О царех, бывших в Великой орде по Батые, и о Темир-Аксаке 30 страница
Лызлов с удовлетворением отмечает, что Иван III после «стояния на Угре» в 1480 г. стал властно вмешиваться в судьбу казанского престола. Подводя итог восточной политике Ивана III, Лызлов заключает, что Казань 17 лет фактически находилась под контролем России 12.
В период несовершеннолетия Ивана IV опустошительные набеги казанцев на пограничную русскую территорию привели ее «в конечное запустение», и это было, по мнению автора, причиной дальнейшей борьбы России за Казань.
А. И. Лызлов рассказывает о реформе русской армии при Иване Грозном, о создании полков «пеших воинов со огненной стрельбою, не бывших прежде в России, их же именова стрельцы», о награждении воинов жалованием «по достоинству» и т. д.
В «Скифской истории» подробно описываются события, предшествовавшие окончательному присоединению Казани: Москва «непрестанно посылаше многия воинства воевати Казань и областей ея» (поход князей С. Микулинского и В. Серебряного и др.). Этапы борьбы за Казань в 1551—1552 гг. изложены Лызловым по тексту «Казанской истории», хотя ссылки на нее в «Скифской истории» не даны. Вся глава о присоединении Казани проникнута безмерной апологией Ивана Грозного: Лызлов подчеркивает «миролюбие» Ивана Грозного, пославшего татарам перед наступлением на Казань «милостивые грамоты». Он идеализирует царя-воина, который, выйдя из Казани, ночует прямо на песке.
Лызлов подробно останавливается на расположении войск около основной базы русских — Свияжска. Такое объяснение успеха звучало актуально, поскольку одной из причин неполной удачи современных автору Крымских походов В. В. Голицына была оторванность базы от войска и отсутствие укрепленных пунктов по пути следования его.
Рассказ о переправе и походе войска к Казани с развернутым русским знаменем дословно совпадает с изложением «Казанской истории». Как человек служилый, Лызлов обращает особое внимание на значение артиллерии и флота в борьбе за Казань. {367}
Послание митрополита Макария, переданное царю через И. С. Фомина-Плещеева, Лызлов не приводит полностью, а лишь коротко пересказывает, не преминув указать на то, что митрополит просит у царя прощения за то, что дерзнул уговаривать его возвратиться в Москву — то была единственная мысль, взятая Лызловым из пяти столбцов текста послания Макария. Излагая обращение Ивана Грозного к воинам, автор подчеркивает мысль об ответственности царя перед подданными, столь созвучную политическим идеям XVI в.
Лызлов не следовал полностью «Казанской истории», а сопоставлял ее текст с другими материалами. Так, фамилии воевод, участвовавших в казанском походе, взяты им, очевидно, из Воскресенской летописи (по Новоиерусалимскому списку). Он привел о воеводах сведения, более соответствовавшие реальной расстановке сил в 1552 г., в частности, упомянул имена А. М. Курбского, М. И. Воротынского и др., намеренно исключенные из «Казанской истории». Как указывалось выше, в рассказе о взятии Казани Лызлов широко использует книгу А. М. Курбского 13 «История о великом князе московском».
Детально описанные в «Истории...» А. М. Курбского действия отрядов правого фланга («правой руки») русской армии при взятии Казани подробно воспроизведены в «Скифской истории». Следуя этому источнику, автор сообщает также о поддержке, оказанной русскому войску со стороны «черемисы горной», чувашей и мордвы, которые возводили мосты, устраивали гати на болотах и т. д.
В этой части своей работы Лызлов часто использует текст «Степенной книги», однако ее системе изложения истории — строго по княжениям — он не следует.
В данной главе для него путеводной нитью являлись вехи борьбы за Казань, а не смена княжений. Хотя этот раздел «Скифской истории» основан главным образом на источниках отечественного происхождения, в написании его Лызлов был наименее самостоятелен, здесь резче проявился компилятивный характер его работы. Имеется множество ошибок в датах и фактах.
Итак, на страницах «Скифской истории» Лызловым рассмотрен большой период взаимоотношений Руси и Казанского ханства. Автор не связывает их с возникновением ханства в сер. XV в., а ведет его начало со времени прихода татар в Среднее Поволжье (1257 г.). Историк пристально изучает успешные действия русских войск против Казанского ханства в княжение Василия Дмитриевича и особое внимание уделяет восточной политике Ивана III. Автор дает представление о борьбе четырех групп феодалов в Казани. Он ставит в зависимость развитие внутренних событий {368} в ханстве от его взаимоотношений с Россией. Решающей причиной активности России в отношении казанских татар Лызлов считает их непрерывные опустошительные набеги на русскую территорию.
В этом же разделе книги Лызлов освещает и борьбу русских войск за Астрахань, которая, как и древняя Тмутаракань, являлась «древним российским достоянием». Лызлов рассказывает о взятии Астрахани 2 июля 1556 г. более кратко, чем Никоновская летопись. Он выделяет при этом роль Ю. И. Шемякина-Пронского (участника покорения Казани) и царского постельничего Игнатия Вешнякова, «мужа храброго и искусного». Как и в разделе о наступлении на Казань, Лызлов особенно тщательно описывает ход военных операций, проводимых при помощи флота. Так, например, очень подробно воспроизводит он действия русского войска против изменившего царю Эмургея (Ямгурчея), который был вынужден бежать в Тюмень к сибирскому хану. Следуя за Никоновской летописью, Лызлов пишет об освобождении «российских пленников, от древних лет заведенных тамо».
Борьбу Руси за Поволжье Лызлов вновь и вновь связывает с необходимостью противодействовать крымско-турецкой агрессии. И в этой связи, нарушая хронологическую последовательность, он пишет о печально знаменитом походе войск турецкого султана Селима II под Астрахань (1569 г.). Лызлов отмечает, что в русских источниках этот факт не нашел достаточного отражения, поэтому он обратился к трудам польских авторов (А. Гваньини, М. Стрыйковского и др.), использовал «Историю о приходе турецкого и татарского воинства под Астрахань».
Смелые действия русского отряда под командованием князя П. С. Серебряного сорвали замыслы врагов, и, по мнению автора, именно «от онаго времени отречеся султан Турецкий в пустыни те, Астраханския поля, воинства посылати».
Подводя итог восточной политике Ивана Грозного, Лызлов констатирует, что в этот период были не только покорены селения по Волге до Каспийского моря, но и татарские орды по Яику, Каме и само Сибирское ханство.
Но историю покорения Кучумовой орды отрядами Ермака, овеянную легендами, песнями и сказаниями, Лызлов не осветил в своей книге, а ограничился лишь кратким резюме. Может быть, автор не нашел нужным включать этот материал из тех соображений, что политические задачи России в кон. XVII в. были ориентированы на борьбу с Крымом и Турцией и диктовали ему необходимость более подробно осветить исторические события, происходившие на юго-западе Европы, а не в далекой Сибири. Как бы там ни было, но это большой пробел в «Скифской истории».
Взаимоотношениям России с Крымским ханством А. И. Лызлов отводит в книге специальный раздел: «О Таврике Херсонской, иде же ныне Крымская Орда за Перекопом обретается». Как и предыдущие, он начинается с описания географического положения {369} Крыма. Лызлов не жалеет красок для воспроизведения картины благодатных природных условий Крыма: «Тамо трава в высоту, яко тростие морское, и мягка зело». О греческих городах, находившихся в устьях рек, ему напоминают оставшиеся развалины. Автор подчеркивает многоэтничный состав населения Крыма: задолго до татар там жили генуэзцы, греки, евреи, армяне 14.
Лызлов понимал паразитический характер экономики крымских татар: «Разбоем и граблением кормятся»,— замечает он. В этой связи он уделяет особое внимание положению русских пленников: они выполняют самые тяжелые работы, их перепродают в далекие восточные страны.
Татары пришли в Крым, по утверждению Лызлова, в сер. XIII в., когда «все дикие поля от Волги до Днепра татарове обладаша». Однако при этом он замечает, что «сей тако, а ни инако писаша», имея в виду разноречивость источников по этому вопросу. По наблюдениям автора, причерноморские татары в отличие от крымских жили оседло и занимались земледелием.
Лызлов приводит много интересных сведений о быте крымцев, их вере и обычаях. Особое внимание автор уделяет изучению военного строя татар («марсов танец»), так как это должно было иметь практическое значение для читателей «Скифской истории». Его интересуют и выносливость их лошадей, и способ переправы крымцев через водные преграды. Он отмечает силу наступления и слабость обороны у татар, предостерегает от хитростей и уловок воинов, которые иногда, притворившись мертвыми, пытаются «за собою неприятеля взять». По мнению автора, только внезапность нападения обеспечивала им успех.
Политическую историю Крыма Лызлов рассматривает со времени отделения ханства от Большой Орды, примерно со 2-й четв. XV в. Генеалогию крымских ханов Лызлов ведет от эмира Эдигея. Пристальное внимание уделяет вопросу о вмешательстве турецкого султана в дела обособившегося Крымского ханства. Начало вассальных отношений Крыма и Турции Лызлов относит к 1475 г.
Удобным предлогом послужила борьба Хаджи-Гирея с генуэзцами, цепко державшимися за г. Кафу (Феодосия). Последовавший приход турецких войск под Кафу в 1475 г. Лызлов излагает по «Степенной книге». Падение древней Феодосии, повлекшее за собой захват турками Белграда, Очакова и Азова, стало возможным якобы из-за предательства. С этого времени автор отмечает зависимость хана от турок, которые захватили земли в Крыму, основали крепости в Причерноморье и под Азовом, а это повлекло за собой наступление Турции на «Московския православныя монархии». Он указывает и на то, что крымские татары обязаны были стеречь турецкие обозы, участвовать в их военных предприятиях, т. е. турки татар «подручных себе сотвори», а «хан султану послу-{370}шен» стал. Таким образом, читатель «Скифской истории» приходит к выводу о том, что неокрепшее Крымское ханство попало в орбиту турецкой политики.
Но, как и в предыдущих разделах, А. И. Лызлов не упускает из виду историю взаимоотношений Крыма с Москвой, особенно во 2-й пол. XV в. Стремясь подчеркнуть, что еще до Крымских походов 1687—1688 гг. русские доходили до Перекопа, Лызлов приводит рассказ «Степенной книги» об отправке в 1491 г. русских войск на помощь Менгли-Гирею в Крым. Он приводит факт совместных действий Москвы и Крыма против Литвы (1499 г.), золотоордынских ханов (1501 г.), Польши и т. д.
К 20-м гг. XVI в. Лызлов относит вмешательство Крыма во внутренние дела Казанского ханства, что, по его мнению, осложнило борьбу Руси за Казань. Эту же мысль Лызлов подкрепляет и рассказом о троекратных попытках крымцев подойти к Москве. Немаловажную роль в борьбе с Крымом он отводит позиции ногаев, которые «поддашася на государево имя» (очевидно, Лызлов имел в виду принесение шертной грамоты князем Исмаилом, когда царь пожаловал «ногайских мурз и атаманов с казаками» 15).
Основываясь на «Польских историях», Лызлов подробно останавливается на совместной борьбе русских войск и запорожских казаков против татар Крыма.
Представляет интерес описание Лызловым военных столкновений Крыма с Россией в 50-х гг. XVI в., действий речных десантов, не нашедших достаточно подробного отражения даже в советской историографии (сражения 1555, 1556 и 1559 гг.). Автор не мог, конечно, поставить в зависимость крымские набеги 60-х гг. от хода Ливонской войны. Историографический интерес представляют также освещение Лызловым взаимоотношений России с Крымом в 80—90-х гг. XVI в. Автор перечисляет наиболее крупные сражения с крымскими татарами в последней четв. XVI в.: набег на г. Крапивну в 1587 г. и набег в 1591 г. хана Гази-Гирея (Казы-Гирея, 1588—1607 гг.) под Москву, о котором отсутствуют сведения в турецко-татарских источниках 16.
Автор упоминает о новой системе военной службы в России: набор «даточных» людей, создание дворянских полков, присылаемых «по выбору» из городов, а также призывах стрельцов и т. д. Эти сведения взяты, очевидно, из Дворцовых разрядов. Помимо ранее построенных Ливен, Курска, Кром (упущен Воронеж), в 90-е гг. были основаны крепости Белгород, Оскол, Валуйки 17. Лызлов указывает, что с кон. XVI в. благодаря принятым мерам {371} (сооружению укреплений и новому порядку службы) набеги крымских татар уменьшились и дальше тульских пределов не доходили. Любопытно заключение, которым автор завершает повествование: «...даже до нынешних времен ин люботрудник да потщится написати (о крымских татарах) и в память будущим родом подати!»
Следует отметить, что как только Лызлов отходил от изложения событий по летописи и сочинению А. М. Курбского и начинал придерживаться «Хроники...» Стрыйковского, он впадал в ошибки (в датах, именах и фактах).
Разделы о Крымском ханстве в «Скифской истории» имеют и политическое, и историографическое значение, так как в конце XVII в. оно было проводником агрессивных устремлений Порты против России. Кроме отрывочных летописных сведений, на русском языке до Лызлова не существовало обстоятельного рассказа о Крымском ханстве. Автор предрек скорый конец последнего осколка Золотой Орды — Крымского (или Перекопского) ханства, которое «хоть и мало, но может много наказати». Автор твердо уверен, что предотвращение крымских набегов — это задача ближайшего будущего.
Центральной темой книги Лызлова явилась борьба европейских народов с турецкими захватами, которая получила наибольшее освещение в разделах, касающихся Турции. В «Скифской истории» ей отводится значительное место (121 л. из 268 л. рукописи), не считая перевода книги Симона Старовольского «Двор султана турецкого» (64 л.). В этих главах А. И. Лызлов освещает следующие вопросы: о мусульманской вере (гл. 4), о расселении турок (гл. 5), о правлении 14 турецких султанов, их завоеваниях, о борьбе против них европейских народов (гл. 6), о государственном устройстве Турции (гл. 7).
А. И. Лызлов дает общие сведения о территориальных владениях Порты. Он очерчивает европейские, азиатские и африканские границы современной ему Оттоманской Порты, упоминает острова, подвластные султанам, перечисляет четыре важнейших города: Константинополь (он ни разу не назвал его Стамбулом или Царь-градом), насчитывавший 7 млн жителей («что может учинити два Парижа, иже во Франции»); Табриз — в 20 тыс. жителей, город бесчисленных богатств, по словам автора; Алеппо — центр мировой торговли на Средиземном море; Каир, откуда товары, прибывшие из Индии, с Черного моря, из Африки, развозятся караванами в другие страны. Почему же для султанов стали возможны такие колоссальные территориальные приобретения? Как неоднократно отмечает Лызлов, это не только «от несогласий государей христианских, которые причины умели они (т. е. турки.— Е. Ч.) ко прибытку своему употребляти», но и благодаря своеобразному военному строю, описанию которого автор уделяет большое внимание. Основные положения военного строя Порты, дававшие ей преимущества перед другими народами, он суммирует следующим {372} образом: быть всегда готовыми к войне; предупредить действия противника; только наступать; не вести одновременно разные и продолжительные войны; не тратить средства и время на ненужные войны; занимать города и места последовательно; султаны сами должны возглавлять армию.
Залог военных успехов турок Лызлов видит также в воздержании, беспрекословном подчинении своим командирам, которые отдавали распоряжения с помощью жестов, движений руки или лица, строго наказывали за мародерство. В турецкой армии не было страха перед смертью, каждый считал ее карой свыше, которой избежать невозможно. Частые войны тренировали войско. По мнению автора, три качества создали превосходство турецкой армии: большая численность, высокая дисциплина и хорошее вооружение.
Рисуя, по Ботеру и Гваньини, формирование людских сил турецкой армии, Лызлов попутно раскрывает черты военно-ленной системы феодальной Порты.
Во время турецко-персидской войны (кон. XVI в.) было роздано 40 тыс. тимаров. Служилые люди, получавшие лены за службу, составляли основную часть армии. Другой ее частью, по наблюдениям Лызлова, были янычары. Он приводит преуменьшенные цифры об их численности (12—14 тыс. человек). Лызлов отмечает, что на протяжении XVII в. положение янычар подвергалось изменению: в их состав допускались малоазиатские турки, им разрешали жениться, жить в столице, от этого они стали «своевольными и злодеями». Султаны не карали их смертной казнью и сами часто зависели от них. Исходя из этого, Лызлов подвергает сомнению общепринятую точку зрения о янычарах: «...общее есть мнение, якобы крепость сил турецких содержалась в том янычарском воинстве, но сие ложь есть, яко о том хотящий может дочестися во истории». Завершается турецкая военная иерархия пашами, беклер-бегами и сенжаками, избираемыми из среды «жалованных воинств». Таким образом, Лызлов не рассматривает турецкую армию как аморфную массу, а различает отдельные группы воинов (хотя называет и не все).
Так как основой их военной силы Лызлов считал флот и мощную артиллерию, то наличие этого и способствовало, по его мнению, военным успехам турок, «ибо и гигант без обороны и оружия, еще бы и лютейший и сильный был, побежден бывает от отрока, оружие имущего». Указания на роль артиллерии и сильного морского флота у турок могли оказать определенное влияние на современных Лызлову правителей России, особенно в момент подготовки Азовских походов. Огромное значение автор «Скифской истории» придавал также организации войска. Он пишет, что султаны идут на войну имея все, что требуется к «воинскому промыслу».
Военное могущество турок базировалось также на деньгах. В этой связи Лызлов обращает внимание и на различные источ-{373}ники доходов султанов: кроме прямых поступлений в казну, были и косвенные доходы. По убеждению автора, колоссальную прибыль получали «султанские начальники» от ограбления покоренных стран, даже послы других государств не являлись к султану без богатых подарков. Дары подносили полководцы и правители вассальных областей (порой от величины подарка зависело их положение). Анализируя этот вопрос, Лызлов резонно замечает, что доходов в казне султана могло бы быть больше, если бы турки не истощали войной и опустошениями подвластные страны и не приводили «ко убожеству... обще на родство». Таким образом, историк понимал, что могущество государства зависит от благосостояния его населения.
Перечислив греческие владения, отторгнутые султаном Орханом, Лызлов отмечает, что границы османского султаната сливались с очертаниями полуострова Малая Азия. В центре событий этого периода он правильно ставит взятие Адрианополя (не в 1363, а в 1360 г.) на континенте. Вслед за Галлиполи и Адрианополем турки вторглись в сербские земли. И хотя на помощь сербам пришли войска из Византии, Македонии, но, как констатирует автор, было уже поздно.
Лызлов прослеживает этапы борьбы за «второй Рим» и отмечает, что во время похода 1422 г. Константинополь оказался окруженным турецкими владениями.
Описывая проникновение турок в Хорватию, Австрию, Боснию и другие страны, Лызлов подчеркивает, что это сопровождалось гибелью людей и разграблением сел и городов. Русский историк глубоко сочувствует страданиям народов соседних стран.
Центральной темой в рассказе Лызлова о турецких завоеваниях явилась борьба за Константинополь в 1453 г. Он подробно излагает ход осады Константинополя, дополняя фактические сведения «Повести о Царьграде» своими пояснениями и ремарками, описывает военные приготовления Махомета II ко взятию крепости: подход флота, отрезавшего столицу от моря, постройку стенобитных башен, возведение валов, шанцов и мостов через рвы.
Затем Лызлов приводит сведения о покорении Трапезундского царства (1461 г.) и казни его правителя — грека Давида Комнена с 6 сыновьями (на нем прервалась византийская династия), о гибели Стефана — правителя Боснии. Подчеркивая завоевательные устремления султанов, Лызлов замечает, что Махомет II один хотел быть обладателем всего света, не терпя никого, кто бы мог быть ему равным. Лызлов полон сочувствия к венгерской земле, разоренной вплоть до Варадина, к жителям сел и городов, страдавшим от опустошения: «...и таково тогда зло постиже Венгерскую землю, яко не точию написати, но и изрещи едва кто может». Султан не удовольствовался взятием венгерских сокровищ и большого числа пленных, в 1476 г. обратил свою силу против Валахии. Только продолжение египетской кампании, по словам Лызлова, предот{374}вратило на некоторое время окончательное покорение Молдавии и Валахии.
Лызлов стемился разобраться в международных отношениях Турции, он уловил соперничество между Священной Римской империей германской нации и Оттоманской Портой, их стремление к европейскому господству.
Историк осуждает неудачный рейс императора Фердинанда под Пешт, так как это был поход не только против турок, но и против венгров. Кроме того, Фердинанд спровоцировал шестой (за 22 года) поход султана Сулеймана в Венгрию. В организации крестового похода против турок решающую роль Лызлов отводит папской курии. Он считает, что кардинал Юлиан (Чезарини) опасался наступления турок на итальянские владения и поэтому именем папы освободил («разрешил») короля Владислава III от сегединской клятвы (1442 г.). Так Лызлов пытается разобраться в противоречиях европейских стран, в сложных международных отношениях.
Политическую историю Турции Лызлов заканчивает правлением Махомета III, т. е. концом XVI в.
Хотя Лызлов и не рассказывает о крупных народных движениях в Турции (Кара Языджи и Дели Хасана и др.), все же внутренние волнения в Порте в XV—XVI вв. нашли отражение в «Скифской истории». Лызлов пишет о «бунте великом» янычар накануне воцарения Махомета III, которые не ограничились дворцом, но «на жителей градских ринушася» и весь Константинополь «взмятоша».
Автор не упускает случая упомянуть о жестокости султана, приказавшего задушить пятерых родных братьев, которые и были затем положены в ногах отца. Таким образом, автор, хотя и очень коротко, все же касается внутренних событий в Порте. Он тонко подмечает, что могущество Оттоманской Порты стало медленно клониться к закату именно с кон. XVI в.
На протяжении всего повествования автора не покидает вопрос о причинах успехов турецких завоевателей.
Говоря о возвышении турецкого султаната на рубеже XIV в., он указывает на отсутствие единой власти у славян, на кризис, переживаемый в это время Византией, приведший к ее внутреннему ослаблению.
Лызлов указывает, что успех турок был облегчен «несогласия ради и междоусобных нестроений царей греческих, паче же всего того государства жителей», подчеркивает, что в Византии, с одной стороны, усилились междоусобия между царями, князьями и «синклитом», т. е. внутри феодального класса, а с другой — «всенародных человек» оскорбляли богатства («щедроты божие») вельмож. Мы не видим особого сочувствия автора положению «всенародных человек», но само указание на социальные противоречия в Византии представляется очень важным для историка. Он ищет причины {375} кризиса во внутреннем положении Византии: «...сами греки в конце объюродеша; изволиша с сокровищами вкупе погибнути, в землю их закопавающи, нежели истощити их на оборону свою и имети жен и детей и проче стяжание во всякой свободе».
Лызлов осуждает предательскую политику византийских вельмож и приводит следующий факт: когда в завоеванном Константинополе сложили в одном месте сокровища, султан удивился богатству города. Он велел казнить «мужей благородных и нарочитых» как «губителей сущих своего отечества». Лызлов сочувственно приводит слова Махомета, якобы обращенные к последним: «Где ваш прежде бывший разум. Ибо сим сокровищем не точию мне, но и не вем кому, могли бы есте не токмо отпор учинити, но и одолети».
Действительно, господствующая верхушка Византии не уделяла внимания укреплению единства страны и ее границ. Таким образом, Лызлов правильно подходил к рассмотрению внутренних факторов, способствовавших быстрому падению Византии.
Сама постановка вопроса о причинах успеха турок и рассуждения о жадности вельмож, предпочитавших закопать свои богатства, чем употребить их на оборону государства, созвучны точке зрения на этот вопрос И. С. Пересветова, русского публициста XVI в.
Причиной падения Константинополя в 1453 г. автор считает также «междоусобные христианские развраты и нестроения». Он отмечает стяжательские намерения некоторых правителей западных стран самим овладеть Константинополем и его богатствами (как это было во время крестового похода 1204 г.), затем равнодушно взиравших на его неминуемую гибель из-за распрей с греками. Вместо помощи Византии они тем самым способствовали турецким завоеваниям.
Лызлова возмущает продажность генуэзских купцов, которые за плату помогли турецким войскам переправиться на континент и захватить Галлиполи (Каллиполь). Лызлов считает, что, если бы греческие императоры, сербские и другие правители объединились в момент смерти султана Махомета I и покончили с турецким игом, не было бы «зла велиего и бедства неподъятного». Прояви византийские и другие правители мудрость и мужество, «воинству могли все страны христианские в целости быти».
Лызлов утверждает, что разум, стремление к миру, объединение перед угрозой завоевания могли бы предотвратить последовавшие затем страшные события.
Автор становится на точку зрения хронографа, что «многи злые дела умножахуся во христианех, достойные еще и вышщему наказанию»; очевидно, имеются в виду феодальные войны, внутренние междоусобицы, флорентийская уния церквей и другие события, потрясавшие в тот период восточноевропейский мир. Как справедливо отметил чешский историк И. Мацурек, «христианский лагерь {376} был разделен географически, экономически, культурно и политически» 18.
Автор указывает, что Венеция и другие европейские государства, ранее равнодушно смотревшие на гибель Константинополя, уже в 80-е гг. XV в. ощутили на себе натиск турок: Каринтия, Штирия, Крайна, Апулия подверглись разграблению. А Венеция дошла до такого «безумия», что «уступила» туркам временно ей принадлежавший албанский город Скутари. Вслед за этим была опустошена Семиградская область Венгрии.
По мнению Лызлова, политика венгерских феодалов и захватнические тенденции Габсбургов открыли туркам путь к дальнейшим завоеваниям.
Лызлов осуждает позицию польского короля Казимира IV, посредничавшего в переговорах Стефана Валашского с султаном. Первый просил помощи у польского короля, однако, замечает Лызлов, «ничто же обрете». Когда же турки взяли Хотин и вторглись в Подолию, входившую тогда в состав Польши, Казимир послал войско, но было уже поздно.
Таким образом, историк выступает как за единство власти внутри отдельных стран, так и за объединение усилий в международном масштабе, вне зависимости от национальной или религиозной принадлежности. Приспособленчество некоторой части европейских феодалов Лызлов расценивает как предательство общих интересов, часто не получавшее одобрения и самих завоевателей.
Так он пишет о казни султаном знатного грека Гертука, указавшего туркам на слабо укрепленные места городских стен Константинополя 19. Автор оправдывает это действие Махомета II: «и тако прият нечестивый (Гертук) достойное возмездие измены своей».
Рассказывая о европейских походах Амурата II, Лызлов неодобрительно оценивает лавирующую политику сербского деспота Георгия Бранковича, отдавшего дочь (Мару) в гарем султана. Это не помогло Бранковичу, ибо именно в его правление вся Сербия со многими городами, в том числе Смедеревом (1439 г.), была разорена турками, сын Бранковича пленен, а сам он с женой бежал в Венгрию. Автор с негодованием отмечает, что жена сербского князя Лазаря и его сын отдали дочь Оливеру в гарем Баозита II и вообще пошли на соглашение с ним.
В настоящее время историками вскрыты глубокие социальные корни туркофильского течения среди византийской знати 20. На па-{377}губность и вредность этого направления Лызлов указывал еще в XVII в.
Большое внимание автор «Скифской истории» уделяет героической борьбе славянских народов Балкан против завоевателей. Автор со скорбью пишет о том, что со времени битвы на берегу р. Марицы в 1371 г. турки рассыпались по полуострову, «яко птицы по воздуху», а прежде цветущие царства Сербское и Болгарское поразили голод и опустошение, земля оскудела не только людьми, но и плодами земными и скотом. Лызлов с горечью отмечает, что стремление сербского князя собрать уцелевшие силы для борьбы с врагом ни к чему не привели и битва на Косовом поле была проиграна славянами. Лызлов приводит в своей книге многочисленные примеры героизма братских славянских народов, ставших объектами турецких завоеваний.
Автор красочно рисует подвиг воина Милоша (Обилича, Кобиловича), который выдал себя за перебежчика и, войдя в шатер Амурата I, пронзил султана мечом в сердце. Описывая этот драматический эпизод, Лызлов называет Милоша «знаменитым и вечной славы достойным благородным воином». Автор рассказывает о жестоком сражении сербов с преемником Амурата I Баозитом I, во время которого пало много сербов и их князь Лазарь был обезглавлен на глазах умиравшего Амурата. Лызлова восхищает отважное сопротивление сербов, семь месяцев державших войска султана под Белградом (1440 г.). Подробно Лызлов описывает подвиг командира генуэзского отряда Джиованни Джустиниани (у Лызлова — Зустуней), пришедшего на помощь осажденным жителям Константинополя (1453 г.). Так же внимателен автор и к действиям венгерского полководца Иоанна Гунеада (Яноша Хуняди), наносившего чувствительные удары султану под Белградом, в Семиградье и в других пунктах 21.
В то же время на протяжении всей книги он подчеркивает, что в результате упорного всенародного сопротивления турки периодически терпели поражения и их военные победы были преходящи.