Рассказ о переселении червленоярцев на Терек 7 страница

Улус Агры-хана до его переселения, находившийся «между Доном и Волгой» и по соседству с Червленым Яром, должен был занимать междуречье Хопра и Медведицы - никак иначе его локализовать невозможно. Выгнать Агры-хана с этой территории Шейх-Ахмед не мог, ибо и те последние годы существования войска Большой Орды, когда Шейх-Ахмед оказался во главе его,

оно не переходило на левый берег Дона и вообще было уже не в состоянии выгнать кого-нибудь откуда бы то ни было, ибо его самого непрерывно гоняли по днепровско-донскому междуречью крымцы и русские. Не говорим уже о том, что все это не могло произойти «незадолго» до 1520—1530-х гг., так как Шейх-Ахмед с 1502 г. сидел в тюрьме в Литве.

Перечисленные несообразности, казалось бы, дискредитируют всю версию И. Попко. Однако все несообразности ликвидируются, если допустить, что И. Попко неверно датировал события. Дей­ствительно, был такой исторический момент, для которого эти события реальны.

Хотя новгородские ушкуйники не бывали в Нижнем Поволжье с начала XV в., но, как уже сказано выше, в 1471 г. Сарай взяли и разграбили вятчане — прямые потомки новгородцев и точно та­кие же речные пираты, практически ничем не отличавшиеся от новгородских. Весьма вероятно, что они сохраняли и название «ушкуйники». По крайней мере термин «ушкуль» — название бое­вой лодки — даже много позже, в середине XVI в. еще бытовал в Нижнем Поволжье (183, т. 13, с. 222, 283). Если же пираты именовались здесь не «ушкуйниками», а «ушкульниками», то такой тонкий нюанс, связанный с различиями в местных диалектах, мог легко потеряться при переводе рассказа с русского языка на польский и потом обратно на русский. Более чем вероятно, что набег вятчан в 1471 г. был самым большим (и потому отмеченным в летописях), но не единственным и что вятское пиратство про­должалось до 1489 г., когда Вятская вечевая республика, создан­ная по новгородскому образцу, была разгромлена московскими войсками. Вятские пираты могли использовать Червленый Яр в качестве места для зимовки так же, как за столетие до того это могли делать новгородцы.

Именно в 1470—1480-х гг. московское правительство как раз более всего преследовало новгородских сепаратистов, которые, спасаясь от преследований, могли попадать и на Вятку, а оттуда вместе с вятчанами и в Червленый Яр. Так что и присутствие собственно новгородцев в Червленом Яру в эти годы не исключено, А после разгрома Вятки в 1489 г. вятчане могли и сами оказаться в Червленом Яру в положении беженцев, как ранее новгородцы,

Сразу после новгородских, а затем и вятских событий мос­ковская агентура несомненно разыскивала этих аитимосковски настроенных беглецов, среди которых были и прямые участники военных действий против московских войск и которых московские агенты знали в лицо и по именам. Полстолетия спустя, если бы была верна дата, предложенная И. Попко, такие розыски были бы уже просто технически невозможны, да и не нужны, так как соста­рившиеся беглецы уже не представляли опасности для Москвы, Очевидно, именно в 1470—-1490-х гг. новгородцам и вятчанам, находившимся в Червленом Яру, должно было быть не безраз­лично, что происходило на елецких и рязанских землях, отделяв­ших Червленый Яр от Москвы. А там в это время, как мы уже

он

знаем, как раз утверждалась фактическая московская власть, _и это было гораздо важнее, чем произведенное полстолетия спустя формальное устранение рязанских князей. Более того, как уже ска­зано, отдельные отряды московских войск, действовавших против Шейх-Ахмеда, заходили временами и на собственно червлено-ярскую землю. Вот когда новгородцы и вятчане должны были чувствовать себя в Червленом Яру особенно неуютно и должны были стремиться убраться куда-нибудь подальше от длинных рук Ивана III.

Наконец, примем во внимание, что золотоордынским татарам, кочевавшим на хоперско-медведицком междуречье, надо было ухо­дить оттуда не «незадолго» до 1520—1530-х гг., как считал И. Попко, а гораздо раньше, сразу после событий 1480 г., когда заволжские ногайцы захватили разгромленный отрядом Нур-Дау-лета и Ноздреватого район Сарая и начали экспансию на правый берег. Правда, в этом случае надо допустить, что тут не могла играть никакой роли ссора Агры-хана с Шейх-Ахмедом, в то время еще, вероятно, несовершеннолетним или, во всяком случае, не имевшим никакой реальной власти. Но с большой вероятностью можно предположить, что Агры-хан был племянником не Шейх-Ахмеда, а его отца Ахмед-хана — оба имени легко могли быть перепутаны при их транскрипции, принятой в XV в., и при перево­дах рассказа с русского на польский язык и обратно. В частности, не исключено, что автор первоначального текста, устного или письменного, считал «последним ордынским ханом» именно Ахмед-хана, каковым тот фактически и был, а Шейх-Ахмеда не признавал ввиду его ничтожности. Более того, этот первоначальный рассказ мог быть составлен в период между 1481 и концом 1490-х гг., т. е. вообще еще до того, как Шейх-Ахмед выделился среди «Ахматовых детей» и стал последним ханом. В этом случае И, Попко, прочитав о «последнем ордынском хане Ахмате» и зная русскую историю по С. М, Соловьеву, не только мог, но и должен был «исправить ошибку» и заменить Ахмата Ших-Ахматом, т. е. Шейх-Ахмедом.

Впрочем, если бы это было так и если бы Агры-хан действи­тельно успел поссориться с Ахмед-ханом незадолго до поражения и гибели последнего, то еще вопрос, была ли эта ссора причиной или только поводом для ухода Агры-хана и его улуса. Обычно ханские усобицы кончались бегством того или иного хана с войском, а не всего подчиненного ему населения, которое не истреблялось, а лишь получало нового хана. Все население могло уйти именно под угрозой истреблении, а это было событием чрезвычайным, с причинами более глубокими, чем ханские ссоры. Для золото-ордынских татар па хоперско-медведицком междуречье такая угроза создалась в 1480 г., когда стало ясно, что заволжские но­гайские мурзы намерены завоевать не ханский престол, а террито­рию для своих ногайцев. Не в этом ли именно году и совершились ссора и переселение еще при жизни Ахмед-хана, но уже после фак­тического краха Большой Орды?

Напомним, что и упомянутое свидетельство С. Герберштейна о распространении русского языка у «черкесов» тоже можно пони­мать как признак появления русских на Тереке раньше 1520-1530-х гг.

Как видим, события, описанные в изложении И. Попко и неве­роятные для 1520—1530-х гг., хорошо укладываются в последние три десятилетия XV в., и даже точнее, с наибольшей вероят­ностью, в период с 1480 до начала 1490-х гг., когда сперва — формально из-за ссоры Агры-хана с Ахмед-хамом, а фактически под давлением заволжских ногайцев — поднялся и ушел в полном составе улус Агры-хана, а за ним вскоре последовали и червлено-ярцы с новгородцами и, возможно, с вятчачшми.

Ошибка И. Попко в датировке событий легко объясняется тем, что он некритически отнесся к книгам С. Герберштейна, Д. Иловай­ского и С. М. Соловьева и, в частности, вслед за Д. Иловайским усвоил представление о принадлежности Червленого Яра Рязан­скому княжеству — представление, восходящее, как мы уже знаем, к фальсифицированному сообщению Никоновской летописи под 1148 г.

Выше мы сказали, что донские казачьи историки странным образом не заметили этой главной ошибки в изложении И. Попко. Теперь мы можем добавить, что это, может быть, не так уж странно. Если перенос даты появления гребенских казаков всего лишь на 20—30 лет раньше первых известий о низовых донских казаках вызвал такое раздражение среди войсковых донских историков, то какова была бы их реакция, если бы была названа дата на 60—70 лет более ранняя? Не в интересах новочеркасских генералов было замечать и исправлять ошибку И. Попко!