Как научиться рассказывать 4 страница
“Иду, иду!” — ответила Энни. Но она не могла отойти от письменного стола, не уложив сначала все свои вещи в идеальном порядке.
Полчаса спустя мама повела несчастную Энни в школу. “Не понимаю, Энни, — ворчала она, — почему ты всегда опаздываешь? Как бы рано ты ни вставала, ты всегда умудряешься опоздать!”2
Энни молчала. Она знала, что никто не поймет, как важно для нее аккуратно раскладывать свои вещи каждый день.1
Миссис Кларк, учительница математики, была очень сердита на Энни. “Опять ты опоздала, Энни, — возмутилась она. — Какая несобранность! Если так будет продолжаться, это ни к чему хорошему не приведет!” Энни уныло сидела за партой, пытаясь слушать объяснение учительницы. Ей было очень стыдно, что миссис Кларк отчитала ее перед всем классом. Энни чувствовала себя прескверно. Ей было все еще как-то не по себе и вечером, когда она отправилась в свою спальню. Энни поставила стрелку будильника на час раньше обычного, но где-то в глубине души она знала, что это ее не спасет: все равно у нее не хватит времени для того, чтобы разложить свои вещи на письменном столе в том порядке, в котором они должны лежать.
“Если бы что-то можно было сделать, чтобы я чувствовала себя иначе”, — мысленно сказала она себе.
“Если бы... Если бы... Если бы”. На третьем “если бы” ее веки плотно сомкнулись, и она заснула крепким сном . Вдруг что-то грохнулось на пол. Энни вздрогнула и проснулась. Казалось, будто огромного слона сбросили сверху в ее спальню. Она открыла глаза.
На полу сидела весьма страшного вида дама и потирала спину. Вся ее фигура в блестящем белом костюме была как бы окутана каким-то странным голубым светом. Рядом с ней лежала поблескивающая длинная и слегка искривленная палочка.
“Похоже, я не совсем удачно приземлилась”, — сказала дама.
Энни уставилась на нее.
Продолжая сидеть на полу, дама немного выпрямилась, подняла поблескивающую палочку и, посмотрев на нее, пришла в ужас.
“Кошмар! — сказала она. — Моя волшебная палочка согнулась”.
Глаза Энни округлились и стали как пятаки. “Ваша волшебная палочка?” — удивилась она.
“Разумеется. А что же еще?” — ответила дама. — Фея-крестная никогда не выходит из дома без нее”.
Энни еще больше удивилась.
“Вы хотите сказать, что вы — моя фея-крестная?” — спросила она.
Дама посмотрела на нее. “Голубушка моя, если бы я была чьей-то еще феей-крестной, вряд бы я приземлилась на пол твоей спальни среди ночи”, — ответила дама.
“Да, — несколько смутилась Энни. — Я думаю, вы правы”.
Крестная поднялась с пола и присела на кровать Энни. Она посмотрела на девочку.
“Почему у тебя открыт рот? Ты хотела что-то сказать?”
Энни закрыла рот, внезапно вспомнив, что глазеть на кого-то разинув рот — неприлично.
“Не-е-т, то есть, да”.
Крестная ободряюще кивнула головой в сторону Энни. “Ну, так что?” — спросила она.
У Энни была не одна тысяча вопросов к Крестной. Что она делала в ее комнате? Почему на ней такой костюм? Почему так неудачно прошло приземление? Не испортилась ли ее волшебная палочка? Но Энни сейчас было не до этих вопросов. Единственное, о чем она могла в тот момент думать: “Почему вы сказали “кошмар!”?”
“Дело в том, — сказала фея-крестная, — что в школе фей-крестных нас учили никогда не ругаться. Так что, когда я сердита, я просто громко произношу слово “Кошмар!”, — и мне сразу становится немного легче”.
“Значит, — уточнила Энни, — вы хотите сказать, что феи-крестные иногда все-таки сердятся?”
Крестная бросила на нее удивленный взгляд. “Ну конечно, милочка. Каждый бывает временами сердит. А разве ты не бываешь?”
“Я стараюсь не сердиться, — сказала Энни. — Я думаю, что сердиться — очень плохо”.1
“Боже мой! — воскликнула крестная. — С чего ты это взяла?”
“Не знаю, — ответила Энни. — Когда я злюсь, у меня появляются дурные мысли о людях. А это — плохо. Это может быть даже опасно”.2
“Опасно? — переспросила крестная. — Как это понимать?”
“Ну, например, — сказала Энни, — если подумаешь что-то плохое о человеке, это может на нем отразиться, причинить ему неприятности, ранить его”.
“Миленькая моя, — сказала крестная и ласково потрепала Энни по голове. — У тебя что-то здесь немножко перепуталось. Слова и действия и в самом деле могут ранить людей и причинить им какую-то неприятность или даже вред, но к мыслям это не относится”.
“Правда? — удивилась Энни. — Значит, если я на кого-нибудь рассержусь и подумаю плохое о людях, они не заболеют и с ними ничего страшного не случится?”
“Ну, конечно, нет, — успокоила ее крестная. — Дурные мысли не могут навлечь беду на других людей. Для того, чтобы с другими людьми случилось что-то плохое, нужно не просто мысленно пожелать им этого, а и что-то совершить плохое”. — Крестная сделала короткую паузу. — “Кстати, какая была твоя последняя злая мысль?”
Энни заволновалась и несколько смутилась. Она не была уверена, что злые мысли можно высказывать вслух. Она боялась, что может о ней подумать крестная, если узнает, какие злые мысли иногда рождаются в голове Энни.
“Ты, наверно, опасаешься, — сказала крестная, ласково посмотрев на Энни, — что если ты расскажешь мне о своих злых мыслях, я могу подумать, что ты — злая девчонка?”
“Да”, — ответила Энни, потупив глаза.
“А ты знаешь, что я была бы гораздо больше обеспокоена, если бы ты мне сказала, что у тебя не бывает злых и дурных мыслей вообще, — успокоила ее крестная. — Я не знаю ни одного ребенка на свете, у которого никогда не было бы злых или дурных мыслей. И каждый из них думает, что его мысли — самые злые и вредные на всем белом свете”.
“Правда? — удивилась Энни. — Значит, у каждого человека бывают вредные мысли?”
Крестная утвердительно кивнула головой. “Разумеется. Вполне естественно, что когда человек зол, в его голову приходят злые и вредные мысли, когда он счастлив, то и мысли у него добрые, а когда грустен, его мысли тоже грустные. Так уж люди устроены, что они испытывают разного рода чувства и их посещают разного рода мысли. И это — естественно”.
“А я никогда так не думала, — сказала Энни. — Значит, это нормально — быть злым или печальным?”
“Конечно, — сказала крестная. — Хотя большинство из нас не захотело бы быть злым или печальным все время. Потому, что гораздо интереснее быть счастливым”.
Энни согласно кивнула. Это — вполне разумно.
“А все-таки, — настаивала крестная, — расскажи мне о своих вредных мыслях”.
“Хорошо, — согласилась Энни. После того, что сказала крестная, ее это как-то перестало смущать. — Это было вчера вечером. Я приводила в порядок свои вещи на письменном столе, когда мама крикнула мне, что пора выключать свет. Я ответила, что сейчас выключаю и действительно собиралась это сделать, но у меня ушло гораздо больше времени, чем я ожидала, на то, чтобы разложить на письменном столе свои вещи в том порядке, в котором они должны лежать. Через полчаса мама зашла в мою комнату, а я все еще наводила порядок на письменном столе. Она очень рассердилась и сказала, что я просто несносный ребенок и что я нарочно вожусь со своим барахлом, чтобы дольше не спать”. — Энни остановилась, чтобы перевести дух и взглянула на крестную. — “Это было несправедливо с ее стороны. Я вовсе не послушная, и я совсем не собиралась долго не спать. Просто мне было трудно разложить вещи на письменном столе на своих местах, а я не могла лечь спать до тех пор, пока этого не сделаю”.
“И ты рассердилась на свою маму?” — спросила крестная.
Энни кивнула. “И у меня в голове были злые мысли на ее счет. Я желала, чтобы она стала такой же несчастной, как я”.
“Понятно”, — сказала крестная. Она задумалась.
Энни вдруг забеспокоилась, что крестная вот-вот повернется и вылетит в окно, сказав налету: “Я не желаю больше ни минуты оставаться с такой противной девчонкой, у которой в голове гуляют такие злые и мерзкие мысли”.
Но вместо этого крестная сказала: “Что касается злых и вредных мыслей, то твои мысли были мыслями средней вредности”.
Энни была удивлена. “Значит, мои мысли не были самыми злыми и вредными на свете?” — спросила она.
“Конечно нет, — ответила крестная. — Я уже говорила тебе, что все дети думают, что их мысли самые злые, самые вредные и самые гадкие на свете. А я вот что тебе скажу: когда я училась в школе фей, у нас по соседству был колледж по подготовке ведьм. И поверь мне, у его обитателей иногда встречались такие мысли, что волосы могли позеленеть. И у них, у этих ведьм, они действительно позеленели”.
Энни что-то припомнила. А ведь правда, она видела на картинке ведьм с зелеными волосами.
Энни улыбнулась. Она почувствовала значительное облегчение. “Я раньше всегда думала, что от моих мыслей произойдут страшные вещи”, — сказала она.
“Должно быть, тебе было не по себе после таких мыслей, если ты считала их такими ужасными”, — сказала крестная.
Энни кивнула головой. “Да, мне было очень плохо. Иногда, когда я раскладывала свои вещи на письменном столе — точно в таком порядке, в каком они должны лежать, мне становилось легче на душе. Поэтому у меня всегда уходило так много времени на то, чтобы навести порядок на письменном столе. Иногда я даже сама не знала, почему я так тщательно прибирала свой письменный стол. Просто я уверена, что мне будет очень скверно, если я этого не сделаю”.
“А знаешь, что я тебе скажу? Многие дети чувствуют то же самое и поступают так же, как ты”, — сказала крестная.1
“Неужели?” — удивилась Энни.
Крестная посмотрела на свою собеседницу: “Я думаю, твоя жизнь была бы куда веселее, если бы ты так не беспокоилась о своем письменном столе”.
“Я тоже так считаю, — сказала Энни, — но я просто не знаю, как перестать...”
“А я тебе покажу”, — успокоила ее крестная.
“Правда?!” — обрадовалась Энни. Как было бы хорошо, думала она, если бы она могла просто положить свои вещи на письменный стол и забыть о них.
“Если бы мне не нужно было столько возиться со своими вещами на письменном столе, у меня было бы гораздо больше времени для игр. Я могла бы переделать массу всяких дел за это сэкономленное время и даже не опаздывала в школу. Вот было бы здорово!”2 , — сказала Энни.
“Конечно”, — согласилась крестная.
“Но что же можно сделать? — спросила Энни. — Ведь если на моем письменном столе не наведен порядок, мне бывает как-то не по себе, а если я сделаю все как надо, мне становится легче. По крайней мере, на какое-то время”.
“Ага! — сказала крестная. Было ясно, что ей в голову пришла какая-то новая идея. — А почему бы нам не составить список всего того, от чего тебе становится не по себе?”
“Хорошо”, — согласилась Энни. Она открыла секретер и достала оттуда карандаш и бумагу.
“Так, — сказала крестная. — Давай внесем в список все то, отчего тебе бывает не по себе”.
Энни немного подумала, потом сказала: “Я начинаю чувствовать себя скверно, когда у меня появляются нехорошие мысли и когда я злюсь”.
“Я знаю, — сказала крестная. — Мы ведь с тобой об этом уже говорили?” Она взяла лист бумаги и написала: “1. Чувства.”
Потом сказала: “Но ты, конечно, не забыла, что мы говорили о чувствах и мыслях, даже о злых чувствах и мыслях?”
“Да, я помню, — ответила Энни. Это — нормальные чувства, которые бывают у всех”.
“Правильно!” — подтвердила Крестная и рядом с цифрой 1 написала крупными прописными буквами: “Это нормальные ЧУВСТВА И МЫСЛИ”. Потом она взглянула на Энни и спросила: “А от чего еще тебе становится не по себе?”
Энни подумала. “Мне бывает не по себе, когда то, что я делаю, не совсем хорошо получается, — сказала она. — И, вообще, я просто не терплю ошибок. Любых!”
“Ясно”, — сказала Крестная, и записала: ”2. Сделанное должно быть безупречным. Никаких ошибок”.
Потом спросила Энни: “И ты хочешь, чтобы каждый раз все получалось безупречно?”
Энни кивнула головой.
“О, Боже, — сказала крестная. — Не многовато ли для маленькой девочки? Я, например, не встречала ни одного человека, который бы всегда делал все безупречно. И слава Богу! Это был бы самый противный зануда. Нет, дорогая моя, невозможно чему-нибудь научиться, не делая ошибок, и просто невозможно ну хоть чуть-чуть повеселиться или развлечься, когда ты все время стараешься быть безупречной. Уж не собираешься ли ты пройти свой жизненный путь, не учась и не развлекаясь?
Энни никогда об этом так не думала. “Нет, — сказала она, — мне не хотелось бы этого”.
“Значит, так и запишем”, — сказала крестная. И к цифре 2 она приписала слова: “БЫТЬ СОВЕРШЕННЫМ — НЕОБЯЗАТЕЛЬНО. ОШИБКИ — ВЕЩЬ НОРМАЛЬНАЯ”.
“Что-нибудь еще?” — спросила крестная.
“Да, но это было главным”, — ответила Энни.
“Ладно, — сказала крестная. — А теперь я покажу тебе способ, как чувствовать себя легче, когда ты озабочена или чем-то огорчена”.
“Было бы очень кстати !” — обрадовалась Энни. Она была счастлива от одной мысли, что есть способ улучшить свое настроение, когда оно паршивое.
“Это очень забавно”, — сказала крестная и показала Энни, что нужно делать для того, чтобы расслабиться и чувствовать себя веселее.
Здесь можно остановиться, если вы хотите рассказать эту историю по частям. Можно использовать историю из главы 13 для того, чтобы показать ребенку, как нужно расслабляться, а затем снова перейти к этому рассказу.
“Когда ты успокоишься и расслабишься, ты можешь помочь себе увидеть другими глазами свое стремление разложить вещи в нужном порядке”.
“А как?” — спросила Энни. Ей было очень любопытно это узнать.
“Я думаю, ты со мной согласишься, — сказала крестная, — что когда ты расслабишься, все начинает тебе казаться лучше и легче”.
Энни кивнула головой.
“Другими словами, — продолжала крестная, — ты увидишь, что, расслабившись, ты будешь иначе воспринимать свою проблему с раскладыванием вещей и перестанешь беспокоиться об этом”.
Энни согласно кивнула. “К этому стоит прислушаться”, — подумала она.
“Есть одна интересная игра, — сказала крестная. — В нее можно играть после того, как расслабишься, и она обязательно поможет тебе”.
“Какая игра?” — оживилась Энни. Она обожала всякие игры.
“Игра воображения”, — ответила крестная.
“А как в нее играть?” — поинтересовалась Энни.
“Вот послушай, — сказала крестная. — Расслабься и представь себе свой письменный стол. Потом положи на него какую-нибудь одну вещь, но не туда, где ей положено лежать. Затем представь себе, что ты смотришь на свой письменный стол, где один предмет лежит не на своем обычном месте, что ты расслабилась и тебя это совсем не волнует.1 Сделав это, можно представить себе два, три, а потом четыре и т.д. предмета, лежащих не на своих местах”.
“А если это меня огорчит?” — спросила Энни.
“И в этом случае тоже можно кое-что сделать”, — успокоила ее крестная.
“А что именно?” — спросила Энни. Ей захотелось узнать, что она может сделать, если чем-то огорчена или расстроена.2
“Когда ты огорчена или расстроена, — сказала крестная, — причиной этому часто бывают мысли или картинки, которые ты видишь в своем воображении. Когда там появляются страшные картинки или мысли, ты начинаешь нервничать. Смени картинки или мысли в своей голове, и тебе станет легче”.
“Похоже, это не так уж сложно”, — сказала Энни.
“Какую приятную картинку ты хотела бы представить себе?” — спросила крестная.
“Я бы хотела мысленно перенестись в Диснейленд, — сказала Энни. — Или представить себе, как я буду кататься на катке в следующую субботу”.
“Хорошо, — сказала крестная. — Значит, если тебя что-то или кто-то расстроит или огорчит, перестань думать о своем письменном столе и думай о вещах, которые тебе приятны и доставляют радость. А потом, когда ты расслабишься, можно снова переключить свои мысли на письменный стол. И с каждым разом это станет все легче и легче”.
“Это интересно, — сказала Энни. — Я бы хотела испробовать этот метод”.
“Что ж, давай попробуем, — согласилась крестная. — Мы можем приступить сейчас же, если хочешь”.
И Энни с крестной занялись этой увлекательной игрой.
Энни представила, как предметы лежат в полном беспорядке на письменном столе.1 Как только она начинала нервничать, она мысленно переключалась на катание на коньках. Она каталась по всему катку без передышки.2 Потом она снова в мыслях возвращалась к своему письменному столу.
“Вы правы, — сказала она крестной, — это очень помогает. Мне нравится эта игра”.
“И у тебя она получается очень недурно, — похвалила ее Крестная. — “На пять с плюсом. С ее помощью ты можешь добиться очень многого”.3
Энни занималась игрой воображения с огромным удовольствием и была огорчена, когда крестная вдруг посмотрела на часы.
“Ого! Пора улетать, — сказала она. — Уже почти полночь”.
Энни запротестовала.
“Не огорчайся, — сказала Крестная. — Завтра я снова буду здесь и покажу тебе еще несколько способов, как перестать беспокоиться о порядке на своем письменном столе”.
“Я буду ждать!” — воскликнула обнадеженная Энни.
“До свидания”, — попрощалась крестная и исчезла через окно.1
На следующий вечер Энни с нетерпением ожидала нового визита крестной. В течение дня она несколько раз расслаблялась и чувствовала себя прекрасно. Ей не терпелось рассказать крестной об этом и очень хотелось поскорее покончить с беспокойством за порядок на письменном столе.
Как только она закрыла глаза, послышался удар. Он был не таким сильным и громким, как вчера, но, все-таки это был удар.
Энни проснулась. Она открыла глаза и увидела крестную, сидевшую на полу и, по-видимому, довольную собой.
“Я думаю, что мои приземления становятся лучше, — сказала она, задумчиво потирая спину. — Да, определенное улучшение по сравнению со вчерашним днем”.
“Я несколько раз пробовала расслабляться и занималась игрой воображения, — сказала Энни. — Это очень интересно и забавно”.
“Молодец, — похвалила ее крестная. — Ты готова повеселиться еще?”
“Еще бы! — с живостью восприняла предложение Энни. — Вы хотите мне показать, как еще можно освободиться от беспокойства за порядок на письменном столе?”
“Да, конечно, — сказала крестная. — Мы сейчас сыграем в новую игру. Она очень и очень занимательна и, в придачу, поможет тебе с твоим письменным столом”.1
“Хорошо”, — согласилась Энни.
“Сначала, — сказала крестная, — подойди к своему столу и посмотри все ли там в полном порядке”.
“Да”, — ответила Энни.
“Теперь, — продолжала крестная, — я закрою глаза, а ты, тем временем, положи одну из своих вещей на стол, но не туда, куда ты ее обычно кладешь, а на другое место, а потом посмотрим, смогу ли я ее правильно опознать”.
“Хорошо, — сказала Энни и сразу почему-то задумалась. — А если у меня испортится настроение после того, как я передвину одну из своих вещиц на столе в другое место?”
“В этом случае, — посоветовала ей Крестная, — ты можешь расслабиться или думать о приятном, забавном, поиграть во что-нибудь или нарисовать картинку. Это займет твою голову и не оставит времени думать о твоем письменном столе.2 Ты можешь сказать себе, что на столе и так все в полном порядке1 , или вместо этого придумать что-то новенькое и более интересное”.2
“Хорошо”, — сказала Энни. Ей приятно было сознавать, что она могла что-то сделать, чтобы почувствовать облегчение.
“Итак, — сказала крестная, — я закрываю глаза”.
Энни подошла к письменному столу. Она решила передвинуть карандашную точилку, так, чтобы порядок несколько нарушился. Ей казалось странным, что она передвигает точилку в другое место, но, в общем-то, все обошлось.
“Все готово!” — отрапортовала она.
“Хорошо, — отозвалась крестная, — я иду. Держу пари, что я обнаружу этот предмет за шесть секунд!”
Энни захихикала. Это было забавно. “А я держу пари, что нет!” — ответила она.
В шесть секунд крестная не уложилась. Энни решила расслабиться за это время. В своем воображении она перенеслась в Диснейленд, и ей было там так весело, что она удивилась, когда услышала голос крестной: “Это — точилка для карандашей”.
“Правильно!” — сказала Энни.
“Ну ладно, — сказала крестная. — Теперь ты можешь переместить два предмета, пока мои глаза будут закрыты”.
“Я думаю, что на этот раз на отгадывание уйдет больше, чем шесть секунд”, — сказала Энни.
“Наверное, ты права”, — сказала крестная. — У тебя хорошо получается”.
“Эта игра — очень забавная”, — сказала Энни.
К тому моменту, когда дело дошло до перемещения уже четырех предметов на письменном столе, Энни решила, что это была самая интересная игра, в которую она когда-либо играла. Энни хотелось играть и играть, но крестной уже пора было уходить.
“Я должна улетать, — сказала она. — Но завтра я вернусь. А тебе я бы предложила оставить утром один предмет не на своем месте. Посмотрим, смогу ли я его опознать, когда я появлюсь у тебя завтра вечером”.
“Хорошо, — сказала Энни. — Перед уходом в школу я оставлю один предмет не на своем обычном месте”.
Когда крестная пришла к Энни на следующий вечер, ей потребовалось минуты две, чтобы определить, что лежит не на своем обычном месте.
“Да, ты действительно здорово играешь в эту игру, — похвалила она Энни. — Что ты скажешь: может быть, завтра утром попробуешь оставить уже два предмета не на своих местах?”1
“Договорились”, — не раздумывая согласилась Энни. Она была довольна собой.
К концу недели Энни оставляла уже шесть предметов в беспорядке, и крестной требовалось все больше и больше времени, чтобы угадать, в каком именно месте они должны находиться. Энни была довольна. Ей доставляло удовольствие класть предметы не на свои места.
В последний вечер той недели крестная заявила: “Сдаюсь. Ты так наловчилась перетасовывать все эти штучки, что я никак не могу догадаться, где их настоящее место”.
Энни была в восторге. Она безудержно хохотала в ответ на гримасы, которые крестная строила, пытаясь вспомнить, что где должно находиться.
“Ну, это просто здорово!” — восторгалась Энни. А потом она вдруг о чем-то задумалась.
“Странно, — сказала она. — Я так увлеклась этой игрой, что совсем перестала беспокоиться о письменном столе. Когда я играла утром, я просто перемешала все эти предметы на столе и ушла в школу. И меня совсем не волновало то, что они лежали не на своих обычных местах”.
“Это потрясающе! — воскликнула крестная. — Я в самом деле горжусь тобой”.
“Я тоже”, — сказала Энни в ответ и расплылась в улыбке.
Вторая история про Энни
Энни была маленькой девочкой, которая жила в коричневом кирпичном доме вместе с мамой, папой и большой черной собакой.1
Дом Энни был построен в виде большого квадрата, с дорожками, ведущими к нему со всех сторон. Первая дорожка вела прямо к парадной двери коричневого цвета с маленькой коричневой кнопкой для звонка.
Другая дорожка вела в комнату ведьмы.
Ведьмина комната имела крохотное окошечко, смотревшее с левой стороны дома на кусты и деревья. Одна часть Энни знала, что это было просто окошко в ванной комнате; другая же знала, что это было место, где обитала ведьма. Энни ведьму никогда не видела, но знала, что ОНА — там.
Энни думала, что самый верный способ избежать встреч с ведьмами — делать все очень-очень аккуратно и тщательно. Она знала, что ведьмы терпеть не могут аккуратности, четных чисел, вежливости, что они просто не переносят, когда люди стараются обойти трещины или перешагнуть через них, вместо того, чтобы на них наступать. Так что Энни была уверена: если она будет неукоснительно соблюдать все это — ведьме до нее не добраться. Целый день она упражнялась в аккуратности и примерном поведении. Она была вежлива со всеми и всегда говорила “спасибо”. Даже если она была страшно сердита на кого-нибудь, она никогда не забывала сказать это слово, потому что знала, что ведьмы просто обожали злые поступки, беспорядок и несчастья, а кто знает, к чему может привести нежелание сказать “спасибо”?
Когда Энни шла пешком, она считала свои шаги, стараясь, чтобы последний шаг приходился на четное число. Если для этого не хватало одного шага, она обычно прибавляла крохотный шажочек, чтобы в итоге количество шагов получилось четным. Она никогда не наступала на трещины, потому что от других детей слышала, что, если кто-то наступит на трещину, его или ее мать сломает спину, а ведьма только этого и ждет.
Конечно, когда ты считаешь шаги и обходишь трещины, на это уходит масса времени, но зато от этого Энни чувствовала себя в безопасности или, по крайней мере, в меньшей опасности. Она все время думала, как сделать так, чтобы чувствовать себя еще в большей безопасности. Она знала, что ведьмы не переносят безупречных людей: для них это — нож по сердцу, и если человек все делает правильно, они его не схватят. Вот почему Энни изо всех сил старалась быть правильной во всех отношениях. Это требовало массы энергии и усилий, потому что если она не будет безупречна и совершенна хотя бы в самой малости, ведьма подкрадется и схватит ее. Так что все должно быть как надо.
Таким образом Энни была постоянно при деле, считая шаги, обходя трещины и стараясь изо всех сил быть безупречной — и наверное, вы думаете, что, выполняя все это, она чувствовала себя в полной безопасности. Но иногда, когда Энни шла в дом по одной дорожке, она косилась налево на другую дорожку, где она (ведьма, конечно) обычно ковыляла под розовыми кустами, и мелкая дрожь страха пробегала вниз по спине; Энни казалось, что ее волосы растаяли и превратились в ледяной дождь.
Однажды Энни проснулась какой-то не такой. В голове творилось что-то странное. Казалось, что кто-то забрался туда ночью и сейчас там мечется и дубасит по стенкам и вообще устроил в голове какой-то немыслимый шабаш. Лоб у Энни был горячий-прегорячий, а лицо — красное, как после долгого бега.
“Боже мой! Что с тобой? — воскликнула мама, войдя в ее комнату. — У тебя явно нездоровый вид. Я думаю, барышня, что сегодня тебе нужно полежать в постели и не выходить из дома”.
“Нет, нет! Постель — это такая скука”, — запротестовала Энни. Она слегка приподнялась, чтобы встать с постели, но комната вдруг завертелась и закружилась, как стиральная машина, и ей пришлось снова лечь.
“По крайней мере, я не какая-нибудь тенниска или футболка”, — подумала она. — “Должно быть, у них жизнь — не сахар. Не позавидуешь”. И она стала думать о своей тенниске, о том, как она без конца прокручивается в стиральной машине, и думала об этом до тех пор, пока вся комната не поплыла перед ее глазами от сильного головокружения, и она снова погрузилась в глубокий сон.
Проснувшись, она увидела свою мать, стоявшую возле нее с огромным стаканом апельсинового сока.
“Вот выпей, мой зайчик, — сказала она. — Больным нужно больше пить”.
“Я бы лучше порисовала, — сказала Энни. — Принеси мне, пожалуйста, мои карандаш и бумагу”.
Мама пошла за карандашами и бумагой. У болезни тоже есть свои плюсы и преимущества, например, когда ты болен, можно отдавать приказания маме.
Энни заточила карандаш — он был черного цвета с треугольной резиночкой на конце — и подумала: чтобы ей такое нарисовать?
Она решила, что нарисует играющих детей. Это были две девочки, приблизительно такого же возраста, как Энни. На них были красивые платья, украшенные бесчисленными ленточками и бантиками.
Энни рисовала очень и очень аккуратно, потому что все должно быть совершенным, безупречным. Каждый раз, когда она хоть чуточку ошибалась, она тщательно стирала все резинкой и начинала все сначала. Скоро ее девочки были само совершенство, тщательно вырисованные до последней реснички. Потом она нарисовала столь же безупречный домик, в котором они будут спать, и безупречную лужайку, на которой они будут играть, и безупречное озеро, где они будут купаться. Когда она стала рисовать тропинку, ведущую от лужайки к озеру, у нее получился маленький “конфуз”. Энни хотела, чтобы тропинка была похожа на ровные, аккуратные кирпичики, а она получилась какой-то ухабистой и неаккуратной. Она попыталась ее стереть, но тропинка вся размазалась и стала еще непригляднее. Энни очень рассердилась на себя. Она все терла и терла рисунок, и чем больше она работала резинкой, тем хуже и грязнее становилась тропинка. Слезы досады выступили на глазах Энни. Ее прекрасный, рисунок был окончательно испорчен. Она положила карандаш на бумагу и расплакалась. Энни плакала и плакала и, наконец, заснула.
Проснувшись, она увидела себя в какой-то незнакомой стране. Все казалось чужим и, как ни странно, в то же время очень знакомым. Вокруг нее простирался ковер зеленой травы. Каждая травинка была одинакового ярко-зеленого цвета; все они стояли прямо, как солдатики, абсолютно одинакового роста, как будто кто-то прошелся по ним с маникюрными ножницами и подстриг каждую травинку. В двух-трех шагах от Энни было озеро ярко-голубого цвета. Оно так блестело и было таким спокойным, что казалось, будто кто-то вылил в него голубое желе вместо воды. Оно лежало под солнцем и сияло. Энни боялась, что оно растает.
На противоположном берегу высились деревья. Это были самые красивые деревья из всех, которые Энни когда-либо видела. Каждое было правильной формы; такое можно увидеть только на почтовой открытке. Кора на деревьях напоминала ворсистый бархат; листья были ярко-зеленого цвета и блестели, как отполированные. У каждого дерева ветви-руки подняты вверх, и каждое из них старательно позировало, как будто безумно желало сфотографироваться, чтобы потом попасть на обложку дорогого журнала мод. Энни затаила дыхание от восторга. Ничего подобного она никогда не видела. Это было чудесно! Это было само совершенство.