Установление основного текста 11 страница
«Секрет» заключался в следующем:
Этот знакомый незнакомец и некий московский писака Шевцов (или Швецов; я не москвич и для меня это имя было совершенно неведомо) узнали, что Демьян Бедный бывает постоянно в таком-то букинистическом магазине, ищет «раритеты и курьезы», и решили объегорить его. (Им были до зарезу нужны деньги). Швецов и раньше вступал на путь литературных подделок; они оба в два дня состряпали «Светочи» и продали их букинисту, кажется, за 500 рублей (цифру не помню наверняка).
Я, все еще не узнавая незнакомца, попросил написать историю (в виде письма ко мне). Он написал коротко — очень бойким и быстрым почерком, — на минуту присев к столу, что «Светочи» написаны им и Швецовым (или Шевцовым), и подписался: «Анатолий Каменский».
Очень точным анализом содержания Л. В. Азадовская с полной очевидностью, доказала, что целый ряд «писем» М. Горького к В. А. Анучину бесстыдно подделан последним2.
Граница «коммерческих» и «некоммерческих подделок», разумеется, зыбкая.
Горячая полемика началась в половине 1890-х годов по поводу подлинности так называемых «Записок» А. О. Смирновой («Северный вестник», 1893 — 1894, и отд. изд. 1895). В эту полемику оказались втянутыми А. В. Амфитеатров, В. Д. Спасович, А. С. Суворин, В. В. Каллаш, С. А. Венгеров, В. Ф. Саводник, В. В. Вересаев, П. Е. Щеголев, Б. В. Томашевский, А. К. Виноградов (отрицавшие подлинность записок), Д. С. Мережковский, В. В. Сиповский, Андреевич (Е. А. Соловьев), Александр Веселовский, В. И. Шенрок, В. А. Розов (защищавшие тезис о подлинности). Средней точки зрения (возможность критического использования) придерживались Н. Н. Фирсов, П. Н. Сакулин, Б. Л. Модзалевский, М. Н. Розанов, Б. В. Казанский.
1 Чуковский К. И. Люди и книги. Изд. 2-е. М., -Гослитиздат, 1960, с. 394 — 395.
2 Азадовская Л. В. История одной фальсификации. — «Нов. мир», 1965, № 3, с. 213 — 229.
Итоги этой полемики были в 1929 г. подведены Л. В. Крестовой в статье «К вопросу о достоверности так называемых «Записок» А. О. Смирновой» 1. Ее выводы могут считаться в настоящее время общепризнанными.
В результате тщательного анализа Л. В. Крестова установила, что О. Н. Смирнова:
1) пользовалась лишь некоторыми публикациями мемуаров своей матери;
2) не имея под рукой подлинников, нередко цитировала эти воспоминания по памяти, свободно их варьируя и компонуя2;
3) использовала некоторые рассказы современников о Пушкине и его времени;
4) использовала собственные записи;
5) использовала в некоторой мере работы Тэна, Вогюэ, Вандаля, Леруа-Болье и др.
Монтируя воспоминания матери, О. Н. Смирнова, возможно, искренне считала, что методы ее работы не содержат ничего порочного. Но больного и нуждающегося человека привлекали и издательские выгоды.
Еще больший шум вызвала история с подделкой Д. П. Зуевым «Русалки» Пушкина. За подлинность этого сочинения высказывались Б. Н. Чичерин, П. И. Бертенев, А. В. Станкевич, К. П. Медведский, с оговорками С. Н. Южаков и С. О. Долгов, но прежде всего, конечно, автор специальной большой работы — академик Ф. Е. Корш. Правота оказалась на стороне противников: А. С. Суворина, В. Е. Якушкина, В. П. Буренина, П. А. Ефремова3.
Возможно, что Зуевым руководили соображения не узкокоммерческие, а шире — слава человека, связанного с Пушкиным и пр., — тщеславие в данном случае играет такую же роль, как и непосредственные заботы о гонораре.
К другой группе следует отнести подделки, так сказать, идейные. Они близко смыкаются с мистификациями, хотя и не могут быть с ними отождествлены4. Анализ их гораздо интереснее; они сыграли в ряде случаев определенную роль в литературе, а самое их разоблачение позволило выяснить ряд важных структурных факторов той или иной литературной системы.
1 Смирнова А. О. Записки, дневник, воспоминания, письма. М., «Федерация», 1929, с. 355 — 393, 435 — 437. Дополнительные данные см. также: Смирнова-Россет А. О. Автобиография (Неизданные материалы). Подг. к печати Л. В. Крестова. М., «Мир», 1931, с. 19 — 20.
2 О. Н. Смирнова писала по-французски, на русский язык «мемуары» переводила Л. И. Веселитская. См. примеч. С. А. Розановой в изд.: Толстой Л. Н. Переписка с русскими писателями. М., Гослитиздат, 1962, с. 561.
3 См.: Подделка «Русалки» Пушкина. Сборник статей и заметок... Сост. А. С. Суворин. СПб., 1900; Томашевский Б. В. Пятистопный ямб Пушкина (1923 г.); перепеч. в его книге «О стихе» (1929, Л., «Прибой», с. 138 — 253); Виноградов В. В. О языке художественной литературы, с. 272 — 287.
4 Масанов Ю. И. Литературные мистификации. — «Сов. библиография», 1940, № 1 (18),с.126 — 145.
Некоторые подделки-мистификации приобрели всемирную известность. В основе их нередко лежали глубоко патриотические соображения.
Именно таково было создание образа Оссиана.
Автором его является шотландский учитель Джеймс Макферсон (1736 — 1796). Его подделка была опубликована в 1760 — 1762 гг., а спор о подлинности растянулся более чем на сто лет. Успех Оссиана определился незаурядными художественными достоинствами песен, воссоздававших образ бардов горной Шотландии. Древние кельты III в. н. э. вставали со страниц «сохранившихся» песен как горячие патриоты, борцы за свободу родины.
«Оссианизм» стал широко распространенным направлением многих европейских литератур, периферией романтизма. Существует ряд работ (и библиографий), посвященных проблеме Оссиана; есть такая работа и в нашей литературе1. Не забудем, что в списке восторгавшихся шотландским бардом значатся Шатобриан, Шиллер, Гердер, Державин, Жуковский, Карамзин и Пушкин, написавший несколько стихотворений в так называемом «оссиановском» духе (особенно же «Кельна», 1814).
В 1819 г. чешский ученый Вацлав Ганка издал сочиненный им (по-видимому, в сотрудничестве с другими лицами) памятник чешского народного эпоса — так называемую Краледворскую рукопись. Почти одновременно были «найдены» «Песня о Вышеграде», «Любушин суд», «Любовная песня короля Вацлава». Эти произведения преследовали цель — доказать древность, полноценность и значительность чешской культуры. В условиях национальной борьбы тех лет эти подделки приобретали важное общественно-политическое значение.
Споры о подлинности этих памятников возникли в 1827 — 1837 гг. и на много лет привлекли внимание ученых ряда стран. Переводы на русский, польский, немецкий, английский и другие языки приобрели значительную популярность. Несомненные художественные достоинства памятников (особенно Краледворской рукописи) долго не позволяли примириться с мыслью о подделке. Только в конце 1850-х годов фальсификация была окончательно установлена2.
В 1827 г. вышел сборник молодого французского поэта Проспера Мериме «La Guzia», выданный им с необходимыми предосторожностями за перевод далмацких народных песен. Характеризовать высокие поэтические достоинства этого сборника можно снова ссылкой на Пушкина: большая часть цикла «Песен западных славян» — переводы из этой книги.
1 Маслов В. И. Оссиан в России. Библиография. Л., Изд-во АН СССР, 1928
2 Кораблев В. Н. В. Ганка и его «Краледворская рукопись». — «Изв. АН СССР. Отд-ние обществ, наук», 1932, № 6, с. 521 — 543.
18 января 1835 г. Мериме в письме к С. А. Соболевскому признавался в подделке и писал: «Передайте Пушкину мои извинения. Я горд и вместе с тем стыжусь, что провел его» 1.
Назовем несколько подделок-мистификаций на почве русской литературы.
Немалый шум вызвала подделка Н. Ф. Ястржембским трех глав второй части «Мертвых душ» Гоголя (1872). Н. Ф. Ястржембский написал это произведение для посрамления своего приятеля М. М. Богоявленского, гордившегося знанием Гоголя. Богоявленский напечатал этот текст в «Русской старине», тогда Ястржембский сознался в подделке. Стилистический анализ этой фальсификации был произведен В. В. Виноградовым в книге «О языке художественной литературы» (c. 354 — 421).
К 1875 г. относится подделка И. Д. Гарусовым текста «Горя от ума» Грибоедова, в 1892 г. с именем Грибоедова оказывается связанной еще одна подделка — издание «Пролога» к комедии.
Особое место в истории русской литературы занимает шумная в начале XX в. история Черубины де-Габриак.
Под этим вымышленным именем скрывалась Елизавета Ивановна Васильева (урожд. Дмитриева» 1887 — 1939) 2.
Васильева послала в журнал «Аполлон» стихи, которые понравились и стали там печататься. Вскоре между ней и редактором журнала С. Маковским начался роман в письмах и по телефону — встречи влюбленных никогда не было; был лишь заключительный визит Васильевой к Маковскому, когда она была уже «разоблачена»; на этом их «отношения» и завершились.
Популярность стихов и таинственного образа поэтессы была исключительна. М. Волошин писал ее «гороскопы», посвящал ей стихи, в том числе венок сонетов «Corona Astralis», взыскательный Иннокентий Анненский сочувственно отозвался о ней в статье «Оне» («Аполлон», 1909, № 3, с. 27 — 29). Буренин высмеивал ее под именем «Акулины де-Писсаньяк», поэты делали ее «имя» своим псевдонимом! Круг ближайших сотрудников «Аполлона» (М. А. Кузмин, К. А. Сомов, Н. Н. Врангель, В. И. Иванов, И. фон-Гюнтер и др.) был глубоко заинтригован 18-летней католичкой, испанкой по происхождению, близкой к аристократическим кругам столицы. Когда она «уезжала за границу», Н. Н. Врангель в течение нескольких дней дежурил на Варшавском вокзале в Петербурге, пытаясь выследить таинственную незнакомку.
Единственный, кто с некоторой иронией относился к новоявленной поэтессе, была приятельница М. Волошина и некото-
1 Интересное саморазоблачение содержится в книге: «The Confessions of William Henry Ireland. Containing the Particulars of his fabrication of the Shakespeare manuscripts...», London, 1805.
2 В «Словаре псевдонимов» И. Ф. Масанова (т. IV, с. 96) ошибочно указан 1928 г. См.: «Советские детские писатели. Библиографический словарь. 1917 — 1957». М., Детиздат, 1961, с. 71.
рых других поэтов... Елизавета Ивановна! Она даже сочиняла пародии на ее стихи!
Когда «разоблаченная» поэтесса уехала в провинцию, С. Маковский в память прошлого посвятил ей сонет и напечатал его в газете того города, где поселилась Черубина 1.
Стихотворения, которыми был мистифицирован Маковский, писала Васильева при существенной помощи М. Волошина. Во всей этой истории Волошин сыграл сложную роль друга Васильевой и Маковского одновременно2.
По мнению Н. М. Чернышевской, любезно сообщенному мне в письме от 23 февраля 1971 г., ее знакомая Е. И. Дмитриева, в эту мистификацию «вложила свою мечту о какой-то недостижимой красоте и романтически ею тешилась, поскольку сама была маленькой, неуклюжей, с большой головой, некрасивым лицом и вдобавок хромая». (Цитируется с разрешения адресата.)
Недавно Е. И. Прохоров напомнил забытую историю со «стихотворением Лермонтова». Оно было напечатано в «Бессарабских губернских ведомостях» (1902, 28 июля, № 165), потом сочувственно, но с оговоркой перепечатано А. А. Измайловым в «Биржевых ведомостях» (1902, 24 августа, № 29) и С. Г. Москаленко в «Историческом вестнике» (1903, № 11, с. 734) с резко отрицательной характеристикой подлинности стихов. Все эти публикации были прочно забыты. К библиографии советский исследователь А. Титов не счел нужным обратиться, и в № 10 «Звезды» за 1960 г. стихотворение оказалось им снова перепечатанным и воскрешенным в качестве лермонтовского. Е. И. Прохоров установил, что автор этого стихотворения Н. О. Лернер, который через шестнадцать лет сам пал жертвой аналогичной шутки3.
У многих, вероятно, еще в памяти история окончания пушкинской «Юдифи» — отрывка, умело сочиненного Сергеем Бобровым для того, чтобы доказать, что живое ощущение пушкинской формы утрачено и что самые авторитетные пушкинисты не сумеют отличить оригинала от подделки. Стихотворение было
1 Перепеч. вместе со стихами М. Волошина и тремя стихотворениями Черубины де-Габриак в сб. «На рассвете», кн. I. Казань, 1910, с. 5-7.
2 «Черубина де-Габриак». — В кн.: Маковский р. Портреты современников. Нью-Йорк, 1955, с. 335 — 358 (там же указана и некоторая литература). См. также: Цветаева Марина. Проза. Нью-Йорк, 1953, с. 148 — 153. Цветаева Анастасия. Воспоминания. М., «Сов. писатель», 1971, с. 403 — 404; Эренбург И. Люди, годы, жизнь. — «Нов. мир», 1960, № 8, с. 117; Хазин М. Яблоня и горсть земли. Кишинев, 1974, с. 44 — 65. В советское время Васильева в сотрудничестве с С. Я; Маршаком написала цикл пьес-сказок, первых произведений молодой советской детской драматургии. Ей же принадлежат (под этой фамилией, а также В. И. Дмитриева) и некоторые самостоятельно написанные детские книжки; см. назв. выше словарь детских писателей.
3 Прохоров Е. И. Почему промолчали лермонтоведы? — «Вопр. лит.», 1964, № 7, с. 236 — 237.
послано одному из старейших пушкинистов — Н. О. Лернеру, который и «обосновал» его подлинность1.
Всем хорошо известны многочисленные подделки 10-й главы «Евгения Онегина» — они всегда преподносятся в совершенно завершённом виде, каким автограф, вероятно, не был.
Аутентичность того или иного памятника обычно (более или менее искусно) симулируется вымышленной историей — издатель ссылается на свидетелей (все они обычно умерли!), на копии, безусловно, снятые с подлинника (он обыкновенно утрачен при самых неожиданных обстоятельствах — эта неожиданность должна укрепить веру в аутентичность публикации), подчеркивает близость публикуемого. стихотворения другим текстам того же автора (приводятся параллели), находит какие-то (обязательно глухие) упоминания в мемуарах современников, более или менее правдоподобно объясняет позднюю публикацию (нередко возникают такие «бродячие мотивы», как сундук, обнаруженный на чердаке, рукопись, случайно найденная у букиниста, спасенная от употребления на обертку пирожков тетрадь, вырванная из рук продавца, и пр.) и, наконец, использует запрещенный прием: «Кто тот другой, кроме X., который мог написать это произведение». Вообще в подделке всячески стараются соблюсти максимум правдоподобия и достоверности.
При современном состоянии способов анализа пергамена, бумаги, чернил и карандаша, при возможностях, открывающихся рентгеноскопией, макро- и микрофотографией, фотографией в инфракрасных лучах, химическим анализом и применением метода кибернетики и пр., подделка документа имеет все меньше и меньше шансов на успех2.
В тех случаях, когда налицо документ, важное значение наряду с другими методами приобретаете графическая экспертиза. Она тоже достигла за последние десятилетия немалых успехов.
Графическая экспертиза имеет изрядную давность и восходит на Руси едва ли не к концу XVI века 3
Напомню, что Ганя Иволгин в «Идиоте» Достоевского угрожает Бурдовскому «привести экспертов для сличения почерка»
1 Лернер Н. О. Новооткрытые стихи Пушкина. Окончание «Юдифи». — «Наш век», 1918, 4 мая (21 апреля), № 89, с. 3; Слонимский А. Л. Мнимые стихи Пушкина. — -«Книжный угол», 1918, № 2, с. 3 — 4; М(ияковский) Вл. Профанация имени Пушкина. — «Куранты искусства, литературы, театра и общественной жизни». Киев, 1918, № 9, с. 5—7; Бобров С. П. Заимствования и влияния (Попытка методологизации вопроса). — «Печать и революция», 1922, № 8, с. 91 — 92.
2 См. сб.: Правовая кибернетика. М., «Наука», 1970.
3 Черепнин Л. В. У истоков архивоведения и актового источниковедения («Практической дипломатики») в России. — «Вопросы архивоведения», 1963, № 1, с. 52 — 62; Кушем Е. Н. К истории холопства в конце XVI — начале -XVII веков. — «Исторические записки», 1945, № 15, с. 89; о сверке почерков в середине XVII в., при Алексее Михайловиче см.: Пересветов Р. Тайны выцветших строк. М., Детгиз, 1961, с. 150.
(часть II, глава 9). Герой рассказа А. И. Левитова «Типы и сцены сельской ярмарки», юрист, «во избежание предательства со стороны почерка» написал анонимное письмо левой рукой — в наше время он был бы легко разоблачен экспертом.
В «Своде законов» эта экспертиза была узаконена следующим образом: «Рассмотрение и сличение почерков производится назначенными судом, сведущими в том языке, на коем писаны и подписаны сличаемые документы, достойными веры людьми, не отведенными ни которым из тяжущихся, когда можно секретарями присутственных мест, учителями чистописания или другими преподавателями из находящихся в том месте или поблизости учебных заведений, и вообще лицами, которые по заключению надлежащих присутственных мест могут в сем случае быть признаны сведущими. Число сих сведущих должно быть не менее трех и не более девяти» 1.
Экспертиза посланного Пушкину в ноябре 1836 г. «диплома» на звание историографа ордена рогоносцев, сыгравшего такую печальную роль в истории гибели великого поэта, была произведена в августе 1927 г. по предложению П. Е. Щеголева А. А. Сальковым. Методами графической экспертизы им было доказано, что «диплом» написан рукой кн. П. В. Долгорукова. Установление руки писавшего помогло прояснить и круг, откуда этот «диплом» вышел2.
Средствами графической экспертизы была разоблачена и подделка письма Пушкина к Николаю I от 2 октября 1828 г., в котором поэт признавал себя автором «Гавриилиады»3.
Во исполнение цитировавшегося выше закона — 24 апреля 1863 г. четыре секретаря губернского правления, уголовной палаты и 2-го департамента гражданской палаты сверяли почерк Чернышевского с предъявленными им запиской к В. Д. Костомарову и письмом к «Алексею Николаевичу» и нашли, «что почерк записки имеет некоторое сходство с почерком Чернышевского».
Эта уклончивая формулировка не удовлетворила судей, которым нужно было признание идентичности почерков. Последовал необходимый нажим, и 19 июня экспертиза была повторена: при этом один эксперт сходства почерков «почти не находил», двое
1 «Свод законов Российской империи издания 1857 года», т. 10, ч. 2. СПб., 1857 г. с. 73. Ср. также: Крылов И. Ф. Судебная экспертиза в уголовном процессе. Изд-во ЛГУ, 1963, с. 15 и сл.; в последнее время экспертиза А. А. Салькова вызвала серьезные возражения в статье: Ципенюк С. А. Исследование анонимных писем, связанных с дуэлью А. С. Пушкина, — В сб.: Криминалистика и судебная экспертиза, вып. 12. Киев, 1976, с. 81 — 90.
2 Щеголев П. Е. Дуэль и смерть Пушкина. Изд. 3-е. М. — Л., Госиздат, 1928, с. 516 — 525. Л. Вишневский предпринял недавно совершенно неубедительную попытку оспорить данные этой экспертизы и реабилитировать П. В. Долгорукова («Петр Долгоруков и пасквиль на Пушкина». — «Сибирские огни», 1962,№ 11, с. 157 — 176).
3 См.: Алексеев М. П. Пушкин. Сравнительно-исторические исследования. Л., «Наука», 1972, с. 286.
нашли, «что характер почерка в общем различен», трое настаивали; что «в общем сходства нет, но отдельные буквы схожи», двое же решили, что Чернышевский умышленно извращал свой почерк, чтобы сличаемые документы не походили друг на друга1.
И это заключение не в полной мере устраивало суд. Снова были приняты должные меры, и 30 июля секретари сената наконец «единогласно» нашли, что «как сие письмо, так и означенные бумаги писаны одною и тою же рукою».
Только таким образом необходимые «основания» для обвинения были получены.
Графическая экспертиза, проведенная в советское время группой специалистов под руководством В. И. Геркана, бесспорно доказала принадлежность руке В. Д. Костомарова обоих инкриминировавшихся Чернышевскому документов2. Стоит напомнить, что еще сравнительно недавно (в 1913 году) М. В. Клочков настаивал на подлинности обоих документов3. Впрочем, впервые разоблачение подлога Костомарова (нарочитой подделки по заказу III Отделения) и тонкая графическая экспертиза были произведены самим Чернышевским4 в период следствия в обширном заявлении в сенат: подделка была заранее обречена.
Интереснейший случай, тоже связанный с творческим наследием Чернышевского, — история прокламации «Барским крестьянам...». Автограф этой прокламации до нас не дошел: он был уничтожен, очевидно, из соображений конспирации. До нашего времени дошла лишь копия, как, есть все основания полагать, восходящая непосредственно к автографу Чернышевского. Она была предателем Н. Д. Костомаровым в августе 1861 г. доставлена в III Отделение. Но вопрос — не была ли она подделкой?
В течение более чем ста лет в литературе бытовало мнение, будто бы эта копия принадлежит руке близкого к Чернышевскому поэта М. Л. Михайлова. Несмотря на то, что это утверждение расходилось с тем, что показывал Михайлов на следствии, что он написал в своих «Записках» и что написал в своих «Воспоминаниях» Н. В. Шелгунов, все исследователи некритически повторяли: «автограф Михайлова». Так первыми считали Н. Д. Костомаров и жандармский подполковник А. Н. Житков.
Изучение истории прокламации убедило меня в том, что копия никак не может принадлежать руке Михайлова: эти предположения были подтверждены произведенной по моей просьбе графической экспертизой.
Старшие эксперты Ленинградской научно-исследовательской лаборатории судебной экспертизы Е. С. Башилова и Р. В. Тувова в своем заключении от 21 мая 1965 г. в результате деталь-
1 Дело Чернышевского. Сборник документов. Саратов, 1968, с. 247, 337 — 338, 361 — 362.
2 «Красный архив», № 6 (25), 1927, с. 152 — 181.
3 Клочков М. В. Процесс Н. Г. Чернышевского. — «Исторический вестник», 1913, № 10, с. 179 — 185.
4 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч., т. XIV,. 1949, с. 742 и сл.
ного сопоставления всех страниц прокламации с шестнадцатью листами бесспорных автографов Михайлова (стихотворений, писем, статей) отметили шесть основных пунктов различия графики: «выявленные различия в общих и частных признаках почерка устойчивы и достаточны для вывода о том, что текст прокламации «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон» исполнен не Михайловым Михаилом Ларионовичем» 1.
Если прокламация написана не рукой Чернышевского (и не рукой М. Л. Михайлова), естественно возникало желание определить, кем же она выполнена. Решением этой задачи занялась М. И. Перпер. По ее инициативе в июле 1970 г. экспертиза Центрального научно-исследовательского института судебных экспертиз в Москве дала заключение в пользу В. А. Обручева, чело-дека достаточно известного в революционном движении 1860-х гг. и близкого к Чернышевскому или, во всяком случае, к его кругу. Однако эта экспертиза была проведена, как мне представляется, неполноценно: для сравнения был предложен только почерк Обручева. В марте 1971 г. по моей инициативе, названная выше ленинградская лаборатория произвела новую экспертизу — для сравнения с почерком прокламации я представил восемь образцов почерков разных лиц из революционно-демократического окружения 1860-х гг., в том числе В. А. Обручева. Эксперты отказались идентифицировать чей-либо почерк с почерком прокламации. Однако повторная экспертиза московского института (в июне 1971 г.) продолжала настаивать на В. А. Обручеве.
Тем временем М. И. Перпер, продолжая исследование, нашла .значительное сходство почерка прокламации с почерком близкого к Чернышевскому землеволъца А. В. Захарьина — он приходился и родственником О. С. Чернышевской — незаконный сын ее отца. На этот раз и московская, и ленинградская экспертизы единодушно признали идентичность почерков, и, таким образом, вопрос может считаться решенным2.
Недавняя графическая экспертиза, проведенная тульской научно-исследовательской лабораторией, помогла опровергнуть мнение В. Н. Шульгина, Н. В. Водовозова и Г. П. Курточкиной о том, что часть копии романа «Пролог» переписана рукой Чернышевского3.
1 Подробно см.: Рейсер С. А. Прокламация Н. Г. Чернышевского «Барским крестьянам...». — В сб.: Книга, вып. XIV. М., 1967, с. 214. В последнее время графическая экспертиза была успешно применена для идентификации некоторых ранних текстов С. Есенина и А. Н. Мордвинова («Ленингр. правда», 1967, 20 августа, № 196 (15979), с. 3 и «Рус. лит.», 1967, № 2, с. 120).
2 Перпер М. И. Прокламация «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон» (Результат изучения рукописи и архивных дел). — «Рус. лит.», 1975, № 4, с. 138 — 154.
3 Николаев М. П. Из истории публикации романа Чернышевского «Пролог» в Лондоне. — «Рус. лит.», 1971, № 3, с. 82 и Пинаев М. Т. Еще раз ж истории лондонского издания романа Н. Г. Чернышевского «Пролог». — «Рус. лит.», 1972, № 6, с. 125.
Порою в роли судебных экспертов выступают лингвисты и литературоведы. Таков случай с романом «Золотые мили» К. Причард: один переводчик обвинил другого в плагиате и понадобился тщательный анализ обоих переводов специалистами-языковедами 1.
Как видим, графическая и специальная литературоведческая экспертизы могут оказывать исследователю значительную помощь в его работе.
ТИПЫ ИЗДАНИИ
Издание произведений дореволюционной и современной художественной литературы осуществляется в Советском Союзе в плановом порядке. Нарушения этого плана еще имеют место, и не проходит года, чтобы не появлялись дублирующие друг друга издания — в лучшем случае появление их бесполезно, а порою и вредно: далеко не все они подготовляются на должном научном уровне.
Для того чтобы удовлетворить эстетические, учебные и различные иные требования многомиллионной армии читателей, существует целый ряд самых разнообразных издательств — специальных и универсальных: «Наука», «Мысль», «Правда», «Художественная литература», «Просвещение», «Прогресс», «Искусство», «Советский писатель», «Советская Россия», «Современник», «Московский рабочий», «Детская литература», «Молодая гвардия», ряд областных издательств и т. д.
Советский читатель — сложный и недостаточно изученный «потребитель» книги — представлен самыми разнообразными категориями. Начать с того, что читатель резко различается по возрасту и каждая возрастная группа требует книг особого рода — читатель, только что научившийся читать, школьник младших классов, подросток, юноша, взрослый читатель — не удовлетворяется книгами, предназначенными для другой группы. Может быть, еще резче этот читатель различается по своей подготовке: на одном полюсе, скажем, недавно научившийся читать, на другом — научный работник; различнейшие читательские варианты существуют в пределах этих категорий.
Дешевизна советской книги определяет большую покупательную способность читателя, возможность создавать домашние библиотеки, заменять одну книгу другой, новой, более подходящей к его вкусам и запросам.
Различие типов определяется специальными интересами того или иного читателя: одному книга нужна для подготовки к экзамену, другому — для подготовки доклада или лекции, учителю, лектору.
1 Рецкер Я. Плагиат или самостоятельный перевод (Об одной судебной экспертизе). — В сб.: Тетради переводчика, вып. 1. М., 1963, с. 42 — 64.
Типы изданий имеют отчетливую национальную специфику. Зарубежная издательская практика знает такие издания, которых у нас нет, и наоборот.
Нет надобности перечислять все возможные варианты. Для того чтобы представить себе их количество, нужно только добавить, что быстрый прогресс науки и искусства, рост культуры читателя заставляет каждый из названных типов видоизменяться.
Поэтому о типах изданий нельзя говорить как о чем-то стандартном и неизменном, раз и навсегда установившемся. Одни типы отживают и уходят в прошлое, другие приходят им на смену, самое количество типов изданий все время варьируется и детализируется.
В качестве примера можно привести тип так называемого однотомника, очень популярный лет пятнадцать тому назад. Он существовал еще в русской дореволюционной издательской практике (например, издания Вольфа, Панафидиной); в советское время был утвержден в Декрете о государственном издательстве, принятом ВЦИК 29 декабря 1917 г. В нем предусмотрено «сокращенное издание избранных сочинений. Такие собрания сочинений должны составлять один компактный том»1. П. Н. Берков указывает, что именно в 1920-х годах и возник неологизм «однотомник»2. В книге большого формата в два столбца воспроизводились наиболее значительные произведения писателя: иногда к ним прибавлялись избранные письма, автобиографии и пр. Книга открывалась вступительной статьей, иногда хронологической канвой, а завершалась краткими примечаниями. Было издано несколько десятков книг такого типа (русских и зарубежных писателей) — некоторые из них выдержали ряд изданий. Сегодня этот Тип уже отошел в прошлое. Однотомник давал лишь часть литературного наследия, слишком небольшую для квалифицированного читателя, слишком большую для неквалифицированного. Формат книги оказался практически неудобным. Однотомник можно было читать только в раскрытом виде на столе. Даже не во всякий портфель он входил.