Часть первая Зараженная кровь 6 страница

И тогда Аж побежал. Не выбирая направления, просто подальше от всего этого кошмара. Никогда в жизни он так не бегал.

Ему повезло. Он мог бы сослепу влететь в самую чащу, и тогда оно уж точно добралось бы до него и покончило с ним. Но, когда парень уже начал выбиваться из сил, когда во рту стало солоно от крови, поднявшейся из надорвавшихся легких, темень впереди него стала таять. Деревья расступились, и парень, вырвавшись на лесную опушку, в изнеможении упал в траву.

Но тут же вскочил снова. В ушах его все еще стоял хриплый рев, глаза все еще видели неясный, но оттого еще более пугающий громадный силуэт. Надо было двигаться дальше. Ни за что нельзя было останавливаться. Чудовище отстало, да. Но теперь Ажа подстерегала новая опасность – не менее ужасная. Требовалось добраться до тех, кто сумеет помочь. Сейчас Аж сам себе помочь не мог… Эта рана…

Впереди на холмах мерцали огоньки деревенских домов. Всхлипывая и шатаясь, крестьянин побрел на свет этих огоньков. Левой руки он не чувствовал вовсе. Левая часть спины онемела. Левая нога – та самая, искривленная от рождения – все подламывалась. Ажу казалось, что он облит собственной кровью от макушки до пяток. Почти уже войдя в деревню, парень едва удерживал сознание – у него кружилась голова, а к горлу то и дело подкатывала тошнота. Залаяли, завизжали и завыли деревенские собаки, словно почуяв приближение чужака. Они прекрасно знали Ажа, но, видно, тот нес с собой вонь чудовища…

Крестьянин постучался в первый же дом, но к тому времени настолько обессилел, что даже не понял, кому этот дом принадлежит. Ему открыли. Бородатая изумленная физиономия мутно замаячила перед парнем.

– Огня… – захрипел Аж. – Огня…

Он ввалился в дом и все-таки упал. Кто-то что-то говорил ему, но смысла слов пострадавший разобрать не мог. Кто-то наклонился над ним и, вероятно разглядев его рану, вскрикнул от ужаса и отвращения.

– Огня… – стонал Аж. – Огня!.. – молил он, силясь, чтобы его поняли.

И его поняли.

В доме подожгли смоляной факел. Потом охваченное трескучим пламенем оконечье коснулось раны на плече Ажа. Странно, но боли он не почувствовал. Раздалось шипение. Почуяв вонь горелого мяса – своего собственного мяса, – Аж, наконец, лишился чувств.

Четверо всадников ехали по высокому речному берегу – вдоль по течению, туда, где далеко-далеко на горизонте широкое русло реки изгибалось и пряталось за хмурую тучу леса. День клонился к закату. Раскаленное солнце медленно опускалось в потемневшую воду и, казалось, вот-вот зашипит.

Всадники ехали небыстро и друг подле друга – цепью. Это позволяло им, всем четверым, вести разговор, не слишком напрягая голос.

– Ты говоришь, брат Герб, эльфы так же подвержены страстям, как и люди, – произнес Кай. – Но разве допустимо жертвовать жизнями тех, кого оберегаешь и о ком заботишься, ради своего личного сиюминутного желания?

Ехавший по левую руку от Кая седобородый рыцарь в доспехах, щетинившихся шипами, усмехнулся.

– Брат Кай, – сказал он. – Тебе посчастливилось попасть на Туманные Болота в юном возрасте. Понятие Долга вошло в твою плоть и кровь раньше того, как ты успел узнать, что страсть может накрепко пленить разум. Поверь мне, даже самые лучшие из людей могут обезуметь… от любви, ненависти, жадности, тщеславия… и прочих страстей.

– Это верно, – задумчиво подтвердил Оттар (его конь осторожно переступал копытами на самой кромке обрыва, под которым лениво набегали на бурый песок пологие речные волны), – это верно… Помню, как прибыл я из Северной Крепости в Дарбион. Ополоумел же поначалу! У нас ведь, на Ледниках Андара, житуха суровая. Дозоры по скальным ущельям, по ледяным тропам… А как море разыграется – в обе руки по крюку, только так и ползаешь, чтоб не смыло. Брызгами обдаст, обтянет тебя ледяной коркой с ног до головы… Пальцев не чуешь. Поневоле ждешь, когда из морской пучины покажется Тварь, чтобы кровь хоть немного по жилам разогнать. Это здесь, на юге, день сменяется ночью, не перепутаешь. А там: полгода темень – глаз коли. Посереет небо, ветер чуть поослабнет, значит – лето пришло. Да… И после этого – Дарбионский королевский дворец! Мягкая перина! Пива и вина сколько хочешь! И главное – бабы!.. Гх-м… – осекся верзила, искоса глянув на принцессу, едущую с другого края цепи. Лития сделал вид, что не расслышала, и северянин продолжал, несколько, впрочем, понизив голос. – Баб-то я до этого и не нюхал даже. А во дворце их – пруд пруди. И ведь сами на шею вешаются, хоть пинками отбивайся: и служанки, и кухарки, и фрейлины, и даже знатные дамы… Первые дни из постели не вылезал, про что другое и думать забыл. Точно говоришь, брат Герб, – от страсти свихнуться легче легкого. Вот, помню, схлестнулся с одной шмарой. То есть не шмарой, а графиней. Но это только одно название, что – графиня. А на деле – самая настоящая…

Тут принцесса, видимо найдя, что пришла все-таки пора заткнуть фонтан красноречия чересчур увлекшегося воспоминаниями Оттара, звучно прокашлялась. Верзила замолчал и сделал вид, что очень занят приведением в порядок перекрутившихся поводьев. Седобородый Герб довольно сурово взглянул на него, и Оттар, вздохнув, извинился перед Литией.

– Мы определяем своих врагов – как Тварей, – заговорил Кай, напряженно размышлявший все время, пока Оттар предавался воспоминаниям о сказочной жизни во дворце. – Что есть Тварь? Нелюдь, враждебная людям. Не-человек, враг рода человеческого. Когда я – вопреки правилам Кодекса – обнажил свой меч против людей, я рассуждал так: если человек встал на сторону Твари – он сам стал Тварью…

– Сражаясь против людей-магов, призывающих демонов, – продолжил за него Герб, – ты уничтожил и демонов, и магов. И гвардейцев, которых привели с собой маги.

– Я бился не с людьми, – упрямо покачал головой Кай. – Я бился с Тварями. То есть… тогда я видел перед собой Тварей, а не людей. А сейчас… глядя в прошлое… я не знаю. До сих пор не могу разобраться, прав я был или неправ.

– Людей легко запутать и обмануть, – подала голос золотоволосая принцесса. – Сегодняшним утром мы в этом очень даже хорошо убедились.

– Мне кажется, – проговорил юноша-рыцарь с седыми прядями в черных волосах, – следует отличать заблуждение от сознательного выбора.

Лицо Кая было сосредоточенным, печать внутреннего неспокойствия лежала на этом лице. И сейчас, и во время утренней битвы рыцарь выглядел так, будто самым необходимым для него было обдумать какое-то решение. Точно та мысленная битва, которая вот уже долгие дни гремела в пространстве его разума, во внутреннем его мире, была неизмеримо важнее всего, что происходит с рыцарем в мире внешнем. Вернее, не так… Очевидно, эта обезумевшая орда, напавшая на путников сегодняшним утром, не шла ни в какое сравнение с незримыми и неведомыми чудовищами, атакующими разум рыцаря.

– Человек не может становиться на сторону Твари! – вдруг сказал Герб – громко и отчетливо. Так, словно эта мысль только что пришла ему в голову. – Потому что Тварь противоположна Человеку… Потому что это невозможно. Это противно здравому смыслу. Это противоречит природе. Человек не может встать на сторону Твари. Он может лишь ошибочно полагать, что использует силу Твари для каких-либо своих целей.

– Почему – ошибочно? – живо повернулся к собеседнику Кай.

– Потому что на самом деле это Тварь использует его.

– Значит, убивая людей тогда, в сражении в городе Лиане, – я был прав?

Герб взял в горсть бороду. Подумал немного. Затем твердо ответил:

– Сейчас я полагаю, что… нет. Ты был неправ. Принимая то или иное решение, люди ошибаются так же часто, как и тогда, когда они действуют под влиянием страстей. А заблуждающихся должно – вразумлять. Но никак не убивать.

– Выходит… я все-таки нарушил Кодекс, – проговорил Кай, глядя прямо вперед, – и никакого оправдания мне быть не может.

Седобородый Герб, дернув ртом, как от внезапного приступа боли, длинно выдохнул. Потом заговорил:

– Кодекс… Условия нашей жизни на Туманных Болотах таковы, что если мы не будем соблюдать правила Кодекса… если мы даже думать начнем вразрез с правилами – Твари одолеют нас. Кодекс складывался столетиями, и он – одно из важнейших условий того, чтобы твердыня Крепости оставалась незыблемой, чтобы Твари, появляющиеся из-за Порога, не добрались до людей. Долгие века Болотная Крепость почти не сообщалась с Большим миром. Рыцари нашего Ордена несли службу близ Порога – и в Большой мир выбирались лишь изредка, по мере необходимости. Чтобы добыть что-то, чего на Туманных Болотах найти или изготовить невозможно. На этот случай Кодекс четко прописывал запреты: мы не имели права вмешиваться в дела людей, сражаться с людьми и убивать людей. Какие бы страшные душегубы ни встречались нам в пути, судить их – не наше дело, пусть они тысячу раз заслуживают смерти. Наше дело и наш Долг – защищать людей от Тварей. Лишь в крайних случаях допускалось вразумлять людей, творящих с другими несправедливость…

– Так было до тех пор, пока я – велением короля – не покинул Крепость с тем, чтобы нести службу в королевском Дарбионском дворце, – продолжил за него Кай.

– Сэр Кай сражался с людьми и убивал людей, – быстро проговорила принцесса, – но, делая это, он исполнял свой Долг. Если бы он не обнажил меча против моих врагов… кто знает, как повернулась бы тогда моя судьба. И судьба всего королевства…

– Это точно, – поддакнул Оттар. – Меня бы точно уже в живых не было, если бы брат Кай не решился тогда, во Дворце, кое-кому кишки повыпустить. А уж потом, когда мы бежали от псов Константина… Только мечом можно было проложить дорогу.

– Жить среди людей и не вмешиваться в их дела – невозможно, – сказал Герб. – Это главное, что мы поняли. Но вот – убивать… Подняв меч против человека однажды – уже трудно остановиться. Брату Каю это известно лучше, чем кому бы то ни было.

Кай опустил голову и надолго замолчал.

– Наш Долг состоит в том, чтобы защищать людей, уничтожая Тварей, – говорил Герб. – Там, близ Болотного Порога, все просто: вот враги, а вот друзья. Даже смешно предполагать, чтобы кто-то мог перепутать врага с другом. Там Тварь – всегда Тварь, а значит – враг. А человек – всегда человек. Друг и соратник. В Большом мире все совсем по-другому. И к этому сложно привыкнуть. Но мы с тобой, брат Кай, посланы сюда, чтобы изменить правила Кодекса, касающиеся службы рыцарей нашего Ордена в Большом мире. Это труднейшая задача, и, чтобы выполнить ее, нужно попытаться понять то, с чем мы раньше никогда не сталкивались.

– Это да, – нахмурился Оттар. – Братство – это одно. А обычные люди – есть обычные люди. Хрен поймешь, кто здесь друг и соратник, а кто – вражина.

– А по-моему, определить, кто перед тобой, друг или враг – несложно, – сказала Лития. – Тот, кто тебе добро делает и не ждет взамен ничего, – тот и друг.

– Это что получается, ваше высочество… – хмыкнул Оттар. – От каждого встречного и поперечного ждать добра бескорыстного? Помрешь, пока дождешься. Он же тебе нож в спину и всадит. А ежели на каждого смотреть так, будто он тебе нож в спину готов всадить, так и свихнуться недолго.

– Недопустимо делить людей на друзей или врагов, – поднял голову Кай. – Наши враги – Твари.

– Ты прав, – откликнулся Герб. Но слова его прозвучали как-то… неокончательно. Словно требовали еще какого-то дополнения, которое пока старик-рыцарь не мог уловить и ясно выразить.

И Кай ответил ему понимающим взглядом.

– Мы отдалились от темы нашего разговора, – заметила принцесса. – Говорили о Высоком Народе.

– О Высоком Народе… – эхом отозвался Герб. – Что же… Я думаю, и здесь еще рано делать выводы. Мы не знаем, чем ведомы эльфы. Какие помыслы руководят ими? Почему они вдруг стали дарить человечеству – благо?

– А я вот как понимаю, – бухнул вдруг Оттар. – Им чего-то от людей надобно. Потому они такие предобрые и стали. Ну да – они и в войне с Константином помогли, и после войны всякие услуги брату Эрлу оказывают. Только, сдается мне, пройдет время, и эльфы потребуют за все заплатить… Вот как.

Принцесса посмотрела на Оттара с некоторым удивлением. Тот приосанился в седле, точно говоря: «Да, вот я какой! А вы думали, от меня ни одного умного слова не услышите?»

– Вполне возможно, вполне возможно, – промычал в бороду Герб. – Очень здравая мысль. Давайте вспомним о том, что именно эльфы еще в незапамятные времена устроили оборону Порогов. Именно по воле Высокого Народа на трех Порогах выросли три Крепости. Именно Высокий Народ дал начало Братству Порога.

– По какой-то причине эльфы оказались неспособны сопротивляться магии Тварей, приходящих из-за Порога, – очнулся от своих раздумий Кай. – И они стали использовать в качестве щита против Тварей – людей.

– Константин, устанавливая свою власть, – поддерживая юношу, заговорил быстрее Герб, – был опасен Высокому Народу тем, что, как они предполагали, при его правлении оборона Порогов ослабнет. Поэтому эльфы и поддержали брата Эрла в борьбе против мага-узурпатора.

– Многие века назад из-за опасности ослабления обороны Порогов эльфы, наказывая людей за беспечность, истребили человечество почти полностью, – сказала принцесса. – То, что происходило тогда, очень напоминает то, что случилось не так давно. Явился выдающийся правитель, возжелавший объединить все королевства в единую Империю. Увлеченные кровавыми распрями, люди забыли о Порогах…

– И эльфы развязали Великую Войну, – кивнул Герб. – Теперь же, вместо того чтобы повторить жестокий урок, эльфы вдруг стали изо всех сил помогать людям.

Оттар, явно потерявший нить рассуждений, хлопал глазами, жалобно поглядывая то на Кая, то на Герба, то на принцессу.

– Константин повержен, – сказал Кай. – Обороне Порогов ничего не угрожает. Почему же эльфы не оставляют людей? Почему же они вдруг озаботились процветанием человечества?

– Это – вопрос… – вздохнул Герб.

– И надо еще подумать – процветанием ли озаботились эльфы? – добавил Кай.

– Погодите! – взмолилась принцесса. – Я что-то не до конца понимаю… Ведь эльфы на самом деле несут добро! По одной причине или подругой – какая разница! Главное, что они – оберегают человечество, помогают ему…

– Оборона Порогов – не единственная цель, которую преследуют сейчас наши союзники, – проговорил Герб. – Есть еще что-то… что движет ими. Еще что-то, чего я никак не могу уловить.

– Выяснив истинные цели Высокого Народа, – подытожил Кай, – мы сумеем определить: кем нам считать эльфов? Нелюдями, играющими с людьми себе во благо, человечеству во вред? Или?..

– Если они – суть Твари, – добавил Герб, – значит, они подлежат безоговорочному уничтожению. Если же нет…

– Чую дым! – вдруг громко объявил приподнявшийся в седле Оттар. – Не вижу, но чую! Ветер дует… вот оттуда, значит, костры жгут – во-он за теми холмами! – Он указал рукой на гряду невысоких холмов, лежащих к западу от реки.

– Не костры, – поправил его Кай. – Пахнет горящей сухой древесиной… и нагретым камнем. Это дым от печных труб. За холмами деревня.

– И довольно большая, – добавил седобородый Герб, втянув ноздрями сырой вечерний воздух.

Путники остановили коней. Оба рыцаря, старик и юноша, по очереди посмотрели на Литию и верзилу Оттара. Взгляды их были вроде как испытывающими. Принцесса нахмурилась. Оттар, выпятив челюсть, прикусил губу.

– Кажется… – неуверенно проговорила золотоволосая, – дрова березовые… и осиновые.

– Просяные лепешки, – усердно крутя головой и нюхая воздух, сказал Оттар. – Жареная свинина… кукурузные хлебцы… зайчатина… Что еще?.. Похлебка… из овса.

– Похлебка из проса, – снова поправил северянина Кай. – Но в остальном – правильно. Хорошо, брат Оттар! А вы, ваше высочество… Неверно. Дрова – клен и ясень.

– Это нечестно, – нахмурилась принцесса. – Я взяла на себя более сложную задачу. А по части еды сэр Оттар кого угодно за пояс заткнет.

– Это – да, – радостно подтвердил северянин. – В этом вы правы, ваше высочество. Насчет пожрать – тут мне равных нет. С самого детства приучен так: ежели что есть пожрать, так надо до конца подмести. Лопнуть, а ни крошки не оставить… В ваших краях, наверное, про Жадоеда не слыхали? – неожиданно осведомился Оттар.

– Признаться, не слышала, – сказала принцесса.

Отрицательно ответили и Кай с Гербом.

– Значит, только в моих краях эта Тварь водится, – заключил Оттар. – Мне еще мамаша про него рассказывала, когда я малой был… Видом Жадоед не человек, но и не зверюга. Тело у него – кривое поленце черное, рук и ног по две пары и все – длинные-предлинные. Он из теней, что по углам дома лежат, рождается и передвигаться может: хочешь, по полу; хочешь, по стенам; хочешь, по потолку. И на руках, и на ногах – все равно. Башки у Жадоеда нет. А есть – там, где брюху должно быть – зубастая пасть. А из той пасти язык черный свисает, тоже длинный-предлинный. Он этим языком подбирает остатки еды, которую люди не доели. А по объедкам, ровно как по следу, находит человека, который объедки эти оставил. Накидывает язык свой, как петлю, душит и в зубастую пасть утягивает. Сжирает, значит. Ух, я боялся Жадоеда, когда малой был! Да не я один, все мальцы из нашей деревни боялись. И не было случая, когда кто-нибудь из нас что-нибудь не доел… Я и посейчас этого чудища боюсь, – признался вдруг Оттар. – И не стыдно нисколько! – торопливо повысил он голос, будто ждал, что кто-то из спутников вот-вот начнет его стыдить. – Не стыдно, потому что никакой Твари, кроме этой, никогда в жизни не боялся. А уж сколько я Тварей перевидал! И перебил их сколько… А Жадоед… Я вырос давно, а все еще нет-нет да и приснится он мне.

Северянин передернул широченными плечами.

– Послушай, сэр Оттар, – сочувственно проговорила принцесса, – а Жадо… питом тебя в детстве не пугали?

– Кем? Кто? Как это? – встрепенулся северный рыцарь.

– Жадопит, – повторила Лития. – Такое жуткое страшилище, которое после каждой попойки выползает из угла и выхлебывает, что осталось в кувшинах и кружках. А потом и до самих бражников добирается, которые не допили… Наверное, все-таки пугали, – определила она. – Потому что ты, сэр Оттар, ни за что не оставишь ни в кружке, ни в кувшине ни самой крохотной капли вина.

Не дожидаясь ответа, она рассмеялась. Расхохотался и Герб. Даже Кай решил посмотреть сквозь косую трещину панциря своей озабоченной настороженности – улыбнулся.

– Ну вот, – буркнул Оттар. – Я, можно сказать, душу вам открываю, а вы ржете… То есть это вы ржете, братья, – быстро поправился он. – А ее высочество – изволит веселиться.

– Ох, сэр Оттар, – отсмеявшись, сказала Лития. – Только что вы так умно рассуждали о мотивах действий Высокого Народа, и вот – на тебе! Жадоед!

– А ежели я и на самом деле его боюсь, – проворчал северянин. – Вот так, в уме здравом не боюсь, а когда ночью привидится – в холодном поту пробуждаюсь!

– Тут я могу тебя понять, брат Оттар, – сказал Кай. – Твари внутри нас всегда оказываются страшнее Тварей, которых можно встретить в действительности.

Староста Барбак задыхался от волнения. Это надо же: сама принцесса Гаэлона гостит в его доме! Никогда бы он не поверил в то, что такое может произойти, а тут… Нет, как и всякий подданный королевства, он знал, конечно, что ее высочество принцесса Лития следует в Дарбионский королевский дворец из какой-то дальней крепости, где ее прятали от богомерзкого полудемона Константина, но ему почему-то казалось: все судьбоносные для страны события происходят где-то далеко-далеко от его деревни. Староста Барбак и барона-то Жарома, на чьей земле он жил, видел всего несколько раз в жизни, а сейчас – поди-ка! Ее высочество принцесса Гаэлона Лития! Дочь старого короля Ганелона, подло убитого приспешниками Константина!

Двор дома старосты был просто забит народом; забор, на котором, словно галки, сидели вездесущие мальчишки, трещал и угрожал опрокинуться; в открытых воротах толпились любопытные; вытягивая шеи, пытались заглянуть поверх голов своих земляков в окна дома. Хорошо еще, у Барбака руки не доходили покрыть двор, а то не обошлось бы без жертв – в закрытом пространстве несколько человек точно задохнулись бы.

Семья Барбака: жена, двое сыновей-подростков и дочь Авлена (та самая, которую староста прочил в жены Ажу), помещалась на крыльце. Сам Барбак прислуживал за столом принцессе и ее спутникам, не желая делиться высокой этой честью ни с кем.

Сейчас, когда напор бьющего у старосты в груди восторга понемногу стал ослабевать, он посматривал на принцессу уже… несколько удивленно. Все-таки совсем не так он представлял ее высочество. По представлениям Барбака принцесса должна быть в пышном платье, богато изукрашенном драгоценными каменьями (как-то он слышал, что камзол самого неважно одетого придворного стоит столько же, сколько стоят три хороших вола, на которых крестьяне пашут землю). А эта юная золотоволосая красавица, сидящая за столом в его доме, была облачена в простую дорожную одежду из кожи, и никаких украшений на ней не имелось. Она, конечно, возвращалась из глуши, но уж справить-то приличную одежду могла в любом городе. Да и прибыла Лития не в карете, а просто верхом.

Нет, Барбак вовсе не думал, что назвавшаяся принцессой Гаэлона – самозванка. Просто он начал чувствовать себя как-то… будто его обсчитали на базаре. Ненамного, но обсчитали. Недодали того, что он потом всю жизнь будет тратить, рассказывая всем встречным и поперечным о том, как в его доме останавливалась ее высочество, будущая королева… невеста его величества Эрла Победителя, того самого, который поверг Константина…

А уж спутники принцессы выглядели и вовсе странно.

Здоровенный парень в кожаном доспехе, с топором за спиной – еще ничего. Но другие двое рыцарей в своих невиданных пугающих облачениях смотрелись, словно ратники воинства демонов, исчадия Темного мира.

Подавая блюда, Барбак старался не поворачиваться к этим двоим спиной и не приближаться на расстояние вытянутой руки. От волнения и подобострастия, от усердия и непонятного иррационального страха перед рыцарями в диковинных доспехах Барбак взмок. Он уже выставил гостям все, что было приготовлено на ужин для его семьи, и принялся беспощадно потрошить собственные запасы, гремя полками в кладовой, опрокидывая лари и горшки. Желание угодить затмило здравый смысл: когда то, чем можно было угостить, уже стояло на столе, Барбак не остановился. Он водрузил на стол корзинку с сырыми яйцами, приткнул между плошек и кувшинов цельный свиной окорок. За этим последовали головка козьего сыра размером с только что рожденного козленка, вязанка с луком, несколько ниток сушеных грибов… Когда съестное в доме закончилось, запыхавшийся староста молвил:

– Один момент, ваше высочество! – и ринулся со всех ног во двор.

Принцесса рассмеялась. Она еще не притрагивалась к еде – поэтому ее спутники также не начинали ужин. Оттар, сидящий рядом с Литией, откровенно томился: разливал вино по глиняным кружкам, переставлял блюда и миски с места на место, беспрестанно покашливал, дергал себя за жидкую бороденку, постукивал ногами под столом и скрипел табуретом.

– Истинно говорят, – поглядев на него, произнес Герб. – Победи себя – и ты сумеешь победить любого противника. Помню, как ты, брат Оттар, в Укрывище Туманных Болот одержал славную победу над своей гордыней. Видно, твой аппетит – зверь пострашнее тщеславия. Ты должен быть благодарен ее высочеству: сейчас она на твоей стороне в этой битве.

Словно дразня северянина, принцесса подняла из миски кукурузную лепешку (Оттар хищно изготовился схватить окорок, лежащий прямо на столе рядом с ним), но, повертев ее в руках, положила обратно. Воин судорожно выдохнул сквозь стиснутые губы. Принцесса снова рассмеялась.

– Прости меня, сэр Оттар, – тут же спохватилась она, заметив, как обиженно нахмурился верзила. – Но ты так потешно ведешь себя, что я не сдержалась… Что ж, не буду больше испытывать твое терпение…

Она отломила кусок лепешки и положила его в рот, тем самым подав знак, что можно приступать к еде. Но Оттар брякнул на стол тяжелые кулаки.

– И что в том, что я голоден и хочу поскорее насытиться? – осведомился он. – Мое тело требует пищи, потому что ему нужны силы. Разве быть сильным – неважно для настоящего воина?

– Ты только начал учиться быть воином, брат Оттар, – сказал Герб. – На Туманных Болотах ты постиг многое, но еще больше тебе предстоит постичь. Чем сейчас заняты твой разум и твои чувства?

Верзила угрюмо хмыкнул. Ответ на этот вопрос казался столь очевидным, что его не нужно было даже озвучивать.

– Рыцарь всегда и везде должен видеть и слышать, что происходит вокруг него, – сказал Герб. – Всегда и везде. Разум и чувства воина никогда не ослабевают. И уж точно никогда не находятся в покое. Ты говорил о том, что сила важна для воина. Разве забыл, чему учили тебя Мастера Укрывища?

– Разум – вот главное оружие рыцаря, важнейшая сущность воина, – отчеканил северянин. – А тело – лишь послушный инструмент. Но… брат Герб. И оружие нужно иногда чистить и точить.

Кай и Герб переглянулись. Лития прыснула со смеха.

– Обучение у вас, досточтимые сэры, – проговорила она, – стремительно изменяет сэра Оттара в лучшую сторону. Как и меня, впрочем. Но в самом деле… Большой мир – это не Туманные Болота. Вы, сэр Кай и сэр Герб, привыкли жить на Болотах в состоянии нескончаемой войны, потому что иначе там просто не выжить. Но мне кажется, что здесь, в Большом мире, не следует контролировать окружающую действительность с той же тщательностью, что и за Стеной. Опасности встречаются здесь гораздо реже. А силы разума тоже нуждаются в отдыхе.

– Большой мир коварен еще и тем, – проговорил Кай, обращаясь, скорее, к Гербу, чем к прочим собеседникам, – что у оказавшихся в нем создается иллюзия относительной безопасности. Но это именно иллюзия…

Герб кивнул. Притихший Оттар слушал, ничего не говоря. Но заговорила принцесса.

– Опасности таятся и в Большом мире, – сказала она, – я не говорила, что их нет вовсе. Но, сэр Кай, мне подумалось о том, что, если беспрестанно искать врага, можно найти его там, где его и вовсе нет. Вот, например, сейчас… Что может угрожать нам здесь – в этой деревне, в этом доме, окруженном толпой моих подданных? Предположим, какие-нибудь душегубы и вознамерились повредить нам. Но, чтобы напасть, сначала они должны будут пробиться через крестьян. И уж тогда-то мы точно их заметим.

– Вы забываете, ваше высочество, – почтительно молвил Кай, – о вероятности того, что опасность может угрожать вовсе и не нам. А этим самым крестьянам. А наш Долг – оберегать людей от Тварей.

– Но откуда же здесь взяться… – начала было Лития и не успела договорить.

В комнату ввалился Барбак. В одной руке – под мышкой – он держал отчаянно визжащего поросенка. Другой – тащил за собой парнишку лет восьми.

– Прикажете зарезать и изжарить, ваше высочество? – тяжко дыша, осведомился староста.

Принцесса от неожиданности едва не подавилась лепешкой. Оттар гыгыкнул.

– Да нет! – поняв, что развеселило северянина, воскликнул Барбак. – Не пацана… Это сын мой. Я всего лишь желаю, ваше высочество, завтра отправить его с вами, чтобы он показал вам дорогу к замку барона Жарома. А ну, поклонись ее высочеству, щенок!

Парнишка, застывший от смущения и страха перед высокими господами, получил подзатыльник и пал на колени.

– Еды здесь достаточно, добрый человек, – улыбнулась Лития. – Да и провожатые нам не нужны. Мы не будем останавливаться у барона. К чему лишние задержки в пути?

Поросенок все-таки вырвался и с визгом прыснул прочь из комнаты в приоткрытую дверь. Староста вздохнул и пинком отправил своего отпрыска туда же, куда улизнул поросенок.

– Позвольте тогда спросить, – склонился Барбак, – может быть, еще чего-то желаете?

– Благодарю тебя, добрый человек, – ответила Лития. – Ты и так уже сделал для нас достаточно.

Герб глянул на Кая. Тот кивнул ему и обратился к Барбаку.

– Я желаю кое-чего, – сказал юный рыцарь. – Я желаю знать, как ты допустил такое, что человек, укушенный оборотнем сегодня ночью, до сих пор не умерщвлен? Ты разве не знаешь о том, что бывает с теми, в чью кровь попала слюна оборотня?

Барбак обалдело вытаращился на Кая. Оттар выронил нож, которым собирался отмахнуть себе кусок окорока. Принцесса приоткрыла рот.

– Ваш-ш-ш… с-с-светлость… – изумленно просипел Барбак. – Откуда же вы могли узнать?.. Я же ничего еще не говорил вам… Я же… пока туда, пока сюда… Разве ж в первую очередь о таком вываливают?

– Ты должен был сообщить нам о том, что в ваших краях появился оборотень, сразу, как только увидел нас, – строго сказал Кай. – Деревня избрала тебя старостой, значит, это твой долг – заботиться о безопасности и благополучии ее жителей. Сам ты не сможешь с ним справиться. Следовательно: твоя прямая задача сообщить о чудовище, убивающем вверенных тебе людей, тем, кто сильнее тебя. Потребовать защиты. Почему ты не сделал этого?

Староста хрипел и булькал горлом, силясь выдавить хоть слово.

– Но откуда, сэр Кай, вы узнали об оборотне? – спросила принцесса.

– Рыцарь всегда и везде должен видеть и слышать, что происходит вокруг него, – повторил слова Герба Кай. – Всегда и везде. Поэтому искусство видеть и слышать – это первое, чему обучают на Туманных Болотах.

Принцесса обернулась к окну, за которым все так же восторженно гудела толпа.

– Вы неплохо постигаете искусство видеть и слышать, ваше высочество, – продолжил юный рыцарь, – и вы вполне могли бы выудить из разговоров сгрудившихся во дворе крестьян нужную информацию. Но вам не пришло в голову делать это. Потому что вы считали, что ни вам, ни окружающим вас людям ничего не угрожает.