Пять книг, которые потрясли мир. 9 страница

— Что ты понимаешь, женщина? Я ещё и не то буду вытворять перед моим богом, который предпочёл меня твоему бестолковому папаше.

Мелхола закусила губу и ушла в свою комнату. До самой смерти бог не дал ей детей. Предосторожность Давида оказалась лишней — ведь его помазали на царство сами израильтяне. «Знал бы прикуп — жил бы в Сочи».

Наступили мирные денёчки. Давид вызвал на аудиенцию пророка Нафана, о котором мы доселе ничего не слышали. И спросил у него: «Почему получилось так, что я живу в кедровом дворце, а бог — в походном шатре?»

Нафан задумался и пошёл советоваться с богом. Бог сказал Нафану, что Давиду суждено построить дом господень — храм.

А за это он и его потомки будут править израильтянами, а в перспективе — всеми народами.

Давид выслушал пророка и не поверил своему счастью. Поскольку он сам был в некотором роде пророком, то решил удостовериться лично в своей миссии — задал богу вопрос. Бог ответил ему аналогично.

Но, что с людьми власть делает? Ведь мог бы сразу обратиться к Хозяину, а не отрывать пророка от более важных дел. Итак, было решено строить храм в Иерусалиме.

Мирные денёчки кончились. Молодой царь не спешил закладывать фундамент дома господня. Первое, что он сделал после своего откровения — учинил очередную вылазку на финикийскую территорию.

Он взял штурмом Мефег-Гамму и приказал всем уцелевшим горожанам выйти из города.

Их построили в одну шеренгу и приказали лечь на землю. Они легли — а куда деваться? Давид достал из кармана моток шпагата и начал эту живую шеренгу измерять. Две верёвочки — живые рабы. Третья верёвочка — всех в расход.

Новый царь был великий гуманист. Его предшественники просто мочили всех пленников без разбору. А этот убивал каждого третьего. Прогресс. Цивилизация. Да.

Все помилованные были проданы в рабство. Но вот, что интересно — завоёвывал он филистимлян, а пленники оказались моавитянами. Смена национальности, надо полагать, происходила во время замеров верёвкой.

Удивительные военные подвиги на этом не кончились. Пока Давид замерял верёвочкой пленных филистимлян-моавитян, на горизонте поднялись тучи пыли.

— Что это?

— А это некто Адраазар, месопотамский царёк, идёт наводить порядок в своё царство на Евфрате.

Не получилось у Адраазара навести порядок в своём Междуречье. Давид отбил у него тысячу колесниц, семь тысяч кавалерии и двадцать тысяч пехоты.

Всем лошадям Давид по доброму обычаю приказал подрезать жилы. Нет, сто лошадей оставили — для царских колесниц.

Сирийцы решили выручить Адраазара и послали на подмогу свои войска. Но Давид победил и сирийцев, убил двадцать две тысячи ребят из Дамаска.

Количество его жертв в этом конфликте перевалило за 50 тысяч. Напомню, у самого Давида было 30 тысяч пехоты — и всё. Победив сирийцев, Давид поставил свой гарнизон в Дамаске и сделал сирийцев своими рабами.

Трофеи Давида в этой войне были не менее сказочными, чем победы. У Адраазара Давид захватил несколько городов, что само по себе интересно — неужели он завоевал Междуречье?

Это — фантазии, не надо переживать и хвататься за учебники истории.

Не пройдёт и ста лет, как евреи действительно попадут в Междуречье — в качестве рабов. А пока можно было и пофантазировать.

Итак, в этих городах Давид взял невиданные трофеи — золотые щиты, которые он приколотил на ворота Иерусалима. Там же он захватил много меди, из которой изготовил себе «медное море, и столбы, и умывальницы и все сосуды»!

Давид так героически победил Адраазара, когда тот воевал с Фоем, ещё одним царём. Фой, в знак благодарности, послал к Давиду посла Иорама, своего сына.

Иорам думал, что дипломатический протокол одинаков во всех странах Ближнего Востока. Но он ошибался. Давид увидел у Иорама изделия из драгоценных металлов — сосуды и прочие побрякушки.

— Ух, ты, чего это у тебя? Ну-ка дай сюда.

Побрякушки присоединились к золотым щитам.

После этого Давид ещё раз напал на уже побеждённых сирийцев и убил их целых 18 тысяч. Возможно ли это? Возможно, если вы хотите сделать себе имя.

«И сделал Давид себе имя, возвращаясь с поражения восемнадцати тысяч сирийцев в долине Соленой».

Он заделался настоящим царём, развёл бюрократию и очень этим гордился. Сам был царём и верховным судьёй.

Иоав был его главнокомандующим, Иосафат — начальником царского делопроизводства, Садок и Ахимелех — первосвященниками, Сераия — писарем, а Ванея — начальником хелефеев и фелефеев (кто такие?). Сыновья Давида были первыми придворными.

Давиду не давал покоя хромоногий сын его любимого Ионафана. Он начал его разыскивать по всему Израилю. И, конечно же, нашёл. Привезли калеку Мемфивосфея в Иерусалим. Калекой он оказался самым настоящим — хромал на обе ноги.

У хромоногого Ионафановича рос уже маленький сын Миха. Давид решил держать этих потомков Саула при дворе — на всякий случай. Они были почётными, но всё-таки пленниками. Царь мог спать спокойно, зная, что никто в Израиле не поднимет народ на борьбу за трон.

У Аммонитян умер царь, на трон взошёл его сын Аннон. Давид послал к нему послов — выразить соболезнование. Аммонитяне посоветовали Аннону не доверять коварному иудею, который наверняка под видом послов заслал к ним шпионов и диверсантов.

Аннон решил как-то пометить еврейских послов — чтобы они выделялись внешним видом и не смогли, смешавшись с местными жителями, сотворить какую-нибудь гадость. Послов схватили. Каждому из них обрили половину бороды и обрезали полы халатов — по самое срамное место.

Теперь их ни с кем нельзя было спутать. Послы спрятались в разрушенном Иерихоне и послали Давиду донесение о проделанной работе. Давид велел им оставаться в развалинах Иерихона до тех пор, пока бороды не отрастут, а сам очень обиделся на аммонитян.

Аммонитяне узнали, что Давид на них обиделся, и очень этому удивились. Но делать нечего, пошли к сирийцам, чтобы нанять их на войну против Давида. Сирийцы, которых Давид уже давно покорил, умудрились выделить на это дело более тридцати трёх тысяч воинов.

Интересно, знали ли сами сирийцы о том, что они завоёваны Давидом и являются его рабами? Сие тайна великая есть.

Сирийцы соединились с аммонитянами и выступили в поход. Давид послал против них Иоава. Изготовились к битве. Иоав стоял с войском напротив сирийцев, а его брат Авесса — против аммонитян. Братья победили. Сирийцы побежали с поля боя, аммонитяне — тоже.

«Ещё один случай, так называемого, вранья».

Адраазар, который уже был завоёван Давидом, считался его рабом и платил ему дань, очень своеобразно отреагировал на поражение аммонитян и сирийцев. Он соединился ещё с какими-то сирийцами и выступил с ними против Давида.

Давид лично повёл своих бойцов на войну. Адраазар и сирийцы были наголову разбиты. Сирийцы, при каждом поражении, вели себя подобно гидре — они увеличивали свою численность.

В этой битве Давид уничтожил семьсот сирийских колесниц и сорок тысяч кавалерии! А пехоты полегло — можно себе представить.

Адраазар опять заключил мир с Давидом и опять стал его данником. А сирийцы решили, что не будут больше помогать аммонитянам.

«Через год, в то время, когда выходят цари в походы», а птицы летят на юг, послал Давид Иова в поход на аммонитян. Иоав осадил Равву. Давид остался в Иерусалиме.

Он взял моду по утрам прогуливаться по крыше дворца и подглядывать, как в соседнем дворике моется молодая и красивая незнакомка. С каждым утром её купания становились всё более изощрёнными. С каждым утром тонус Давида повышался.

Наконец, он стал настолько высок, что царь решил познакомиться с таинственной незнакомкой поближе. Давид подозвал слуг.

— Кто такая?

— Вирсавия, жена Урии.

— А что у нас с Урией?

— Урия в армии Иоава героически осаждает Равву.

— Героям у нас слава и почёт.

«Давид послал слуг взять её… и он спал с нею». Такие вещи часто приводят к последствиям. Вскоре замужняя Вирсавия забеременела. Она честно известила об этом венценосного любовника.

Монарх отреагировал по-царски. Он велел Иоаву предоставить доблестному Урии краткосрочный отпуск с выездом на родину.

Урия прибыл в Иерусалим. Царь вызвал его к себе и подробно расспрашивал о положении дел на фронте. Лихой боец бойко отрапортовал.

— Молодец, — похвалил его царь. — За это можешь отдохнуть со своей красавицей женой. Истосковался, небось?

— Никак нет, ваше величество. Пока мои боевые товарищи рискуют жизнями под вражескими стенами, я не имею морального права спать со своей женой в постели, словно кобель какой-то. Я зарок дал: пока мы всех аммонитян не победим — никаких баб.

Давид почесал затылок. С этим идиотом можно было «влететь». Служака-рогоносец и впрямь ночевал на улице, завернувшись в плащ.

А, как хорошо всё могло бы получиться! Но не получилось. Нужно было решать проблему иначе.

Решение нашлось. Давид отправил Урию обратно, вручив ему пакет с суперсекретным посланием для Иоава. А в послании говорилось, что нужно поставить Урию в сражении на такое место, на котором он непременно погибнет.

Иоав был толковым офицером. В первом же бою Урия геройски погиб. Весть о гибели мужа очень опечалила Вирсавию. Она плакала.

Одно дело — с царём на крыше кувыркаться, и совсем другое — кормильца потерять. Давид подождал, пока она наплачется, а потом забрал во дворец — царской женой.

Пророк Нафан пришёл к Давиду с обвинениями в прелюбодеянии. Но царя так просто не обвинишь, а камнями побивать — вообще гиблое дело для побивающего. Поэтому пророк начал рассказывать притчу. Притча была такова.

Жили — были богач и бедняк. У богача было много скота, а у бедняка — одна овечка, которую он с рук кормил, рядом с собой спать укладывал и вообще любил. К богачу приехал гость. Богач приготовил для гостя угощение — из овечки бедняка.

Давид сильно возмутился. «Этого богача надо убить. Подлец он этакий». Нафан печально покивал головой. «Ты и есть этот богач, государь».

— В самом деле?

— Ага. Я тебя на царство помазал. Бог дал тебе жён — сколько душе угодно. А тебе чужую захотелось. Ты мужа её на смерть послал, а её к себе силой в постель заволок. За это с твоими жёнами будут спать все, кому не лень. То, что ты делал втайне, бог сделает явно.

— Не надо явно. Я уже раскаялся. Я больше не буду, честное пионерское.

— Ладно, бог тебя прощает. Но Вирсавия родит мёртвого ребёнка.

Дитя родилось живым, но очень болезненным. Целую неделю оно мучилось. Целую неделю Давид плакал и постился, и молился. Дитя скончалось.

Слуги боялись сообщить царю об этом. Он услышал их перешёптывания и спросил: «Умер ребёнок?» Слуги потупились.

Давид облегчённо вздохнул, помылся, переоделся и сел обедать. Слуги удивились.

— Как же так, государь? Дитя умерло, а ты к жизни вернулся.

— Пока оно жило, я постился и плакал. Я думал: а вдруг бог помилует меня, и оставить его жить? А теперь оно мертво — зачем поститься? Всё уже решено. Разве я его смогу вернуть? Я пойду к нему, а оно ко мне не вернётся.

После этого Давид пошёл к Вирсавии в спальню. Они наверстали упущенное. Сына назвали Соломоном. Так это он только теперь родился? Читая библию, кажется, что Соломон родился намного раньше. Ну, ладно.

Отметим для себя, что Соломон не только не был потомком Саула, но ещё и был сыном блудницы. Евреи не побили камнями ни папу, ни маму.

Сам Соломон и все его потомки до десятого колена не имели права жить среди правоверных евреев. Но всё это не имеет значения, если вы царь.

Иоав, осаждавший Равву, сумел перекрыть доступ воды в крепость. И сразу послал гонца к Давиду. «Я уже почти взял город. Приди и возьми его окончательно, чтобы ты был победителем, а не я».

Давид засобирался на штурм. Подоспел он вовремя. Город взяли, разрушили, разграбили и сожгли. Давид взял корону убиенного царя и водрузил на свою кучерявую голову. Всех пленных вывели из города.

Пленные ждали, что еврейский царь возьмёт свою верёвочку и начнёт мерить — кому жить, а кому умереть. Но ждали они напрасно.

«А народ, бывший в городе, он вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи. Так поступил он со всеми городами аммонитскими».

Верёвочки кончились. Навсегда. Но и просто убивать пленников он не хотел — скучно. Нужно было очень постараться, чтобы изобрести такой способ умерщвления безоружных пленных.

Он был новатор, наш Давид. Все эти железяки были новшеством, а печи — вообще ноу-хау.

С врагами, пленниками и просто иноверцами Давид, любимчик бога, поступал подло. Не менее подло он поступал с соплеменниками. Но уж в доме царском всё было по правилам.

Во всяком случае, на это можно было надеяться. Иначе, зачем мы читаем нашу священную книгу? Мы читаем её, чтобы нравственно воспитываться. Давайте воспитаемся!

У Давида, как мы уже говорили, было очень много детей. Конечно, не семьдесят, как у судей и они не ездили на ослах по Израилю.

Но двадцать четыре — тоже не мало. Они не ездили на ослах, а шатались по дворцу и нравственно совершенствовались. Вот примерчик из жизни царских детей.

Амнон Давидович влюбился в Фамарь Давидовну. Он не знал, как к сестричке подступиться. Думал, думал — и придумал. Притворился больным, отказался от еды и заявил, что только сестра его Фамарь может излечить эту хворь.

Давид приказал своей дочери идти к постели своего сына и покормить его. Фамарь пошла в спальню брата со сковородкой. Приготовила ему обед. Амнон попросил, чтобы она покормила его с рук — в укромном месте. Фамарь согласилась.

Во время кормёжки Амнон предложил сестре заняться сексом. Она отказала и попросила её не позорить. Амнон обиделся, надавал ей тумаков, порвал на ней одежду, завалил на диван и грубо, по-братски изнасиловал.

Как только он это сделал, вся любовь его прошла, как с белых яблонь дым. Он бросил ей обрывки одежды и указал на дверь.

— Пошла вон, стерва!

— Не гони меня, Амнон. Мы ведь теперь не только брат и сестра, а ещё и муж с женой. Попроси у отца нашего разрешения на свадьбу — он не откажет.

— Ты очумела, что ли? Пошла вон, я сказал. Шлюха!

С этими словами он пинками выгнал рыдающую сестру в коридор и запер за ней дверь. Одевалась она уже на ходу. Глотая слёзы, она убежала в комнату ещё одного брата — Авессалома Давидовича. Авессалом пожалел её, но ничего предпринимать не стал. Пока.

Великий самодержец, Давид Первый, тоже не стал ничего предпринимать.

«Но не опечалил духа Амнона, сына своего, ибо любил его, потому что он был первенец его».

Всё, как Моисей учил. Закон — превыше всего! Мораль — ещё выше.

Брат брату рознь. У Амнона и Авессалома был один отец, но разные матери. Мать Авессалома была матерью Фамари. Поэтому Авессалом печалился о своей сестре. Так он печалился два года.

А потом позвал всех своих братьев к себе в гости — на праздник стрижки овец. Во время праздника слуги Авессалома по его приказу убили Амнона. Остальные братья оказались редкими храбрецами — мигом попрыгали в сёдла и пришпорили мулов.

Месть свершилась. Насильник погиб. Убийца эмигрировал из Израиля. Все остальные царевичи в страхе забились по своим дворцовым спальням. Давид три года погрустил, а потом перестал — свыкся.

Иоав Давыдович заметил, что царь не серчает больше на Авессалома. Он нашёл бездомную бродяжку поумнее и велел ей разыграть перед царём репризу, которую сам же и сочинил. Женщина приняла жалобный вид и явилась в царский дворец. Давид спросил её, что случилось.

Женщина рассказала душераздирающую историю о том, что у неё, вдовы, было два красавца сына, на которых она нарадоваться не могла. И вот, недавно они поссорились из-за пустяка. Слово за слово, один сын убил другого и зарыл на фамильном поле.

Члены рода потребовали смерти братоубийцы, но вдова не могла с этим согласиться. Потерять двух сыновей — это слишком. И теперь она просила помощи у царя.

Царь успокоил женщину, как мог, и пообещал, что никто не тронет её единственного сына. Женщина не успокоилась, а стала спрашивать: почему же сам царь не поступит таким же образом и не помилует своего сына Авессалома. Давид задумался.

— Ты не выполняешь ли просьбу Иоава, женщина?

— Выполняю, государь. Он попросил меня, а я согласилась.

Давид вызвал Иоава и велел ему разыскать Авессалома. «Пусть живёт во дворце, но видеть его я не желаю». Иоав привёл Авессалома в Иерусалим. Так он и жил во дворце, не встречаясь с царём.

Авессалом был редким красавцем. А волосы были его гордостью. О его чудесной шевелюре знал весь Израиль. Пришло время, Авессалом женился. У него родились три сына и одна дочь, Фамарь. Он выдал её за своего племянника, Ровоама Соломоновича.

Время шло. Уже два года жил Авессалом в Иерусалиме, а царского лица не видел. Он позвал Иоава, чтобы использовать его в качестве дипломата. Иоав отказался идти к брату.

Тогда Авессалом приказал своим слугам сжечь поле несговорчивого Иоава. На эту выходку брат среагировал — мгновенно прибыл для переговоров.

Решительность Авессалома испугала Иоава, он отправился к царю. Примирение состоялось. Давид закрепил его крепким отцовским поцелуем.

После этого Авессалом взбодрился и взглянул на жизнь просветлённым взглядом. Завёл себе конюшню, большой парк колесниц и 50 штатных скороходов.

Кроме того, он начал активно участвовать в общественной жизни. На рассвете занимал позицию у дворцовых ворот и перехватывал просителей, которые приходили к царю с тяжбами изо всех провинций.

Выслушивал их просьбы, сочувственно кивал головой и говорил, что у царя руки не дойдут до их горестей. Вот если бы он, Авессалом, был израильским царём, тогда совсем другое дело — в стране не осталось бы обиженных. Справедливость воцарилась бы в отдельно взятом Израиле.

Народ полюбил Авессалома за такое душевное отношение к трудовому народу. Время шло. Сорок лет Давид правил Израилем. Сорок лет Авессалом торчал столбом у дворцовых ворот.

Однажды он вспомнил, что обещал принести богу жертву, если он позволит ему вернуться из ссылки в Иерусалим. Как говорится, сорок лет — не срок, и лучше поздно, чем никогда. С этим он и пошёл к Давиду.

Царь благосклонно выслушал богобоязненного сына и разрешил ему следовать в Хеврон — для выполнения давнего обета. Авессалом взял с собой двести сторонников и пошёл в Хеврон.

По провинциям же он разослал «прелестные письма», в которых советовал его сторонникам с получением условного сигнала возвестить народу о воцарении Авессалома в Хевроне.

Обыкновенный заговор, которых было много в прошлые времена. У Авессалома оказалось очень много сторонников. Давид, узнав о путче, испугался до смерти. Он собрал всю свою семью, двор и бежал из города.

Оставил десять наложниц во дворце — на хозяйстве. Вышли из города и направились к пустыне. Но на всякий случай заслал к Авессалому своего друга под видом перебежчика — шпионить.

Авессалом вошёл в Иерусалим с войском, состоящим из его сторонников. Ему достался дворец, царские наложницы, скиния с ковчегом и всё остальное. Давид с единомышленниками брёл к пустыне. По пути он встречал не только доброжелателей.

Некоторые встречные злословили по поводу его низложения, вспоминали ему уничтожение всего рода законного царя Саула, бросали в него камни, плевали в его сторону, называли кровопийцей и говорили другие нехорошие слова.

Царевич не терял времени зря. Он раскинул свой шатёр на крыше царского дворца, привёл туда десять царских наложниц и по очереди всех изнасиловал «на глазах всего Израиля». Авессалом, конечно, был решительным малым. Но тупым до безобразия.

То, что его отец оставил во дворце своих наложниц, не показалось ему странным. А должно было! Но вот момент публично обесчестить царских жён ему посоветовал тот самый шпион — царский друг, притворившийся перебежчиком и дезертиром.

Давид не собирался сдаваться без боя. Конечно, его считали узурпатором и он не был Сауловичем. Но и к Авессалому род Саула не имел никакого отношения.

Шансы уравнялись после публичной «групповухи» на дворцовой крыше. Я бы даже сказал, что Давид получил некоторое преимущество — в моральном плане.

Началась гражданская война. Сторонники Авессалома гонялись за Давидом и его людьми по всему Израилю, а те — прятались. Обычное дело. Интересный момент — Авессалома поддержали все старейшины израильских племён. С Давидом остались только иудеи.

Состоялась битва. Как удалось маленькой группе иудеев разгромить большое войско израильтян — это окутано мраком. Авессалом бежал с поля боя на своём муле. За ним бросился Иоав со своими людьми.

В пылу погони Авессалом въехал в лес и запутался волосами в ветвях дуба, да так крепко, что остался висеть под деревом, как кукла.

Возможно, это был не дуб, а очень развесистая клюква. Тем не менее, Иоав и десять его людей окружили висящего Авессалома и расстреляли его из луков.

Мораль сей басни такова: никто, даже царевич, не может безнаказанно насиловать царских жён и жечь нивы другого царевича. Давид победил, но в Иерусалим не спешил.

Давид узнал о смерти узурпатора и очень долго плакал. Иоав узнал об этом и пришёл в царские покои. Он сказал рыдающему монарху мудрые слова:

«Ты привел ныне в стыд всех слуг твоих, спасших тебе жизнь твою и жизнь сыновей и дочерей твоих, и жизнь жен и наложниц твоих. Ты ненавидишь любящих тебя и любишь ненавидящих тебя, ибо показал сегодня, что ничто для тебя и вожди и слуги.

Сегодня я узнал, что если бы Авессалом остался жив, а мы все умерли, то тебе было бы приятнее. Встань, выйди и поговори к сердцу рабов твоих, ибо клянусь Господом, что если ты не выйдешь, то в эту ночь не останется ни одного человека. И это будет для тебя хуже всех бедствий, какие находили на тебя от юности твоей и доныне».

Давид послушал своего сына, вышел к дворцовым воротам и сел на землю. Люди узнали об этом, и пришли повидать своего царя. НО! К нему приходили только иудеи. Израильтяне разошлись по домам. Они уже помазали Авессалома и не признавали более Давида.

Давид начал обещать израильтянам разные уступки — торговаться. Пообещал сместить Иоава с поста военачальника. Пообещал амнистию всем, поддержавшим Авессалома в его заговоре. Много чего пообещал. Наконец, договорились. Царь поехал к Иерусалиму.

Из столицы его вышел встречать хромоногий Мемфивосфей Саулович! Теперь понятно, почему израильтяне не радовались победе Давида над узурпатором.

— Почему ты не пошёл со мной в моё изгнание?

— Я хромаю на обе ноги, если ты забыл. У меня было большое желание последовать за тобой верхом на моём любимом ослике, но мой слуга куда-то его спрятал — вот стервец!

Тему замяли. Итак, Давид воцарился опять. Во время всенародного примирения израильтяне укоряли иудеев в том, что хотя их меньшинство, они считают себя главнее израильтян, которых всё-таки большинство.

Израильтяне сказали иудеям:

— Зачем вы похитили царя?

— Затем, что царь ближний нам.

— Мы десять частей у царя. Мы более, нежели вы. Зачем же вы унизили нас?

«Но слово мужей Иудиных было сильнее, нежели слово израильтян».

Со времён Моисея это противостояние не прекращалось. Проходили века, а вражда оставалась враждой.

Примирение всё не наступало. Человек, который бросал камни в царя, не успокоился даже после возвращения Давида в Иерусалим. Этот человек, которого звали Савей, призвал израильтян покинуть царя и разойтись по своим шатрам. Израильтяне последовали его призыву, с Давидом остались лишь иудеи.

Давид в это время не беспокоился о том, как ему объединить народ. Его больше волновало, как поступить со своими наложницами, которым он приказал оставаться во дворце в дни мятежа, и которые ему уже вроде, как и не наложницы.

Думал, думал и придумал. Десятерых женщин заперли в башне и содержали под стражей до самой смерти. Такова плата за верность.

Когда дверь башни захлопнулась, Давид приказал Амессаю собрать всех иудеев в Иерусалиме. Амессай поехал собирать народ, но замешкался. Давид послал ему вдогонку Иоава с гвардейцами. Иоав очень быстро нашёл медлительного Амессая. Подошёл Иоав к Амессаю, обнял и поцеловал.

— Где ты пропадал, брат? Мы уже волноваться начали. Ты здоров ли?

Амессай набрал в грудь воздуха, чтобы ответить повежливей на такие нежные речи, но говорить ему не пришлось — меч Иоава вошёл в его брюхо по самую рукоять.

Амессай посмотрел на свои кишки, валяющиеся в пыли — и умер. Иоав обтёр меч полой рубахи и молча кивнул своему брату Авессе.

Иудеи попрыгали на мулов и тронулись в путь — мятежного Савея отлавливать. Один из гвардейцев Иоава сбросил тело Амессая на обочину и провозгласил краткий спич о пользе для здоровья, которую приносит верность своим правителям.

Все израильтяне, видевшие этот случай, предпочли ловить с иудеями Савея, чем валяться с распоротыми животами в придорожных канавах.

Савей укрылся в Авеле. Иудеи и примкнувшие израильтяне осадили город и начали возводить вал вокруг крепостной стены. На стену вышла жительница Авеля и позвала Иоава на переговоры. Иоав вышел на вал.

— Чего тебе, женщина?

— Это я хочу спросить — чего вы хотите, ребята? Осадили город, а что вам нужно, не говорите.

— Нам нужен Савей, предавший Давида.

— И всего-то? Господи, а шуму наделали. Будет вам Савей.

Женщина пошепталась со старейшинами. Старейшины, выслушав её, дружно закивали головами. Через пять минут голова Савея перелетела через крепостную стену и упала к ногам Иоава.

— Этот? — хитро прищурилась женщина со стены.

Иоав посмотрел в стекленеющие глаза головы Савея и вздохнул. Пришлось уходить — с головой, но без трофеев.

У израильтян начался голод. Для тех мест неурожаи — обычное дело. Давид решил посоветоваться с богом.

— За что голодаем на этот раз?

— За Саула. Он убил гаваонитян из Гивы. Они хоть и необрезанные, а всё же, нехорошо.

Классический случай вранья. Во-первых, Саул сам родом из Гивы. Во-вторых, главным его грехом было милосердное отношение ко всем необрезанным. За это его Самуил от церкви отлучал. За это его бог проклинал.

И, наконец, главное — Саул за всю свою жизнь не убил ни одного гаваонитянина.

Всё это так, но кто слышал: что спросил Давид и что ответил ему его бог? Они ведь стоили друг друга.

Итак, Давид вызвал к себе гаваонитян и спросил, чего они хотят за смерть своих земляков. Они хотели малого — публичной казни семерых потомков Саула. Вон оно, что! Ларчик начинает открываться.

Давид пощадил только одного потомка Саула — Мемфивосея, который хромал на обе ноги и, к тому же, был сыном его любовника Ионафана. Он выбрал двух сыновей Рицпы, которая родила их от Саула.

Странно, что её называют матерью самого Мемфивосфея. Получается, что с нею спали Саул и его сын — Ионафан. Или речь идет о тёзках? Нет, никаких тёзок.

Ещё Давид отобрал для образцово-показательной казни пятерых сыновей Мелхолы, своей возлюбленной жены, о которой он не мог забыть во все дни своего изгнания и укрывания по пещерным туалетам.

Этих пятерых ребятишек, оказывается, Мелхола родила от Адриэла. Странное дело, но Адриэл был мужем Меровы, старшей дочери Саула, которую Давид в своё время не захотел брать в жёны.

Итак, семерых возможных претендентов на престол публично повесили. После этого их прах присоединили к костям Саула и Ионафана, и с почестями перезахоронили в царской гробнице.

Как говорится, конкуренция завершилась. Никто не мог занять теперь трон — кроме потомков самого Давида.

Будни продолжались. Опять война с филистимлянами — обычное дело. Давид вышел на войну «и утомился». Старость — не радость. Перед битвами происходили поединки. Автор описывает три поединка в этой войне.

В одном из них с филистимской стороны участвовал — кто бы вы думали? Голиаф собственной персоной. История повторилась. Почти.

На этот раз великана убил не Давид, а некто Елханан. Давиду же придворные запретили вообще выходить на поле битвы — «чтобы не угас светильник Израиля».

Давид на всю жизнь сохранил свой дар музыканта — он был неплохим рокером (по нынешним меркам). В библии сборник его хитов, который называется «Псалтырь», составил отдельную книгу.

Но тут приводится один из его шедевров, который не вошёл в биллборд.

«Господь — твердыня моя и крепость моя».

Это для зачина.

«Объяли меня волны смерти, и потоки беззакония устрашили меня.

Цепи ада облегли меня, и сети смерти опутали меня».

Достаточно традиционно. Но вот Давид начинает петь о своих достоинствах.

«Ибо я хранил пути Господа и не был нечестивым перед Богом моим.

Ибо все заповеди Его предо мною, и от уставов Его я не отступал.

И был непорочен пред Ним, и остерегался, чтобы не согрешить мне».

Очень правдиво, не так ли? Какой хороший парень, этот Давид! Честный, праведный, богобоязненный.

Может, враки про него написаны в книге, которую мы читаем?

Зачем тогда поместили описание его «подвигов» в библию?