 17 лет, он объявил митрополиту и боярам волю свою: венчаться на царство и вступить в брак. Торжество царского венчания было совершено митрополитом Макарием в Успенском соборе 16 января 1547 г.; на Иоанна возложен был крест царский, венец Мономахов и бармы (ожерелье) [3]. С того времени самодержцы русские начали не только в сношениях с иными державами, но и внутри государства во всех актах именоваться царями, сохраняя и древний титул великих князей. В 1561 году Патриарх Константинопольский Иоасаф в знак усердия к венценосцу русскому соборною грамотою утвердил его в сане царском [4].

Со всех краев России привезли в Москву красавиц, девиц благородных. Иоанн выбрал из них девицу Анастасию Романовну, дочь вдовы Захарьиной [5]. Совершая бракосочетание царственной четы, первосвятитель Макарий в красноречивом слове поучал новобрачных творить правду и милость, посещать темницы, чтить духовенство, жаловать бояр и народ, не слушать клеветников, святить дни воскресные и праздничные молитвою и добрыми делами и соблюдать посты, воздерживаясь на это время от плотских удовольствий.

Но советы мудрого первосвятителя и влияние добродетельной супруги не могли скоро исправить царя, приученного к шумной праздности, к забавам грубым, неблагочестивым. Нужен был сильный урок, и этот урок был ниспослан страшным пожаром, опустошившем Москву. На пепелище столицы кипел мятеж народный, а Иоанн трепетал в недоумении на Воробьевых горах. Там предстал царю Благовещенский иерей Сильвестр и сильным словом пробудил заснувшую совесть юноши. Угрозы суда Божия в минуту гнева Божия потрясли сердце, не совсем еще ожесточенное. Иоанн стал как бы другим человеком. Он призвал митрополита и святителей, торжественно каялся им в грехах своих, собрал и народ на Лобном месте, оплакал пред ним свои заблуждения, слагая вину на недостойных пестунов. С чудесным исправлением царя все приняло вокруг него иной вид: удалили преступных бояр; Адашев, новый добродетельный друг царя, не знатный родом, но благонамеренный и верный, стал на ближней ступени престола - и процвело государство; нашлись в думах мудрые мужи, в битвах - опытные вожди. На законы гражданские в первую очередь обратилось внимание нового правительства: опытная Дума бояр, рассмотрев уложение Иоанна III, составила новый судебник.

Собрав Собор епископов русских, царь открыл его трогательною речью, в которой изложил бедствия первых лет своих. "Отцы наши, пастыри и учители, - говорил он, - внидите в чувства ваши, прося у Бога милости и помощи, протрезвитесь умом и просветитесь во всяких богодухновенных обычаях, как предал нам Господь, и меня, сына своего, наставляйте и просвещайте на всякое благочестие, какое подобает быть благочестивым царям, во всех праведных царских законах, во всяком благоверии и чистоте, и все православное христианство нелестно утверждайте, да непорочно сохранит истинный христианский закон. Я же единодушно всегда буду с вами исправлять и утверждать все, чему наставит вас Дух Святой; если буду вам сопротивляться, вопреки божественных правил, вы о сем не умолчите; если же преслушник буду, воспретите мне без всякого страха, да жива будет душа моя и все сущие под властию нашею". На этом Соборе было установлено празднование угодникам Божиим, новым чудотворцам Русской земли, от которых царь желал призвать благословение на свой царский сан; постановлено составить им новые службы и пересмотреть жития их [6]. Тот же Собор утвердил и предложенный ему на рассмотрение новый судебник.

В 1551 году снова собрались святители русские в Москву по желанию государя [7]. Положение не только государства, но и самой Церкви требовало соборных совещаний. Беспорядки государственные, возникавшиеся из-за мятежного духа бояр и нравственной порчи самого юного самодержца, не могли не вредить и благоустройству Церкви. Церковь на восточной окраине Русского царства испытывала бедствия от врагов иноплеменных, которые при вторжениях своих грабили и разрушали храмы, попирали святыню, отводили в плен священнослужителей и многих пленных христиан доводили до измены вере и отечеству.

Церковь внутри себя страдала от буйства правителей государства, которые (как мы уже видели) низвергли в течение трех лет двух первосвятителей. Когда царь, еще юный, но совращенный с доброго пути теми же боярами, уже терял уважение к постановлениям церковным, когда и сами пастыри увлекались смутами правления, неизбежно возникали важные опущения и беспорядки во внутренней жизни Церкви [8]. В самом деле, явное пренебрежение обязанностей христианских, нарушение уставов церковных, нравственные беспорядки в духовенстве, взаимное невнимание и презрение между духовенством и мирянами - все это ясно и сильно представляет сам Стоглавый Собор. Народ по легкомыслию и невежеству легко увлекался заблуждениями, своевольничал в делах веры и предавался всей грубости нравов. Таковы были результаты невежества при отсутствии способов к просвещению народа, при отсутствии даже самого попечения об этом важном предмете!

Предметы рассуждений Собора разделены на сто глав, откуда и самый Собор получил имя Стоглавого. В этих главах изложены вопросы царские к Собору, ответы на них Собора и некоторые соборные постановления. На Соборе рассуждали, обличая беспорядки и бесчиния, о богослужении и уставах церковных, об иконах [9], о книгах богослужебных [10], о просфорах и просфорницах [11], о благочинии в храмах, о чине совершения таинств, о крестном знамении, о произношении аллилуии, об избрании и поставлении священнослужителей, о благочинии черного и белого духовенства, о суде церковном, или святительском, о содержании храмов и причтов, об исправлении общественных нравов и обычаев [12] . Догматов веры Собор не касался и не имел в виду опровержения какой-либо ереси.

Что сказать о достоинстве постановлений Стоглавого Собора? Справедливость требует сказать, что многие постановления Собора были полезны для Церкви и имеют свое несомненное достоинство. Таковы его определения о заведении училищ при церквах, об учреждении старост для надзора за благочинием духовенства [13], защите судебных прав клира, мысль об исправлении церковных книг, об истреблении соблазнительных пороков духовенства, суеверий и зловредных обычаев народных. Забота об избрании достойных служителей алтаря, о точности в соблюдении церковного устава при богослужении, о благочинии христианском в храмах, благоустроение монастырей, попечение о содержании церквей, ограничение мзды в церковных сборах, приведение в порядок судопроизводства епископского - все это показывает в членах Собора пастырскую ревность о благоустройстве Церкви отечественной. Некоторые особенные постановления Собора были весьма полезны для жизни общественной, как, например, постановления о богаделенных домах, о выкупе пленных, о принятии в церковные училища детей гражданских сословий; с добрым намерением Собор предохранял отечество от иноземных обычаев, с доброю мыслию обращал внимание на крестьян (епископских и монастырских) и людей, скитающихся по миру для собирания милостыни, открывая последним способы получать пропитание честными трудами, облегчая состояние крестьян чрез ограничение роскоши и корыстолюбия в монастырях. Вообще, видна благонамеренность решений Собора и усилие основывать их на правилах Вселенской Церкви. Но при всем том нельзя не заметить и тех недостатков и даже погрешностей в решениях Собора, которые уничтожают его достоинство и лишают его канонической важности в Церкви.

Так в особенности главы о двуперстном сложении для крестного знамения и сугубой аллилуии потворствуют неразумной привязанности к мнимой старине. Впрочем, в разных дошедших до нас списках Стоглава крестное знамение и иерейское благословение "двумя персты" изложено неодинаково и неясно [14].

О сугубой аллилуии особого вопроса на соборе предложено не было. Но в одной из глав Стоглавника помещено сведение о явлении будто бы Пресвятой Богородицы великому князю Евфросину, Псковскому чудотворцу [15], с повелением произносить сугубое аллилуия (т. е. аллилуия дважды, а в третий раз: слава Тебе, Боже). Эта мнимая заповедь Божией Матери, изложенная в житии преподобного Евфросина, в виде весьма важного догмата веры введена в Стоглавник, как правило для всеобщего употребления и сопровождается толкованием, наполненным самыми странными заблуждениями и нелепостями - жалкими плодами невежества.

Должно полагать, что учение об аллилуии не принадлежит целому Собору, но есть частное мнение одного из членов его, внесенное в Стоглавник позднее переписчиками. Это тем более вероятно, что еще в 1419 году первосвятитель Фотий грамотою к новгородцам предписывал "трегубить аллилуия" (как и ныне соблюдается при православном Богослужении), и сам председатель Стоглавого Собора, митрополит Макарий, поместил такое же распоряжение в одной из книг своей великой Четьи-Минеи со строгим обличением против "сугубящих" аллилуию [16].

Подлинных актов Стоглавого Собора не сохранилось в летописях; даже ни в одном из списков сборника, называемого Стоглавником, не видим подписей лиц, бывших на Соборе, даже подписи самого митрополита Макария. Может быть, недостаток единомыслия между членами Собора в определениях или общая неуверенность в правильности и твердости соборных постановлений были причиною того, что они не были утверждены общим согласием и потому не могли иметь законной силы. Во всяком случае, Собор Стоглавый не имеет канонического значения для Церкви Русской, как допустивший заблуждения, сделавшиеся впоследствии опорою суеверия и расколов и в особенности как не утвержденный Греческой Церковью и позднее отвергнутый большим Собором не только русских святителей, но и Патриархов Восточных.