Katrina Raphaell, Crystal Enlightenment. 5 страница

Если на Земле и существует рай, то именно там. В раю они и жили.

Игры и любовь были основной целью их жизни. По вечерам они доставали музыкальные инструменты, сде­ланные из природных материалов, поставляемых джун­глями или океаном, и часами танцевали и пели, пока луна не зависала высоко над их головами. Нельзя ска­зать, чтобы труд был неотъемлемой частью их жизни; они работали лишь в редких случаях, когда, например, штормом разбивало лодку и ее требовалось отремонти­ровать. И если вдруг возникала такая необходимость, на помощь приходило все племя. Но даже в этих случаях они превращали труд в веселое и даже волнующее заня­тие. В воздухе носились звуки музыки, а члены племени попеременно то резвились, то работали. Вот это жизнь!

Через пару дней мы поняли, что в основе всего обра­за их жизни лежало не эго, а нечто более цельное.

Они беззаветно любили друг друга и нежно заботи­лись один о другом. Никто сам не причесывал свои во­лосы, это всегда делали соплеменники того же пола. Эти простейшие действия они претворили в способ, с помо­щью которого выказывали свою любовь.

Любовные утехи они тоже делили между собой, слов­но состояли в одном большом браке. Женщины могли выбрать любого из мужчин, а мужчины — любую из женщин. Думаю, что в их словаре даже не было слова «ревность».

Прожив вместе с ними три дня, я совершенно забыл о том, зачем сюда приехал. Никогда я не чувствовал себя таким раскрепощенным и расслабленным. Моя прежняя жизнь где-то там, в Соединенных Штатах, забылась пол­ностью. Мое тело было частью этого племени, а острову принадлежала моя душа. Как такое могло случиться за столь короткое время?

Ни я, ни моя спутница никогда не говорили им о тай­ной цели нашего пребывания на острове, но на седьмой или восьмой день один юноша из племени, тот самый, что привел нас сюда, пригласил нас присесть рядом с ним. Он с безграничной любовью посмотрел нам в глаза и заговорил:

— Вы мои белые брат и сестра, и нам ведомо, что в ваших сердцах. Мы знаем, для чего вы здесь, и хотим вам помочь. Вы должны добраться до священного ме­ста в центре этого острова, чтобы осуществить свою цель, хотя идти вам туда запрещено. Оно слишком свя­то для нас, чтобы мы допускали туда посторонних. Од­нако ваша цель выше всех наших законов. Завтра один из наших старейшин приведет вас туда. Я не скажу его настоящего имени, но вы можете называть его Томасом. Вы в наших сердцах, и мы сделаем все возможное, чтобы помочь вам завершить то, ради чего вы сюда приехали.

На следующее утро, когда встало солнце, разбросав свое золотистое сияние над синим-синим океаном и окрасив волнистые края облаков в пурпурно-оранжевые тона, перед нами возник человек лет пятидесяти и ска­зал, что он и есть Томас. Он был примерно метр восемь­десят ростом, темно-коричневый. Его черные волосы, едва тронутые сединой, свободно свисали до середины спины, а на теле не было ничего, кроме белой набедрен­ной повязки и кожаного ремня. Ему явно были точно из­вестны наши мысли.

Не задавая вопросов, он сказал, что место, нужное нам для выполнения церемонии, находится в глубине острова, что нам одним идти туда опасно, но он покажет путь.

Я спросил, не нужно ли нам взять с собой какие-либо вещи. Он посмотрел на нас как на детей. «Нет», — про­сто сказал он, повернулся и пошел прочь. Мы с подругой обменялись быстрым взглядом и устремились за ним.

Живя все эти дни на пляже, я заметил, что середи­на острова холмиста и покрыта джунглями, но никогда не задумывался о том, какова она на самом деле, полагая лишь, что там, должно быть, очень красиво. Теперь же нам предстояло ощутить всю ее мощь.

Поднявшись выше уровня моря (а выше уровня моря мы здесь еще не поднимались), мы испытали по­трясение. Все склоны были сплошь покрыты джунглями. Я сразу понял, что без провожатого мы со своей спутни­цей никогда не нашли бы дорогу. Нужно знать не только тропинки, проложенные в густых джунглях, но и то, где и как они соединяются с другими, более узкими и почти невидимыми тропками, ведущими к месту назначения.

Несколько раз мы прошли мимо древних каменных руин, расположенных чуть в стороне от тропы, и на мой вопрос о них Томас ответил:

— Задолго до того, как мы пришли на эти острова, здесь жили древние люди. Мы не знаем, кто они, но эти руины всегда под защитой. Среди вот таких же руин, не этих, а других, мы каждый год проводим церемонию в честь тех, кто пришел сюда до нас. Но то место, куда мы направляемся, — самое священное из всех.

Несколько часов непрерывного подъема — и мы взобрались на горный хребет, который издалека, с пля­жа, казался мне почему-то местом нашего назначения. И только поднявшись на самую вершину, мы впервые увидели с нее центр острова. Я не верил своим глазам. Боже, оно выглядело как тайное святилище в одном из фильмов об Индиане Джонсе. Гористый хребет или кряж, на котором мы стояли, образовывал обширный круг, в самом центре которого высилась могучая гора в форме фаллоса. Да-да, это был самый настоящий гигантский фаллос, торчащий в небо и мощно выпиравший из женского круга обрамлявших его гор.

«Ух ты!» — воскликнул я и надолго умолк под впе­чатлением этой невероятной мощи, свидетелем которой стал. Как тут не вспомнить о том, что остров Муреа име­ет форму сердца! И эта штука находится в самом центре? Мы трое стояли в полном молчании. Единственным зву­ком был шум ветра, ерошившего мои волосы. И среди этого молчания я с удивлением заметил, что все мы ды­шим совершенно синхронно, как один человек, и почув­ствовал себя связанным со всей Жизнью.

Минут через пять Томас указал на площадку слева от фаллической горы и сказал:

— Вам нужно сюда. Теперь идите одни. Вы почув­ствуете, когда окажетесь в нужном месте. Мое сердце и сердца моих соплеменников будут с вами.

С этими словами он повернулся и ушел, оставив нас одних.

Мы долго стояли без движения, взявшись за руки и не желая нарушать это волшебное мгновение.

И вдруг почти над нашими головами пролетел ярко-зеленый попугай; он пронзительно закричал и своим криком вывел нас из этого транса.

Мы вздрогнули и рассмеялись, но серьезность стояв­шей перед нами задачи заставила нас сосредоточиться и взять свои чувства под контроль. Мы знали, что упуска­ем время. Нам нужно было оказаться в священном месте через полтора часа, иначе все будет потеряно.

— Ну что ж, пошли.

Идти без Томаса, знавшего каждую пядь земли на этом острове, было нелегко, но теперь нам самим пред­стояло добираться до центра. Чтобы сэкономить время, мы решили спускаться прямо по склону горы к чаше у ее подножья, но это было ошибкой — через пять минут мы сбились с пути.

В конце концов мы добрались до священного места. Оно оказалось просто сказочным: ровная площадка, а в середине ее — плоский камень-алтарь, перед которым бесчисленные поколения людей проводили свои ритуа­лы. До наступления эпохального момента оставалось всего пятнадцать минут.

Да уж, удивительная штука — жизнь! После многих месяцев подготовки к столь важному для земного чело­вечества событию мы едва успели добраться вовремя. Но все же успели. Как должны были успеть и сорок две женщины и два наших «антипода» в Египте. Масштаб­ная церемония вот-вот должна была начаться.

Мы очень быстро определились с четырьмя направ­лениями по сторонам света и поставили вокруг внутрен­него пространства святилища, где должна была прово­диться церемония, энергетическую защиту. Мне уже не раз приходилось заниматься обустройством священного места, и по опыту, который я приобрел во время обуче­ния в племени таос пуэбло, я знал: для того чтобы спро­ецировать и воплотить в жизнь цели и намерения, они должны быть очень четкими и конкретными. А для это­го человек сердцем должен быть связан с Матерью Зем­лей и Отцом Небом, а кроме того, он должен попросить духов сторон света, чтобы они заполнили пространство и защитили людей, участвующих в церемонии. Затем он должен сознательно призвать Великого Духа и в его при­сутствии провести церемонию. Великий Дух, конечно, пребывает повсюду, но здесь речь идет о том, чтобы че­ловек осознавал присутствие Бога. Без таких намерений церемония превратится не более чем в фантазию, ли­шенную силы и действенности.

Место вокруг нас и сам амфитеатр были насыщены энергией тысячелетий, в течение которых здесь проводились священные церемонии. Томас дал нам с собой кое-какие травы и священные предметы, чтобы мы, как велит традиция островитян, положили их в центре круга, поэ­тому, зная, насколько важно не нарушать местные верова­ния, мы так и сделали. Когда наконец все было готово, до начала церемонии оставалось всего три минуты.

Я посмотрел в глаза моей спутнице и уловил в них не столько предчувствие, сколько неведение того, что должно было произойти. Зная, что Мать Земля вот-вот воспользуется ею как орудием для колоссального энергетического сдвига, который окажет влияние на всех женщин Земли, она, словно завороженная этим знанием, поневоле сдерживала свое дыхание.

Я выбрал подходящий момент, взял ее за руку и на­чал произносить следующие слова, чтобы придать ей уверенность:

— В настоящий момент ты самая главная, самая пре­красная и самая сексуально привлекательная женщина из всех живущих на Земле. Закрой глаза и позволь свое­му духу войти в твое тело и полностью обосноваться в нем. Через несколько минут ты станешь Землей, творя­щей новые пути для выражения женственности.

Я посмотрел на часы. Оставалось пятьдесят пять се­кунд до того момента, когда в священную дыру в Егип­те будет брошен камень. Я повернулся к своей подруге и увидел, что она ушла в себя. Время и пространство сейчас ничего не значили для нее. Она пребывала в том месте, о котором знала и которое воспринимала в целом мире только она одна.

В моей голове начался безмолвный отсчет последних секунд. Я ничем не мог помочь. И не мог даже предста­вить, что должно случиться.

Пять, четыре, три, два, одна — сейчас!

Женщина, естественно, не могла знать точно, когда, в какую долю секунды это произойдет, а все происходило как раз в данную секунду.

Она стояла на коленях, выпрямив спину, и в тот мо­мент, когда церемониальная энергия мощным потоком влилась в нее, на ее лице мелькнуло выражение, гово­рившее о шоке или потрясении, и тело откликнулось на это тем, что полностью осело на землю.

А затем через нее прошла вторая волна энергии. И еще одна. Для нее, очевидно, это было просто воспри­ятие энергетических волн, которые отличались между собой по степени интенсивности, а вот для меня, мужчины, который глядел на нее со стороны, это было также и сексуальное переживание.

Я знал, в чем смысл этой церемонии, но только на­блюдая за этой женщиной и чувствуя то, что чувствова­ла она, я осознал всю мощь происходящего сексуального сдвига.

Она вытянулась на земле, широко раздвинула ноги, а из самых глубин ее сокровенного внутреннего храма наружу рвался стон. Он звучал почти как стон боли, но был куда более диким и первобытным. Она погрузилась в ту область сексуальности, где полностью была муж­чиной, и впервые в своей жизни познала неуемную тягу желания — желания соединиться с красивой женщиной. Ее обычная сексуальность растворилась, исчезла, усту­пив место реальности, о которой, как она сказала поз­же, она могла только мечтать, и только эта реальность была настоящей. Эта была телесно-энергетическая ре­альность.

Затем, столь же стремительно, как и вся процедура, в ее тело хлынула новая волна энергии, и она непроиз­вольно сменила позицию. Теперь она ерзала по земле, хватаясь за нее руками, и стон, еще более громкий, чем прежде, рвался прямо к Отцу Небу, нависавшему над ней. Теперь ее сексуальность изменила свою полярность. Сейчас она целиком и полностью была женщиной, же­лавшей, чтобы в нее вошли так глубоко, насколько это под силу человеку.

«О боже, я люблю тебя!» — то и дело срывалось с ее губ. Эти слова, несомненно, предназначались тому, кого могла видеть только она.

Затем на нее накатила еще одна волна энергии — те­перь она снова была мужчиной. Но на этот раз к чисто мужскому желанию примешивалось немного женского. Каждый раз, когда энергия Матери наполняла ее тело, ее сексуальная полярность менялась на противоположную, все больше приближаясь к равновесию. Как маятник, ка­чающийся из стороны в сторону, ее сексуальность с каж­дой энергетической волной меняла свою полярность, пока наконец не утвердилась близко к центру.

В течение следующих получаса или около того энер­гия стабилизировалась, но мы оба, и моя подруга и я, уже знали, что женщина навсегда преобразилась под влиянием этого опыта, так же как преобразилась и сама Земля.

В будущем женщины этой планеты будут в гораздо большей мере центрироваться на своей собственной, женской сексуальности и будут меняться легко и пла­стично, а не так резко, как последние 13 ООО лет, когда до­минирование мужчины неумолимо втягивало их в мир мужского опыта. Отныне женщины готовы к тем пре­образованиям, которые произойдут в будущем, преоб­разованиям, к которым они, раздираемые сексуальным дисбалансом нынешнего времени, никогда не смогли бы приспособиться. Это было лишь начало, ибо если что и претерпело изменения, так это Единая Решетка Созна­ния над Землей. Эта решетка — будущее человечества, которое теперь становилось полностью зависимым от женщин всех стран, культур и регионов, созданных этим человечеством в своем уме.

Прецессия равноденствий вот-вот должна была всту­пить в новый 13000-летний цикл, на этот раз ведомый женской мудростью, мудростью всех женщин Земли, которую каждая из них хранит в маленькой потайной комнатке в своем прекрасном женском сердце. Без этой безусловной любви человечество потерялось бы среди всех тех ментальных пут и ограничений, которые за по­следние 13 ООО лет воздвигли мужчины для защиты себя. Такая защита была необходима в прошлом, но сегодня она — одно из величайших препятствий на пути вы­живания, расширения нашего сознания и восхождения рода человеческого к новому миру света.

Спасибо тебе, Господи, за женское сердце! Так было всегда: мужчины защищали нас, когда мы входили в тем­ную часть цикла, а женщины вели нас к свету, когда Ве­ликий Цикл начинал делать обороты в направлении цен­тра Галактики.

Моя подруга лежала обмякшая на земле; все мышцы ее тела были расслаблены. Она только что испытала са­мый удивительный и необычный оргазм в своей жизни и благодаря ему спасла человечество.

Неожиданно в небе полыхнула молния, и простран­ство вокруг нас сотряслось от раскатов грома. Это под­стегнуло нас обоих. Женщина вскочила, прижалась ко мне, и мы удивленно озирались вокруг, изумляясь тому, сколь не походила эта атмосфера на то синее небо и бе­лые кучевые облака, которые были частью пейзажа в мо­мент, когда началась церемония. Я настолько погрузился в энергию церемонии, что не заметил, как весь остров в считанные минуты оказался во власти яростного штор­ма. Молнии вспыхивали одна за другой, раскалывая воз­дух вокруг нас. Ситуация с каждой минутой становилась все более и более серьезной.

Мы схватили вещи и начали осматриваться в поис­ках укрытия, но слишком поздно. Через пятнадцать ми­нут после окончания церемонии на остров обрушился яростный, ураганный ливень. Ни разу в жизни я не ви­дел ничего подобного. Вода низвергалась с небес такой плотной стеной, что буквально в нескольких метрах от нас ничего не было видно.

Наконец мы нашли местечко под навесом скалы, где и укрылись от потоков дождя, держа друг друга в объя­тиях, пока бушевал шторм. Мы еще не знали тогда, что дождь зарядил без малого на трое суток!| В конце концов мы кое-как одолели обратный путь до пляжа, к своей «семье», но за это время наша жизнь изменилась так, что вряд ли я в состоянии передать это на страницах книги. Столь сильный шторм был довольно обычным явлением на острове, а вот то, что одновременно точно такое же явление произошло и в Египте, обычным никак не на­зовешь. Через пятнадцать минут после окончания цере­монии в Египте на Гизу хлынули потоки дождя, который продолжался трое суток, что для этого крайне засуш­ливого региона весьма необычно. Газеты сообщали, что улицы Гизы затоплены и трое людей утонули. Один из репортеров уверял, что за всю историю Египта ничего подобного еще не случалось.

Глядя на это событие с позиции сегодняшнего дня, я понимаю, что это был мощный эмоциональный выплеск Матери, стремящейся еще раз привести в равновесие свое внутреннее состояние. Хотя новый, женский сексу­альный баланс проявится в мире только через несколько лет, для нашей Матери он уже стал реальностью здесь и сейчас, дав начало новому циклу жизни ее драгоценного тела — планеты Земля.

Глава десятая

Остров Кауаи и четырехмерная церемония передачи власти от мужчины к женщине

Наконец мы с подругой могли перемещаться без вся­кого давления со стороны Вознесенных Учителей. С другой стороны, иного выбора, кроме как покинуть остров Муреа, у нас не было, поскольку билеты на само­лет были куплены заранее, а на то, чтобы обменять их, у нас уже не оставалось денег.

Покидать остров было невероятно тяжело. Наши сердца навеки остались на этом крошечном клочке зем­ли, состоящем из гор, песка и деревьев. Но мысль о том, чтобы прокатиться в Австралию, тоже была невероятно волнующей. Мы решили, что после завершения наше­го духовного паломничества непременно съездим туда, и чем больше мы говорили об этом, тем больше нам не терпелось поскорее там оказаться. О Большой Барьер­ный риф, мы едем к тебе!

Мы сели на пароход до Таити, а оттуда вылетели в Сидней. Сидней — замечательный, очень красивый го­род, где в гавани по темно-синим водам непрестанно снуют туда-сюда белые парусники. Правда, мы задер­жались там недолго, поскольку нас манил риф. Мы слы­шали, что риф был таким же райским местом для аква­лангистов, как и Муреа, и это нас радовало, поскольку к этому моменту мы стали почти мастерами подводного плавания. И вот мы отправились автостопом на восточ­ное побережье, по пути беседуя с местными жителями и мало-помалу начиная постигать удивительную природу оззи — австралийцев. Это 6ыли очень открытые, любя­щие и ценящие шутку люди. Не думаю, чтобы я когда-либо так смеялся в своей жизни, как в этот раз.

Наконец мы оказались в местечке под названием Байрон-Бей, где встречаются воды северного и южного океанов, рождая огромные волны, непрерывно накаты­вающиеся, словно по часам, на побережье, что делает это место идеальным для серфингистов.

Я уверен, что все хиппи шестидесятых годов каким-то образом добрались до этого городка и основали здесь пляжное братство, не допускавшее к себе посторонних людей, дабы они не портили здешние мир, любовь и бла­годать. Поскольку я сам принадлежу к числу первых, са­мых закоренелых хиппи, то мне показалось, будто я умер и попал на небеса. Это было мощнейшее дежавю. Все эти люди говорили на моем языке! Нам с подругой было очень нелегко покидать это место, поэтому мы решили, что не очень-то и стремимся к рифу и тот вполне может подождать.

Я прожил на побережье две недели и стал практиче­ски настоящим «пляжным бомжом». Но вот однажды, когда я медитировал на вершине горного хребта, созер­цая оттуда Тихий океан, мне вдруг явился Тот. Сначала я подумал, что он просто пришел осведомиться, как дела, но у него были другие планы.

Впервые я видел Тота таким нерешительным. Я спро­сил его, в чем дело, и он ответил:

— Друнвало, мне очень жаль, но я вынужден попро­сить тебя сделать для нас еще кое-что.

Волосы у меня на затылке буквально вздыбились от такого известия. О нет, только не сейчас!

— Чего ты хочешь? — еле выдавил я из себя, ибо был не в силах говорить.

— Мне в самом деле очень жаль, — ответил Тот, — но ты должен немедленно вылететь на Гавайи, на остров Кауаи, и чем скорей, тем лучше.

— Тот, я думал, у нас есть время немного отдохнуть. Не может ли это дело подождать еще пару недель?

— Нет, — просто ответил он. — Это дело даже еще более важное, чем то, которым ты занимался на Муреа. Пожалуйста, постарайся понять.

Какое-то время я молчал, не зная, что сказать. Я знал только, что духовная работа была одной из главных при­чин, по которым я пересек Вселенную и оказался здесь, на Земле. И ставил эту работу превыше всех других аспектов своей жизни. Но я понимал, что моей подруге, которая предавалась праздному ничегонеделанью и вовсю наслаж­далась отдыхом, эта идея вряд ли придется по душе.

Наконец я взглянул на своего наставника и сказал:

— Хороню, если ты говоришь, что это важно, пусть будет по-твоему. Чего ты хочешь от меня?

— Не сейчас, — ответил он. — Я все объясню, когда ты приедешь на Кауаи. Спасибо, Друнвало. Вели бы кто-то другой мог сделать эту работу, я не стал бы просить тебя.

И он исчез.

Я долго сидел, пытаясь придумать, как сказать об этом моей подруге, но в голову ничего стоящего не при­ходило. Так или иначе, но сказать все равно придется.

Она сидела у палатки и штопала порванную одежду. Когда я подошел, она взглянула на меня и вновь верну­лась к своей работе.

— В чем дело, Друнвало?

Я рассказал все как есть, стараясь привести разумные доводы в пользу того, что пора покинуть Австралию и отправиться на Кауаи. Она посмотрела на меня (судя по ее виду, она была весьма разочарована) и сказала:

— Дорогой, я не уеду отсюда, пока не увижу Большой Барьерный риф. Если тебе нужно, то уезжай. Я тебя пой­му, но сама не поеду. Понятно?

— Понятно. Собственно, я тоже не хочу уезжать, но должен. В этом смысл моей жизни.

— Ну, тогда встретимся в другом месте. Не знаю, где и когда, но встретимся. А это место мое так нравится, что я еще не скоро отсюда уеду.

Я обнял ее, сложил вещи и уехал рано утром — один. Было немного забавно оставлять ее одну в чужой стране, но, с другой стороны, она немало попутешествовала по миру, была взрослой девочкой и могла за себя постоять. А Австралия — действительно прекрасная и спокойная страна. Прошло почти шесть месяцев с момента расста­вания, а мы до сих пор не увиделись. Жизнь иногда мо­жет быть столь же странной, сколь и удивительной.

Я приземлился на Мауи и пересел на маленький паро­ходик, курсирующий между островами, доставляя с одно­го на другой местных жителей, и на нем добрался до Кау­аи. Кауаи — самый древний в цепи островов, являющихся остатками затонувшей Лемурии. Поэтому и энергия здесь тоже древняя, какими стандартами ее ни измеряй.

Пока самолет заходил на посадку, я размышлял о том, что же именно мне предстоит здесь сделать. По это­му поводу у меня не было ни малейшего представления. Как тут не удивляться?

Над островом висели густые дождевые тучи. Здесь почти всегда шел дождь. Это было самое влажное место на Земле. Если где-то выпадает 120-150 см осадков в год, это место считается очень влажным. А на Кауаи выпа­дает 12 метров (!) осадков в год, поэтому склоны почти всех гор на острове представляют собой сплошные водо­пады.

Вскоре я стоял в аэропорту с тем чувством собствен­ной неуместности и оторванности от места, которое вы­зывают у меня все аэропорты. Я решил взять напрокат машину — не только чтобы на ней передвигаться, но и чтобы вернуть себе чувство дома. Думаю, что я просто скучал по своей подруге.

Решение взять машину оказалось как нельзя кста­ти, поскольку, следуя указаниям Тота, мне пришлось колесить по всему острову. Его северо-западная часть настолько неровна, что власти давно отбросили мысль построить кольцевую дорогу, охватывающую все побе­режье; поэтому здесь имеется лишь одна основная доро­га, в форме лошадиной подковы, протяженностью при­мерно в 50 километров. Куда бы я ни направлялся, мне всегда казалось, что я нахожусь на противоположном конце этой подковы. Каждый раз, когда я ехал в место, названное Тотом, он останавливал меня на полпути, от­менял прежний пункт назначения и отправлял на дру­гой конец острова. Никогда не забуду тот день, когда я возвращал машину в бюро проката. Если большинство людей, берущих машину напрокат, накатывают за столь короткий срок километров сто, то на моем счетчике зна­чились тысяча двести. Приемщик не верил своим глазам, но я-то знал, что это правда!

Первую ночь я провел в палатке на берегу океана, на поросшем травой холмике. Впервые за все время я испы­тал умиротворение, а шум океанских волн баюкал меня, навевая глубокий сон.

Проснувшись утром, я вспомнил, что Тот все еще не сказал, с какой целью я здесь, но не сомневался, что вскоре это состояние сонной расслабленности сменит­ся интенсивной работой. И оказался прав. Видимо, Тот прочел моим мысли, ибо не прошло и получаса, как он появился передо мной.

«Мне слишком сложно объяснить за один раз, что именно тебе предстоит сделать, — сказал он. — Так что я буду объяснять по частям. Проще говоря, здесь, на острове, ты должен принять участие в церемонии, цель которой — изменить ход истории. Но церемония эта совершится лишь тогда, когда некоторые вещи встанут на свое место. Так вот. Как я сказал, ты здесь для того, чтобы стать участником церемонии, связанной с историей Земли, однако прежде, чем будет проведена большая церемония, ты должен принять участие в малой церемо­нии, которая проводится здесь каждый год и связана с чакрой сердца этого острова. Это место находится под манговым деревом. Спрашивай — и ты его найдешь». И Тот неожиданно исчез.

Я начал опрашивать местных жителей, но кого бы я ни спрашивал о церемонии, связанной с чакрой сердца и совершаемой под манговым деревом, они тут же торо­пились уйти. Видимо, это было событие, знать о котором чужеземцам не положено.

В конце концов я наткнулся на молодого гавайца — он точно знал, о чем я спрашиваю:

— Если ты действительно должен участвовать в этой церемонии, то ступай к реке, — сказал он и указал на широкую реку с темно-зеленой водой, бравшую начало где-то в середине острова.

Помедлив секунду, он добавил:

— Но если тебе повезет и ты доберешься до этого ме­ста, то сразу после окончания церемонии уходи, не огля­дываясь, а если оглянешься, твоя жизнь может оказаться в опасности.

Я спросил, что он хочет этим сказать, но он просто пожал плечами и пошел прочь.

— Как найти место, где происходит церемония чакры сердца? — спросил я вдогонку.

Не оборачиваясь, он сказал:

— Следуй своему сердцу. А как еще?

Когда он исчез в дверях старой бакалейной лавки, я подумал: «Неужели жизнь всегда должна быть столь та­инственной?»

Река извивалась среди густой роскошной листвы и дорогих особняков. Я знал, что делать и куда ехать — к реке и вдоль нее, — но, кроме этой информации, у меня, как обычно, не было главного — ключа. Я завел свою маленькую «тойоту» и поехал, старясь держать направление к реке и следовать своему сердцу, но ехать, не зная куда, казалось бессмысленным. Кроме того, я устал, и единственное, чего мне хотелось, — остановиться и вздремнуть. Поэтому я так и сделал: съехал на обочину дороги и закрыл глаза. Став таким образом восприимчи­вым к вибрациям сердца, я сидел и ждал.

Минут через тридцать или сорок, когда я уже готов был тронуться с места, из-за деревьев появились две юные пары с цветами в руках, одетые в церемониальные одежды. Одна из пар несла глиняные горшки. Они сели в машину и через минуту скрылись из виду.

Повинуясь инстинкту, я вышел из машины и напра­вился по той тропинке, по которой пришли они. Она ухо­дила в чащу деревьев, и, следуя по ней, я вышел к берегу реки, на которую указывал гаваец. По пути я встретил еще нескольких человек, возвращавшихся с церемонии. Никто из них не то что не кивнул в знак приветствия, но даже не взглянул на меня. Я продолжал двигаться дальше.

Пройдя таким образом вдоль реки с полкилометра, я наткнулся на огромное манговое дерево, добрая по­ловина которого нависала над водой, и у его основания обнаружил жертвенные подношения. Присмотревшись, я понял, что это церемониальные дары.

Неподалеку, погрузившись в медитацию, сидела мо­лодая девушка лет восемнадцати, по внешности — чи­стокровная гавайка. Я сначала не заметил ее, так как ее скрывали от меня несколько небольших деревцев, а ког­да заметил, то сразу понял, что она первая увидела меня, хотя ее глаза были опущены и она делала вид, что не до­гадывается о моем присутствии.

Я понял, что попал в священное место, и решил от­нестись и к нему, и к дереву со всем подобающим уваже­нием. У меня был с собой небольшой кристалл, а по пути я позаимствовал у местной флоры несколько ее даров, то есть, проще говоря, нарвал цветов вроде тех, что видел в руках у двух юных пар. Положив кристалл и цветы у подножия дерева, я сел немного в стороне, чтобы меня никто не увидел, и погрузился в медитацию, прислуши­ваясь к своему сердцу. Меня наполнило чувство радости, и теперь я точно знал, что это то самое место, куда меня отправил Тот.

Как только я уверился в этом, перед моим внутрен­ним взором предстал Тот и сказал: «Кристалл напитан твоими вибрациями, поэтому его нужно бросить в реку. Но еще до того, как он упадет в воду, повернись и уходи, не оглядываясь. Просто уйди и вернись к своей машине».

Я сделал в точности так, как было сказано: бросил кристалл туда, где простирались над рекой ветки манго­вого дерева, и, прежде чем он упал в воду, повернулся и ушел. Я шел, не оглядываясь, поэтому не знал, все ли еще на месте та молодая девушка и не случилось ли чего не­обычного. Я просто поступил так, как диктовали здеш­ние правила.

Навстречу мне попадались гавайцы, идущие к ман­говому дереву, но я при встрече с ними опускал глаза и продолжал идти, пока не добрался до дороги. Тут я вздохнул с облегчением, ибо понял, что вышел из зоны действия энергетического поля святилища. Сев в маши­ну, я поехал к океану.

Проснувшись на следующее утро, я почти сразу узрел Тота, который проявился в сфере моего осознания. Те­перь он заговорил о других вещах: