Лекция 2. Проблема начала археологии. 2 страница
Отдельной книжечкой вышла "Малая история археологии" Ганса Кайзера (Kayser 1963), а в 1985 в ГДР был сделан сборник "К истории классической археологии" (Kluwe 1985). С 1912 г. в Галле публиковалась серия "Классики археологии" (вышло три тома), в 1983 г. в Мюнстере, а в 1988 г. в Майнце опубликованы сборники портретов и кратких биографий немецкоязычных археологов-античников (Berghaus 1983; Lullius und Schiering 1988), а в 1994 опубликована антология источников по истории классической археологии "От Винкельмана до Шлимана" (Herzog 1994). В 1979 г. был даже издан толстый том "Анекдоты о немецких археологах и их изречения" (Brommer 1979), но эта книга относится уже скорее к следующему разделу – популярным изданиям.
Есть и книга по истории первобытной и средневековой археологии, написанная в том же духе, что и книги античников, но еще менее концептуально. Это "История исследований по преисторической археологии" Герберта Кюна (Kühn 1960/1976). Кюн, ученик Косинны, очень известен как исследователь первобытного искусства. Его "История" – огромный том, более 1000 страниц. Это всеобъемлющий труд, но без ясной идеи развития дисциплины – так, просто описано накопление знаний по отрасли. Структура тома очень условная, искусственная. В истории у него четыре периода, каждый (кроме первого) занимает полвека, каждый без обозначения, только пронумерован. Словом, история науки нарезана ровненько, как колбаса в магазине. Внутри периодов ученые сгруппированы по хронологии их интересов – специалисты по палеолиту, затем по неолиту, и т. д. Внутри этих разделов (по интересам) – группы по ареалам, потом по культурам. Школ и направлений нет. Книга может служить для поиска справок, но литературные ссылки, как ни странно, архаично распределены в тексте – нет списка литературы, нет сносок.
Когда том вышел Кюну было уже больше 65 лет, когда вышло второе издание – больше 80, и его способ построения истории дисциплины был уже совершенно архаичным. Свое "Введение в преисторию" (т. е. в первобытную археологию) построил как историю дисциплины немецкий археолог, специалист по железному веку, Ганс-Юрген Эггерс в 1969, оно получилось чрезвычайно интересным, но Эггерс следовал уже совершенно другой традиции, и его труд надо поместить в другой раздел, о котором дальше.
2. Сенсационные истории. Большей частью истории археологии, написанные в ХХ веке, были популярными книгами, задачей их было развлечь читателя, и, естественно, они подчеркивали романтику археологических раскопок и открытий. Соответственно, они концентрировали внимание на выдающихся археологах и наиболее ярких, сенсационных открытиях, а это означало прежде всего – древние цивилизации с их роскошными погребениями и палеолит с его живописью, статуэтками и поразительной древностью и примитивностью памятников. Эти книги писались в течение всего века и будут писаться в дальнейшем.
Пример популяризаторам показал в 70-е – 80-е годы XIX века Генрих Шлиман, чьи сенсационные книги о его открытиях Трои и Микен выходили тотчас после раскопок и сразу становились бестселлерами. Примеру последовали некоторые археологи, но так писать они чаще всего не умели, и дело переняли журналисты.
Первая книга этого рода, еще не очень популярная, т. е. не очень занимательно и облегченно написанная, вышла в начале ХХ века. Это А. Михаэлис "Художественно-археологические открытия за сто лет" (Michaelis 1906, русск. перев. 1913 под нефонетической транслитерацией фамилии автора: Михаэлис). Продолжением были "Археологические открытия в 20 веке" Фр. Оппельн-Брониковского (Oppeln-Bronikowski 1931).
Самым же известным произведением этого рода является книга "Боги, гробницы, ученые", написанная в 1951 г. чешским журналистом Куртом Мареком (псевд.: К. В. Керам) и переведенная на многие языки, в том числе и на русский (в 1960). Есть и еще одна его книга, тоже переведенная – об изучении хеттов ("Узкое ущелье и Черная гора", 1962). А потом он выпустил "Историю археологии в картинках" (Ceram 1958). Мне кажется книги поляка Зенона Косидовского "Когда солнце было богом" (1968, польск. ориг. 1962) и "Библейские повести" (польск. 1963) даже лучше книг Керама, профессиональнее с точки зрения археолога, но они почему-то не пользуется такой славой, хотя первая из них переведена на русский.
Известно немало книг этого рода: "Рассказ об археологии" супругов Алленов (Allen & Allen 1956), "Хорошие раскопки" супругов Сэмаксон (Samachson & Samachson 1960), "Раскопки и раскопщики" Л. Котрелла (Cottrell 1966) и др.
Несколько таких книжек, написанные археологами для широкой публики, пытались выйти за пределы развлекательных задач. Это книги, посвященные отдельным регионам – Европе: Джоффри Бибби "Воспоминания лопаты" (Bibby 1956), Месопотамии: Сеттон Ллойд "Строения в прахе" (Lloyd 1947, 2d ed. 1981), Египту: Джон Уилсон "Знаки и чудеса фараона" (Wilson 1964), Майкл Гофман "Египет до фараонов" (Hoffman 1979). Есть и американский учебник истории археологии, "Открытие прошлого" У. Стибинга (Stiebing 1993), выдержанный в том же ключе – как история раскопочных открытий.
Именно в рамках этого течения вышли основные антологии по истории археологии. Кроме уже упомянутого Керама (Ceram 1966), это: Лио Дьюел с антологией раскопок на Ближнем Востоке (Deuel 1961); Роберт Уокоп с антологией раскопок древних городов в американских тропиках (Wauchope 1965), Роберт Хайзер, собравший рассказы авторов важнейших археологических открытий со всего мира (Heizer 1962), и двухтомная антология Джекетты Хокс в которой собраны отрывки из работ крупнейших археологов, тоже со всего мира (Hawkes 1963). Это были первые антологии, а с тех пор их появилось немало.
3. Истории археологических идей. Триггер называет их (слишком расширительно) "интеллектуальными историями" (под это определение подходят и последующие группы). Истории идей были написаны как осмысление потока исследований и с позиций защиты или критики определенного направления. Обычно они усматривали источники развития внутри самой дисциплины, являясь сугубо интерналистскими, или видели их в смежных дисциплинах – геологии, палеонтологии, биологии, этнологии, философии.
Первыми пташками из этой стаи были книги англичанина Стейнли Кэссона "Прогресс археологии" и "Открытие человека" (Casson 1934; 1939), написанные в защиту уже иссякшего к тому времени эволюционизма.
Эту линию продолжила, но с других позиций, Анетта Ламэн-Эмперер книгой "Происхождение преисторической археологии во Франции" (Laming-Empeaire 1964). Здесь показано формирование преисторической археологии, в основном палеолита, в центральном очаге палеолитических исследований – во Франции – под воздействием геологии, палеонтологии, физической антропологии и этнологии, и всё это воплощая идею эволюции. Но Ламэн-Эмперер отразила уже и участие антиэволюционистов, открывших более сложную картину – региональное деление, палеолитическое искусство и проч. Она проследила и роль преподавательских и исследовательских структур и журналов в сложении дисциплины.
В послевоенной Германии к истории археологии обратился патриарх западногерманской первобытной археологии Эрнст Вале, другой ученик Косинны (Wahle 1950 – 51). Он построил свой курс истории дисциплины как изложение развития идей, рассматривая идеи Косинны как преходящий этап. Критикуя шовинистические закономерности, постулированные Косинной, он приписывал их влиянию позитивизма и противопоставлял им отказ от выявления всяких закономерностей и учет свободного индивидуального творчества людей. В этом он видел перспективный путь развития археологии. Развитие дисциплины для него имеет цель, и работа отражает эту целенаправленность.
Изложение у Вале сухое, без иллюстраций и цитат, без примеров, только схема развёртывается, но в труде можно вычитать глубокие мысли и оценки.
Ганс-Юрген Эггерс следовал некоторым идеям Вале, когда он, также на критике Косинны, построил свое "Введение в археологию" 1969 года. Он проповедовал географический подход к древностям, но в отличие от картографического подхода "археологии обитания" Косинны, Эггерс предусматривал предварительную критику археологических источников – учет их информационных возможностей, их познавательных ограничений. Изложение у Эггерса очень живое, изобилующее занятными эпизодами, очень наглядными и интересными рисунками (таблицами, схемами) и читать его просто увлекательно.
Несколько иную позицию занял англичанин Глин Даниел. Талантливый археолог (специалист по мегалитам) и блестящий писатель, автор детективов и ведущий радиопередач, он был представителем победившего диффузионизма, но и диффузионизм переживал кризис, и Даниел всё больше сомневался в объективности любой концепции, любой теории. Чтобы подчеркнуть их искусственность, необъективность, он называл их моделями (Daniel 1971) и рассматривал всю историю археологии как смену очередных моделей, навеянных духом времени, модой, воздействием смежных наук. Ни одна из них, утверждал он, не выдерживает проверки фактами.
Первой его историографической темой была скандинавская концепция "Три века" (Daniel 1942). Вторую излагала великолепная книга "Сто лет археологии", сформировавшая облик истории нашей дисциплины надолго – эта книга определила перечень концепций и, следовательно, периодов истории археологии, расстановку школ, группировку по ним ученых, дискуссионные проблемы (Daniel 1950, 2d ed. 1975 – уже как "Сто пятьдесят лет археологии"). В книге "Идея преистории" (1962) Даниел суммировал выводы из своей истории науки и заключил, что лучшей идеей преистории является не иметь никакой концепции. Даже группировка в культуры представлялась ему субъективной. Дополнительная книга появилась в 1967 г. – "Происхождение и рост археологии". В ней Даниел собрал обширные цитаты из работ археологов разного времени, чтобы представить смену идей документированно – это род антологии. Наконец, в 1981 появилась итоговая книжка "Короткая история археологии" (Daniel 1981).
Видный американский археолог Р. Хайзер в рецензии (Heizer 1968: 76) охарактеризовал книгу Даниела как "лучшую историю археологии, когда-либо написанную". Но основатель географического направления в английской археологии Крофорд весьма критически отнесся к "Истории" Даниела (Crawford 1951). Всё же книги Даниела при всей значительности и широте охватывали только первобытную археологию (у него "преисторию") и в ней подробнее разработан период от 1840 до 1900 годов, последующие годы – вскользь. Полнее рассмотрены английская и французская археология, немецкая – значительно слабее.
В Америке возникновение Новой археологии вызвало интерес к истории науки и убежденность, что всё предшествовавшее развитие было всего лишь подготовкой к неопозивистским методам Новой археологии. Сначала Дуглас Шварц рассмотрел такое развитие в одном штате Кентукки в книжке "Концепции преистории Кентукки" (Schwartz 1967). Он усмотрел в развитии локальной преистории три периода: спекулятивный, когда преисторию выводили из догадок, эмпирический с 1850 г., и объяснительный – с 1950. Идея ясна: сначала преисторию выводили из пустых догадок, потом стали изучать факты, наконец, их стало можно объяснять.
Эту идею подхватили и развили в общеамериканском масштабе Гордон Уилли и Джереми Саблофф в книге "История американской археологии" (Willey and Sabloff 1974; 2d ed. 1980; 3d 1993). Только у них периодов четыре: средний разбит на два: классификационно-дескриптивный и классификационно-исторический (сначала описывали и классифицировали, потом стали разбивать по культурам, чтобы объяснять). История американской археологии протекает очень целенаправленно и прямо: развитие Новой (процессуальной) археологии представлено как центральный стержень и итог всего развития американской археологии, хотя в книге и критикуются крайности процессуалистов. Изложение богато фактами, полно частных эпизодов и ссылок, хорошо иллюстрировано.
Уже упомянутая книга чешских авторов Малины и Вашичка "Археология вчера и сегодня" (Malina 1981) относится к той же категории, хотя по обилию портретов она может соперничать с указанными альбомами античников. А после крушения социализма в Чехословакии Вашичек и Малина смогли опубликовать в Кембридже на английском сокращенный и переработанный вариант своей книги, на сей раз под двойным авторством (Vašiček and Malina 1990).
Появилась и история классической археологии, рассмотренная как история идей, но идей в русле истории искусств – проблемная история археологии Макса Вегнера (Wegner 1950) и его же "История археологии с точки зрения метода" (Wegner 1964), также "Культурная история классической археологии" Гельмута Зихтермана (Sichtermann 1996).
Все эти виды истории археологии – и дидактическая археология античников, и сенсационная археология популяризаторов, и даже в какой-то мере история археологических идей - исходили из того, что ход и повороты науки определяются выдающимися личностями. Возможно, поэтому их так заботили портреты. Так, Фридрих Кёпп говорил: "Нет археологии, есть только археологи" (Koepp 1937), а составители Хандбуха археологии добавляли в 1939: "и история археологии остается всё еще историей археологов" (Handbuch der Archäologie, I,1: 12). Даниел выражался схоже: "История археологии – это длинный календарь эксцентричных личностей!" (Daniel 1950: 155). Как сказал о смежной науке Э. Карр: "Прежде, чем исследовать историю, исследуйте историка…". Но у этого афоризма Карра было и продолжение: "Прежде, чем исследовать историка, исследуйте его историческую и социальную среду" (Carr 1964: 44).
Во всяком случае, именно в рамках этих течений историографии вышло множество биографий выдающихся археологов, опубликовано немало мемуаров (т. е. автобиографий), есть книги типа антологии Эдварда Бэкона "Великие археологи" (Bacon 1976) и сборника автобиографий 11 выдающихся археологов "Мастера прошлого" Даниела и Чиппиндейла (Daniel and Chippindale 1989). Вопросу о роли личностей в истории археологии и о значении биографических исследований в ней специально посвящены работы Дугласа Гивенса, Ярла Нордблада (Givens 1992; Nordbladh 1995) и др.
4. Социальные истории. В Советском Союзе с самого начала роль личностей, имен в создании науки всячески затенялась (разумеется, кроме классиков марксизма) и выпячивалась роль массовых сил – классов, течений, институций, среды. Книги по истории археологии (это была местная, российская археология) писались с классовых позиций и изобиловали грубыми классовыми оценками. Все научные события распределялись по рубрикам: феодально-помещичья археология, буржуазная археология, пролетарские позиции в археологии. Таковы были книги В. И. Равдоникаса (1930) и Худякова (1933). Позже марксистская интерпретация стала более сложной, но суть сохранилась. В истории раннесоветской археологии В. Ф. Генинга (1982) классовое деление, противостояние с буржуазной археологией и убежденность в неизбежном превосходстве социалистической науки видны в полном объеме. Книга А. Д. Пряхина (1986) несколько умереннее, фактологичнее, но написана всё еще с ориентировкой на советские идеологические нормы.
Но советские археологи не занимались историей мировой археологии, по крайней мере, в печать такие исследования не проникали до книг Монгайта (60-е – 80-е годы), по этой теме лишь популяризаторских.
На Западе одним из первых поднял голос за изменение подхода к истории англичанин О. Г. С. Крофорд, основоположник экологической археологии, в своей книге "Man and his past" (переведена на русский в 1924 – "Человек и его прошлое"). Он не находил смысла в "английской истории" – "или, скорее, в той куче никчемностей, которая под этим названием подразумевается". В истории он требовал видеть "не имена властителей и не детали международных войн, но общее экономическое состояние, идеалы данной эпохи и уровень культуры, проявляющейся в искусствах", а чтобы это не было чересчур схематично, изучать географические условия и местные детали (Крофорд 1924: 42 – 44). Он призвал к "социальной археологии" (Там же, 115). Через десятилетие он распространил эти принципы и на изучение истории самой археологии (Crawford 1932).
В 1970-е – 80-e годы и на Западе появились книги, рассматривающие историю археологии под углом зрения обусловленности внешними - социальными и экономическими факторами. Их стали называть "социальными историями" дисциплины.
В конце 60-х гг. ХХ века в США вышла книга Роберта Силверберга "Строители курганов древней Америки" (Silverberg 1968), в которой исследовался частный вопрос: как и почему американские ученые XIX века представляли себе строителей курганов в доколумбовой Америке как цивилизованный белый народ, а не индейцев. Силверберг показал связь этого представления с традиционным преследованием и принижением индейцев, сопровождавшим расселение белых поселенцев.
Оле Клиндт-Енсен выпустил "Историю скандинавской археологии" (Klindt-Jensen 1975), в которой проследил, как сказываются на развитии археологии в скандинавских странах философские идеи Возрождения, рационализма, романтизма и позитивизма, за которыми стоят социальные условия. Аналогичные задачи преследовал Игнасио Бернал Гарсия в "Истории мексиканской археологии" (Bernal 1980). Оба они выясняли, как социокультурные особенности отдельных обществ и политические интересы частных групп сказываются на археологии. Кеннет Хадсон (или Гудзон) в книге "Социальная история археологии" (Hudson 1981) исследует выбор и амбиции британских археологов XIX – XX вв. как обусловленные образовательными системами, политикой и классовым составом населения. Карел Скленарж в книге "Археология Центральной Европы" (Sklenář 1983) рассматривает археологическую деятельность ряда этнических групп и социальных классов в Центральной Европе на протяжении 500 лет. Схема периодизации в его книге кажется слишком простой и искусственно построенной (в каждом периоде сначала подпериод анализа, потом синтеза), но для Центральной Европы это значительная книга, потому что в ней можно найти много фактов для региональной истории археологии Дунайских стран
Нил Силбермен в книгах "Копая для Бога и страны" и "Между прошлым и современностью" (Silberman 1982; 1989) прослеживает воздействие европейского колониализма и местного национализма на археологию Ближнего Востока. Например, западные археологи систематически игнорируют или искажают раскопанные факты, которые показывают, что на деле экономический упадок Кипра и Палестины вызван не турецкой оккупацией, а переориентацией мировой торговли на запад. Франц Георг Майер в книге "От Винкельмана до Шлимана" (Maier 1992) исследовал другое участие археологии в колониальной политике – разведывательную и дипломатическую деятельность археологов на Востоке (Ролинсона, Лэйарда, Вулли, Хогарта, Виганда, Каро и др).
На последнем этапе среди историографов, придерживающихся курса на социальную историю, появились авторы, увлеченные постмодернистскими идеями. В постмодернизме сильно воздействие франкфуртского марксизма с его "критической теорией". Марксистский постулат об определяющем воздействии классовых социально-экономических и политических интересов на идеологию, они преобразовали в учение о том, что исследователь целиком подвластен этим воздействиям и не может поэтому добыть объективную истину в своем исследовании. Критика и самокритика должна выявлять эту пристрастность ("критическая теория"), а преодолеть ее можно лишь одним способом: оставить надежду на факты и ориентироваться прямиком на политические взгляды и интересы наиболее передовой группировки. Историограф же должен эти воздействия выявлять (Fahnenstock 1984). Это путь к разгулу субъективности и тенденциозности.
Такие установки проводят Р. Р. Уилк в работе "Древние майя и политическая современность" (Wilk 1985) и Томас Пэттерсон в работе "Последние шестьдесят лет: К социальной истории американской археологии в Соединенных Штатах" (Patterson 1986, 1995). Последний образец такой историографии – Элис Кехоу "Страна преистории – Критическая история Американской археологии" (Kehoe 1998).
Все эти книги и статьи – как интеллектуальные, так и социальные обзоры – за исключением самых первых, Кэссона, излагают местные истории, охватывая только какие-то регионы. Новый шаг сделан Брюсом Триггером, известным канадским археологом-теоретиком с марксистскими убеждениями, причем традиционно марксистскими, чуждыми "критической теории". Член Королевского общества Брюс Триггер еще в 60-е годы переосмысливал смену основных концепций археологии в марксистском духе (Trigger 1968). Написав статью "Археология и образ американского индейца" (Trigger 1980) об общем воздействии расизма на американскую археологию (он следовал примеру Бенджамина Кина, написавшего в 1971 г. книгу "Образ ацтеков в Западном мышлении" – Keen 1971), Триггер создал затем большой историографический труд "История археологической мысли" (Trigger 1989). В этом труде, не отрицая, конечно, воздействия социальных условий на исследователя, Триггер проводит ту мысль, что в общем и целом археологи умели справляться с противоречием между собственной субъективностью и свидетельствами источников, находя в конечном счете адекватное отражение прошлой реальности. Марксистские убеждения Триггера обеспечивают ему возможности социологического анализа археологических позиций, но ведут его к упрощениям. Например, он подчеркивает расистские взгляды эволюционистов (поскольку все они буржуазные ученые) и объединяет их под шапкой имперского (т. е. колониалистского) синтеза. В целом он группирует все археологические теории в три группы: колониалистские, националистические и империалистические. Мне это представляется очень грубым упрощением.
Это солидная, толстая книга очень ясно мыслящего и интеллигентного автора, но его другие книги кажутся мне более удачными. Всё же это первое изложение истории археологического мышления, и оно является всеобъемлющим (охватывая Китай, арабский мир и проч.), это поистине мировая история. Однако классическая археология оставлена в тени, а русская археология отражена только через переводные издания.
5. Культурные истории. Первыми обнаружили тенденцию отходить от грубой социологизации и политизации истории археологии как раз советские археологи, которым, видимо, такие упрощения осточертели раньше других.
Еще в 1961 году вышли "Очерки истории российской археологии" А. А. Формозова. В них острие внимания обращено на отношение общества к древностям, на рост общественного интереса к ним. Развитие же археологии прослеживается от самых первых ростков интереса к древностям до предреволюционного расцвета российской археологии, и прослеживается не столько по накоплению фактов или по смене методов и теорий, сколько по месту археологии в сети культурных интересов общества и в системе наук. Сначала материальные древности рассматривались как достопримечательности в структуре географии, потом они переместились в сферу искусствоведческого любования, потом они оказались в сфере бытописания народа (этнографии), и, наконец, присоединились к историческим источникам в структуре истории. Маленькая книжечка 1961 г. написана очень ясно и лаконично, с яркими цитатами, она дает хорошее представление о русской археологии, и, что удивительно, в ней очень мало уступок идеологической цензуре.
Та же струя исследования соотношений общественного менталитета с археологией продолжена в последующих книгах Формозова "Пушкин и древности" (1979), "Начало изучения каменного века в России" (1983) и в обобщающих "Страницах истории русской археологии" (1986).
В позднейшей книжке Формозова ("Русские археологии до и после Революции", 1995), он совершенно открыто разделывается с большевизмом и советской властью, но эта маленькая книжка, скорее брошюра, вышла только в нескольких десятках экземпляров. Автор полностью отрицает позитивный вклад марксизма в археологию, и здесь он явно переборщил.
Традиция исследования позиции археологии в общественном менталитете и в культуре народа продолжена и в пространной книге Г. С. Лебедева "История отечественной археологии" (1992). Рассмотрена не только связь изменений в археологии с государственной политикой, но и ее отражение в художественной литературе, участие в общественных движениях и событиях.
Это, однако, региональные обзоры.
Из современных западных изданий обращает на себя внимание огромный том Алена Шнаппа "Открытие прошлого. Происхождение археологии" (французский оригинал Schnapp 1993, англ. перев. 1996). Том охватывает историю изучения материальных древностей от античного времени до конца антикварианистского периода во всем мире и акцентирует внимание не только на внутренних событиях в этой сфере, но и на том, как общество воспринимает открытие древностей.
И. В. Тункина (2002) обратила внимание на предложение теоретика истории науки Д. А. Александрова (1994) – изучать "антропологию науки". Это значит выявлять изменения научного быта и типичного менталитета ученых, микросоциума исследований и преподавания, обычную атмосферу жизни – от придворного прислуживания первых академиков через частные салоны начала XIX века к научным кружкам, затем научным обществам и журналам. Тункина изучает также патронаж науки вельможами, меценатство и сепаратизм академической и университетской среды. В какой-то мере эти стороны освещал также Лебедев.
У всех течений, перечисленных последними в этой историографии, есть одно общее свойство. Еще "интеллектуальные" истории (истории идей) нередко рассматривали движение истории науки как смену идей – в том смысле, что каждая новая концепция определяла целую эпоху в истории археологии, выражала дух времени, безраздельно господствуя в археологии, пока ей не придет на смену новая концепция. После короткой борьбы новая вступает на ее место. Еще более это представление характерно для социальных и культурных историй. Под школами они обычно имели в виду не плеяды выучеников одного учителя или локальные коллективы, а "незримые колледжи" единомышленников (Bruck 1990), охватывающие весь цивилизованный мир.
Но возможен и иной взгляд.
6. История школ. Под школами я здесь имею в виду тоже "незримые колледжи", но полагаю, что они обычно более ограничены и нередко противостоят друг другу. В статье "Проблема смены культур в современных археологических теориях" (1975), описывая развитие мировой археологии как смену концепций, смену ответов на вопрос о смене культур, я предусматривал борьбу нескольких конкурирующих теорий на каждом этапе истории археологии. В обзорной статье для английского журнала "World Archaeology", а затем в выросших из нее книгах я представил развитие советской археологии как конкуренцию школ и борьбу направлений (Клейн 1993; Bulkin, Klejn & Lebedev 1982; Klejn 1997). Но мир бывал расколот идейно не только в советское время. Эволюционизм, скажем, не был развит в Центральной и Восточной Европе, а только в Западной и в Америке. В Центральной же и Восточной Европе в одно время с ним существовали совершенно иные представления. Там властителями дум археологов в это время были Вирхов и Ратцель. В статье 1995 г. (Клейн 1995) я отстаиваю этот принцип против концепции всеобъемлющих парадигм. В истории мировой археологии еще нет книг, построенных на этом принципе.
Вроде бы похожую структуру имеет учебник истории этнографии С. А. Токарева (1978), но в нем генеральная линия изложения всё-таки имеет в виду смену теорий и соответственно последовательную смену доминирующих школ, и лишь на стыках предусмотрены их сосуществование и борьба. Когда современные американские и английские историографы описывают сосуществование и борьбу школ в археологии своей страны или мира, они всё же мыслят эту борьбу однолинейно – как борьбу старого и нового, как "последний и решающий бой", в котором одна из школ (их собственная) должна победить и утвердиться как господствующая. Возможность равных шансов на победу, правомерность обоюдных притязаний на познание истины, перспектива взаимодополнения не предусматривается.
Французская книга под ред. А. Дюваля "Преистория во Франции. Музеи, школы раскопок, общества … с XIX века до наших дней" (Duval 1992) посвящена именно рассмотрению школ и т. п. ("школа Бордо", "школа раскопок Леруа-Гурана" и т. д.), но это не курс истории, а сборник трудов конференции 1989 года.
В своем выборе структуры изложения я в какой-то мере повторяю блестящее изложение смены теорий у Даниела, в какой-то мере подражаю Токареву, по определению основного предмета исследования следую Триггеру, в основном же исхожу из своей трактовки даже самой конформной (претендовавшей на монументальное единство) советской археологии как расколотой на ряд течений и школ. В основе моего выбора - представления о диалектических противоречиях в основе археологии и о плюрализме интерпретаций. Я имею в виду закономерность разных точек зрения на спорные вопросы археологии, обусловленность интересов и интерпретаций разными социальными условиями и разной ментальностью в разных обществах.