Перевела с английского Ирма АЛЕКСЕЕВА

Элизабет ПРАЙС

КОГДА УЖЕ СЛИШКОМ ПОЗДНО

Джордж прекрасно знал, что сегодня годовщина их свадьбы. Но без пяти пять позвонила она, намекнула, как всегда, деликатно, что сегодня у них особенный вечер, попросила зайти в чистку за ее бежевым костюмом и купить к обеду ванильного мороженого. Это был ее третий звонок за день. Разговор всегда заканчивался одинаково:

— Ты меня любишь?— ворковала она.

— Да,— отвечал он, понизив голос, зная, что все равно потребуется безоговорочная капитуляция.

— Да?— наступала она.— А что «да»?

— Но ты же знаешь,— отвечал он. Сдаться без боя — к этому он еще не был готов.

— Ну, Джорджи,— кокетничала она,— ну, что я знаю?

В конце концов он запутывался в сетях ее настойчивого катехизиса и шептал:

— Я тебя люблю.

За соседним столиком мисс Паттерсон сидела с таким видом, словно у нее только что сломался ноготь. Она перелистывала блокнот со стенограммами и тщетно пыталась не прислушиваться к разговору.

Джорджу не удалось добиться, чтобы Элейн не звонила ему на работу по два раза на день, хотя после свадьбы прошло уже три года. Однажды вечером во время телевизионной рекламной передачи он было завел разговор об этом, но, не успев договорить, пожалел о содеянном. Элейн перестала мурлыкать песенку и убрала голову с его плеча. В глазах ее стояли слезы, но подбородок был задорно вздернут. Ему давали понять, что не собираются устраивать истерик из-за таких пустяков.

Но позже, когда он потянулся к ней в постели, чтобы поцеловать на ночь, она молча отвернулась. «Спокойной ночи»,— сказал он. Слова повисли в воздухе— глухо и безответно.

— Элейн,— прошептал он в ночной тишине, но ответа не получил. Так, не прикладывая особых усилий, она одержала полную победу.

На следующий день уже не она, а он звонил ей с работы, смирившись со своим поражением:

— Может, ты найдешь время позвонить мне во второй половине дня?

Он извинился. Она только этого и дожидалась. Телефонные звонки немедленно возобновились: один — до ленча, второй после.

Но время, когда он ждал их с таким нетерпением, уже прошло. Ее способность превращать в приключение покупку четырех телячьих отбивных или нового стирального порошка потеряла свое первоначальное очарование...

Годовщина или не годовщина, только день начинался плохо. Мисс Паттерсон предпочитала, чтобы неизбежное совершалось по графику, и потому завела привычку пить кофе ровно в десять тридцать — в это время обычно раздавался первый звонок Элейн. Но не успела секретарша выйти, как в дверях появился мистер Бойл. Визит был неожиданным: как правило, подчиненных он вызывал к себе в кабинет, этажом выше.

— Джордж,— сказал он,— я как раз закончил просматривать набросок вашего доклада. Если ваши предположения верны, это будет...

Зазвонил телефон.

— ...Это будет потрясающе!

Телефон продолжал звонить, Мистер Бойл указал головой на аппарат:

— Снимите трубку, Джордж.

При первых же звуках ее голоса он прижал трубку к уху как можно теснее.

— Джорджи?

Почему у него в воображении немедленно возникают ее губы, вытянутые трубочкой? А ведь было время, когда ее лепет доставлял ему неизъяснимое наслаждение. Когда же ее манера говорить начала раздражать его?

— Слушаю.— Его голос оставался безразличным и сугубо деловым.

— Миленький-хорошенький, я просто хочу рассказать тебе, как тружусь в поте лица, пока ты сидишь-посиживаешь в своей красивой конторе с кондиционерами. Я вылизала до блеска чулан, на полки положила чистую бумагу, а теперь приступаю к уборке комнат. К нам заглянул мистер Мак-Хью и починил вентилятор. Я таскаю его с собой из комнаты в комнату. Знаешь, когда он был у нас... ох, пусть это будет для тебя сюрпризом. Я ничего не скажу. Нет-нет-нет...

Она вдруг понизила голос и заговорщически зашептала:

— Ну, пожалуйста, Мисс Леди,— так она называла коккер-спаниеля, которого он подарил ей год назад,— ты же знаешь, папочка не любит, когда ты забираешься в его кресло. Подушки снова будут в шерсти.

— Да,— успел вставить он,— конечно.

— Джорджи,— воскликнула она,— в чем дело? Ты ужасно занят, да? Или противный старик стоит у тебя над душой?

— Да,— еле-еле выдавил он из себя.

— Ну, хорошо, я позвоню после ленча,— заволновалась она.

— Бьюсь об заклад, это ваша молодая,— сказал мистер Бойл.— Сразу видно. Приведите ее как-нибудь на ленч, Джордж. Буду рад повидаться.— Он помолчал и взял со стола доклад.— Что ж, дело прежде всего. Пожалуйста, отшлифуйте немного слог и сформулируйте краткие выводы. Директора обращают на это внимание в первую очередь. Постарайтесь подготовить вторую редакцию к четырем часам, чтобы мы успели представить доклад на рассмотрение правления.

...Когда раздался второй звонок, мисс Паттерсон посмотрела на часы. Пятнадцать тридцать.

— Нам осталось доделать еще четыре страницы,— предупредила она.

Джордж подождал, пока за ней закроется дверь, и поднял трубку.

— Я сегодня почти не завтракал,— выпалил он. У нее вошло в привычку справляться по телефону о ленче, поэтому лучше сразу сообщить ей всю информацию.— Десерт тоже не брал,— продолжал он, радуясь, что лжет без запинки.

— Ты же умрешь с голоду! — воскликнула она.— Угадай, что у нас будет на обед?

— И представить не могу,— сказал он и поставил запятую, которую мисс Паттерсон пропустила на девятой странице.

— Бифштекс! — Она прерывисто дышала в трубку, как будто у нее перехватило дыхание от восторга.— И еще жареный картофель, молодой горошек и помидоры, нарезанные ломтиками. А теперь угадай, что у нас будет на десерт?

Он молча ждал.

— Яблочный пирог с мороженым!

— Звучит недурно,— ответил он, подчеркивая предложение на десятой странице.

— Надеюсь, ты понимаешь, почему я так хлопочу. Ты ведь помнишь, да?

Услышав, что открылась дверь, он повернулся на стуле.

— Мистер Бойл идет,— уведомила мисс Паттерсон.

— Не помню,— сказал Джордж в трубку. Еще несколько минут, и доклад был бы закончен. Если бы не ее звонок!

— Мне придется повесить трубку,— сказал он отрывисто.— Совещание. Буду в шесть.

Мистер Бойл заглянул в дверь.

— Ну как, Джордж, готово?

— Еще две страницы, чуть-чуть подправить. Через пятнадцать минут положу доклад вам на стол.

— В вашем распоряжении всего восемь. Я во что бы то ни стало должен успеть на тот рейс в Чикаго.

— Каких-нибудь пару минут,— громко сказал Джордж,— это все, что мне нужно.

Без пяти пять снова зазвонил телефон.

— Джорджи, милый, ты же знаешь, какой сегодня день?

— Да, знаю.

— Вот! Я же знала, что ты знаешь! Милый, ты не забудешь зайти в чистку за моим бежевым костюмом? И про мороженое тоже не забудешь?

В электричке по дороге домой Джордж вынул копию доклада, пробежал глазами несколько страниц и, сунув бумаги в дипломат, закрыл глаза. Его пальцы, скользнув по крышке, остановились на замке. В дипломате лежало ожерелье из искусственного жемчуга. Мисс Паттерсон купила его после ленча в подарок Элейн. Жемчуг был красивый, безупречной формы, с великолепным блеском. Но красота ожерелья почему-то не радовала его.

Мне тридцать четыре года, вдруг подумалось ему. Как же это случилось? Что побудило его жениться на Элейн? Почему он так легко попался в ловушку? Что толкнуло его на этот опрометчивый шаг? Когда все пошло наперекосяк? Неужели и другие мужчины спустя два, три, десять лет — всегда слишком поздно — начинают размышлять о том, что же с ними случилось?..

Все началось четыре года назад довольно невинно. Элейн появилась в фирме в качестве личной секретарши мистера Бойла. Джордж вспомнил свои первые-впечатления: мягкий южный говорок, смех, навевавший мысли о юге, и изменчивая, как море, синева глаз. Через неделю он преподнес ей букет роз, а она наградила его долгим, растроганным взглядом.

Как-то вечером в очереди за билетами на новый французский фильм Джордж пригласил Элейн приехать в субботу к нему на Лонг-Айленд. Он встретит ее на станции, покажет дом, потом они позавтракают на берегу моря. Дом ей понравится, хотя с тех пор, как родители вышли на пенсию и уехали во Флориду, он уделяет ему не слишком много внимания.

Элейн приняла приглашение охотно, но потупив глазки добавила, что Джорджу придется проводить ее вечером на электричку, ведь она должна заботиться о своей репутации...

Первые месяцы после свадьбы Джордж не чуял под собой ног. Счастливый обладатель столь редкого сокровища, он не мог нахвалиться женой. Она очаровала бакалейщика, зеленщика, уличного торговца цветами. Все мужское население квартала с удовольствием оказывало ей всевозможные услуги. Что делать, говорила она, не ее вина, что она не нравится женщинам. И поэтому они редко звали к себе и еще реже сами ходили в гости.

Стояла ли на дворе осень с промозглыми вечерами, или пригревало по утрам весеннее солнышко, она всегда была весела и ворковала, точно горлинка в своем гнездышке. Когда он уходил на работу, она радостно хлопотала вокруг него, а когда возвращался — окружала нежной заботой. Каждую неделю в выходные дни они переживали новый медовый месяц. Так будет всегда, обещала она.

Медовый месяц — с годовщинами, подумал он. Она же была уверена в его желании, чтобы медовый месяц длился вечно. Разве он променяет свою маленькую очаровательную женушку на обычную жену, замученную детьми и домашним хозяйством? Когда он заикнулся о ребенке, она тихонько засмеялась и теснее прильнула к нему, шепнув: «Но ведь у нас уже есть Мисс Леди».

И однажды в воскресный вечер — три или четыре месяца назад — у него вдруг раскрылись глаза. Как хорошо, что завтра понедельник! Ему так и не удалось продвинуться дальше первой страницы «Таймса». Обнимая Джорджа за плечи и водя пальчиком по его двухдневной щетине, она смотрела по телевизору эстрадную программу, словно новобрачная с обложки дамского журнала.

В конце концов он позволил измятой газете соскользнуть на пол и в тот самый миг понял, что с нетерпением ждет завтрашнего рабочего дня — мирной сутолоки переполненных лифтов, шуршания голосов, доносящихся из соседних кабинетов, успокоительной монотонности уличного шума; он понял, что будет рад даже равнодушной деловитости совершенно безликой мисс Паттерсон...

Выйдя из электрички, Джордж направился прямо к дому, но, вспомнив ее инструкции, сделал крюк и заскочил в чистку. «Бежевый костюм»,— произнес он с отсутствующим видом, уйдя мыслями в невозможные «Что было бы, если б...». Что, если бы тогда не женился? Жил бы себе потихонечку один...

Джордж перехватил дипломат левой рукой, положил сдачу в карман и взял из рук приемщицы вешалку. Что придумала Элейн на этот раз? Какой сюрприз его ожидает? Спальня? Может быть, кухня? Ванна вряд ли. За последний год она дважды красила ванную комнату. Сначала сделала ее бледно-голубой. Но этой осенью под влиянием журнала «Интерьер» перекрасила ее в розовый цвет. Надо быть на уровне, это последний крик моды, объяснила она. Что, если сегодня принесли очередной номер «Интерьера»?

Он поднялся по ступенькам, удерживая одной рукой дипломат и вешалку с костюмом, а другой пытаясь нащупать ключ. За дверью послышался стук ее каблучков — с таким звуком маленькие девочки вышагивают в «маминых» туфлях.

— Приветик, милый! — закричала она, распахнув дверь, и бросила быстрый взгляд на поднятую с ключом руку.— Ты забыл мороженое! Это моя вина, я должна была положить тебе в карман записку.

Втянув его в гостиную, она бережно положила дипломат на кофейный столик.

Нет, подумал он, я не могу сразу отдать ей жемчуг. Лучше после обеда.

— Ты заметил? — Она заглядывала ему в глаза, пока он быстрым взглядом окидывал комнату.

Ну вот, опять старые игры в «угадайку». Если повезет, через пять минут он будет в душе.

— Новый абажур? Симпатичный.

— Ну, это слишком просто,— покачала она головой.

Он охватил комнату быстрым взглядом. Переставлено решительно все, попробуй узнай, что именно она имеет в виду.

— Часы с камина! Старые часы твоего отца, которые никогда не шли. А ты даже не заметил! Мистер Мак-Хью забрал их с собой, когда заходил починить вентилятор. Если главная пружина не лопнула, он приведет их в порядок, он обещал, сказал, что постарается принести часы сегодня вечером.

— Элейн! — Ему хотелось, чтобы голос его звучал строго. — Ты опять за свое, зачем отдаешь старику вещи в починку? Он и без того торчит у нас круглые сутки.

Одна надежда, что Мак-Хью сегодня не покажется. Сегодня он не в состоянии выслушивать его россказни о злодействах, которые старый полицейский раскрыл за двадцать лет безупречной службы. Джордж никогда не понимал, что привлекает Элейн в этих жутких историях, тупых и жестоких одновременно. К тому же у Мак-Хью отвратительная привычка проходить двором и скрестись в заднюю дверь: «Есть кто дома? Есть кто дома?» Стоит ему раскрыть рот, как от него уже ни за что не отделаешься.

— Ладно, все равно пружина сломана,— сказал Джордж. — Я пошел в душ, управлюсь минут за десять.

В спальне на втором этаже он разделся, набросил на плечи махровый халат и опустил руку в карман. Он знал, что найдет там записку. Развернул ее и прочитал: «Любовь моя, ты скучал без меня сегодня?»

Она придумала этот номер неделю назад. Он подошел к постели, сунул руку под подушку и вынул полоску бумаги. «Еще один удивительный год! Спасибо! Всегда-всегда-всегда твоя Элейн».

Скомкав обе записки, Джордж поймал себя на мысли, что после трех лет супружества ему доставляет удовольствие находить любовные послания Элейн и — уничтожать их.

Он пустил воду в душе, повернулся к зеркалу и попытался рассмотреть свое лицо в обрамлении белых свадебных колокольчиков, нарисованных мылом на стекле. Колокольчики были изящно перевиты лентой, выведенной губной помадой. Джордж закрыл дверь на задвижку. Намочив уголок полотенца, он стер со стекла колокольчики, взял кусок мыла и остановился в раздумье. Что бы такое написать?

— Миленький, поторапливайся,— позвала с лестницы Элейн.— Начнем с мартини, потом ужин при свечах. Хорошо звучит?

— Постарайся не перелить вермута,— крикнул он из-за двери.

—Коктейли уже готовы,— раздался ее торжественный крик, — я сбила их сразу же после ленча и поставила в холодильник.

«Чтоб тебя черти взяли»,— написал он на зеркале и выронил мыло в раковину.

— Лучше так, чем никак,— сказал он громко и ступил под душ.

Раздался легкий стук в дверь, но он продолжал напевать себе что-то под нос. Стук повторился, громче, отчетливей. Он закрутил воду.

— Что ты там возишься? — услышал он голос Элейн.— Я уже наливаю мартини. Знаешь, я забыла купить вишенки для коктейля, так положу вместо них оливки. Для красоты.

— Я скоро спущусь,— сказал он, дождался, когда затихнет звук ее шагов, вытер зеркало и отворил дверь.

Растянувшись на софе, включил настольную лампу и взял газету. Цоканье каблучков, похожее на треск кастаньет, приближалось к нему — из кухни через столовую — и оборвалось на пороге гостиной.

Элейн задорно кивнула ему. Джорджу пришлось приподняться, чтобы взять мартини.

— Мой мальчик устал в своей гадкой конторе? — спросила она, опускаясь рядом.

— Немножко, — ответил он ровным голосом, не отрывая взгляда от газетного заголовка. Этот тон он усвоил для игры в вопросы-ответы; так удавалось отвечать не задумываясь, но с глубокомысленным выражением лица, как будто всерьез размышляешь над ее вопросом. Он поднял бокал в молчаливом приветствии, пригубил коктейль и, вынув из бокала оливку, протянул ее Элейн.

— Мисс Леди, скверная девчонка, очень плохо вела себя сегодня. Я сказала, что пожалуюсь на нее папочке. Когда она гуляла во дворе, к нам через забор пробрался грязный черный пинчер. Я едва выпроводила его и забрала Мисс Леди на кухню. Пришлось наказать ее. Она не будет сегодня с нами обедать.— Наполнив снова оба бокала, Элейн отнесла на кухню пустой кувшин и пепельницу с двумя оливковыми косточками.

Джордж растянулся на тахте, поискал взглядом пепельницу и подумал, что не отказался бы еще от коктейля. Элейн разговаривала на кухне с собакой.

— Ты нехорошая, нехорошая девочка.— Слова относило в комнату, и они повисали в воздухе, словно загнанное в ловушку эхо.— Я не хочу, чтобы моя Мисс Леди дружила с каким-то...

И через минуту:

— Джорджи, зажги свечи, все уже готово.

Когда он пододвинул стул, она отвесила кокетливый поклон.

Джордж покончил с яблочным пирогом, Элейн поднялась и обошла вокруг стола.

— Нет-нет, ты сразу же пойдешь в гостиную, устроишься поуютнее и примешься за газету. А я быстренько сполосну тарелки, и весь вечер — наш.

Джордж скинул башмаки и перевернул вторую страницу. Он слышал ее голос, но продолжал читать, спеша добраться до конца первого параграфа президентской речи.

— Джорджи,— снова раздался голос Элейн,— ты не мог бы подойти сюда на минутку?

Он сложил газету, поднялся и раздавил окурок о салфетку.

Элейн начищала гриль для мяса. В мойке прополаскивались тарелки.

— В этой кухне можно расплавиться. Открой, пожалуйста, заднюю дверь. Мисс Леди, похоже, не собирается убегать во двор.— Она подняла руку и показала на полку над головой.— Если ты уже просмотрел газету, милый, может, достанешь выварку твоей мамы? Она на верхней полке, как раз над раковиной. Выварка чугунная и весит, должно быть, целую тонну, но это как раз то, что нужно, чтобы приготовить бобы. Пожалуйста, поосторожней, возьми раскладную лестницу.

Он установил лестницу и взобрался на верхнюю ступеньку.

Раскрыв дверцу полки, подтянул чугунный котел к краю, чтобы поудобнее ухватить. Котел оказался очень тяжелым.

— Не знаю, что бы мы без тебя делали. В доме не обойтись без мужчины, правда, Мисс Леди? Даже если он забывает про мороженое. Или про то, какой сегодня день.

Джордж взглянул вниз. Она насыпала порошка, чтобы начистить гриль до блеска. Ее голова находилась на одном уровне с тяжелым котлом... Если он его уронит, ей конец...

У Джорджа закружилась голова, к горлу подступила тошнота, и он прикрыл глаза. Элейн! Как он будет плакать потом! Ведь она будет мертва, совсем мертва!

Он опрокинет лестницу, и каждый решит, что он просто упал с нее. Жемчуг он положит на кофейный столик, кто-нибудь обязательно заметит его подарок Элейн. Потом, рыдая, вызовет доктора Мейерса.

— Несчастный случай... Моя жена... Боюсь, она уже...

И доктор Мейерс сам позвонит в полицию.

Джордж открыл глаза и увидел набрякшие от усилия вены на руках. Она подняла голову. Их глаза встретились. Казалось, мгновение будет длиться вечность. Интересно, догадывается ли она?

Но ее лицо не выразило ни удивления, ни страха. В глазах не было ни тени подозрения. Ненавидя ее самоуверенность, ее безмятежность, потеряв совсем голову, Джордж разжал пальцы и, почувствовав непривычное, саднящее душу облегчение, возвел глаза к небу.

Глухой удар оборвал ее крик. Тяжелый котел отскочил от раковины, застучал по раскладной лестнице и, упав на пол, разбился.

Тело рухнуло наземь.

Воцарилась тишина.

Замерев на лестнице, не в силах отвести глаз от потолка, он думал: «Надо сойти вниз, у меня еще много дел».

Он опустил голову, через всю кухню взглянул на противоположную стену, повел по ней глазами вниз и в проеме задней двери вдруг увидел человека, державшего под мышкой часы. В другой руке качалась, словно детская игрушка, скрученная пружина. Человек стоял и, как ребенок, завороженный удивительным представлением, раскрыв рот, смотрел на Джорджа…

Перевела с английского Ирма АЛЕКСЕЕВА