Против врага внешнего и внутреннего. 5 страница

ИЗГНАННИКИ.

Чужбина встретила эмигрантов неласково. Армию Врангеля французы и англичане, оккупировавшие Турцию, разместили в лагерях: Добровольческий корпус — в Галлиполи, Донской корпус Абрамова(8 тыс.) — в селениях Чаталджи, Чилингир, Кабакжда, Кубанский корпус Фостикова(3 тыс.) — на о. Лемнос. Потом на Лемнос перевели и донцов. Жили под зимними ветрами и дождями в палатках, без топлива, на мизерных пайках. Вшивели, болели. Французы вовсю вербовали казаков в Иностранный легион для войны в Алжире, и многие записывались. Вербовались и в Бразилию на плантации, матросами на пароходы. Армия жила надеждами на восстания в России, на возобновление борьбы. Но восстания гасли, французы требовали роспуска формирований.

В 1921 г. Врангелю удалось договориться со славянскими странами, белогвардейцев стали перевозить на Балканы. В Югославии их приняли тепло и сердечно. Часть казаков зачислили в пограничную стражу, другую направили на строительство дорог. Работали, сохраняя воинские части — все еще надеясь на изменение обстановки. Приняла белых и Болгария, но тут казакам пришлось труднее. Распределяли на тяжелые и вредные работы на солеварнях, каменоломнях. Против предоставления приюта белогвардейцам выступали левые. А в 1922 г. на Генуэзской конференции советская делегация добилась решения о роспуске белых формирований. Югославии и Болгарии осталось подчиниться. И Врангель перешел к новой форме организации — создал Русский общевоинский союз (РОВС), в котором воинские чины состояли на учете, как бы в запасе. Но фактически армия распалась. Да и жизнь диктовала свое. Большими группами труднее было найти работу. Эмигранты стали распространяться по тем же Балканам. Многие перебрались во Францию и Бельгию — эти страны понесли большие потери в войне, нуждались в рабочих и зазывали эмигрантов, поскольку им можно меньше платить. Некоторые казаки осели в Германии, Чехословакии.

Большие колонии казаков возникли и в Иране. В Китае дутовцы обосновались в г. Суйдун, семиреченцы в Кульдже, анненковцы в Ланьчжоу. Многие поселились в Харбине — он до революции был по сути «русским» городом. Казаки, эвакуированные из Владивостока, 3 года прожили в Вонсане на содержании японцев — в Токио лелеяли надежды удержать за собой не только Южный Сахалин, но и Северный, захваченный под шумок. И существовал план направить туда казаков, чтобы провозгласить «государство» под эгидой Японии. Но в 1925 г. японцам пришлось отдать Северный Сахалин Советскому Союзу, помощь казакам в Вонсане прекратилась, и они рассеялись по всему Тихоокеанскому региону. Несколько сот казаков генерала Глебоваосели в Шанхае.

Везде казаки старались держаться друг друга, организовывались в станицы, хутора — подобие землячеств с выборными атаманами, кассами взаимопомощи. Поддерживали связь с войсковыми атаманами. Но зарабатывали на жизнь по отдельности, кто как может: рабочими, шахтерами, строителями. Большим успехом пользовались самодеятельные казачьи хоры, их приглашали выступать в ресторанах, лучшие коллективы подхватывались западными продюсерами, становились профессиональными. Возникали и цирковые казачьи труппы, поражали публику искусством джигитовки. Но это было труднее, требовалось приобрести и содержать хороших лошадей. Для некоторых казаков пристанищем стал Голливуд. Там как раз начинали снимать «вестерны», и именно казаки стали первыми исполнителями конных трюков, изображая ковбоев и индейцев, обучали своему искусству американцев. Те, кто смог хорошо устроиться, даже посылали деньги родственникам в СССР, при нэпе это было еще можно. Не имеющие семей или потерявшие их, женились — на русских беженках, на местных женщинах.

Настоящие станицы возникли только в Маньчжурии. После образования ДВР сюда ушли тысячи забайкальцев, многие сумели перегнать стада скота. И устроились довольно неплохо. Китайские чиновники разрешили селиться, налог брали маленький (а то и не брали за взятки). Никакой казачьей службы тут, конечно, не было, просто жили, вели хозяйство, богатели. Но в 1929 г. во время конфликта на КВЖД отряды ОГПУ совершили ряд нападений на станицы, сотни казаков были убиты, 600 человек угнали в СССР. А в 1931 г. Маньчжурия была оккупирована Японией, и процветание кончилось. У казаков, как и у китайцев, переписали все имущество, стали драть огромные налоги, принудительные поставки, оставляя хозяевам лишь необходимое для пропитания [166].

Некоторые казаки нашли применение своим воинским талантам. Иранский аристократ Реза-хан Пехлеви в Мировую войну служил в пластунской бригаде, начав с унтер-офицерского чина, полюбил казаков, и они его уважали. Из казаков-эмигрантов, очутившихся в Персии, он сформировал свою бригаду. Разгромил с ней созданную большевиками в Северном Иране «Гилянскую советскую республику». Потом, опираясь на казаков, произвел государственный переворот и стал шахом Ирана, а казаки стали его личной гвардией. В Китае во время гражданской войны 1925—1927 гг. 4 тыс. казаков сражалось на стороне Чжан Цзолиня — считая это продолжением собственной гражданской, тем более что войска гоминьдана и китайских коммунистов подпитывались из Москвы, руководили ими большевистские советники во главе с Блюхером. Но китайцы воспринимали белогвардейцев, как обычных наемников. И не щадили, посылая в пекло. Отряд потерял четверть личного состава.

Часть эмиграции пыталась вести борьбу против СССР. Кроме РОВС возникло множество других организаций — Братство русской правды (БРП) во главе с П.Н. Красновым, Высший Монархический Совет, Республиканско-демократической объединение и т.п. Но и советские спецслужбы эмигрантов в покое не оставляли. В 1921 г. в г. Суйдун был уничтожен атаман Дутов. Группа чекистов пробралась в его штаб, оглушила, желая выкрасть. Но казак-часовой заметил неладное, поднял тревогу, и атамана застрелили. В 1926 г. осуществилась операция против Анненкова. Он много претерпел на чужбине, ни за что отсидел в китайской тюрьме, отошел от политики и занимался коневодством. В ходе китайской гражданской войны его вызвали в г. Калган на переговоры к маршалу Фэн Юйсяну, где советник маршала «товарищ Ли» (В.М. Примаков) арестовал атамана и его начальника штаба Денисова. От имени Анненкова было выпущено воззвание к эмиграции, якобы он добровольно решил вернуться в СССР. Но не подействовало, казаки сразу усомнились в подлинности. Над Анненковым и Денисовым в Семипалатинске был разыгран «показательный» суд, обоих расстреляли. Ну а РОВС, БРП и прочие организации очень быстро оказались нашпигованы чекистской агентурой — конспираторами белые были никудышними [209].

Попытки организовать борьбу против советского государства были обречены на провал не только из-за противодействия чекистов, но и из-за разобщенности самой эмиграции. За рубежом она мгновенно рассыпалась на весь спектр политических течений от монархистов до эсеров и меньшевиков. А у казаков добавилась специфическая идеология — сепаратизм. Именно в эмиграции расцвели в полной мере теории отдельной «казачьей нации». По сути они стали идейным знаменем казачьей «демократической» интеллигенции, которая перевернула на собственный лад все те же идеи Февральской революции. В этих теориях российская власть рассматривалась сугубо отрицательно — как подавлявшая исконную казачью «демократию». Очевидные факты, вроде массовой приписки в казачество в XIX в., напрочь игнорировались, и сепаратисты производили себя напрямую от древней «Казакии» или Хазарского каганата. Провозглашая, что казачий «вольный народ» был порабощен царизмом.

И любопытно, что первый отлуп сепаратисты получили от… некрасовцев. Которые на обращения к ним назвали эти теории «болтовней» и ответили, что мы-то, мол, русские. «И вот уже свыше двухсот лет мы находим приют в Турции и, живя здесь, сохранив все искания наши, обычаи и веру, продолжаем быть верными сынами Церкви Христовой и возносить до небес молитвы о Русском Царе, моля всевышнего о скорейшей кончине междуцарствия» [104]. Да и большинство казаков-эмигрантов сепаратистских идей не разделяло. А.Г. Шкуро писал: «Я прочитываю каждый номер «Вольного казачества». Когда я читаю стихи, я плачу; когда читаю «преданья старины глубокой», я восторгаюсь, но когда говорят, что череп донца и кубанца отличается от русского, мне становится страшно…» Однако «мнение» во все времена формируется не большинством, а небольшой прослойкой. И от лица казачьего «общественного мнения» выступали все те же левые деятели, которые мутили воду на кругах и радах: Харламов, Верховенский, Парамонов, Скачков, Горчуков, Мельников, Быч, Макаренко.

Распространению идей сепаратизмя способствовали два фактора. Во-первых, в это время в эмиграции шли свары о причинах поражения в гражданской войне. Левые обвиняли, что это произошло из-за недостаточной «демократичности» генералов, те отвечали, что Россия погибла как раз из-за излишней «демократии». И казачьи сепаратисты влились в этот хай. Мол, если бы не пошли за «реакционерами» Россию спасать, сидели бы в своих областях при своих свободах, то и было бы все хорошо. На что следовали обвинения в разрушении фронта и тыла самими сепаратистами. Озлобление дошло до такой степени, что, например, историк А.А. Керсновский, создавая четырехтомную «Историю русской армии», вообще постарался обойти участие казаков в войнах, победы у него одерживают исключительно регулярные войска [77]. А такое, естественно, было обидно казакам, и они поддерживали «своих» в противовес «великодержавникам». Однако не менее важным был и другой, теневой фактор. Западные правительства и масонские круги были врагами не только и не столько Советской власти, они оставались врагами России как таковой. Поэтому для зарубежных политиков, деловых кругов и спецслужб «демократические» и сепаратистские эмигрантские группировки оказывались куда более предпочтительными, и такие группировки находили поддержку и финансирование куда легче (и щедрее), чем монархисты и сторонники «единой и неделимой».