Как была открыта гурская зона
Они занимались любовью, все трое — Гомати, Ньёрди, Шотен, — когда сработала сигнализация. Переливчатый, затухающий звук свидетельствовал: установлен первый дистанционный контакт с удаленным объектом — с десятой планетой, что находилась за эксцентричной орбитой Плутона и вращалась вокруг далекого, почти незримого Солнца с иррациональной скоростью на расстоянии приблизительно шестнадцати миллиардов километров: ее громадная масса тонула в вечной тьме и запредельном холоде. О существовании этой планеты догадывались давно, но до сих пор никто на ней не бывал.
Гомати была единственной женщиной в экипаже: высокая, почти под два метра от шелковисто-гладкой макушки до кончиков блестящих оловосодержащих ноготков на ногах. Как только прозвучал сигнал, она рассмеялась журчащим смехом — звонко, весело: до чего же неуместно дела космические ущемляют права плоти!
Корабль вылетел с Плутона, хотя с этой точки орбиты он находился ближе к Солнцу, нежели Нептун. Изготовленный в условиях практически нулевой гравитации крохотной луны Нептуна Нереиды, летательный аппарат был переправлен обратно сегмент за сегментом и уже там собран и оснащен кибернетическими организмами — десятком крохотных биомозгов. Экипаж из трех пилотов взошел на борт, и корабль стартовал с изрытой кратерами поверхности Плутона.
Ньёрд, представитель мужской «половины» экипажа, выругался сквозь зубы: сигнал радиолокатора застал его врасплох, невнимание Гомати — обидело, а ее неуместное веселье и то, как легко она отвлеклась от них с Шотеном, оскорбило до глубины души. Ньёрд почувствовал, как его орган безвольно обвис, и на мгновение пожалел о некогда принятом решении сохранить органический фаллос и гонады — когда еще юнцом прошел кибернетическую модификацию. В нынешних обстоятельствах потенция киборга оказалась бы и сильнее, и продолжительнее, однако ж подростковая гордость Ньёрда даже мысли не допускала о возможности каких-либо неудобств с эрекцией.
Запущенный с каменистого Плутона, орбитальная плоскость которого наклонялась к плоскости эклиптики почти на 18 градусов, корабль практически катапультировался в противоположную Солнцу сторону; он облетел вокруг Нептуна, отсалютовал по пути спутнику, на котором родился, корректирующими курс выбросами и унесся, словно камень из гравитационной пращи, в черноту неведомого.
Шотен, кибернетически модифицированный больше всех прочих, отдал телепатический приказ. Подключившись к сенсорным датчикам корабля, Шотен настроил сознание навигационных биомозгов на дистанционное считывание данных, определяющих местонахождение удаленного объекта. Данные подтвердили предполагаемую информацию об объекте: его огромную массу и невероятное расстояние — превышающее даже афелий Плутона (что составляет около восьми миллиардов километров). Далекий объект вращался вокруг светила на расстоянии в два раза большем, нежели самая удаленная от Солнца точка орбиты Плутона.
Корабль под названием «Хонсу»,[154]в честь древнего небесного божества, нес на себе все необходимое для жизнеобеспечения троих членов экипажа, запас топлива и резерв мощности, достаточные для полета до цели, запланированной посадки на удаленный объект, затем взлета и обратного пути и приземления, но уже не на Плутон (к моменту возвращения «Хонсу» он будет находиться гораздо выше плоскости эклиптики, за пределами орбиты Нептуна), а на крупнейший из спутников Нептуна, Тритон, где еще до отправки «Хонсу» в исследовательский полет загодя подготовили приемную станцию.
Ньёрд недовольно бурчал себе под нос, не к месту сожалея, что не знает исходного пола Шотена Бинаякья — кем он был до того, как прошел киборгизацию. Сам Ньёрд Фрейр, уроженец Ладциновской империи Земли, сохранил свою мужественность, даже подвергшись всем традиционным имплантациям, резекциям и модификациям половозрелой киборгизации.
Шри Гомати, родом из Кхмерской Гондваны, также сохранила свои женские первичные характеристики в исходной форме и рабочем состоянии, хотя и предпочла заменить малые половые губы и клитор на металлические, что Ньёрда Фрейра порою изрядно раздражало.
Но Шотен, Шотен Бинаякья, оснащенный многоцелевыми гениталиями с изменяемой конфигурацией, оставался загадкой: даже происхождение его (или ее?) оставляло место сомнениям. Он родился на Земле или, по крайней мере, так утверждал, однако в отличие от Ньёрда Фрейра не являлся подданным Ладдиновской империи, где правил Йамм Керит бен Чибча, равно как и Кхмерской Гондваны, где царил Нрисимха-Львенок (этой стране присягала на верность Шри Гомати).
— Ну что ж, — проскрежетал Ньёрд. — Что ж, великая планета о себе возвестила.
Он поморщился: автоматические сервомеханизмы-утилизаторы воровато забегали вокруг в поисках восстанавливаемых протеидов, оставшихся от прерванного соития.
Шри Гомати, интригующе поблескивая посеребренными видеодатчиками, повернулась к недовольному Ньёрду и загадочному Шотену.
— Вы что-нибудь видите? — спросила она. — Визуальное определение местоположения уже возможно?
Шотен Бинаякья потянулся к киберзахвату клешневого типа, постучал по регулятору визуального экстензора. Биомозг, настроенный повиноваться любому из членов экипажа, активировал экстензор и направил его к одному из блестящих датчиков. Мерцающее поле видеокадра сдвинулось в сторону, приемники на входе открылись, готовые к подключению волоконно-оптических кабелей.
Щелчок, тишина.
D68/Y37/С22/обратный кадр
Коронация Йамма Керита бен Чибчи ослепляла великолепием. Никогда прежде Южно-Полярный Иерусалим не видывал зрелища такой роскоши, такого блеска и такой мощи. Тысячи нагих, позлащенных рабов, разубранных драгоценными камнями и перьями, прошествовали по широкому проспекту перед Императорским дворцом. На перевитых воедино золотых и вейцманиевых жгутах они влекли сверкающие колесницы-джаггернауты. Фонтаны рассыпали пенные струи благоуханного вина. Мажордомы пригоршнями швыряли желтые шекели в ликующую толпу.
Апофеозом празднества стал парад антрокиберфантов — великолепных слонов-мутантов, мозжечок которых был хирургически удален при рождении и заменен фрагментами человеческого мозга, выращенного из клонированных клеток, пожертвованных (в ряде случаев в принудительном порядке) величайшими учеными, интеллектуалами и деятелями науки, подданными Йамма Керита вен Чибчи. У подросших и достигших пубертатного возраста антрокиберфантов хирургически удалялись половые железы и вживлялся целый набор электронных имплантатов, включая компьютеры инерциального управления, гироскопы с коррекцией от магнитного компаса и нейронные приемопередатчики.
Антрокиберфанты выделывали антраша и курбеты на широком проспекте перед Императорским дворцом и оглашали окрестности трубными мелодиями Вагнера, Мендельсона, Баха и Моцарта, тщеславными самолюбованиями Рихарда Штрауса, эротическими фантазиями Скрябина, длинными тактами Бриттена, диссонантами ударных инструментов Эдгара Вареза, и все это — в безупречной оркестровой гармонии, с дополнительными акцентами тимпанов, цимбал, литавр и кимвалов в подвижных, гибких щупальцах, что росли из особых узлов на слоновьих лопатках.
На задрапированном шелками и инкрустированном драгоценными камнями балконе Императорского дворца Верховный монарх Ладдиновской империи улыбался, помахивал рукой, кланялся, аплодировал, оборачивался к увенчанным тюрбанами мажордомам, набирал полные горсти памятных сувениров и милостиво бросал их демонстрантам и ликующим толпам, что сошлись поучаствовать в великом торжестве.
Ладдиновская империя включала в себя всю протяженную антарктическую область бывшего Израиля-в-Изгнании и расширенную территорию Большой Ги-Бразил, что претендовала на господство над всеми Америками, от Гудзонова залива до Патагонии — до того, как оказалась под контролем южно-полярной нации. Верховный монарх, Йамм Керит бен Чибча кланялся, махал рукой, бросал в толпу памятные сувениры. Глубоко в недрах земли, под некогда обледенелыми равнинами и горами пробуждались к жизни гигантские гироскопы.
Земная ось начала понемногу смещаться по долгой, тщательно запрограммированной фазе. В известность были поставлены разве что слуги и советники Верховного монарха; ничего, кроме воли Йамма Керита бен Чибчи, Верховного монарха, не принималось в расчет. Йамм Керит бен Чибча задался честолюбивой целью — даровать каждому жителю планеты Земля и каждому квадратному метру ее территории справедливый и равноправный доступ к изобилию, красоте, радости, свету и теплу солнца.
Гигантские гироскопы вращали громадными маховиками, и исконный наклон земной оси постепенно менялся.
Фанатичные орды Нрисимхи-Львенка хлынули из города Медины в древнюю Аравийскую пустыню, сокрушая все на своем пути во имя священного Львенка Господнего. Силы Нового Рима, империи, основанной Фортуной Палес, и Нового Кхмерского царства, веком раньше созданного Видья Деви, убивали приспешников Нрисимхи-Львенка сотнями тысяч, а потом и миллионами.
Как только удавалось Нрисимхе пополнять обескровленные армии? Сколько солдат мог выставить один-единственный город Медина? В чем заключался секрет одержимых орд?
Никто не знал.
Но они все текли и текли вперед — бесстрашно и неудержимо; их невозможно было ни остановить, ни замедлить, ни обратить вспять. Все, что могли силы сопротивления, — это убивать их миллионами; и они гибли, гибли, гибли, но их соратники шли дальше, переступая через мертвые тела — тела воистину странные, поскольку они не гнили и не разлагались, в отличие от трупов обычных солдат, а словно бы превращались в аморфный студень и впитывались в саму землю, не оставив по себе никаких следов — ни обмундирования, ни даже оружия или снаряжения. Но там, где прошли они, расцветали невиданные цветы и созревали плоды, и буйное великолепие этих колонн, лепестков и ягод размером с дыни разливало в воздухе сладостные дурманные ароматы, так что тех, кто собирал урожай и вкушал от него, одолевали сны — сны завораживающе-прекрасные и пугающе-нездешние.
Странные гонцы поспешали через пески пустынь Африки и Азии, возвещая: Львенок-Нрисимха явился принести мир, славу и великолепие новой Империи — Кхмерской Гондване, этой абсолютной диктатуре непревзойденной благости, что протянется от Сибири до Ирландии и от Северного полярного круга до мыса Доброй Надежды.
На то, чтобы завершить завоевания, последователям Нрисимхи-Львенка понадобилось не так уж много лет, ну и еще несколько — на создание действенной инфраструктуры и назначение региональных сатрапий под абсолютной властью Нрисимхи.
Кхмерская Гондвана имела бешеный успех.
Не прошло и года после полной победы Йамма Керита бен Чибчи над всей территорией Ладдиновской империи и после воцарения Нрисимхи-Львенка в Кхмерской Гондване, когда две великие державы вынуждены были заключить союз, ибо их атаковали полчища земноводных со дна морей. Как долго эти невиданные, похожие на лягушек разумные существа жили в своей мрачной донной метрополии на глубине сотен метров ниже поверхности земных океанов, навсегда останется неразрешимой загадкой.
Что заставило их подняться из бездн и атаковать народы суши, тоже неведомо, хотя, по всей видимости, причиной нападения послужило неуклонное смещение земной оси, вызванное исполинскими подземными гироскопами Йамма Керита бен Чибчи.
Глубоководные воспряли и вылезли на берег по всему взморью одновременно. Носили они лишь странной работы браслеты и украшения из нержавеющего металла. Вооружены они были чем-то вроде зазубренных трезубцев из морских легенд. Они влекли за собой страшные каменные статуи неописуемых внеземных чудовищ, перед которыми совершали кощунственно разнузданные ритуалы и всяческие извращенные непотребства.
Ладдиновская империя и Кхмерская Гондвана, объединив силы, дали отпор угрозе и прогнали странных Глубоководных обратно в илистые владения, откуда они появились. К 2337 году объединенная земля вновь наслаждалась покоем и процветанием под благим и ярким солнцем.
Угрозу Глубоководных удалось отвратить, по крайней мере, до поры до времени.
И в миллиардах километров от Земли человечество возобновило свое героическое продвижение к дальним окраинам Солнечной системы.
Марта 2337 г.
— Еще нет, — лязгнул голос Шотена Бинаякья.
— Но уже скоро. — Гомати подключилась к радиолокационному датчику «Хонсу», и кибербиоты конвертировали поступающие импульсы в псевдовизуальные образы. — Смотрите! — воскликнула она. — Да это целая система!
Ньёрд Фрейр заерзал на месте: сколько можно досадовать, пора бы уже переключиться на что-нибудь по-настоящему важное!
— Ну же, ну, — услышал он голос Гомати, непонятно, органический или синтезированный, — дай входной сигнал на максимальную мощность!
Ньёрд послушно подключился к внешним датчикам «Хонсу».
— Потрясающе!
— Еще бы.
— И не то чтобы беспрецедентно. Напротив, — вмешался Шотен Бинаякья. — У всех гигантов — сложная система лун. Взять хоть Юпитер. Или Сатурн. Или Уран. Пошарь в банках памяти, если не помнишь.
Ньёрд недовольно направил совершенно ненужный запрос в кибербиотический имплантат.
— Ммм, — пробурчал он. — Ну, допустим. Среди них — около тридцати значимых спутников. Плюс всякий мусор. Допустим. — Ньёрд кивнул.
— И этот новый гигант?..
— Не новый, — поправил Ньёрд. — Он вообще-то все время здесь был, наряду с прочими. От гипотезы старины Лапласа[155]насчет молодых и старых планет отказались примерно тогда же, когда опровергли представления о плоской Земле и неделимости атома, знаешь ли.
— Умница ты наш, Фрейр, — саркастически усмехнулся Шотен.
— И что?
— Ньёрд, со всей очевидностью Шотен имел в виду «новооткрытый», — поморщилась Шри Гомати. И спустя долю секунды добавила: — А вскорости будет и «новоисследованный».
Ньёрд раздраженно выдохнул.
— Ага. А вот этот древнеевропейский, как бишь его там, Галапагос наблюдал основные спутники Юпитера аж семь сотен лет назад. А как только изобрели оптический телескоп, так и все остальные добавились. Ни датчиков радиации не понадобилось, ни тем более зондов. Семь сотен лет назад!
— Семьсот двадцать семь, Ньёрд. — Шри Гомати ласково потрепала его по гениталиям.
— Уж эта мне твоя одержимость древней историей! В толк не могу взять, Гомати, как тебя вообще зачислили в экипаж: вечно ты носишься со всякими допотопными теориями и авторами!
— Ну не то чтобы одержимость. Галилей — одна из ключевых фигур в истории науки. Он обнаружил четыре крупных спутника Юпитера в тысяча шестьсот десятом году. Вычесть эту цифру из двух тысяч трехсот тридцати семи и получить семь-два-семь — арифметика несложная. Мне даже к кибербиоту обращаться не пришлось, чтобы просчитать разницу, Ньёрд, солнышко.
— Тьфу! — Остатки живой плоти на лице Ньёрда вспыхнули жарким румянцем.
— Вот она — входит в радиус видимости! — положил конец перепалке Шотен Бинаякья. — Спустя столько лет загадка пертурбаций на орбитах Урана и Нептуна разгадана. Планета Икс!
— Вечно ты все драматизируешь, Шотен! — фыркнул Ньёрд. — Тоже мне, планета Икс!
— А что, удачное совпадение, Ньёрд, солнышко, — рассмеялся абсолютно синтезированным смехом Шотен. — Лоуэлл[156]использовал этот термин для обозначения своей таинственной планеты: под X подразумевалась «неизвестная величина». Томбо[157]обнаружил ее и назвал Плутоном. А теперь это не просто X в смысле «икс», но еще и десятая по счету планета. Красиво вышло, что и говорить.
Ньёрд собрался было ответить, но прикусил язык: сенсорные датчики «Хонсу» уже показывали далекую планету. Это и впрямь оказалась целая система, наподобие планет-гигантов; данные радиолокационного зондирования потоком хлынули через внешние устройства и, уже отфильтрованные и обработанные кибербиотическим мозгом, затопили его сознание.
Гигантское темное небесное тело плыло сквозь непроглядную черноту. Оно почти не отражало света от далекого солнца, но поблескивало зловеще и смутно и с неспешной периодичностью сердцебиения волнообразно пульсировало низким кармазинно-красным излучением, что раздражающе действовало на подсознание Ньёрда, даже пройдя через механизмы корабля и будучи обработано кибербиотами. С завороженным отвращением Ньёрд глядел на мерцающий, вибрирующий шар.
Вокруг непристойно сплюснутой планеты кружило целое семейство небесных тел меньшего размера: сами по себе, по-видимому, тусклые и безжизненные, но наклонно подсвеченные зловещим тоном планеты-родителя.
— Юггот… — Тихий шепот Шри Гомати резко вывел Ньёрда из задумчивости. — Юггот… — И снова: — Юггот!
— Это еще что такое? — огрызнулся Ньёрд.
— Юггот, — повторила Шри Гомати.
Мужчина раздраженно зашипел, не сводя глаз с гигантского пульсирующего небесного тела, что во внешних датчиках «Хонсу» казалось еще огромнее, и с семейства спутников, которые сами вели себя как точь-в-точь как игрушечные планеты на орбите вокруг раскаленного ядра миниатюрного солнца.
— Великий мир — Юггот, — промурлыкала Шри Гомати. — А Нитон и Заман — миры малые; есть еще кружащаяся пара — вон, видишь, видишь! — Тог и его близнец Ток с нечистым озером, где плещутся раздутые шогготы.
— Ты не знаешь, что это еще за бред? — осведомился Ньёрд у Шотена Бинаякья, но Шотен лишь покачал андрогинной шелковисто-блестящей головой: серебристые глаза замерцали, органические губы раздвинулись, за ними блеснули верхний и нижний монодонты из нержавеющей стали.
Дистанционные датчики «Хонсу» уже собрали достаточно информации; теперь кибербиоты корабля рассчитывали и упрощали данные, составляя выборки характеристик новой планетной группы. Шотен поднял телескопический киберимплант и указал на мерцающий экран, по которому сверху вниз медленно бежали строки.
— Видите, — зажурчал неопределенный, синтезированный голос, — масса у планеты гигантская. Превосходит Юпитер в два раза. А Землю — так в шестьсот раз! И сплюснута она еще больше, чем Юпитер, — что у нас там с вращением? — Шотен помолчал, выжидая, пока на экран выползут новые строки информации. — Период вращения у нее еще короче, чем у Юпитера. А скорость вращения поверхности должна быть… — Он умолк, послал запрос в нейрокибернетическую сеть корабля и усмехнулся: ответ высветился на экране.
— Вы только представьте себе, каково это — отдыхать на поверхности этой планеты, одновременно вращаясь со скоростью восемьдесят тысяч километров в час!
Ньёрд Фрейр поднялся с кушетки. Наименее киборгизированный из всех троих, он сохранил три из своих изначальных органических конечностей. Он развернулся, хватаясь за поручни, чтобы не упасть, продел автоматизированную руку сквозь две опоры — и принялся яростно жестикулировать, переводя взгляд от Шотена к Шри Гомати.
— С экрана читать мы все горазды. Я спрашивал, что за чушь несет эта евразийская стерва!
— Ну право, солнышко, — неопределенно проворковал Шотен Бинаякья.
Мерцающие серебряные глаза Шри Гомати в кои-то веки не были полностью экранированы: они неотрывно смотрели куда-то вдаль. Ее руки — одна оснащенная целым набором научных и механических приспособлений, вторая с множеством вживленных в нее гибких хрящевидных органов, в равной степени пригодных и для технических операций, и для эротических забав, — затрепетали, запорхали у самого ее лица. Говорила она, обращаясь не то к себе, не то к какому-то отсутствующему, незримому существу, чем к Ньёрду Фрейру или Шотену Бинаякья. Казалось, она программирует целую партию кибербиотических мозгов, заполонивших электронные сети корабля.
— Пятнадцатого марта две тысячи триста тридцать седьмого года, стандартное земное время, — мурлыкала она. — Ему бы понравилось. Ему приятно было бы знать, что о нем помнят. Что в свое время он был прав. Но как он проведал? Просто-напросто догадался? Или общался с сущностями извне? С созданиями из странного, сумеречного мира за пределами звездной бездны, из этой тусклой и призрачной земли теней?.. Ты вот уже четыреста лет как мертв, Говард, — покоишься ли ты в древней земле и по сей день? Уж не воскресил ли какой-нибудь современный Карвен твой прах, сиречь основные соли?
— Безумие! — воскликнул Ньёрд Фрейр. Органической рукой он ударил Гомати по лицу: ладонь отскочила от твердой кости и еще более твердого металла, внедренного в плоть.
Ее мерцающие глаза вспыхнули, она отпрянула, извернулась, обожгла его негодующим взглядом. Между ними словно замкнулась электрическая цепь: губы у обоих напряженно подергивались, немые лица исказились враждебностью. Помимо этого, ни один и пальцем не пошевелил.
Недвижную напряженность разрушило лишь властное вмешательство Шотена Бинаякья:
— Пока вы тут ссоритесь, милые, я велел кибербиотам вычертить нашу орбиту в новой системе.
— В системе Юггота, — повторила Гомати.
— Как скажешь.
На долю секунды экран данных покрылся абстрактными кляксами, а затем заполнился мерцающими диаграммами новой системы: в самом центре возникла сплюснутая у полюсов планета с ее шероховатым поверхностным рельефом; маленькие каменистые луны стремительно вращались вокруг нее.
— Мы можем приземлиться только единожды, — проворковал Шотен. — Надо тщательно выбрать точку касания. Последующие экспедиции смогут изучить планету подробнее. Но если мы ошибемся с выбором, от этого Юггота, — он саркастически передразнил название Гомати для огромной планеты, — миры, чего доброго, откажутся навеки. — Шотен самоутверждающе закивал кибернетически модифицированной головой и синтезированным голосом повторил: — Да, навеки.
Считывание данных
Азиатско-Тихоокеанская Сфера Взаимного Процветания продолжала эволюционировать. Вне всякого сомнения, то был центр мирового могущества, экономического развития и политического руководства. А еще — гигантская держава, вобравшая в себя континенты и океаны, включая десятки огромных городов и миллиарды жителей.
Главным ее городом был Пекин. Вторичными административными центрами стали Лхаса, Бомбей, Мандалай, Кесон-Сити, Аделаида, Крайстчерч, Санта-Ана.
Первый великий вождь Сферы, Во Тран Куок превратился в фигуру легендарного масштаба спустя какие-то сто лет после смерти. Научные школы спорили о том, кем же он являлся на самом деле. Несмотря на имя, вьетнамцем он не был. Это установили доподлинно. Одна группа ученых утверждала, что он — маори. Другая — что айну. Третья доказывала, что в действительности он женщина-бенгалка, которая стала жертвой насилия в ходе войны за независимость в Бангладеш и впредь выдавала себя за мужчину (или, возможно, подверглась операции по смене пола, включая пересадку пениса и яичек, пожертвованных безвозмездными донорами).
Как бы то ни было, но Во Тран Куок умер.
После его смерти началась борьба за власть. Из тех, кто претендовал наместо покойного вождя, одни делали это исключительно из личных амбиций. Другие — во имя идейной убежденности. Великий идеологический диспут 2137 года был посвящен проблеме интерпретации древнего политического афоризма.
Древний политический афоризм звучал так: «Как все сущее в мире обладает двойственной природой, вот так же двойственна природа империализма и всех реакционеров: они — тигры настоящие и одновременно — "бумажные тигры"».[158]
В то время как политические идеологи в Пекине спорили о значении и смысле этого политического утверждения, из ниоткуда возникла новая сила — с центром в таинственном городе Ангкор-Ват в глубине джунглей древней Камбоджи. Эта новая сила утвердила в мире феминистский орден. Ее лидер, по примеру Во Тран Куока, взяла себе имя мифического героя из иной, не своей культуры.
Она провозгласила Новую Кхмерскую Империю, что протянулась от Уральских до Скалистых гор.
Она взяла себе имя Видья Деви. Что означало «богиня мудрости».
Бывшая славянская область и Магриб соперничали друг с другом, что век спустя привело к сближению и в конечном итоге к слиянию. Возродилась древняя Римская Империя. В нее вошли вся Европа, Ближний Восток, Африка и Северная Америка от Атлантики до Тихого океана. (Теперь Ниагарский водопад изливал свои воды прямиком в океан; бывший западный берег реки Гудзон стал элитным приморским курортом.) Скалистые горы глядели на бурные волны; водная гладь протянулась до самых берегов Азии.
Империей правила абсолютная монархиня под попечительством мирового феминистского ордена. Ее именовали — императрица Фортуна Палес I.
Латинская Америка, от архипелага Огненная Земля до южного берега Рио-Гранде (но исключая Нижнюю Калифорнию), составляла Большую Ти-Бразил. Императрица претендовала на прямое происхождение от династии Бурбонов. Звали ее Аструд до Муискос.
В Антарктике развернулся грандиозный проект по мелиорации земель. Геотермальная электростанция растопила лед по кругу с центром на Южном полюсе. Рекультивированная область занимала полтора миллиона квадратных километров. Почва оказалась фантастически богата минералами. И невероятно плодородна. Живописная красота ландшафта не имела себе равных. Здешние горы, озера и ледники затмевали Новую Зеландию, Швейцарию и Тибет. Искусственно насаженные леса разрослись стремительно и буйно. Ввезенные флора и фауна плодились и размножались. Немногие местные виды — пингвины, земноводные млекопитающие и недавно открытая странная порода птиц (их назвали текели-ли) охранялись законом.
Новую страну назвали Исроэльской Диаспорой.
Ее главой под эгидой мирового феминистского ордена стала Танит Шадрапа. Имя это означало «целительница Иштар».
Мировой феминистский орден активно содействовал развитию научных исследований, главным образом на основе институтов в Исроэльской Диаспоре. Возродилась космонавтика — давно заброшенная, если не считать разработок орбитальных систем оружия. На планете Марс и на астероидах были созданы космические базы. Корабль с экипажем на борту вышел на орбиту Венеры, произвел тщательные наблюдения, выслал видеомониторы и роботов для взятия проб на поверхность планеты. Венера оказалась недвижимостью никчемной и негостеприимной.
Была предпринята попытка высадиться на поверхность Меркурия. Экспедиция планировалась крупномасштабная. Посадочный модуль должен был опуститься на темной стороне планеты, у самой границы света и тени; оттуда его предполагали переправить в ночь. Под покровом меркурианской ночи ему предстояло углубиться в почву. К тому моменту, как корабль пересечет границу и окажется на дневной стороне, модуль будет благополучно погребен в глубине и переждет «в спячке» палящий меркурианский день.
Но что-то не заладилось. Корабль совершил посадку. Начались экскавационные работы. И вдруг все разом исчезло в глубинах — словно планета съела и корабль, и экипаж. Установить связь так и не удалось.
На Земле преобладал такой вид искусства, как хеомнария. Что подразумевало «купажирование» и преобразование сенсорной информации. Самыми популярными сенсорными комбинациями считались звук, запах и вкус. Величайшим хеомнаристом в мире считалась некая карлица из Эквадора — она всеми правдами и неправдами добралась до столицы Ги-Бразил и добилась личной аудиенции у самой Аструд до Муискос.
Карлица начала представление, воссоздав рокот прибоя о скалы Тихоокеанского побережья, где гранитные глыбы Анд уходят на сотни футов вниз, в ледяную пену. К этому звуку примешивался теплый, пряный аромат жаренных на углях каштанов. И — неуловимо-тонкая нота молотого кориандра.
Аструд до Муискос осталась довольна.
Далее карлица представила синтезированный голос ожившего вулкана с добавлением запаха натра и маслин, вовсе не известного за пределами тайной бальзамировочной мастерской египетских храмов, возведенных шесть тысяч лет назад. Сюда же карлица добавила вкус spithrus locusta. А надобно знать, что spithrus locusta — это морское паукообразное, мясо которого настолько же вкуснее обычного вареного омара, насколько пресловутый омар превосходит обыкновенную лобковую вошь.
Аструд до Муискос осталась весьма довольна.
Но истинным триумфом карлицы стало сочетание белого шума в обычном диапазоне слышимости, оттененного дозвуковыми и ультразвуковыми частотами, с ароматом квинтэссенции кокаинового экстракта и вкусом концентрированной муравьиной кислоты, добытой из бродячих муравьев Амазонии.
Аструд до Муискос назвала карлицу своей преемницей на троне Ги-Бразил.
Современной религией, в полном соответствии с политическим климатом, стала несколько видоизмененная форма древнего культа богини Иштар, с такими местными вариациями, как Ашторот, Aстарта и Афродита. Возникло даже своего рода всемирное Мамство с престолом в древнем возрожденном Вавилоне.
Марта 2337 г.
— В упор не понимаю, почему мы сюда так долго добирались, — буркнул Ньёрд Фрейр.
— В смысле, с Плутона? — откликнулся Шотен. — Но мы же на курсе. Мы — в свободном падении. Вот, смотри.
Кибербиоты тут же вывели на экран таблицу с курсовыми данными поверх вращающейся диаграммы системы Юггота.
— Да не с Плутона! — сплюнул Ньёрд. — А с Земли! Почему до этого, как бишь его, Юггота мы добрались только в две тысячи триста тридцать седьмом году? В то время как космические полеты начались едва ли не в ту допотопную эпоху, о которой так любит болтать Шри Гомати? Первая внеземная высадка произошла в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году. Тридцать лет спустя мы освоили Марс. Помнишь вдохновенный политический лозунг, что мы все затвердили еще детьми, изучая историю нашей эры? «Еще до конца этого века люди ступят на другую планету!» А это был двадцатый век, верно?
— Да об этом любой школьник знает, — устало подтвердил Шотен.
Вмешалась Гомати: она уже пришла в себя от шока, вызванного пощечиной Ньёрда.
— Да мы бы могли там высадиться двести лет назад, Ньёрд Фрейр. Но глупцы и олухи на Земле пали духом. Начали было — и тут же отчаялись. Начали снова — и опять опустили руки. И еще раз так же. Четырежды отправляли они экспедиции к далеким планетам. И четырежды — обескураженные, разочарованные, теряли интерес. Отвлекались на войны. Тратили ресурсы на более благородные цели. Человечество достигло Марса, как и было задумано. И — пало духом. Предприняло еще одну попытку при Шахаре Шалиме в старом Новом Магрибе. Достигло Венеры и Меркурия. И вновь пало духом. Достигло пояса астероидов и газовых гигантов при Танит Шадрапе в Угарите. И — пало духом. А теперь. Наконец. Мы здесь.
Взмахнув развевающимися щупальцами, Гомати указала на диаграмму, что мерцала и переливалась на фоне тусклой корабельной арматуры.
— Что там у нас с курсом, Шотен Бинаякья? — отрывисто спросила она.
Кружащиеся объекты на экране были отмечены красным: алая пульсация внутреннего пламени Юггота, ритмические колебания отраженного красного света стремительно вращающихся лун. Вот появился контрастный объект: он прорисовывал линию между небесных тел, вычерчивая курс; сплюснутый конус «Хонсу» плыл следом за ним. Очень скоро линия миновала, обогнула кругом либо обошла сзади каждое из небесных тел, оставив стилизованное изображение «Хонсу» на возмущенной круговой орбите вокруг всей системы.
— Так, — проворковал Шотен Бинаякья.
И Шри Гомати с Ньёрдом Фрейром в свою очередь повторили:
— Так. Так!
Шотен Бинаякья щелкнул по нажимному диску не то конечностью, не то каким-то инструментом. «Хонсу» рванулся вперед и заскользил по прихотливой кривой скорректированного курса. Шотен шлепнул по соседнему диску — все внешние оптические приборы ожили; для трех членов экипажа, подключенных к кибербиотической системе корабля, все происходило так, как если бы они свободно падали сквозь ночь, сбрызнутую далекими звездами. Падали, падали навстречу алому, мерцающему, пульсирующему Югготу и его семейству серых пляшущих прислужников.
«Хонсу», выведенный на новую траекторию полета, пронесся сперва мимо самого дальнего из югготовских спутников. Сенсорные датчики и кибербиоты корабля выдали об этом немаленьком мире всю необходимую информацию: по массе и диаметру он недалеко ушел от размеров знакомых спутников из воды и камня, что вращались вокруг внешних планет. Около пяти тысяч километров в радиусе, он был весь изрыт кратерами, как едва ли не каждое твердое небесное тело от Меркурия до Плутона.
Близнецы, названные Гомати Тог и Ток, кружили в противоположных точках своих пересекающихся орбит, так что «Хонсу» промчался мимо самой внутренней из четырех лун — еще одной наглядной копии привычной модели «Ганимед-Каллисто-Титан-Тритон» — и нырнул на экваториальную орбиту над тускло поблескивающим, сплюснутым Югготом.
Ньёрд, и Гомати, и Шотен Бинаякья молчали. Слышался только шум работающих автоматических систем корабля, да тихое шипение рециркулирующего воздуха, да время от времени — гудение или пощелкивание сервомеханизма, да размеренное дыхание Ньёрда Фрейра и Шри Гомати. (Кибернетически модифицированные легкие Шотена Бинаякья тихо, монотонно жужжали внутри металлического торса.)
И снова чья-то конечность щелкнула по нажимному диску — на сей раз на ощупь. Корабль, прекрасно видимый любому гипотетическому наблюдателю вне его корпуса, во имя чисто практических целей для экипажа был абсолютно прозрачен. Система разом ожила. Датчики радиации настроились на электрическое поле планеты, конвертировали его в диапазон звуковых частот и передали обратно на «Хонсу»: как вой и как стон. С каждым колебанием красноватого излучения планеты звук преображался в непотребную пародию безнадежного вздоха.
— Если бы только Холст[159]знал! — благоговейно прошептал синтезированный голос Шотена. — Если бы он только знал!
Поверхность Юггота стремительно приближалась; при столь чудовищной скорости вращения те или иные детали ландшафта словно ветром сдувало с дисплея, им на смену тут же возникали другие; они на краткий миг мелькали внизу и тоже выпадали из радиуса видимости, исчезали за протяженным горизонтом в межзвездной черноте. Гигантские вязкие плиты смутно поблескивающего полутвердого камня протяженностью в сотни километров величаво расстилались внизу — то и дело сталкиваясь друг с другом. Между ними недобро мерцала раскаленная докрасна магма, гигантские языки жидкой горной породы взметывались ввысь между вибрирующими твердыми глыбами, жар и слепящий свет магмы то нарастали, то убывали в медленном и мерном ритме, а кибербиоты и аудиосканеры «Хонсу» преобразовывали его в контрабасное «пум-пум-пум-пум».
— Жизнь здесь невозможна, — безапелляционно отрезал Ньёрд Фрейр. — В таких условиях ничего не выживет. Жизни здесь не было и нет.
— А как насчет самой планеты, Ньёрд Фрейр? — помолчав мгновение, поддразнила Шри Гомати. — Что, если это — единый организм? Звуки, движение, энергия… — Она поднесла органическую руку ко лбу и вычертила с десяток хитро закрученных знаков от линии бровей над блестящими серебряными глазами, через атласно-гладкий череп и до основания шеи.
— Может, это солнце зарождается, — прошептал Шотен Бинаякья. — Вот будь Юпитер крупнее и обладай он большей энергией… ведь выдвигалась же гипотеза, что Юпитер, дескать, — это провалившаяся попытка создания напарника для Солнца, то есть наша родная Солнечная система — это неудавшееся образование двойной звезды.
— А тогда что такое Юггот? — Гомати уронила на колени щупальцеобразную руку.
В голосе Ньёрда Фрейра звучала едва уловимая нотка сарказма.
— А Юггот послан каким-нибудь захолустным божком исправить промах Юпитера. Как вам такая мысль? Откуда нам вообще знать, что он всегда здесь был? До сих пор мы подозревали о его существовании только благодаря пертурбациям Нептуна с Плутоном. Так, чего доброго, Юггот в системе — новичок! Ведь и Нептун с Плутоном обнаружены лишь несколько столетий назад!
— А может быть… — проворковал Шотен. — Может быть, наша система — это неудавшаяся попытка создания тройной звезды. Вы только представьте себе это шоу: три солнца над нашими мирами вместо одного!
Шотен Бинаякья еще раз щелкнул по нажимному диску. «Хонсу» снова дернулся, сместился в сторону. И, постепенно разгоняясь, сошел со своей орбиты вокруг пульсирующей алым планеты, отклонился от Юггота и помчался к стремительно кружащимся на центральной орбите крохотным миркам.
— Наверняка это они, кто, как не они, — мурлыкала себе под нос Гомати. — Тог и Ток, Тог и Ток. Вот откуда ему было знать — много веков назад? Пусть какой-нибудь Карвен отыщет соли и все расскажет!
— Опять ты за свое! — едва не сорвался на крик Ньёрд. — Я полагал, нас отбирали с учетом психической стабильности. Как тебя еще на начальном этапе не отсеяли?
Неохотно отвлекшись, Шри Гомати отвела завороженный взгляд от вращающихся лун и обратила серебряные глаза на Ньёрда.
— Откуда-то он все же узнал, — пробормотала она. Губы ее растянулись в неспешной улыбке, явив взгляду блестящие стальные монодонты. — И мы отыщем Гурскую зону, где пышным цветом расцветают грибы!
Словно в трансе, Гомати медленно отвернулась, подалась вперед, протянула руки, и киборгизированные, и генетически модифицированные, — словно пытаясь прикоснуться к двум красно-серым маленьким миркам. Глаза ее сверкнули металлическим блеском.
— Он писал рассказы ужасов, — проговорила Гомати ровным, невыразительным голосом — точно во власти гипноза. — Он писал о неизвестной внешней планете, которую называл Юггот, и про другие тоже — про Нитон, Заман, Тог и Ток, и про жутких раздутых тварей по имени шогготы, что бесстыдно плещутся в заводях Гурской зоны.
— Сегодня четырехсотлетняя годовщина его смерти — смерти Говарда. Но сперва он написал про некоего Карвена, который воскрешал из мертвых — если только ему удавалось раздобыть основные соли покойного. Точнее, то, что он называл основными солями. — Гомати помолчала и хихикнула. — Может, это он клонирование предвосхитил!