Katrina Raphaell, Crystal Enlightenment. 3 страница

В сущности, произошли две вещи, причем одновре­менно. Неожиданно из потока дождя вынырнула боль­шая черная летучая мышь, пролетела мимо Кена и соба­ки и устремилась прямо к моему лицу. Она застыла бук­вально в нескольких сантиметрах от него, пронзительно закричала и слегка царапнула меня за щеку.

В этот самый момент из внутреннего пространства пирамиды на расстоянии нескольких сантиметров от мо­его левого уха мужской голос вдруг прокричал: «НЕТ».

Эти два события случились одновременно, и под их влиянием мое сознание со страшной силой вновь верну­лось в тело. Возможно, слова «меня выбросило назад в тело» лучше бы передали смысл случившегося. Как бы то ни было, я вернулся в тело. Летучая мышь все еще сидела на моем лице.

Чисто инстинктивно я поднял руку, чтобы согнать ее; мышь перелетела на каменный выступ, поерзала на нем, словно ища точку равновесия, после чего затихла и стала смотреть на меня.

Я тоже смотрел на нее, пока не убедился, что она не со­бирается атаковать меня вновь, а затем закрыл глаза, пы­таясь вернуть себе равновесие после такого потрясения.

Через несколько минут мое дыхание выровнялось и замедлилось, и я вновь вернулся в духовное тело. Мне было немного стыдно из-за того, что я попытался войти в это священное место, не спросив разрешения, хотя и знал, что делать этого не следует. Как я вообще решился на подобный поступок?

Мужской голос, прокричавший «Нет», заговорил вновь. «Мы можем заглядывать в твое сердце, — сказал он, — поэтому не упрекай себя. Мы знаем, что ты не хо­тел ничего плохого, однако тебе пока еще нельзя входить в это священное место».

Голос говорил со мной очень добрым, уважительным тоном, и мое сердце открылось навстречу ему. Явно этот человек в духовном отношении был безукоризненно чист. В жизни мне редко приходилось встречать кого-либо, достигшего этого уровня осознания. Я спросил, как его зовут, и он ответил: «Хан Ха». В свою очередь, он спросил, как зовут меня, и я назвал ему свое имя.

Хан Ха начал беседовать со мной как со старым дру­гом. Он представился зодчим, построившим эту пирами­ду, и одним из ее хранителей. Я ответил, что он проделал грандиозную работу. Он засмеялся как ребенок и сказал, что был также зодчим и пирамиды в Паленке, той, ко­торую мы называем Храмом Надписей. «Но, — добавил он, — я возвел только эти два храма».

Я услышал, как Кен издает какие-то звуки, и понял, что нужно идти. Я распрощался с Хан Ха и отдал долж­ное уровню его просветленности. Открыв глаза, я уви­дел, как Кен, просунув голову в отверстие, зовет меня, говоря, чтобы я поднимался и выходил отсюда. Я ощу­щал энергию и мысли Хан Ха как свои собственные — так, словно я был им. Как жаль, что я, возможно, никогда больше его не встречу!

Так как дождь прекратился, мы без особого труда спу­стились вниз, тем более что Кен дождался, пока ступени более-менее высохнут. Через несколько минут мы вернулись в отель, где я поведал Кену обо всем, что со мной слу­чилось в центре пирамиды, и, естественно, о Хан Ха.

А через несколько дней я полностью забыл о госпо­дине Ха.

Историческая справка

Мы с Кеном решили задержаться в Чичен-Ице еще на один день, поскольку, как нам сказали, на следующий день, вечером, на закате, здесь должен был произойти один таинственный майянский феномен. А следующий день был 21 марта 1985 года, то есть день весеннего рав­ноденствия.

Почему это событие было так важно? Дело в том, что у основания северного фасада Замковой Пирамиды на­ходится огромный камень, вытесанный в форме змеи­ной головы. Он обращен на север. Но если в этот день, на закате, вы сядете лицом к западному фасаду пирамиды, то случится нечто удивительное, поверить во что можно, только увидев это собственными глазами. В этот день ступени пирамиды отбрасывают тень, которая в течение краткого времени заката соединяется с каменной змеи­ной головой и придает ей очертания змеиного тела, пол­зущего у края пирамиды. Это грандиозно! Именно эта «змея» и сообщала майя о времени наступления весен­него равноденствия, о времени посева семян и прочих духовных занятиях.

Но есть в этом событии нечто еще более важное, о чем не мешало бы знать читающему эту книгу. Число духовно пробуждающихся людей в мире стремительно растет, однако Мексика — это та страна, где вы можете видеть, насколько быстро происходит этот процесс про­буждения. Судите сами.

Мы с Кеном были там в 1985 году, и власти Мексики специально для туристов, приезжающих посмотреть на это явление, построили в этом месте открытую трибуну с железными скамьями. В тот день там сидело от силы человек сто, поэтому скамьи пустовали.

Спустя десять лет, в 1995 году, майянский жрец Хун-бац Мен попросил меня провести вместе с ним церемо­нию в Чичен-Ице, которая должна была произойти в тот же самый день — 21 марта. Расширение и рост духовного осознания были налицо, так как в тот раз там собралось до 42 ООО человек.

В 2005 году меня вновь попросили провести в Чичен-Ице церемонию с представителями народа майя (правда, у других храмов), и там уже собралось 80 000 человек. (См. главу 13.) Это было целое море людей. При виде столь огромного числа собратьев, чье сознание пробу­дилось, мое сердце запело, а ум преисполнился уверен­ности в том, что человечество начало наконец, подобно лотосу, медленно раскрываться навстречу раннему свету зари.

Кому-то жизнь может показаться столь же деловой и хлопотной, как обычно, но это не так. Мы без сомнения эволюционируем на фоне будничной, повседневной жиз­ни, которая, видимо, знать не знает, куда она движется, но тем не менее продолжает осуществлять этот процесс с безупречной точностью. Космическая ДНК делает ви­ток — и жизнь откликается на это.

Глава седьмая

Балансировка женского аспекта решетки над Землей

Юкатан и восемь храмов

Часть вторая

Остальные четыре храма

Время все более замедлялось — настолько, что я поте­рял всякое представление о том, какой сегодня день. И даже о том, что я думаю. Я осознавал только секунды — как они отсчитываются одна за другой, слагаясь в вечное Сейчас. Все мои чувства были широко распахнуты, ибо после посещения каждого храма привычные пути бы­тия становились все менее реальными и в свете нового знания мой дух все медленнее воспринимал этот трех­мерный мир.

Мы все так же находились здесь, среди будничной повседневности на плотноматериальной планете Зем­ля, но жили от секунды к секунде. Жизнь для нас была сплошным открытием: одно открытие неизменно приво­дило к другому.

Я чувствовал себя великолепно и едва мог дождаться, когда мы поедем в Тулум. Тулум — это горловая чакра, связанная с миром звуковых потоков, одной из первич­ных энергий творения. Путешествуя от храма к храму, мы поднимались ко все более и более высоким уровням сознания женского аспекта Единой Решетки Сознания. Я это чувствовал, хотя настроиться на ее восприятие все еще стоило мне большого труда.

Тулум расположен на побережье Карибского моря, у самой воды. Если с Чичен-Ицей было проще связаться, поскольку она ощущалась как родная, то Тулум обладал вибрационным полем, находившимся на гораздо более высоком уровне. Выглядел он чарующе: трава, живые камни, синее небо и глубокие синие воды. Я собствен­ными глазами увидел, зачем майя выбрали это место для строительства храма, и знал, что третьим глазом, «единственным оком души», скоро увижу на энергети­ческом уровне, с какой целью они сюда пришли.

Еще до моего отъезда из Соединенных Штатов Тот сказал, что укажет нам места, где должны быть размеще­ны или зарыты первые четыре кристалла; что же каса­ется остальных четырех храмов, то мы с Кеном должны были сами найти точное местоположение для камней, чтобы они вернули в каждый храм жизнь или вознесли его на иной уровень вибрации.

В Тулуме, приступив к поискам нужного места, я поначалу был немного самоуверен, но время шло, и я все более склонялся к мысли о том, что эта задача выше моего понимания и способностей. Чтобы ощу­тить и воспринять древние энергии, я пользовался ма­ятником, как это делал Кен, но в Тулуме любое место ощущалось как энергетически очень мощное, так что отыскать какую-нибудь одну точку среди множества таких же других казалось невыполнимой задачей. Я по­жаловался Кену: это все равно что пытаться расслышать партию одной скрипки в ансамбле из ста скри­пичных голосов. Все они ощущались одинаково — как мощные и звучные!

Мы искали пять часов без всякого результата, сделав только один перерыв, чтобы перекусить. Кен то и дело повторял, что он совершенно сбит с толку и что если мы не сумеем найти это самое место, то лучше уж нам вернуться домой. А поскольку я чувствовал то же самое, то его слова действовали на меня угнетающе.

— Хорошо, — сказал я, — давай помедитируем и по­смотрим, нет ли внутри нас чего-то такого, что может откликнуться на новый уровень восприятия. И без того ясно: то, чем мы занимаемся сейчас, — это не работа.

Мы подыскали подходящее местечко, уселись ря­дышком и погрузились в себя. И примерно через полчаса я «обрел знание». Не могу сказать, как именно я пришел к такому заключению, но, положившись на свою интуи­цию и избавившись от нежелательных вторжений своего ума с помощью зудящего звука, который я воспроизво­дил горлом, я, «следуя» за этим звуком, смог найти место для кристалла. В конце концов, мы были не где-нибудь, а в горловой чакре.

— Вот что, — сказал Кен. — Ты босс, ты и ищи, а я буду просто ходить за гобой!

И этот метод сработал! Я начал бродить без всякой мысли, прислушиваясь лишь к звуку, издаваемому моим горлом. И уже через несколько минут мы подошли к кро­шечному храму у края скалы, нависшей над океаном, — к месту, которое мы прежде не заметили. Когда я удалял­ся от этого места, в котором мы рассчитывали зарыть кристалл, звук становился тише и менял тон, а когда я приближался к этому месту, звук усиливался.

Как только мы вошли в это маленькое сооружение, занимавшее площадь чуть больше квадратного метра, звук в моем горле совершенно замер. Я понял: это то самое место! В этом мы убедились с абсолютной точ­ностью, когда, вытащив кристалл, увидели, что древ­няя живопись, покрывавшая стены собора, — того же цвета, что и наш камень. Мы закопали кристалл под храмом, и на этом наша работа в этом месте была за­вершена.

Кохунлич

Мчась по прибрежному шоссе к следующему храму, мы хранили полное молчание. В Тулуме мы убедились, что дело, за которое взялись, — куда более серьезное и трудное, чем нам грезилось в Нью-Мексико. Придет­ся ли нам перестраиваться психически при посещении каждого храма? Есть ли у нас на это способности? У всех ли людей есть они? Что этот опыт даст нам как челове­ческим существам? Есть ли у нашего пребывания здесь какая-то иная цель помимо той, о которой сообщил Тот? Эти вопросы непрерывно вертелись в моем мозгу.

Океан все время был по левую руку от нас, пока мы добирались от восточного побережья Мексики до ма­ленького городка под названием Четумаль, что у грани­цы с Белизом. Поначалу мы сомневались, где именно на­ходится Кохунлич — в Белизе или в Мексике. Его совсем недавно обнаружили и отметили на карте; казалось, что он расположен на самой границе.

В Четумале жители говорили нам; нет-нет, Кохунлич находится в Мексике. Для нас это было большое счастье, ибо, как мы вскоре убедились, мексиканские власти не позволили бы нам выезжать в Белиз на арендованной машине. «Вы что, с ума сошли? — сказали нам. — Если вы приедете в Белиз на машине, ее в первый же день, еще до вечера, разберут до винтика и раскрадут».

Так что нам пришлось смириться с неизбежной за­держкой, и ночь мы провели на какой-то гасиенде, рас­положенной у дороги. Чтобы расслабиться и дать отдых нашим уставшим телам, мы решили выпить немного те­килы. И это действительно помогло! Впрочем, я если вы­пиваю, то совсем немножко. На следующее утро мы про­снулись с радостными улыбками на лицах и были готовы ко всему. Во всяком случае, так мы думали.

Мы побросали вещи в нашу старенькую красную «тойоту» и, взволнованные, тронулись в путь так, словно шествовали по Дороге из Желтого Кирпича. Нас не покидало чувство, что в этот день случится что-то не­обыкновенное. Если уж Тулум такое невероятное место, то Кохунлич и подавно. В энергетическом спектре он стоял значительно выше.

Мы купили крупномасштабную карту окрестностей, на которой были обозначены даже небольшие дороги и города. Значился на ней и Кохунлич, и дорога к нему казалась совсем несложной. Так что, судя по всему, нас ждал довольно приятный день.

Однако, когда мы прибыли в то место, где на карте был обозначен Кохунлич, его там не оказалось. Там во­обще ничего не было! Местные жители смотрели на нас так, словно мы были полными болванами или, по мень­шей мере, тупицами. Смущенные, мы вернулись в Чету­маль, не зная, что делать.

Наконец мы решили расспросить кого-нибудь из местных: кто-нибудь наверняка знает, где именно распо­ложен Кохунлич. У старого, неприглядного на вид мек­сиканского ресторана стоял какой-то человек в военной форме, и Кен вступил с ним в разговор, так как тот знал английский. Когда Кен спросил его о Кохунличе, у воен­ного загорелись глаза.

— Си (да), — сказал он, — не далее как в прошлом ме­сяце я был в Кохунличе с семьей и детьми и точно знаю, где он находится.

Он посмотрел на нашу карту и захохотал. Тот, кто на­чертил ее, сказал он, не имеет никакого понятия, где нахо­дится Кохунлич. По его словам, на этой стороне карты его вообще быть не могло. Он перевернул карту и отметил на обратной стороне то место, где действительно должен на­ходиться храм, и подробно рассказал, как туда добраться. Мы поблагодарили его и поехали в Кохунлич, чувствуя, что наконец-то сможем начать эту часть нашего путешествия.

Минут через сорок пять мы прибыли туда, где, по сло­вам военного, должен был находиться Кохунлич. Но его там не было. Причем никто не понимал, о чем мы спрашиваем. Да, Кохунлич становился для нас настоящей проблемой.

Мы еще раз вернулись в город, размышляя по пути, у кого бы спросить дорогу, и наконец остановили свой выбор на таксисте: уж кто-кто, а он должен знать это ме­сто лучше всех. Перед красивым отелем мы обнаружи­ли целую очередь из такси и направились к ним, чтобы расспросить о Кохунличе. Мы выбрали одного таксиста и спросили у него дорогу. Он взял нашу карту и подо­звал к себе еще пятерых таксистов. Они начали что-то быстро обсуждать на испанском, после чего наш таксист выбрался из толпы и сказал:

— Буэно (все в порядке), мы можем точно показать на карте, где он находится. Мы все были там много раз, но я хотел найти для вас самый удобный маршрут. Я его пометил ручкой. Прекрасное место. Вам там очень по­нравится.

Мы поблагодарили его, а Кен еще и дал немного де­нег в знак благодарности за оказанную помощь. Лицо таксиста расплылось в широчайшей улыбке.

Мы проследовали указанным маршрутом, и он при­вел нас прямо туда, куда и должен был привести, но, как и в предыдущих случаях, Кохунлича там не оказалось. После всех этих неудачных попыток день, видимо, был окончательно потерян. Сбитые с толку и подавленные, мы свернули на обочину и сидели, ничего не говоря, бесцельно взирая на расстилавшуюся перед нами мест­ность. Все казалось бесперспективным.

Неожиданно Кен выпрямился и воскликнул:

— Понял. Я знаю, что делать.

От его слов я буквально подпрыгнул, так как успел за это время основательно углубиться в свои мысли.

— И что же?

— Кохунлич — это шестая чакра, третий глаз, разве не так? Помнишь, в Тулуме нам пришлось отказаться от обычного восприятия и сменить его на другое? Вероятно, чтобы найти храм, нам нужно просто использовать свой третий глаз. Я в этом уверен, Друнвало. Знаешь что, давай-ка напряги свои психические способности, а я тем временем буду вести машину.

— Спасибо, Кен, — вот все, что я мог сказать на это.

Возможно, он прав. Тот сказал ведь, что специфиче­ское место для кристаллов в оставшихся четырех храмах мы должны найти сами и что мы оба должны многому научиться в этом путешествии. Вероятно, время для та­кой учебы пришло.

Сама мысль об этом необычайно взволновала меня, и мой дух пробудился.

— Хорошо, — сказал я, повернувшись к Кену, — ты веди, а я буду говорить, где поворачивать. Пока что ез­жай, как ехал.

Кен вырулил с обочины на дорогу, которая куда-нибудь да вела.

Я закрыл глаза и начал снова и снова повторять про себя название храма — Кохунлич. Через три или четы­ре минуты мысли покинули меня и включились все мои чувства. Каждый раз, когда мы подъезжали к перекрестку или развилке на дороге, я доверялся своему телу, по­лагаясь на его чутье и интуицию. И принимал как долж­ное все, что оно предлагало.

— На следующем перекрестке поверни налево, Кен.

И Кен, не задавая вопросов, поворачивал. В таком духе мы одолели почти 120 километров, делая повороты там, где подсказывала интуиция.

В конце концов мы совершенно заблудились. Все ка­залось незнакомым, а отель был очень далеко от нас.

Помню, как мы сделали последний поворот и выехали на какую-то грязную заброшенную дорогу, узкую и пол­ную глубоких ухабов. Что еще хуже, мы оказались в джун­глях. Думаю, Кен всю дорогу слегка нервничал, судя по тому, что он сидел за рулем выпрямившись, но здесь, впер­вые за все время, он решился высказать свое сомнение.

— Друнвало, ты уверен, что мы едем по той дороге?

— Я ни в чем не уверен, Кен. Я просто пытаюсь при­менять свои способности.

Дорога все глубже и глубже уводила нас в чащу. Ни­каких признаков цивилизации, только джунгли.

Проехав еще минут пять, мы наконец заметили ко­ричневый придорожный знак «Кохунлич» с золотистой стрелой, указывающей направление.

Мы с Кеном буквально обезумели от радости. Надо же, сработало! За всю мою жизнь ничто так эмоцио­нально меня не взбудоражило и не выплеснуло в кровь столько адреналина, как этот незамысловатый с виду небольшой дорожный знак. Этот день многому меня на­учил в отношении и меня самого, и человеческих воз­можностей, и эти уроки я до сих пор не забыл. Тот был прав. Мы многому научились друг у друга.

Третий глаз

Мы оказались в самой чаще необозримых джунглей, полностью скрывавших от нас небо. Повсюду виднелись лишь заводи с цветами лотоса, плававшими на поверх­ности воды, и тропические цветы. Пейзаж был невероят­но роскошный, великолепный и — сюрреалистический. Казалось, здесь нет ничего реального, и у меня было та­кое чувство, будто я нахожусь на съемочной площадке голливудского фильма.

Мы наткнулись там только на одного человека: это был археолог, уже собиравшийся домой после трудового дня. Он сказал, что Кохунлич был обнаружен года пол­тора тому назад и за это время им удалось исследовать только первую пирамиду, хотя сам храмовый комплекс простирается на многие километры во всех направлени­ях. Езжайте и посмотрите, сказал он, но, пожалуйста, не трогайте структуру вокруг пирамиды. И с этими слова­ми он нас покинул.

Мы подошли к единственной доступной для посе­щения пирамиде и здесь впервые за все время увидели то, что вполне раскрывало концепцию, согласно которой каждый из этих храмов связан с определенной чакрой. Все четыре фасада пирамиды были украшены барелье­фом в виде человеческих лиц. Каждое лицо, высотой примерно три метра, выступало над поверхностью при­мерно на полметра. И на каждом человеческом лице, в области между бровями, красовалась круглая точка, символизирующая третий глаз. Я никогда не видел ниче­го подобного во всей Мексике!

Кохунлич связан с шестой чакрой, расположенной как раз в точке третьего глаза. Именно здесь, на лбу каждого из этих царственных лиц, наличествовало до­казательство того, что древние майя знали об энергетической функции этого священного места. И это весьма впечатляло.

Но нас ждала работа, и, побыв минут пятнадцать ту­ристами, мы начали психическое считывание террито­рии в поисках того тайного места, где должен быть по­мещен кристалл.

Кохунлич был, если говорить в терминах чистой энергии, самым мощным энергетическим местом из всех, какие нам до сих пор довелось посетить. Однако мы по­вели себя так, словно страдали умственным расстрой­ством и полностью забыли урок, который нам преподал Тулум: мы еще раз решили использовать свои маятники. Примерно через час мы сдались. Это была не работа, а сплошное мученье. Действительность еще раз напомни­ла нам о начальной дилемме.

Мы сели на ступеньки малой пирамиды, находив­шейся недалеко от большой, и начали рассуждать так, как рассуждали в Тулуме.

— Маятник здесь не поможет, Друнвало, — сказал Кен. — Уж после Тулума мы должны были бы кое-чему научиться. Я вот думаю: поскольку это третий глаз и мы нашли этот храм с помощью психических способностей, то и для отыскания места должны использовать тот же метод. Ты нашел храм, теперь моя очередь: я последую твоему примеру и как-нибудь найду это место с помо­щью медитации. Как думаешь, я смогу?

— Я верю в тебя, Кен. Углубись в себя и дай мне знать, если что обнаружишь.

Кен закрыл глаза и минут двадцать сидел, погружен­ный в себя. Затем открыл глаза и очень взволнованно сказал:

— Я знаю, где то, что мы ищем. Я тебе покажу.

Он достал лист бумаги, ручку и нарисовал то, что ему открылось во время медитации. Там, в земле, есть боль­шая дыра, сказал он, которая выглядит так, как на ри­сунке, а прямо перед этой дырой — маленькое деревце. Между деревом и дырой есть еще одна дыра, поменьше, сантиметров восемь в диаметре. Именно в этой дыре мы и должны поместить кристалл.

Существование большой дыры казалось мне чем-то необычным; если бы нам удалось найти ее, мы вряд ли бы усомнились в увиденном, однако в реальности нали­чие такой дыры казалось чем-то маловероятным, если только возможным. Но я не стал высказывать свои со­мнения, а просто встал и сказал:

— Хорошо, пойдем. Если она там есть, мы ее найдем.

— Друнвало, — молниеносно отозвался Кен, — как выглядит дыра, обнаружил я. А найти ее — твоя задача.

Да уж, нахальство — второе счастье!

Но я принял этот вызов. Запомнив, как выглядит эта дыра, я положился на свои чувства, давая им возмож­ность обнаружить ее в реальности. Меня, вернее, мое тело повлекло в направлении, противоположном глав­ной пирамиде, прямо в джунгли. Через несколько секунд все признаки цивилизации исчезли, и мы оказались сре­ди девственной природы. Однако неведомая сила про­должала увлекать мое тело дальше.

Мы с большим трудом пробивались сквозь плот­ную растительность, ибо мачете, которым пользуются мексиканцы в подобных случаях, у нас не было. Однако это нас не остановило. Мы буквально продирались че­рез низкий кустарник, но все же продолжали двигаться вперед. Я исколол себе все руки, поэтому спустил рука­ва рубашки и застегнулся на все пуговицы, чтобы как-то защитить себя.

Мы двигались через джунгли примерно километра два, и вдруг импульс тяги в моем теле изменился. Это случилось, когда мы проходили мимо двух высоких хол­мов по правую руку от нас: импульс в буквальном смыс­ле развернул мое тело навстречу им. Между холмами было открытое пространство, и я знал, что именно сюда меня и влечет.

— Иди за мной, Кен. Я полностью не уверен, но ду­маю, что нам сюда.

Открытое пространство между холмами представля­ло собой площадь метров восемнадцать шириной и по непонятной причине было совершенно свободно от ку­старника. Получив наконец возможность двигаться сво­бодно, мы легко одолели полпути к этому пространству и вдруг остановились как вкопанные. Ибо увидели не­что, чего здесь не должно было быть, но оно было.

На склоне холма справа от нас находилась лестница, ведущая на вершину. Мы стояли среди густых мексикан­ских джунглей, а прямо перед нами была лестница, ко­торая словно перенеслась сюда из Греции. Она была сде­лана из темного, выбеленного узорчатого мрамора, от­полированного как стекло. Казалось, ее сделали только вчера, и мраморные ступени (их было 150-200) взбегали наверх между мраморными перилами. С каждой сторо­ны лестницу обрамляли джунгли и переплетающиеся корни древних деревьев. Действительно, создавалось та­кое впечатление, будто кто-то только что построил эту лестницу прямо среди джунглей и теперь где-то укрыва­ется, следя за нами. У нас прямо мурашки по коже по­бежали!

Мы совершенно забыли о своей миссии — настолько очаровало нас это зрелище. Наконец Кен спросил:

— Тебе не кажется, что кто-то заранее знал о нашем прибытии?

Я не знал, что ответить, и просто сказал:

— Давай-ка взберемся на вершину, Кен, и посмотрим, для чего все это.

В полной тишине, словно боясь разбудить каких-то мифологических чудовищ, мы поднимались по лестнице, которая, казалось, тянулась до небес. На вершине холма она повернула направо и привела нас на площадку при­мерно в четыре квадратных метра с мраморным полом и скамьями. Вся вершина холма была покрыта джунглями, за исключением этой площадки. В крайнем изумлении мы уселись на одну из скамей.

— Что ты обо всем этом думаешь, Кен? Тебе не ка­жется, что все это сделали греки, каким-то образом про­никшие на Юкатан и провозгласившие этот холм своей вотчиной?

Тот молча покачал головой.

Не могу сказать почему, но я вдруг достал свой маят­ник и начал работать с ним. Он действовал. С его помо­щью я установил, что странная дыра, о которой говорил Кен, где-то здесь, на холме.

— Кен, — сказал я взволнованно, — маятник дей­ствует. Мне кажется, дыра здесь.

— Где здесь? На холме, ты хочешь сказать?

Оставив его вопрос без ответа, я попросил его сле­довать за мной, и мы двинулись в том направлении, ко­торое указывал маятник. Оно вело прямо по вершине холма. Мы вновь оказались среди густых джунглей, а по­тому шли медленно.

Вот она! Это было так неожиданно, словно мы толь­ко что выиграли в лотерею крупную сумму денег и те­перь не знали, что с ними делать. Когда я заглянул в эту очень необычную дыру в земле, все мое тело пронизало чувство, которое я никогда не забуду. И это чувство ска­зало мне: «Запомни это, ибо Жизнь в будущем не раз бу­дет преподносить тебе странные вещи и все они имеют смысл и значение».

Дыра была примерно метра три в глубину и метра три с половиной — четыре в ширину. Ее земляные стены и дно были обработаны вручную и облицованы плоски­ми камнями, нарезанными на правильные прямоуголь­ники. Но было здесь и то, что Кен не увидел во время медитации: прямо из пола торчали две трубы из крас­ной глины. Каждая имела приблизительно сантиметров тридцать в диаметре и высовывалась из земли на такое же расстояние. Я начал размышлять над предназначени­ем этих труб, но в голову ничего не приходило.

Я посмотрел вверх и увидел маленькое деревце, ко­торое открылось внутреннему взору Кена во время ме­дитации. Я поднялся на ноги и направился к нему, чтобы посмотреть, нет ли перед ним дыры поменьше. Она там была — именно такая, какой ее увидел Кен своим вну­тренним оком.

Я посветил в дыру фонариком, чтобы посмотреть, что внутри, но ничего не обнаружил. Там была просто бездонная тьма. Но сомнений не оставалось: поместить кристалл мы должны были именно в ней.

Кен наклонился и тоже заглянул в дыру, но, как и я, ничего не увидел. Это было все равно что заглянуть в межзвездное пространство, только никаких звезд здесь не было. Оттуда на нас глядела тайна! Тайна, неотдели­мая от веры.

Мы развернули ткань, достали кристалл, подержа­ли его минуту в руках и прочли над ним молитву во сла­ву майя; на сей раз выбор похоронить его в земле пал на меня. Помню, что, выбрав подходящий момент, я бросил кристалл в темноту и почувствовал, как он падает. Однако я так и не услышал, чтобы он ударился о дно. Психически это выглядело так, словно я бросил его в космическое про­странство и кристалл полетел прочь от нашей планеты.

Мы долго молчали. А затем, не говоря ни слова, сели на краю большой майянской дыры лицом к дереву. Наши глаза были закрыты. Меня словно окружали майя, ставшие теперь моими братьями и сестрами. Мы — дети одного духа. И цель у нас одна и та же: принести небо на землю.

Я долго медитировал, а затем мгновенно вернулся в свое тело: я все так же сидел перед священной майянской дырой, заглядывая в самое нутро Земли. Кен все еще ме­дитировал. Я тихо встал и, следуя зову сердца, пошел через джунгли к краю холма; здесь мне открылось то, о чем я уже втайне догадывался. Этот холм был майянской пирамидой! На эту мысль меня навели трубы из красной глины. Думаю, они служили для подачи воздуха во вну­тренние помещения.

Все встало на свои места. В тот момент я многое по­нял. И почувствовал себя невероятно польщенным, что именно мне выпала честь быть одним из тех людей, кто помогал возродить к жизни древние воспоминания — вернуть их сознанию Земли, что и произойдет в тот мо­мент, когда нынешнее человечество начнет припоминать, кто оно есть на самом деле.

Паленке

Мы ехали весь вечер, чтобы попасть в Паленке до за­хода солнца, но не успели. Паленке находился гораздо дальше, чем мы думали. Храм уже закрыли и откроют не раньше восьми часов утра, так что мы свернули с дороги к ближайшему отелю.

Пока я разгружал машину, Кен пошел в отель, чтобы оплатить номер. Комнатка оказалась маленькой, с двумя старыми, потертыми кроватями, которые едва там поме­щались. Дверь, даже открытая наполовину, тут же упи­ралась в мою кровать, что, на мой взгляд, было вполне в классическом мексиканском духе. (Не поймите меня не­правильно — я люблю Мексику и мексиканский народ. Но... в общем, надеюсь, вы поймете, что я имею в виду.)

Мы поднялись с восходом солнца и были на свя­щенной земле к моменту открытия храма. В этот час мы оказались там единственными посетителями, и все про­странство принадлежало нам. Вскоре здесь на всей тер­ритории, подобно муравьям, начнут копошиться сотни людей. Поэтому мы не стали тратить время зря и при­ступили к поискам сакрального места.