Первые суждения о происхождении дощечек в советской печати

Впервые в советской научной печати на имя возможного древнего автора дощечек указала палеограф и языковед Лидия Петровна Жуковская (в то время кандидат филологических наук) в своей статье 1960 года. Она тогда написала буквально следующее:

"(...) Содержание дощечек, язык и письмо их, а также имя Влес (Волос) позволяют предположить, что указанные дощечки являются одной из подделок А. И. Сулакадзева, возможно, именно теми буковыми дощечками, которые уже более ста лет назад исчезли из поля зрения исследователей". В рукописи АИ. Сулакадзева "Книгорек" (т. е. каталог) имеется следующее указание на дощечки, находившиеся в его собрании: "Патриарси" на 45 буковых досках Ягипа Гана смерда в Ладоге IX в.".

То есть она процитировала каталог А.И. Сулакадзева "Книгорек", где и было дано имя "Ягилы Гана". Впрочем, она его имя прочитала искаженно, как "Ягипа". Здесь она следовала своим источникам, весьма поверхностной и тенденциозной статье одного мемуариста XIX века А.Н. Пыпина.

Но, скорее всего, это ложное чтение либо просто опечатка, ибо такого имени не существует. Потом уточнил написание известный археолог, академик, доктор исторических наук A.Л. Монгайт.

Жуковская, выдвигая свою гипотезу о родстве рукописей, приписываемых Ягиле, и дощечек Изенбека-Миролюбова, опиралась на работу академика М.Н. Сперанского, опубликованную незадолго до этого в "Проблемах источниковедения" (вып. V, 1956).

М.Н. Сперанский рассказал об удивительной коллекции древних славянских рунических книг из собрания известного в XIX веке антиквара и ученого А.И. Сулакадзева. И, кстати, если внимательно прочитать работу М.Н. Сперанского, то видно, что его отношение к собранию рунических рукописей А.И. Сулакадзева было вполне уважительным, заинтересованным, ибо он указывал и на многие подлинные документы, принадлежащие антиквару. Он только повторил нелепые слухи о А.И. Сулакадзеве, но ничего не утверждал, ибо, не проведя экспертизу пропавшего собрания, нельзя было делать и определенных выводов.

Прочтя работу М.Н. Сперанского об А.И. Сулакадзеве, Жуковская впервые сопоставила указанную в каталоге Сулакадзева рукопись "Патриарси" на 45 буковых дощечках и описанные Миролюбовым "дощьки".

Но по неизвестной причине причислила сего ученого к "обвинителям" А.И. Сулакадзева, хотя он не был в курсе проблемы, о чем и писал в своей статье.

И главное: как можно "за глаза" обвинять в подделке антиквара, не изучив его собрания? Ведь ни Л.П, Жуковская, ни М.Н. Сперанский, ни до него А.Н. Пыпин не изучали руническое собрание А.И. Сулакадзева, а только пересказывали слухи о нем. Однако с каких пор пересказ слухов заменяет научное исследование?

Такое обвинение, по сути, и является заведомой фальсификацией. По нашим сведениям, сии строки в отзыве Л.П. Жуковской принадлежат не ей, ее принудили дать такой отзыв "вышестоящие" инстанции, в том числе и редакция журнала "Вопросы языкознания". И, на мой взгляд, пора уже не считать подобный "скептицизм" признаком научной добросовестности.

Заслугой же Л.П. Жуковской можно по праву считать обнаружение имени автора "Книги Велеса".

Среди советских ученых эту идею потом подхватил и развил А. Л. Монгайт. Вначале об этом он сообщил широкой общественности в статье, вышедшей в очень популярном тогда журнале "Наука и жизнь" (1968, № 6).

А затем он эти мысли повторил и в своей книжке "Надпись на камне" (М., 1969). К тому же он опубликовал и фотографию самой "дощьки" из памятника. И потому, несмотря на "разоблачительный" тон его статей, интерес к памятнику стал с тех пор неуклонно расти.

Вот что писал А.Л. Монгайт тогда о А.И. Сулакадзеве, его собрании в связи с обнаружением "Книги Велеса":

"Вполне обеспеченный человек, он собирал старину и редкости, был начитан в области истории и археологии. Чаще всего Сулакадзев1 не фабриковал рукописи целиком, а сочинял приписки к подлинным старинным рукописям. Суть таких приписок была в том, чтобы снабдить рукописи точной датировкой и при том отнести ее как можно к более древнему периоду. Другая задача - с помощью приписок подтвердить свои псевдонаучные труды...

Деятельность Сулакадзева началась, очевидно, еще в конце XVIII века. Во всяком случае, в первом десятилетии XIX века он был уже известным коллекционером, обладателем целого ряда "редкостей" и большой библиотеки. Его музей осматривали А. Н. Оленин, Г. Р. Державин. Как собиратель он был известен Павлу I и Александру I.

В довольно большой библиотеке Сулакадзева хранилось около 290 рукописей, среди которых были и ценные и подлинные.

(...) Среди его подделок наиболее известны две: "Боянова песнь Славену" (иначе "Гимн Бояна") и "Перуна и Велеса вещания". Обе они привлекли внимание Державина, который попытался было перевести их на русский язык. Но дело это оказалось немыслимым уже хотя бы потому, что они представляли какой-то бессвязный набор слов. Один из историков писал даже, что Сулакадзев употреблял в подделках "неправильный язык по незнанию правильного, иногда очень дикий". И тем не менее это не мешало автору подделки рекомендовать свое произведение - "Боянову песнь", например, - как "предревнее сочинение от 1-го или 2-го века".

(...) Как это ни удивительно, но нити сулакадзевских подделок протянулись в наши дни, и спустя полтора века нам явилось его "изделие" или "изделие", до такой степени похожее на то, что делал Сулакадзев, что он, несомненно, является "духовным отцом" этой подделки.

В 1954 году в журнале "Жар-птица", издающемся русскими эмигрантами в Сан-Франциско, началась публикация статей о вновь найденном письменном документе, касающемся истории Руси VII - VIII веков, то есть на 200 - 300 лет старше, чем наиболее древние памятники славянской письменности.

(...) Историю этой фальсификации еще предстоит выяснить. Но при том, что известно сейчас, можно предположить следующее: вряд ли подделывателем был Изенбек. Он не был заинтересован в такой подделке и не обладал даже теми минимальными знаниями, которые нужны были фальсификатору.

Вероятнее всего, в его руках были одна или несколько дощечек "работы" Сулакадзева. Все остальное - дело рук Миролюбова, продолжившего начатую Сулакадзевым подделку. Миролюбов еще в 1925 году хотел писать эпическую поэму о "Святославе Хоробре", но не мог найти нужных материалов, а по его словам, ему нужен был "язык эпохи". Вот он и нашел. Миролюбов пишет: "У меня рукопись не вызывает сомнений в ее подлинности. Другое дело - отношение к тексту "авторитетов". Эти люди всегда подозревают все".

Может быть, мои подозрения в отношении Миролюбова и несправедливы. Возможно, что к нему попали подделанные Сулакадзевым буковые дощечки, которые уже более ста лет назад исчезли из поля зрения исследователей.

В рукописи А.И. Сулакадзева "Книгорек" (то есть каталог) имеется указание на дощечки, находившиеся в его собрании. "Патриарси. Вся вырезана на буковых досках числом 45 и довольно мелко: Ягила Гана смерда в Ладоге IX века, о переселенцах варяжских и жрецах и письменах, в Моравию увезено".

Предположение А.Л. Монгайта, о том, что его подозрения в отношении Ю.П. Миролюбова "несправедливы", полностью оправдалось хотя бы потому, что за пять лет до того, как Миролюбов встретился с Изенбеком и увидел "дощечки", они, по-видимому, уже были известны в Белграде и изучались потом в Брюсселе.

Да и дело даже не в этом: если бы Ю.П. Миролюбов или кто иной из наших современников заявил, что именно он "автор", то ему не следовало бы верить, ибо невозможно "из головы" воссоздать великую культуру, религию, тысячелетнюю историю, наконец, язык целого народа, ушедшей цивилизации. Для этого должны трудиться поколения величайших мыслителей. И невозможно дважды войти в одну и ту же реку жизни, воскресить ушедшее, даже гению.

Разумеется, и подозрения в отношении А.И. Сулакадзева также несостоятельны. Это впоследствии признали даже такие "антивлесоведы", как Л.П. Жуковская и О.В. Творогов. К тому же здесь А.Л. Монгайт повторяет слова академика М.Н. Сперанского о том, что в собрании А.И. Сулакадзева были рукописи "подлинные и ценные" (иных и не известно). Другие же замечания мало что стоят, они только вредят имени самого ученого. Но среди "антивлесоведов" особняком стоит А.Л. Монгайт, его безусловная эрудиция, а также то, что он широко обнародовал имя автора "Книги Велеса" Ягилы Гана (и даже уточнил его написание).