Граф М. В. Толстой Рассказы из истории Русской Церкви 43 страница
Защитою обители было, во-первых, упование на всесильную помощь Божию и ходатайственное заступление бессменного начальника монастыря, которому сама Матерь Божия дала обетование быть неотступною от его обители; потом, благоразумие и попечительность ее временных правителей. Архимандрит Иоасаф везде являл себя сердобольным отцом нуждающихся, усердным молитвенником, верным до смерти блюстителем святыни. Келарем Лавры тогда был знаменитый в летописях отечества Авраамий Палицын. Во время осады его не было в Лавре; но тем не менее он болел душою за нее и делал все, что мог, в ее пользу в Москве.
Обитель Троицкая имела тогда более 300 человек братии; в числе их были такие, которые в миру служили отечеству на поле брани и в настоящих обстоятельствах могли быть полезными для обители своим мужеством и искусством. Сверх того, для защиты монастыря были присланы царем воеводы с отрядом войска, вооружены слуги монастырские и жители окрестных селений. Число всех защитников монастыря простиралось в начале осады до 2500.
Стены и башни монастыря снабжены были приспособлениями, нужными для обороны. Но непрочность укреплений видна была еще прежде осады; особенно западная стена была ветха и ненадежна. Запасов хлебных было немного. Таким образом, обыкновенные, человеческие средства защиты не обеспечивали обители: она не могла положиться ни на число воинов, ни на крепость стен, ни на довольство запасов, и если бы Господь по молитвам угодника Своего не сохранил града, конечно, всуе бдели бы стерегущие.
Враги появились под стенами Лавры 25 сентября. Со слезами встретили в обители праздник памяти преподобного Сергия, но не унывали. Принеся моление Господу Богу о защите от супостатов, воеводы, дворяне, дети боярские, слуги монастырские, стрельцы - все собравшиеся здесь в самый день праздника обязались присягою сидеть в осаде без измены. Число неприятельского войска, по показаниям захваченных в плен, простиралось до 30 000 человек. Предводителями были Ян-Петр Сапега, командовавший польскими войсками, и Лисовский с отрядом, славившимся дерзостью; к ним присоединились русские изменники, татары и казаки. Сапега и Лисовский хотели склонить архимандрита и воевод к добровольной сдаче монастыря, для чего прислали боярского сына с грамотою, обещая милости мнимого Димитрия и грозя истреблением в случае упорства. Осажденные не поколебались. "Надежда наша и упование, - говорили они, - Пресвятая живоначальная Троица; стена и покров наш - пренепорочная Владычица наша Богородица и Приснодева Мария; помощники наши и молитвенники о нас к Богу - преподобные отцы наши Сергий и Никон". И в сем уповании писали к полякам и изменникам: "Да будет известно вашему темному царству, что напрасно прельщаете вы стадо Христово; и десятилетнее отроча в Троицком монастыре смеется вашему безумному совету. Не изменим ни вере, ни царю, хотя бы предлагали вы нам и всего мира сокровища".
Начались приступы врагов и вылазки защитников монастыря. Так 13 октября Сапега выступил из табора с полками, окружил монастырь и с наступлением ночи двинулся на приступ. Осажденные мужественно встретили нападающих и отразили; а наутро, увидев оставленные им осадные орудия, предали их огню и благодарили Бога за избавление от врагов, ходя со святыми иконами по стенам монастырским.
Защищая обитель свою от врагов, "великий чудотворец явился в чине Взбранного Воеводы, который приписуется ему в церковном песнопении (акафисте). Он ободрял и охранял подвизающихся за веру и отечество, устрашал врагов и умножал свои чудеса, дабы, при умножении опасностей, не изнемогла надежда спасения" [22]. 23 октября преподобный Сергий, явившись во сне пономарю Иринарху, предуведомил осажденных о новом приступе врагов и велел сказать воеводам, чтобы они дерзали с надеждою. В подкрепление сей надежды преподобный прошел по стене, кропя ее и здания монастырские святою водою. Ночью действительно последовало нападение, но отражено с уроном врагов. Вскоре узнали, что под монастырь ведется подкоп. Так как место и направление подкопа было неизвестно, то опасение сделалось всеобщим. Осажденные начали готовиться к смерти; исповедывались, приобщались Святых Тайн, с каждым часом ждали взрыва. В это скорбное время явился настоятелю преподобный Сергий, молящийся пред храмовою иконою Пресвятой Троицы, и по окончании молитвы сказал: "Бдите и молитеся: Всесильный Господь, по множеству щедрот Своих, еще милует вас и дает вам время на покаяние". Осажденные ободрились, и неприятель, возобновивший нападение, был отражен с уроном.
В день архистратига Михаила во время вечерни ядро ударило в полуденные железные двери Троицкого собора и оставило след на доске образа святого чудотворца Николая. Народ пришел в ужас, слезы орошали церковный помост; пение замедлялось от плача. Но во время той же вечерни изнемогшему от уныния архимандриту явился архангел Михаил с лицом сияющим, со скипетром в руках и, грозя врагам, говорил: "Вскоре Всесильный Бог воздаст вам отмщение". Сие видение тогда же возвещено народу, и архимандрит совершил молебное пение ко Пресвятой Троице и архангелу Михаилу.
Упование на помощь Божию еще более укрепилось, когда вечером во время правила архимандрит услышал новое ободрение из уст преподобного Сергия; а на другой день старцы Геннадий, Гурий и Киприан с некоторыми мирянами видели пред утренею преподобного Сергия, ходящего по монастырю и зовущего братию в церковь, где виден был также святой архиепископ Серапион, молящийся пред образом Божией Матери.
Ободренные защитники обители вышли за три часа до света в трех отрядах, разными путями; именем Сергия и быстрым нападением привели они неприятеля в смятение, опрокинули и преследовали по восточной и южной стороне монастыря. Это дало возможность найти устье подкопа, веденного под монастырь. Двое крестьян монастырских взорвали его, и сами сделались жертвою своего подвига.
Сражение продолжалось весь день при возобновляемых с обеих сторон усилиях, в разных направлениях и при обоюдных утратах; но кончилось тем, что воины монастырские захватили многочисленные туры неприятелей на Красной горе, взяли восемь больших пушек, много мелкого оружия, пуль и пороху, укрепления сожгли и истребили и заставили Сапегу удалиться в свои таборы. Победители возвратились с телами павших своих братий и добычею уже поздно. Первым делом воздали благодарение Господу, даровавшему победу. Звон до полуночи возвещал их торжество. Быстро разнесшаяся по России весть о сем славном бое послужила сильным ободрением для верных сынов отечества.
Между тем внутри Лавры открылось новое гибельное зло. От тесноты, сырости, недостатка чистой воды и пряных зелий 17 ноября появилась цинготная болезнь. Сначала в сутки умирало человек по десяти, потом по пятидесяти, даже иногда по сто. Наконец некому стало ходить за болящими. Монастырь наполнился смрадом от зараженных и умирающих. Успенский соборный храм каждый день наполнялся умершими. Оскудели священники от непрестанного хождения за больными и умирающими. Не столько война, сколько эта губительная болезнь до того уменьшила число защитников, что нельзя уже было думать по-прежнему о частых вылазках. Помощи ниоткуда не было. Положение осажденных становилось весьма затруднительным.
В марте осажденные получили некоторый отдых от врагов. Лисовский отлучился; оставшиеся враги, не тревожа монастыря, заключились в лагере. Но во время отдыха многие слишком забылись. Недостойные воины предались невоздержанию и другим бесчинствам; пользуясь трапезою монастырскою, они требовали еще себе урочного хлеба для продажи и ссорились с трезвенными иноками, которые, сами довольствуясь на трапезе только хлебом и водою, отказывали им в удовлетворении их прихотей. Напрасны были увещания архимандрита Иоасафа. Стрельцы жаловались на него царю, что не дает им продовольствия, и отказывались выходить на вылазки.
Спасителем в исправлении неустройств явился сам преподобный Сергий. Однажды, когда воины, побежденные страстями, с робостию шли на брань против поляков, приступавших к стенам, встретил их муж святолепный, идущий от надворотной церкви чудотворца Сергия, и грозно сказал им: "Что вы трепещете! Если и никто из вас не останется в живых, Господь не предаст святого места сего. Не будет услышано во вразех, яко пленихом обитель Пресвятыя Троицы. Скажите в обители, что нечисто живущие во святом месте сем погибнут: Господь не нечестивыми спасет место сие, но имени ради Своего без оружия избавит".
Архимандрит Иоасаф для прекращения смертоносного недуга 8 мая положил устроить в храме Пресвятые Богородицы придел по древнему обычаю - для испрошения чрезвычайной помощи Божией строить обыденные церкви. И 9 мая, в день святителя и чудотворца, действие болезни приметно сократилось. Еще не оправившись и не собравшись с силами, осажденные должны были вынести новый сильный приступ: 28 июня они заметили в лагере Сапеги и Лисовского необычное движение и готовились отразить неприятеля. Будучи скудны числом и средствами, они кипятили вар, серу, смолу, таскали известь и камни на стену и вечером все стали на стене для стражи и защиты: мужчины и женщины. Иноки Афанасий Ощерин, Паисий Литвин, Гурий Шишкин приняли начальство над горстию оставшихся защитников. Когда смеркалось, неприятель стал подвозить лестницы и стенобитные орудия, и пальбою из пушек на Красной горе открыт был жестокий приступ; поляки и литовцы лезли на стену, но везде их отбивали оружием, камнями, известию, смолою, варом. Приступ продолжался с первого часа ночи до первого часа дня. В то время как одни сражались на стенах, другие в храмах молились. И к утру враги со стыдом и с потерею стенобитных орудий и множества людей принуждены были отступить, хотя в обители оставалось уже весьма мало защитников [23].
Около того же времени преподобный Сергий исцелил одного больного старца в обители и притом сказал ему: "Не так гнусен мне смрад мирян, согрешающих блудом, как иноков, нерадящих о своем обещании; и под стенами обители моея всех пришедших врагов истреблю, и во обители моей нечисто и двоемысленно живущих погублю же, и со осквернившимися управлюсь".
Приметим здесь, как многообразно действовал чудотворец Сергий: и врагов устрашал, и находящихся в опасности ободрял, и болящих врачевал, и маловерных исправлял, и всех иноков поучал таким поучением, которое и ныне должно еще звучать в ушах наших [24].
При слухе об успехах Скопина-Шуйского Сапега удалился от монастыря, оставив под стенами несколько рот для наблюдения. Но после несчастной битвы под Калязином, разбитый еще раз князем Михаилом под Александровом 18 октября, принужден был возвратиться в свой лагерь. В это время спаситель отечества Скопин-Шуйский для охранения монастыря послал отряд в 900 человек. Наконец, Валуев, посланный князем Михаилом с пятьюстами человек для обозрения неприятеля, соединясь с прежде присланным отрядом, ударил на Сапегу; поляки и литовцы были опрокинуты в свои таборы и лагерь их зажжен. Много было пролито крови на Красной горе, на пруде Келарском, на Волкуше и Клементьевском поле; но это было уже в последний раз.
Наконец, 12 января 1610 года Сапега обратился в бегство, почти 16 месяцев продержав монастырь в осаде без успеха; в продолжение недели иноки еще не решались верить, что враги оставили их навсегда; но 20 числа отправили старца Макария в Москву к царю с извещением о милости Божией и со святою водою, окропив ею наперед стены монастырские [25].
Архимандрит Иоасаф, старец, теплыми молитвами и попечительностию содействовавший спасению обители, утомленный бедами и опасностями, вскоре после окончания осады удалился в Пафнутиев монастырь, из которого взят был в настоятели Лавры. Но когда Пафнутиев монастырь взят был врагами, тогда вместе с прочими иноками умерщвлен и сей доблестный старец, которому напрасно грозил смертию Сапега в стенах Сергиева монастыря [26]. Преемником его был преподобный Дионисий. Уроженец города Ржева он в мире именовался Давидом; по желанию родителей вступил в супружество; "за благочестие" удостоен сана священства, но вскоре лишился супруги и вступил в Старицкий Богородичный монастырь; около 1605 года возведен в сан архимандрита того же монастыря. В смутное время царя Василия Иоанновича Шуйского он особенно обратил на себя внимание Патриарха Гермогена, так что в последнее время неотлучно при нем находился [27]. Царь имел в нем одного из ревностных защитников своего престола. Когда Иоасаф оставил Троицкую обитель, царь и Патриарх вверили управление ею преподобному Дионисию.
Обитель Сергиева после продолжительной осады требовала от своих властей ревностных забот для восстановления ее благосостояния, но бедствующее отечество призывало ее еще к новым усилиям и пожертвованиям. Обитель предлагала кровь, пищу и врачевание лишенным крова и изувеченным от врагов. Архимандрит Дионисий убеждал братию и слуг монастырских служить бедствующим, кто чем может; приказал устроить странноприимные дома и больницы в подмонастырных слободах и селе Клементьево. Братия согласилась довольствоваться на трапезе овсяным хлебом и водою, чтобы сберечь пшеницу и ржаной хлеб для раненых. По окрестным лесам и дорогам рассылаемы были люди собирать изнемогших от ран и мучений и приводить в обитель или погребать умерших. Старец Дорофей, келейник преподобного Дионисия, днем и ночью разносил от него больным и раненым платье, полотенца, деньги. Такое пособие страждущим оказывала обитель во все то время (около полутора лет) пока Москва боролась с поляками. Келарь Симон полагал в это время было более 7000 умерших и до 500 оставшихся при обители во многих службах: по сему можно судить, как велико было число всех воспользовавшихся пособиями от обители.
Так действовали служители православной Церкви Русской в тяжкую годину искушения и гибели! Чистая и пламенная молитва, твердая вера, единодушные подвиги самоотвержения и мученичества могли ли не привлечь к себе всесильной помощи Бога-Спасителя, Который изрек некогда Своими устами: "где двое или трое соберутся во имя Мое, там и Я посреди их"? Без сомнения, Сам Господь-человеколюбец невидимо присутствовал посреди верных рабов Своих, когда они жертвовали всем, даже жизнию, для сохранения Православия, для спасения отечества. И теперь, при преобладании ляхов и изменников, как некогда под игом монголов, не человеческие силы удержали Россию от гибели: теперь, как и тогда, - Церковь спасла государство!
Чтобы вполне убедиться в этой непреложной истине, бросим беглый взгляд на продолжение событий, описанных нами в предыдущей главе. По избрании Владислава на Русский престол Дума боярская решила призвать гетмана Жолкевского с польскими войсками и поручить врагам охранену столицы. Как в среде бояр, частию изменников, передавшихся ляхам, частию робких и своекорыстных, так и среди черни, объятой безначалием и развратом бодрствовал на страже Церкви и отечества только один старец, ветхий и слабый телом, но несокрушимо-твердый духом - первосвятитель Гермоген. Зная (чрез Филарета и Голицына) о намерениях Сигизмунда и о кознях иезуитов, он разрешил всех от присяги польскому королевичу и разослал грамоты по городам, призывая православных на защиту веры и государства. Первый восстал по зову Патриарха и пошел к Москве со своею дружиною рязанский воевода Прокопий Ляпунов. Но не ему, прежнему слуге самозванца и заклятому врагу царя Василия, судил Промысл Божий спасти отечество: чистое дело требовало людей чистых душой [28].
Боярская Дума убеждала Патриарха успокоить народ, сильно взволнованный вестию о походе рязанцев. В особенности наглый изменник Михайло Салтыков требовал, чтобы Гермоген не позволял поднять ополчение Ляпунову. "Не велю, - отвечал Патриарх, - если увижу крещенного Владислава и ляхов, выходящих из Москвы; но велю, если не будет того, и разрешаю всех отданной королевичу присяги". Салтыков в бешенстве выхватил нож; Гермоген осенил его крестным знамением и сказал громогласно: "Сие знамение против ножа твоего, и да взыдет вечная клятва на главу твою!" И обратясь к князю Мстиславскому, который по знатности рода занимал первое место в Думе, тихо примолвил: "Ты начальный; тебе первому должно пострадать за веру и правду; но если соблазнишься кознями сатанинскими, то истребит Господь корень твой от земли живых, и христианской кончины не сподобишься" [29]. Между тем благодаря грамотам первосвятителя один за другим поднимались города Русские; народ Московский с нетерпением ждал избавителей и замышлял гибель ляхов. Еще раз бояре заклинали Гермогена удалить бурю, спасти Россию от междоусобия и Москву - от крайнего бедствия, написать к ополчившимся воеводам, чтобы они шли назад и распустили войско. "Ты дал им оружие в руки, - говорил Салтыков, - ты можешь и смирить их". "Все смирится, - ответствовал Патриарх, - когда вы, изменники, со своею Литвою исчезнете, но в царственном граде видя ваше злое господство, в святых храмах Кремлевских оглашаясь латинским пением (ляхи в доме Годунова устроили себе божницу), благословляю достойных вождей христианских утолить печаль отечества и Церкви". Дерзнули, наконец, приставить воинскую стражу к непреклонному иерарху; не пускали к нему ни мирян, ни духовенство; обходились с ним то жестоко и бесчинно, но при людях с уважением, опасаясь народа. В неделю Ваий дозволили Гермогену священнодействовать и приняли меры для обуздания жителей, которые в этот день обыкновенно стекались из всех частей города и ближних селений в Китай-город и Кремль - чтобы быть зрителями великолепного обряда церковного. Ляхи и немцы, пехота и всадники, заняли Красную площадь с обнаженными саблями, пушками и горящими фитилями. Но улицы были пусты! Патриарх ехал между уединенными рядами иноверных воинов: узду его осляти держал, вместо царя, один из бояр; за ним шло несколько сановников, унылых, мрачных видом. Граждане не выходили из домов, воображая, что ляхи умышляют внезапное кровопролитие и будут стрелять в толпы народа безоружного. День прошел мирно; так же и следующий. Но во вторник на Страстной неделе вспыхнуло народное восстание, кровь полилась рекою, запылал пожар. Ляхи, обратив в пепел Белый и Земляной город и предместия, заперлись в Китай-городе и Кремле. Там вместе с боярами-изменниками праздновали Светлое Воскресение и молились за царя Владислава, с иерархом, достойным такой паствы - Игнатием, которого вывели из Чудовской обители, где он пять лет жил опальным иноком, и снова назвали Патриархом, свергнув и заключив Гермогена на Кирилловском подворье. Один среди врагов, неистовых и гнусных изменников, - между памятниками нашей славы, в ограде священной для веков могилами Димитрия Донского, Иоанна III, Михаила Шуйского - великий святитель Божий в темной келье сиял добродетелью, как лучезарное светило отечества, готовое угаснуть, но уже воспламенив в народе жизнь и ревность к великому делу. Еще пытались склонить старца, изнуренного постом и тесным заключением, чтобы он отменил восстание городов на защиту Москвы. Ответ святителя был тот же: "Пусть удалятся ляхи!" Грозили ему злою смертию, - старец указывал им на небо, говоря: "Боюся Единого, там живущего!" Невидимый для паствы своей, великий иерарх сообщался с нею молитвою; слышал звук битв за свободу отечества и тайно, из глубины сердца, пылавшего неугасимым огнем добродетели, слал благословение верным подвижникам. Наконец, видя непреклонность старца-первосвятителя, ляхи и изменники заключили его в Чудове монастыре и уморили голодом [30]. Старец-святитель, истаивая и угасая, подобно догорающей лампаде пред ликом Господним, до последнего вздоха воссылал крепкую молитву к Богу об избавлении отечества и предал дух свой небесному Пастыреначальнику 17 февраля 1612 года, оставив в наследие разоренной Москве свои нетленные, священномученические мощи [31].
Умолк голос пастыря, призывавший верную паству на защиту отечества. Но оплотом России была Лавра Сергиева: оттуда рассылались по всем городам и полкам увещательные грамоты, призывающие к очищению земли русской. В одной из этих грамот архимандрит Дионисий и келарь Авраамий Палицын писали так: "Вспомните истинную православную христианскую веру, что все мы родились от христианских родителей, знаменовались печатию - святым Крещением, обещались веровать в Святую Троицу; возложите упование на силу креста Господня и покажите подвиг свой, молите служилых людей, чтобы быть всем православным христианам в соединении и стать сообща против предателей христианских, Михайлы Салтыкова и иных, и против вечных врагов христианства, польских и литовских людей. Сами видите конечную от них погибель всем христианам, видите, какое разоренье учинили они в Московском государстве: где святые Божии церкви и Божии образы? Где иноки, сединами цветущие, инокини, добродетелями украшенные? Не все ли до конца разорено и обругано злым поруганием? Не пощажены ни старцы, ни младенцы грудные. Помяните и смилуйтесь над видимою общею смертною погибелью, чтобы вас самих та же лютая смерть не постигла. Пусть служилые люди без всякого мешкания спешат к Москве, в сход к боярам, воеводам и ко всем православным христианам. Сами знаете, что всякому делу одно время надлежит, безвременное же всякому делу начинание суетно и бездельно бывает; хотя бы и были в ваших пределах какие неудовольствия, для Бога отложите это все на время, чтоб всем вам сообща потрудиться для избавления православной христианской веры, пока к врагам помощь не пришла. Смилуйтесь, сделайте это дело поскорее, ратными людьми и казною помогите, чтобы собранное теперь здесь под Москвою войско от скудости не разошлось".
Дружины из 25 городов стояли уже под Москвою, но, к несчастию, между защитниками отечества господствовало несогласие: воеводы не слушались друг друга, действовали врозь, без единства и связи, что не могло принести успеха в борьбе. [32]
Но Троицкие грамоты не оставались без действия: народ был готов встать, как один человек; непрерывный ряд смут и бедствий не сокрушил могучих сил юного народа, но очистил общество, привел его к сознанию необходимости пожертвовать всем для спасения веры, попираемой врагами внешними, и государственного строя, которому грозили враги внутренние - "воры". Появились признаки народного сознания о необходимости нравственного очищения земли от врагов, признаки того, что народ, не видя никакой внешней помощи, обратился всем сердцем к высшему духовному миру, чтоб оттуда извлечь средства спасения своего государства. По областям промчалось слово, города пересылали друг другу грамоты, где писалось, что в Нижнем Новгороде было откровение Божие какому-то благочестивому человеку, именем Григорию; велено ему Божие слово проповедовать во всем Российском государстве; говорили, что этот Григорий сподобился страшного видения в полуночи: видел он, как снялась с его дома крыша, и свет великий облистал комнату, куда явились два мужа с проповедью о покаянии и очищении всего государства. Во Владимире тоже было подобное видение. Вследствие этого, по совещанию всей земли Московского государства, во всех городах, всем православным народом присудили поститься: от пищи и питья воздерживаться три дня даже с грудными младенцами; и по приговору, и по своей воле православные христиане постились: три дня - в понедельник, вторник и среду ничего не ели и не пили, в четверг и в пятницу ели один хлеб. Так, при господстве религиозного чувства, выразилась в народе мысль о необходимости очищения всей земли, отделения себя от настоящего смутного и оскверненного общественным развратом времени. Мы видели, что еще царь Василий (Шуйский) думал об этом очищении, и два патриарха произнесли отпущение народу греха недавних клятвопреступлений; но тогда покаяние совершалось по велению правительства, а не по всеобщему убеждению; теперь же народ путем испытаний сам пришел к мысли о необходимости очищения. "Православные христиане постились, - говорит грамота, - по своему изволению".
Одна из грамот Троицких получена была в Нижнем Новгороде. Когда прочли ее в соборе, земский староста Козьма Минин-Сухорукий объявил, что он удостоен был явления великого чудотворца Сергия. Бывшее ему видение состояло в следующем: однажды в уединенной храмине, куда Козьма удалялся по временам для молитвы, "явился ему преподобный Сергий и повелел собирать казну для военных людей и идти для очищения государства Московского от врагов. Придя в себя, Козьма был в великом страхе, но ни на что не решился, думая, что устроение войска не его дело. Видение повторилось: но он опять остался в бездействии. По кратком времени преподобный явился ему в третий раз, возобновил свое повеление с прещением и присовокупил, что есть изволение праведных судеб Божиих помиловать православных христиан и от великого смятения привести в тишину; что старейшие в городе не столько войдут в поручаемое Козьме дело, сколько младшие, и что начинание их приведет к доброму окончанию. Сие последнее видение оставило Козьму не только в трепете, но и в некоторой болезни, почему он и раскаялся в своем небрежении, решился приступить к исполнению повеленного и думал, как бы начать дело [33]. На сходе граждан Нижегородских Минин предложил: "Если захотим помочь Московскому государству, так не жалеть нам имения своего, не жалеть ничего, дворы продавать, жен и детей закладывать и бить челом - кто бы вступился за истинную православную веру и был у нас начальником". После того начались частые сходки; Минин продолжал свои увещания. "Что же нам делать?" - спрашивали его. - "Ополчаться, - отвечал Минин, - сами мы не искусны в ратном деле, так станем клич кликать по вольных служилых людей". - "Будь так, будь так!" - закричали все. Начался сбор, всякий жертвовал, что мог; иные отдавали последнее "для великого земского дела". Пришла одна вдова и сказала: "Осталась я после мужа бездетна, и есть у меня 12000 рублей, 10000 отдаю в сбор, 2000 оставлю себе". Но прежде, чем скликать ратных людей, надо было найти воеводу. В это время в Суздальском уезде жил стольник и воевода князь Димитрий Михайлович Пожарский, который долечивался от ран, полученных при разорении Москвы. Минин снесся с ним, уладил дело и сказал народу, что не за кем больше посылать, кроме князя Пожарского. Посланы были к нему Печерский архимандрит Феодосий, дворянин Ждан Петрович Болтин, да изо всех чинов лучшие люди. Пожарский отвечал посланным: "Рад я вашему совету, готов хотя сейчас ехать, но выберите прежде из посадских людей, кому со мною у такого великого дела быть и казну собирать". Посланные отвечали, что у них в городе такого человека нет. Пожарский сказал им на это: "Есть у вас Кузьма Минин, бывал он человек служилый, ему это дело за обычай".
Когда посланные возвратились и объявили нижегородцам слова Пожарского, те стали быть челом Козьме, чтоб принялся за дело: "Соглашусь, - говорил он, - если напишете приговор, что будете во всем послушны и покорны и будете ратным людям давать деньги". Нижегородцы согласились, и Минин написал в приговор свои прежние слова, чтобы не только отдавать имения, но и жен, и детей продавать. Когда приговор был подписан, Козьма взял его и отправил к Пожарскому.
Собранное ополчение двинулось к Ярославлю, чтобы забрать по пути дружины других городов. Проходя с князем Пожарским и с воинством к Москве мимо Сергиевой обители и совершая в ней молебное пение, Минин сам объявил архимандриту Дионисию о бывших ему явлениях преподобного Сергия. 18 августа 1612 года на горе Волкуше (в 4 верстах от Лавры) архимандрит Дионисий благословил христолюбивое воинство на брань за веру и отечество. К успокоению недоверявших успеху дела, ветер, дотоле противный, сделался вдруг попутным воинству, и все двинулись с надеждою к Москве. Келарь Авраамий пошел вместе с ними.
Но и соединившиеся под Москвою князья Трубецкой и Пожарский действовали неединодушно, потому что последний не мог вполне довериться первому, а еще более Заруцкому с его казаками. Из обители писали к ним о мире. Келарь Авраамий переходил из стана в стан, то склоняя несогласных воевод ко взаимному вспоможению, то ободряя в самых сечах именем Сергия, то убеждая казаков не отделяться от воинства. Чтобы удовлетворить корыстолюбивых, обитель предложила казакам последние свои сокровища - священные ризы, низанные жемчугом. Но никто не дерзнул коснуться святыни, и все единодушно обещали не отступать от столицы, доколе не освободят ее.
Не станем перечислять подробностей очищения Москвы от врагов: ляхи, запертые в Китай-городе, не получая помощи от своего короля [34] и томимые голодом, стали есть человеческое мясо и трупы; 22 октября Русские начали сильный приступ на Китай-город. Голодные поляки не могли обороняться и заперлись в Кремле. Пожарский и Трубецкой вошли в Китай-город с Казанскою иконою Богородицы, которая находилась в Русском стане, и тогда же дали обещание построить в память этого дня церковь во имя иконы Пресвятой Богородицы Казанской [35]. Взяв Китай-город, Русские окружили Кремль, но поляки уже не думали защищаться. На другой же день они прислали просить милости и пощады, сдавались военнопленными, вымаливали себе только жизнь. Пожарский дал от себя обещание, что ни один пленник не погибнет от меча. Наконец, наступило время освобождения Москвы: в ночь под 25 октября великий заступник земли Русской, преподобный Сергий чудотворец, явился Арсению, архиепископу Елассонскому [36], томившемуся от голода и болезни в осажденном Кремле среди врагов, и сказал ему: "Встань и иди в сретение православному воинству: молитвами Пресвятыя Богородицы Господь очистил царствующий град от врагов" [37]. На следующее утро верная Русская рать торжественно вступила в Кремль. Земское войско предводимое Пожарским и Мининым, собралось подле церкви Иоанна Милостивого на Арбатской площади, а войско Трубецкого - за Покровскими воротами. С двух этих концов пошло впереди духовенство с крестами, иконами и хоругвями; за ним двигались войска. Оба крестных хода сошлись в Китай-городе на Лобном месте. Во главе духовенства был преподобный архимандрит Дионисий, прибывший из своей обители нарочно для такого великого торжества веры и земли Русской. Из ворот Флоровских вышло духовенство, находившееся в Кремле, с архиепископом Арсением, получившим исцеление от преподобного Сергия. Духовенство вошло в Кремль, за ним посыпала туда ратная сила, и в Успенском соборе совершено было благодарственное молебствие о избавлении царствующего града, очищенного от врагов чистою верою и любовию к отечеству.