Только благодаря Милосердию Господа 1 страница

БЛАГОДАРНОСТИ

я хотел бы поблагодарить следующих людей:

Всех йогинов Джуна Акхары, в особенности Хари Пури Джи Махараджа, Пира Амара Пури Джи Махараджа, Арджуна Пури Джи Махараджа, Капила Пури Джи Махараджа, Даршана Гири Джи Махараджа, Кальяна Пури Джи Махараджа, Сундара Пури Джи Махараджа, Махамандалешвара Банвари Пури Махараджа, Вира Гири Джи Махараджа и Мангалананда Сарасвати Джи Махараджа;

Пандита Шеша Нараяна, посвящающего в баба;

Высших жрецов храма Махакал в Уджайне, в особенности Виджая Гуру и Ганеша Гуру

Билла Гладстоуна, моего мудрого литературного агента, Туанетт Липп, редактора, ставшую повивальной бабкой и крестной матерью этой книги, чей профессионализм достоен легенд, Ариэль Форд за ее советы и помощь, Билли Форбса и Давида Хермана за комментарии и исправления, Тару Губер за вдохновляющую поддержку и веру; и больше всех я хочу поблагодарить Д.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Я родился четырнадцатого июля, в знаменательный день, когда вся Франция празднует начало Французской революции и освобождение заключенных из Бастилии. Хотя за свою жизнь я достигал самых отдаленных уголков мира, рождение мое произошло где-то в его середине: я появился на свет в полдень, в середине месяца, года и столетия, посередине американского континента, в городе Чикаго, где отец в то время работал хирургом. Однако будущее моей семьи лежало в солнечной Калифорнии, где мой отец хотел реализовать Американскую мечту, поэтому в 1963 году мы переехали в Беверли Хиллс. Часть мечты отца стала реальностью, когда, попросив деньги в долг у своего тестя и получив вторую часть нужной суммы в банке, он купил новенький сверкающий «Студебекер».

Свой первый духовный опыт я пережил в возрасте четырех лет. Тогда телевизоры были в новинку и больше смахивали на деревянные холодильники с маленькими тусклыми экранчиками впереди, чем на современные аппараты. Вдохновленный фильмом о приключениях Супермена, я нацепил на шею красный платок, с серьезным видом залез на телевизор и совершил бесстрашный прыжок в пространство, как всегда делал мой любимый герой. Вы, наверно, уже догадались о том, каков был исход подобного эксперимента. Однако, сильно ударившись об пол, я пережил нечто, что навсегда изменило мою жизнь: в моей голове появились звезды!

«Дурачок ты мой! Понял теперь, что случается с теми, кто не слушается?!!» - воспитывал меня отец, торопливо ведя машину в больницу, чтобы наложить на мою разбитую голову швы. «И как такой умный мальчик мог сделать такую глупость?» - причитала мама. Я понял, что не стоит рассказывать ей о звучавших внутри колоколах. Есть некоторые вещи, которые лучше держать при себе. Мама не смогла бы понять, что у себя в голове я видел такие же звезды, какие появляются обычно на небе в безоблачную ночь, и мне было ужасно интересно, как же они туда попали.

Но в детстве было еще кое-что, заинтересовавшее меня больше описываемого события: спрятанное сокровище. Перерыв весь задний двор вдоль и поперек, я почему-то не нашел ни одного. Копаться в грязи мне еще дозволялось, но портить вещи других - нет, поэтому, когда я проделал огромную дыру в крыше гаража при помощи любимой отцовской клюшки для гольфа, на горизонте замаячил толстый кожаный ремень. «Кладов не существует, - сказал мой отец. - Есть лишь упорный труд, и деньги, которые им зарабатываешь». Я не поверил ему. Должно же быть что-то еще, подумал я. Неслучайно я представлял своего деда, который покинул Россию в возрасте тринадцати лет, прославленным пиратом одноногим Джоном Сильвером. Ведь он, в конце концов, целых пять раз пересек Атлантический океан: вначале, чтобы исследовать мир и открыть для себя Америку, затем, чтобы привести свою семью на «землю обетованную», еще раз, чтобы вдохновить возлюбленную, мою будущую бабушку, переехать из Европы в Мексику, а потом совершить последнее путешествие из Мексики в новый дом, построенный в Корпус Кристи, штат Техас. Я мог часами сидеть и слушать дедушкины истории о его приключениях в других странах, о людях, обычаях и языках, о том, как можно выжить без гроша в кармане, не имея ничего, кроме смекалки. Дед рассказывал мне об отчаянных ситуациях, в которые он попадал, и о том, как он из них выбирался. Приобретенным опытом он делился со мной. Однажды дедушка подарил мне настоящее сокровище: серебряный доллар. Сокровища надо прятать, а потом находить их снова, подумал я и зарыл серебряную монету на заднем дворе, нарисовав подробную карту. Но я так и не нашел сокровища снова. В том месте, где, как мне казалось, я закопал монету, не было ничего. Может, я плохо нарисовал карту? Поиски ни к чему не привели, и я поклялся, что, когда вырасту, обязательно найду настоящее сокровище.

Суровая реальность школы основательно потрясла хрупкие границы моего мирка, в котором я превращался то в пирата, то в ковбоя. Мне пришлось учиться быть другим. В сущности, тогда одновременно существовали два меня: один для взрослых, облеченных властью, и другой - для сверстников. Мечты о секретных знаниях, магии и скрытых сокровищах пришлось скрывать как от взрослых из-за угрозы наказания, так от сверстников из-за боязни насмешек. Я постепенно втянулся и начал вести жизнь образцового школьника, спортсмена и гражданина Америки. Мама хотела, чтобы я стал президентом, но подозревала, что в этом случае стране не миновать диктатуры, и потому остановила свой выбор на профессии юриста. Отец хотел, чтобы я стал врачом, но его надежды развеялись как дым, когда однажды я выразил желание посмотреть, как он проводит простую хирургическую операцию, и упал в обморок при первом виде крови.

Шли шестидесятые годы. Америка уже пережила убийства Дж. Ф. Кеннеди и Мартина Лютера Кинга, погромы на расовой почве и вьетнамскую войну, а я обнаружил, что вырос, но так и не нашел ответов на многие свои вопросы и так и не узнал, где их искать. Я превратился в отщепенца. Мне было душно жить в комфортабельном мирке буржуа. Вместо того, чтобы благодарить Бога за то, что Он даровал мне достаток, я все время сомневался в необходимости подобного достатка. Я больше не мог мириться с реальностью, с которой встречался каждый день. На ощупь она была тонкая, как бумага, и сквозь нее было видно что-то другое. Мой ум стал восприимчив и позволял замечать хаос сквозь прорехи жизни, хаос, скрытый за порядком и внешней красотой. В это же самое время я обнаружил, что отличаюсь как от собственных представлений о себе, так и от представлений других людей. Настоящий я был где-то далеко, похороненный под ворохом масок, и нуждался в том, чтобы найти дорогу обратно.

Я чувствовал себя таким маленьким в огромном мире. Но Беверли Хиллс, со своим вечным обещанием богатства, славы и блеска, был слишком мал даже для меня. Я желал чего-то большего, чего-то, что не поместится на экране телевизора или даже на 70-метровом экране автомобильного кинотеатра на открытом воздухе, чего-то настолько колоссального, что не поместилось бы даже в двадцатом веке. Я хотел найти Истину. Уже тогда я понимал, что к хаосу надо стоять лицом и что Истину нужно услышать. Я знал, что для этого потребуется долгое путешествие, путешествие от Того к Другому, от мирского к священному...

ГЛАВА 1

Солнце уже давно встало над горизонтом, а трехпалубный пароход все еще продолжал медленно огибать изрезанное побережье Индии, осторожно пробираясь меж флотилий бесчисленных рыбачьих лодок и мелких суденышек. Морское путешествие из Карачи в Бомбей должно было стать последним отрезком шестимесячного пути по суше, исходная точка которого лежала в Амстердаме. Долгое странствие вело меня в место, которое станет вскоре моим новым домом.

Самый дешевый билет третьего класса позволял сесть на судно, но не давал права ни на каюту, ни на койку, ни даже на место на скамье. Надо было самому найти крохотное пространство на многолюдной палубе, чтобы с трудом втиснуть туда свой соломенный коврик или одеяло. Вскоре после погрузки две верхних палубы стали похожи на ковры из разноцветных лоскутов, поверх которых колебалось людское море.

Как только я взошел на палубу парохода, молодой немец по имени Сиги взял меня под покровительство и отвел в самый дальний уголок. Там размещалась «касба», участок палубы, разделенный пастельного цвета шелками на проходы и маленькие уединенные пространства. В этом пахнущем благовониями убежище размещались иностранцы.

Мы были пилигримами, беженцами, детьми революции, приехавшими сюда из самых разных концов света: из Северной и Южной Америки, Азии, Среднего Востока и Европы. Во всех городах, начиная со Стамбула, и далее, в Анкаре, Конье, Тебризе, Тегеране, Машаде, Герате, Кандагаре, Кабуле, Пешаваре, и, наконец, Карачи, мы узнавали друг друга с первого взгляда. Мы ехали в одиночку, группами и кланами, совершая великое паломничество. Куда? Домой, к Свету, так, по крайней мере, нам тогда казалось.

«Остерегайся воров, - предупредил мой новый приятель, когда мы стали расстилать коврики на самом краю маленькой колонии. - Один из нас всегда должен присматривать за вещами. А то не углядишь, и один из этих французов...»

«Пардон, - сказал парень с гладкими черными локонами, одетый в широкое ярко-оранжевое одеяние. Быть бы ему мушкетером из знаменитого романа Дюма, если бы экзотический внешний вид не дополняли арабские шлепанцы с загнутыми носами в стиле «Сказок тысячи и одной ночи». Из-за плеча юноши выглядывало несколько девушек. - Вы в первый раз едете в Индию? - поинтересовался он и представился: - Я - Картуш. Можно нам присоединиться к вам?»

- А откуда такое... - начал я.

- Имя? Египетское, - ответил он, - мой отец родом из Северной Африки, а мать родилась во Франции.

И на урду, который показался моему несведущему уху безупречным, Картуш принялся указывать пакистанским носильщикам-кули, куда положить сумки, затем поторговался с ними, потом, видимо, пошутил, потому что носильщики рассмеялись, и, наконец, расплатился.

- Мы решили проделать это путешествие с духовными людьми, - объяснил Картуш тот факт, почему они передвинулись из итальянского сектора сюда. Укладывая свой коврик рядом с моим, он сказал: - Кажется, мы раньше встречались. Может, в прошлой жизни?

Мужчина, одетый в зеленую афганскую робу, подошел к нам и стал что-то рассерженно втолковывать Картушу по-итальянски, на что тот не менее эмоционально возражал. Как только человек ушел, Картуш перестал хмуриться и, улыбаясь, заметил по-английски:

- Я сказал, что ему лучше удалиться, если он и дальше хочет быть привязанным к материальному миру.

Сиги подозрительно взглянул на него:

- А почему итальянцы заставили тебя оттуда уйти?

- Они принадлежат к зеленым, - ответил Картуш, а потом пояснил, - ну, понимаешь, к мусульманам. Они посчитали, что индуисту рядом с ними делать нечего. После посещения святых суфийских мест эта группа сразу отправится в Гоа.

- А я не буду никуда сворачивать и сразу поеду в Гоа, - сказал Сиги. - Переночую в бомбейском «Карлтоне», и утренний пароход доставит меня прямиком в рай.

По словам немца, в Германии его ожидали одни проблемы, и он не собирался возвращаться на родину в ближайшие несколько лет.

«Такое впечатление, что все на этом пароходе мечтают попасть в Гоа», - подумал я.

- Вот из-за этого весь сыр-бор и разгорелся, - глаза Картуша заблестели, когда он вытащил из наплечной сумки еще одну сумку, а из той еще одну, меньшего размера, из которой Картуш с великим почтением извлек маленькую статую бога Шивы, завернутую в красный шелк - Сделана в долине Сват* (Долина Сват находится в Пакистане, в районе, который считается местом зарождения двух религий: индуизма и буддизма (Прим. пер.), ей не меньше тысячи лет, - объяснил он. - Этот парень хотел заплатить мне за нее сущую безделицу, а ведь он даже не индуист!

- Я найду неплохую хибарку на берегу, - продолжил Сиги, аккуратно помещая ценные вещи под свернутую одежду.

- А я хочу отыскать ледяной дворец Матери Мира, в котором гостят боги и богини, - промурлыкала из-под вуали одна из девушек, пришедших вместе с Картушем. Кажется, она была без ума от своей идеи.

- А ты, друг мой? Куда отправишься ты? - заразительно улыбнувшись, Картуш обернулся ко мне.

Некоторое время я пребывал в нерешительности от изобилия лежавших передо мною возможностей, словно ребенок, только вошедший в парк развлечений, а затем пробормотал:

- Не знаю. Может быть, в Гоа... Но я ищу... Хочу найти что-то, что мы утеряли на Западе... Наверно, я тоже приехал в Индию, чтобы посходить с ума!

- Что, в твоем, э-э-э, Сан-Франциско недостаточно весело? Ты вроде оттуда приехал? -спросил он, удивленно подняв брови.

- Ну, можно сказать, что меня сюда притянуло, - усмехнулся я.

- Да, так было со всеми нами, - согласился Картуш. Его юное лицо контрастировало с неожиданно мудрыми глазами. На вид ему было лет двадцать - двадцать два, то есть чуть больше, чем мне, но при этом Картуш был полон такого достоинства и внутренней зрелости, словно был по меньшей мере на двадцать лет старше.

Поучившись в университете, я бросил его. Я задавал преподавателям вопросы, ответы на которые они не хотели или не могли дать. У меня были совсем не такие представления о жизни, как у остальных студентов. Они, быть может, были незрелыми и неполными, но оттого не менее притягательными для меня. Я перестал верить преподавателям, но не потерял веру как таковую. Я стал считать идею Божественного предначертания сплошной ложью. Я мечтал присоединиться к индейцам, но, к сожалению, они давно вымерли...

- Откуда ты родом? - спросил я Картуша.

- Из Парижа, - ответил он.

- Ты был там в мае, когда началась революция хиппи?

- Нет, я был вместе со своим гуру на Кумбх Меле, самом большом духовном собрании в мире. Настоящая революция состоит в том, чтобы изменить себя, а не общество. Если получится у тебя, тогда получится и у общества. Тяга к деньгам разъедает этот мир изнутри, но надеяться на победу в войне на материальном плане нет смысла. Поиск Истины - это единственное решение.

Большинство молодежи не видело никакой связи между политикой, духовностью и образом жизни. В основе своей мы были наивными идеалистами. Я сказал Картушу, что хочу найти в Индии такое сокровище, которое сделало бы этот мир лучше.

- Лучше? - переспросил Картуш. - Для кого? Ты хочешь опустить рай на землю или поднять землю до небес? Если ты стремишься ко второму, впереди тебя ждут одни разочарования. Достаточно вспомнить Карла Маркса. А мои друзья, которые совершили революцию в 1968, когда-нибудь станут во главе Франции, но все равно ничего не изменится.

Картуш много путешествовал и дважды пересек экватор. Он был уверен в себе и выглядел заслуживающим доверия человеком. Картуш так хорошо знал Индию, что я попросил его составить список мест, которые стоило бы посетить.

- Это пустая трата времени, - сказал Картуш в ответ на эту просьбу. - Нужные места сами тебя найдут, это же Индия.

- А ледяной дворец? - спросил я, чувствуя себя немного глупо. - Он действительно существует?

- Конечно, - ответил он, - но ты не сможешь туда попасть. Иностранцев туда не пускают. Дворец находится в Гималаях, внутри так называемого внутреннего круга. Это место находится слишком близко к Китаю, я думаю, что они боятся шпионов.

- Ты был там? - спросил я.

- Нет, но я пытался. Меня поймала полиция и спустила вниз с горы. Мой гуру сказал, что, если бы я встретил его там, он дал бы мне магический эликсир бессмертия.

Маленькая группа, слушавшая наш разговор, постепенно разбрелась. Мы остались вдвоем, глядя на плывущую по небу луну. Картуш рассказал мне еще несколько потрясающих историй о собственных приключениях в Индии. Насколько я помню, тогда я был очарован тем, что называлось «оккультизмом», мечтал встретиться с настоящими шаманами и магами. Я верил в их существование, но все же нуждался в доказательствах, хотел отыскать старинные манускрипты, в которых содержались бы тайные знания, мантры и заклинания.

Однако, на самом деле, все это было лишь внешним слоем моих желаний. В глубине я отчаянно желал найти ответы на свои «опросы. Вопросы о смысле жизни, о смерти, жизни после смерти, Истине и многих других, не столь ясно сформулированных вещах, которые не давали мне покоя с тех пор, как я впервые попробовал психоделики. В Америке я не смог найти себе Дона Хуана*, который бы вел меня по Пути, и потому читал все подряд: Упанишады, Веданту, книги по теософии. Прочитав их, я понял лишь одно: ответы на свои вопросы я смогу найти в Индии.

- Не стоит попусту тратить время на поездку в Гоа, чтобы потусоваться там с хиппи. В Индии есть настоящие мастера, которые учат Пути и помогают найти и понять свою истинную природу. Первая вещь, которую тебе надо узнать прежде чем ты начнешь поиск, это то, что никакого поиска не нужно, ты уже там, куда надеешься прийти, но, чтобы обнаружить это, требуется время. Поэтому, помня об этом, отправляйся на поиски, - сказал Картуш.

- Откуда же мне начать? - спросил я.

- Эй, просветление - вовсе не то, что требует особого времени и места. Возможность трансформировать сознание есть прямо здесь и сейчас. Но я все же дам тебе пару адресов, - ответил он.

Картуш нарисовал санскритскую букву Ом сверху одной из страничек моего дневника, объяснив, что этот символ принесет мне удачу в поисках. Затем он написал названия некоторых храмов и святых мест, а также имена нескольких настоящих гуру. Он объяснил, какие из храмов посвящены Богине Матери, какие - Шиве, и какие - синекожему богу Кришне. Картуш кратко рассказал о мастерстве различных Учителей и их требованиях, включая Сатья Саи Бабу, который помнил свои прошлые жизни и мог материали-зовывать предметы прямо из воздуха, а затем написал мне имена и адреса нескольких садху дав им попутную характеристику.

Последним он написал имя садху, живущего в Раджастане.

- Хари Пури Баба следит за современностью больше остальных, - заметил Картуш. - Он говорит по-английски, а мой баба нет. Я обучался у гуру традиционным способом, на хинди и санскрите. Однако, говорят, что Хари Пури Баба -«гьяни», знающий. Будто он умеет читать мир как книгу, - Картуш засмеялся. - Может, ты предпочтешь следовать Пути на родном языке. Вот бы они все говорили по-английски, верно?

Временами мой новый друг мог быть очень саркастичным. Ему было трудно скрывать пренебрежение по отношению к англо-американской культуре. Картуш был духовным Че Геварой даже в большей степени, чем я в то время понимал. Он ясно дал мне понять, что для того, чтобы пережить настоящие ощущения, придется стать индусом до мозга костей, и предложил сразу же по приезду в Бомбей купить «Универсальный самоучитель хинди».

ГЛАВА 2

Сжимая в руке дневник и паспорт, закинув на плечо маленькую турецкую расшитую сумку, в которой лежали все остальные мои пожитки, я сошел по трапу в новый мир, мощь которого сразу же поразила меня до глубины души. Я никогда не видел такого количества людей на таком маленьком пространстве. Меня окружали цвета, которых я раньше даже представить себе не мог. Вокруг были необычные запахи, необычные звуки. Посвсюду кипела беспрерывная деятельность. Я застыл с открытым ртом, пытаясь понять, куда мне идти. Вот бы нырнуть безрассудно в круговерть цветов!

Однако вместо этого мне пришлось медленно пробираться сквозь плотную толпу мужчин в белых тюрбанах, белых рубашках и штанах, мимо женщин, одетых в сари всех цветов и фасонов, ведущих под руки своих молодых застенчивых сестер или несущих на руках голопузых младенцев. Простояв в длинной очереди на паспортный, а затем таможенный контроль, я вырвался на улицу и был сразу окружен подозрительными личностями, одновременно кричащими: «Велорикша!», «Дешевый отель!», «Такси!», «Деньги, поменяю деньги!», «Гашиш!», «Гадаю по руке»», «Дешевые билеты!», «Лучший портной»», и, наконец, «Он исполнит любое ваше желание».

Я взглянул на карточку, которую протягивал мне обладатель последнего предложения. На ней был запечатлен неряшливый мужчина с короткой белой бородой, одетый в длинную белую рубашку.

- Баба, - сказал человек прежде, чем остальные претенденты на мое внимание оттолкнули его в сторону.

- Баба, - повторил я самому себе.

Мне понравилось, как звучит это слово. В нем было очарование примитивного ритма. Несмотря на то, что я не очень понимал, что оно значит, само его звучание отзывалось во мне. Похоже на французское «папа»*, но мягче, глубже и в то же время сильнее. Я знал о Мехер Баба, чья обаятельная улыбка была запечетлена в песне «Don't Worry, Be Happy», видел изображения бородатого Мустан Баба на постерах, которые висели на стенах Хайт-Эшбури (Хайт-Эшбури - район города Сан-Франциско, ставший центром культуры хиппи в 60-х и 70-х годах (Прим. пер.) в середине шестидесятых, и читал о нестареющем Бабаджи в «Автобиографии йогина» Парамахансы Йогананды. Фотография, которая так и осталась у меня руке, пока казалась мне талисманом и знаком судьбы одновременно.

Я поменял последние двадцать долларов на рупии и, чтобы растянуть столь жалкую сумму, стал путешествовать автостопом, пешком и даже зайцем на поездах, откуда меня пару раз вышвыривали кондукторы. Я спал в храмах и ашрамах, на полу железнодорожных станций и ел все, что мне предлагали. Я посещал святые места, исторические памятники и города, забирался в горы и джунгли. Однако из всего увиденного больше всего меня удивляли обычные люди, их открытость, гостеприимство, любопытство и щедрость. Я начал любить эту землю и людей, которые здесь жили.

Я познал эйфорию полной свободы, ощущение неограниченных возможностей. Воображение превращало меня то в цыгана, то в арабского сарацина, то в махараджу. Довольно скоро я сменил тесные туфли на шлепанцы с загнутыми носами, брюки на полосатые широкие штаны, а рубашки на длинную сорочку «куртас», подол которой доставал до колена. Я стал завязывать свои длинные светлые волосы в пучок Время шло и мои одежные фантазии стали постепенно превращаться в реальность, я сменил шлепанцы на сандалии, а затем вовсе начал ходить босиком. Штаны уступили местному варианту саронга «лунги», на голове появился легкий тюрбан для защиты от палящих лучей солнца, жара заставила меня снять сорочку, и я стал ходить с обнаженным торсом.

Индия стала воплощением мечты, сном наяву, убедительнейшим фильмом, рожденным душами людей. Это была хорошая мечта, наполнявшая меня счастьем узнавания. Все, что я здесь видел, отличалось от обычного образа жизни дома, но я знал, что здесь так все и должно быть. Именно это узнавание смягчало безумное разнообразие здешних красок, звуков и лиц.

Как только я приехал в Индию, я тут же признал ее, как с первого взгляда признают кровного родственника. Где-то глубоко внутри меня уже жили образы, соответствовавшие увиденному здесь. Позднее я понял, что они были рождены картинами, которые рисовали путешественники-европейцы, приезжавшие на Восток в девятнадцатом веке. Например, это куполообразное строение, - я уже видел его на картине художника Деламана. Это «дарга», усыпальница суфийского святого. Бродя по маленьким улочкам мусульманского квартала, я искал водоноса, зная, что никогда не выпью воды, которую он продает, иначе не избежать дизентерии. Но все же я хотел бы его повстречать.

Моя мечта о Востоке подкармливались этими и другими образами, уже добрую сотню лет проникавшими на Запад. Они постепенно пропитывали западную литературу, культуру и кинематографию, поэтому я был готов к ним. Я был готов как к чувственному, так и к духовному, как к ужасающему, так и к несущему наслаждение и мощную энергию. Все эти переживания были обещаны мне всем тем, что я узнал об Индии дома. В моей голове бродили мысли о мире обычном и гиперфизическом, о понятиях «То» и «Другое», я неизбежно пытался разложить по полочкам впечатления об Индии, дать им какие-то определения.

Тогда я не мог понять, что прямо под моими ногами лежит совсем другая Индия, сильно отличавшаяся от моей мечты. Я не знал, что мое представление об Индии было больше связано с Америкой и ее восприятием других культур, чем с этой необыкновенной землей.

Но постепенно эта страна стала раскрывать передо мной географию своих священных просторов. Горы оказались не грудами мертвых камней, но живыми существами - богами и мудрецами. Реки стали богинями. Я начал различать знаки присутствия этих могучих существ в великолепных проявлениях природы. Как бы мы узнали о великих силах, сокрытых во Вселенной, о взаимопроникновении миров, если бы не знаки, отмечающие подобные места? Длинные мифы, передающиеся из уст в уста, объясняют священную топографию людям. Услышанные мною мифы часто противоречили друг другу, что меня несколько смущало, но не умаляло очарования услышанного. Я обнаружил, что на свете есть люди, способные читать загадочный язык мира, полного скрытых сфер, знаков и существ так же легко, как мы читаем книгу.

Я начал свое путешествие без путеводителя и карты, не имея никакого представления о местной географии. Страницы дневника, начатого еще в Амстердаме, быстро заполнялись именами людей, названиями мест и впечатлениями об увиденном и услышанном. Куда бы я ни отправился, идя спать, всегда клал дневник себе под голову и каждый вечер перечитывал записи, пытаясь понять, где же находится то, что я ищу. Что это было: место ли, человек или ключ, благодаря которому я научусь понимать тайный язык, я не знал. Поэтому сведения, данные Картушем, стали путеводителем в моих скитаниях. Я двигался на юг, к месту, называемому тогда Тривандрумом, а сейчас переименованным в Тируванатапурам, а затем стал заворачивать на север, к Гималаям.

Стоило мне услышать о каком-то храме или святом человеке, как я, не раздумывая, сразу же отправлялся туда. Я побывал в Путтапарти, чтобы увидеть Сатья Саи Баба, посетил Ганешпури, чтобы встретиться с Баба Муктананда, Ришикеш - ради встречи с Татвала Баба, Варанаси - ради Нилаканта Татаджи и Ананды Майи Ма. Был я и в других примечательных местах. Все встреченные мною святые производили огромное впечатление, в особенности Ананда Майи Ма, настоящая богиня, воплотившаяся в человеческом теле. Все они говорили о познании себя и Истины, и в их словах было что-то очень знакомое, созвучное тому, что я уже знал. Каждый раз я спрашивал самого себя, хочу ли стать учеником этого человека, но ответом было «нет», и я продолжал свой путь, не задерживаясь нигде больше одного дня. Я собирал благословения, но, несмотря на их подлинность, ни одно из них не достигло самой глубины моего сердца, а ведь именно этого я искал. Кроме того, в ашрамах я чувствовал себя чужаком.

Я говорил себе, что встречаемые мною конфликты и раздражающие вещи были лишь необходимой долей острых специй в моей жизни. Грязь, попрошайки и жулики не противоречили моей мечте, а, наоборот, усиливали ее. На улицах и в ашрамах ко мне подходили разные личности. Они знали мои мечты и собирались помочь мне. «Все, что пожелаешь! - говорили они. - Заплати за вход и десять процентов нам. Всего лишь пару долларов...»

Встречая святых людей в храмах, на дороге и даже на автобусных остановках, я чувствовал в их глазах глубоко проникающую в меня силу. Эта сила звала меня к себе, как мать зовет потерявшегося ребенка. Временами эти люди со спутанными волосами и длинными бородами, спускающимися на грудь, знакомились со мной, поили чаем и вместе курили. Иногда это была мариухана, называемая здесь «ганджа», или гашиш, «чарас», всегда смешанные с табаком и помещенные в расширяющююся кверху цилиндрическую глиняную трубку-«чилим».

Я научился называть этих аскетов садху или саньясинами. Закутанные в ткань цвета охры в знак своего самоотречения, они были похожи на богов, изображения которых я видел в храмах. Люди кланялись им до земли, прикасались к ногам и предлагали сладости, цветы и деньги. Однако, несмотря на все это, я чувствовал, что это маргиналы, гордящиеся своей независимостью от общества, отщепенцы, живущие по совершенно иным правилам. Я чувствовал свое родство с ними: также как и они, я вышел за рамки своего общества, и правила потеряли для меня какой-либо смысл. Мои цели отличались от тех, к которым стремился мой народ.

Обладание особым знанием наполняло сердца садху гордостью. Их глаза блестели, привлекая меня своим магнетизмом. Однако между нами все же была большая разница: они Знали, а я -нет. Казалось, что все они обладают каким-то секретом, и мне очень хотелось узнать его. У моего ума не было категорий, к которым можно было бы отнести этих людей, больше принадлежавшим легендам, чем реальности.

Я узнал, что садху и саньясины живут в храмах, пещерах, крытых соломой хижинах и в ашрамах. Иногда они проводят всю жизнь, бродя по горам и джунглям. Они практикуют разные духовные практики и дисциплины, которые называются садхана (отсюда и пошло слово «садху») или йога. Садху, который провозглашал свое самоотречение от всего мирского, проходил какой-то мифический и ужасающий ритуал, после которого его начинали звать «саньясин», или «тот, кто отказался от всего».

Встреченные мною во всех уголках Индии садху поклонялись Шиве, великому индуистскому богу-аскету. Они стремились во всем подражать его образу жизни. Я начал замечать этого бога повсюду. На рисунках, постерах и статуях Шиву изображали как длинноволосого слегка женоподобного мужчину с тремя глазами и кожей цвета пепла. Вот он сидит на шкуре тигра, погруженный в глубокую медитацию. Два глаза подняты к небу, а третий закрыт. На шее бога устроилась кобра, а в волосах - месяц, из которого изливаются воды реки Ганг или Ганги, как ее называют местные жители. В одной руке Шива держит трезубец, с зубцов которого свисает двусторонний барабанчик Великий бог странствует на великом быке Нанди по всем трем мирам, раю, Земле и аду, в облике обнаженного аскета, погруженного в экстатическое блаженство. Он и есть «баба-основатель», самый первый баба, появившийся на Земле.

Наши рекомендации