Преемственность по мужской линии 5 страница

Миссис Дженкинс постучала в какую-то дверь.

— Мы на секунду заглянем к мадам Россини. Она должна тебя обмерить.

— Обмерить? Зачем ещё? — но комната, в которую втолкнула меня миссис Дженкинс, одним своим видом подсказала ответ на мой вопрос. Это была швейная мастерская. Вокруг высились горы платьев, рулоны ткани, стояли швейные машинки и манекены, валялись ножницы, катушки ниток и пряжи. А посреди всего этого великолепия нас встретила полная блондинка с рыжими прядями. Она добродушно улыбнулась мне.

— Бонжур и дьобро пожаловать, — сказала она с французским акцентом. — Ты, должно быть, Гвендолин. Я — мадам Россини. Я позабочусь о твоём гардероб, — она подняла над головой рулетку. — Мы ведь не можем позволить тебе в прошлом разгуливать в этих противных школьных формах, ведь правда?

Я кивнула. Школьные формы, как выразилась мадам Россини, были действительно противными, в каком бы веке они не оказались.

— Там в прошлом соберутся толпы, чтоб только на тебя посмотреть, — сказала она и обхватила меня руками и рулеткой.

— Извините, но нам надо поторопиться. Нас ждут наверху, — сказала миссис Дженкинс.

— Я мигом. Сними-ка куртку, силь-ву-плэ.

Мадам Россини обвила рулетку вокруг моей талии.

— Шарман. Теперь бёдра. О, прямо мьолодая лань. Я думаю, мы можем использовать многое из того, что было приготовлено для другой. Нужно только чуть-чуть перешить некоторые вещи.

«Другая» — это была, конечно, Шарлотта. Я разглядывала бледно-жёлтое платье с белой прозрачной отделкой, которое висело на створке шкафа. Вид у него был такой, словно его вынесли прямо из костюмерной «Гордости и предубеждения». Шарлотта наверняка выглядела в нём чрезвычайно трогательно.

— Шарлотта выше и стройней меня, — сказала я.

— Да, есть немного, — сказала мадам Россини. — Худышка она. (На самом деле сказала она «удишка», и я тихонько хихикнула.) — Не проблем, — она измерила окружность шеи и головы. — Чтобы подобрать шляпы и парики, — объяснила она и умильно воскликнула: — Ах, как же всё-таки приятно иногда для разнообразия шить что-то для брунэттки. С рыжеволосыми нужно быть такая осторожная, когда выбираешь цвет ткани. У меня уже столько лет лежит этот чудный отрез. Тафта цвета заходящий солнц. Ты, наверное, первая, кому он подойдёт…

— Мадам Россини, пожалуйста, поскорее! — миссис Дженкинс указала на часы.

— Да-да, уже заканчиваю, — сказала мадам Россини, кружась вокруг меня и обмеряя со всех сторон. Она не забыла даже записать размер запястья.

— Всегда они куда-нибудь торопятся, эти мужчины! Но в делах моды и красоты спешка недопустима!

В заключение она похлопала меня по спине и сказала:

— До встречи, лебединая шейка!

У неё шеи, казалось, не было вовсе. Голова как будто сидела прямо на плечах. Но вообще она мне очень понравилась.

— До встречи, мадам Россини.

Когда мы вышли из комнаты, миссис Дженкинс так припустила по коридору, что я едва за ней поспевала. На ногах у секретарши были туфли на высоких каблуках, но бежала она довольно быстро. А я в своих разношенных удобных тёмно-синих школьных ботинках плелась сзади.

— Скоро будем на месте.

Впереди снова маячил бесконечный коридор. Для меня оставалось загадкой, как можно так хорошо разбираться в этом лабиринте.

— Вы здесь живёте?

— Нет, живу я в Ислингтоне, — сказала миссис Дженкинс. — Я работаю до пяти. А потом возвращаюсь домой, к мужу.

— А что думает ваш муж по поводу того, что вы работаете на тайное общество, которое хранит у себя в подвале машину времени?

Миссис Дженкинс засмеялась.

— О, этого он не знает. Когда меня брали на работу, я подписала контракт, где был пункт о неразглашении информации. Поэтому мне запрещено рассказывать о том, что тут происходит, кому бы то ни было, даже мужу.

— Кому бы то ни было?

Да уж, в этих стенах наверняка спрятаны скелеты парочки болтливых секретарш.

— В противном случае меня уволят, — сказала миссис Дженкинс. Голос её звучал так, что стало ясно — такое развитие событий было бы для неё настоящей трагедией. — Мне бы всё равно никто не поверил, — закончила она беззаботно. — А мой муж и подавно. У моего благоверного воображения никакого. Он думает, я корплю целыми днями в самой что ни на есть обычной конторе над документами и отчётами… О нет! Документы забыла! — она остановилась. — Где же я их положила… я же не закончила… Доктор Уайт меня со свету сживёт, — она нерешительно посмотрела на меня. — Справишься дальше сама? Тут всего пару метров. Повернёшь налево, вторая дверь справа.

— Поворот налево, вторая дверь справа. Я найду.

— Ты золото! — миссис Дженкинс крикнула это, уже убегая. Как ей удавалось управляться с этими высоченными каблуками, ума не приложу.

Идея миссис Дженкинс предоставить меня самой себе на несколько минут показалась мне просто замечательной. Представится возможность хоть «пару метров» пройти не торопясь. Наконец-то я могла в тишине и покое поразглядывать рисунки на стенах (совсем выцвели), погреметь рыцарскими доспехами (насквозь проржавели) и осторожно провести указательным пальцем по рамам (страшно запылились). Когда я завернула за угол, то услышала голоса.

— Постой же, Шарлотта!

Я поспешно отпрыгнула назад и прижалась спиной к холодной стене. Шарлотта вышла из Зала Дракона, за ней следовал Гидеон. Он крепко схватил Шарлотту за руку. Это я ещё успела углядеть. Хоть бы они меня не заметили.

— Вся эта история такая постыдная и удручающая, — сказала Шарлотта.

— Вовсе нет. Что ты можешь поделать.

Каким мягким и дружелюбным мог, оказывается, быть его голос.

«Втюрился. В неё», — думала я. Эта глупая мысль отчего-то неприятно действовала на нервы. Я ещё сильнее вжалась в стену, хотя мне так хотелось посмотреть, чем там занимались эти двое. Может, они за ручки держатся?

Шарлотта была безутешна.

— Ложные симптомы! Я готова была от стыда сквозь землю провалиться. Я ведь правда верила, что это вот-вот случится…

— Я бы думал точно так же, окажись я на твоём месте, — сказал Гидеон. — Твоя тётя, должно быть, совсем сумасшедшая — скрывать такое все эти годы! Твоей кузине остаётся только посочувствовать.

— Ты правда так думаешь?

— Ну сама посуди: как она теперь со всем справится? Она ж ничегошеньки не смыслит в том, что происходит. Как она теперь должна за день выучить всё, что мы прошли за десять лет?

— Да уж, бедная Гвендолин, — сказала Шарлотта. Сочувствия в её словах как-то не ощущалось. — Но некоторые вещи ей удаются просто замечательно.

О, как мило с её стороны.

— Например, хихоньки-хаханьки с подружками, смски на уроках и просмотры фильмов по любому поводу.

Тьфу. Ни капли не мило.

Я осторожно выглянула из-за угла.

— Да, — сказал Гидеон. — Именно так мне и показалось, когда я увидел её впервые. Эх, мне тебя будет так не хватать. Например, на уроках по фехтованию.

Шарлотта вздохнула:

— Неплохо мы проводили время, правда?

— Да уж. Но зато теперь, подумай только, какие перед тобой открываются перспективы. Я тебе даже завидую! Ты совершенно свободна и можешь делать всё, что только пожелаешь.

— Я всегда хотела только того, что происходит здесь!

— Именно. Потому что у тебя не было выбора, — сказал Гидеон. — Но теперь перед тобой весь мир, ты можешь начать учёбу за границей и отправиться в далёкое путешествие. В то время как я не могу отдаляться от этого дурногра… хронографа более чем на один день пути. А ночи вынужден коротать в 1953-м году. Как бы я хотел поменяться с тобой местами!

Дверь Зала Дракона снова распахнулась, и в коридор выплыли леди Ариста и тётя Гленда. Я быстро спряталась.

— Они ещё пожалеют! — сказала тётя Гленда.

— Гленда, прошу тебя! Мы же всё-таки одна семья, — сказала леди Ариста. — Мы должны держаться вместе.

— Скажи это лучше Грейс, — огрызнулась тётя Гленда. — Это она нам постоянно сюрпризы устраивает. Защитить! Ха! Так я и поверила! Любой человек, у которого голова варит, ни единому слову её не поверит! Ни единому! После того, что случилось. Но это нас больше не касается. Шарлотта, пойдём.

— Я провожу вас до автомобиля, — сказал Гидеон.

Вот подлиза!

Я подождала, пока не утихнут шаги, и лишь тогда отважилась покинуть свой наблюдательный пункт. Леди Ариста всё ещё стояла посреди коридора и устало потирала лоб.

Она вдруг показалась мне невероятно старой, совсем на себя не похожей.

Все замашки хореографа остались где-то далеко. Даже черты лица у неё стали мягкими, смазанными, нечёткими. Мне вдруг захотелось пожалеть её.

— Привет, — сказала я. — Как ты?

В тот же миг бабушкина выправка вернулась. Все хореографические палки встали на свои места.

— Ах, это ты, — сказала она. Её изучающий взгляд остановился на моей блузке. — Что я вижу? Пятно? Деточка, тебе стоило бы, наконец, научиться следить за своим внешним видом.

~~~

Периодичность прыжков во времени, если её не регулирует хронограф, варьируется в зависимости от особенностей каждого путешественника. Граф Сен-Жермен полагал, что женщины-путешественницы прыгают гораздо реже и на более короткий срок. Проделав собственные наблюдения, мы не можем согласиться с этим утверждением. Длительность неконтролируемых прыжков колеблется от 8 минут 12 секунд (начальный прыжок Тимоти де Виллера от 5 мая 1892 года) до 2 часов 4 минут (Маргарет Тилни, второй прыжок от 22 марта 1984 года). Временной коридор, которым обеспечивает путешественников хронограф, составляет от 30 минут до 4 часов.

Пока не замечены случаи, когда прыжки совершались в тот период времени, в котором проживает путешественник. Граф Сен-Жермен обосновывает подобный факт наличием и особенностями континуума (см. том 3, Законы континуума). Задать в параметрах хронографа опцию прыжка в своё время, опять же, невозможно.

...

Хроники Хранителей,Том второй, Общие положения.

Глава девятая

Мама обняла меня так крепко, будто я считалась пропавшей без вести года три, а потом вдруг нашлась. Мне пришлось в который раз заверить её, что ничего плохого со мной не случилось. Только после энного раза она немного успокоилась.

— Ты-то как, мам?

— Всё нормально, доченька, я тоже в порядке.

— Значит, у всех всё хорошо, — иронично встрял мистер де Виллер. — Как здорово, что мы это выяснили, — он подошёл к нам так близко, что в нос мне ударил запах его Фу-деколона. (Это было нечто пряно-Фу-руктовое с лёгким ароматом корицы. Мне сразу захотелось кушать.)

— Что же нам теперь с тобой делать, Грейс? — волчьи глаза прицельно уставились на маму.

— Я сказала правду.

— По крайней мере о том, что касается Гвендолин, — отчеканил мистер де Виллер. — Странно только, что акушерка, которая подделала свидетельство о рождении, именно сегодня решила уехать в неизвестном направлении.

Мама пожала плечами.

— Я бы на твоём месте не стала предавать такое большое значение каждой случайности, Фальк.

— Довольно странным кажется мне и тот факт, что ты решилась на домашние роды, хоть и ждала ребёнка раньше срока. Каждая мало-мальски вменяемая женщина на твоём месте при первых же болевых ощущениях ринулась бы в больницу и прошла осмотр.

— Мы так и поступили.

— Но только на следующий день, — сказал мистер де Виллер. — В больничном отчёте указано, что ребёнок действительно прошёл полное обследование, но мать добровольно отказалась от повторного осмотра. Как же так, Грейс?

Мама рассмеялась.

— Я полагаю, Фальк, ты бы сумел это понять, если бы мог рожать. Ведь до родов приходится пройти через десятки гинекологических обследований. Я чувствовала себя отлично, но хотела удостовериться, что с моим ребёнком всё в порядке. Не перестаю тебе удивляться, как ты смог так быстро достать отчёт из родильного отделения? Мне казалось, подобную информацию они обязуются не разглашать.

— Хочешь — можешь подать иск на больницу за нарушение закона о защите данных, — сказал мистер де Виллер. — А меня всё больше интересует, что же нам такого расскажет эта акушерка.

Дверь зала отворилась. Вошли мистер Джордж, доктор Уайт и миссис Дженкинс. Она тащила целую кипу каких-то документов.

За ними вразвалочку следовал Гидеон. На этот раз я хорошенько осмотрела его с ног до головы. Ведь в прошлый раз я сосредоточилась только на его симпатичном личике. Я искала что-нибудь некрасивое, что-нибудь ужасное или хотя бы просто не идеальное, чтобы в сравнении со мной он не казался таким уж совершенством. Но, к сожалению, я ничего такого не обнаружила.

Ни кривых ног у него не было (а вполне могли бы быть — он ведь играет в поло!), ни длинных ручищ, ни вросших мочек ушей (по утверждениям Лесли, это было признаком самовлюблённого человека).

Сейчас, когда Гидеон прислонился к письменному столу и скрестил руки на груди, он выглядел невероятно красивым, прямо дух захватывало.

Оставались, правда, ещё длинные волосы, можно было бы посчитать дурацкими хотя бы их. Но у меня это почему-то никак не получалось. Эти волосы казались такими здоровыми и шелковистыми, что у меня проскочила невольная мысль, как приятно было бы их погладить.

Такая прекрасная внешность пропадает, эх!

— Всё готово, — сказал мистер Джордж и подмигнул мне. — Машина времени готова к запуску.

Мальчик-привидение по имени Роберт несмело кивнул мне. Я кивнула ему в ответ.

— Так, теперь мы в полном составе, — сказал мистер де Виллер. — Гленда и Шарлотта нас покинули. Но они передавали всем наилучшие пожелания.

— Да, могу себе представить, — сказал доктор Уайт.

— Бедная девочка! Два дня подряд терпеть эти ложные симптомы, такого никому не пожелаешь, — жалостливо сказал мистер Джордж.

— А тут ещё эта мамаша, — пробурчал доктор Уайт, листая документы, которые принесла миссис Дженкинс. — И за что такое наказание бедной девочке.

— Миссис Дженкинс, где мадам Россини и вещи для Гвендолин?

— Она только что… я потороплю, — миссис Дженкинс выскользнула из зала.

Мистер Джордж нетерпеливо потёр руки.

— Тогда можем начинать.

— Вы ведь не сделаете ничего опасного? — спросила мама, повернувшись к мистеру Джорджу. — Вы ведь не будете впутывать её в это?

— Во всяком случае, мы постараемся, — сказал Гидеон.

— Мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы защитить Гвендолин, — уверил маму мистер Джордж.

— Мы не можем не впутывать её, Грейс, — сказал мистер де Виллер. — Она — часть этого. Надо было думать раньше, прежде чем ты затеяла свои глупые прятки.

— Благодаря её игре девочка поступила к нам совершенно неподготовленной, без каких-либо знаний, — сказал доктор Уайт. — Что значительно усложняет нам жизнь. Но это, очевидно, и являлось вашей целью.

— Моей целью было не допустить, чтобы с Гвендолин что-нибудь случилось, — сказала мама.

— Я добился уже достаточно многого своими силами, — сказал Гидеон. — Один могу и завершить.

— На это я и надеялась, — сказала мама.

Один могу и завершить! Во какой герой! Я чуть не захихикала. Его фразочка напомнила мне дешёвый треш, в котором какой-нибудь супергерой спасает мир от катастрофы. Этот герой, к примеру, один-одинёшенек побеждает отряд из ста двадцати воинов ниндзя, или флотилию вражеских космических кораблей, или деревню, где все жители — вооружённые до зубов мятежники.

— Посмотрим, с какими заданиями она справится, — сказал мистер де Виллер.

— У нас есть её кровь, — сказал Гидеон. — Большего от неё не требуется. Как по мне, пусть хоть каждый день приходит сюда и элапсирует. Тогда все останутся довольны.

Как он сказал? Элапсирует? Это было похоже на одно их тех понятий, которые частенько вворачивал на уроках английского мистер Уитмен. «Неплохой пересказ, Гордон. Но в следующий раз постарайся, пожалуйста, не так муссировать банальные темы». Хотя, может, он говорил элапсировать. Неважно. Ни Гордон, ни я, ни кто-то другой из нашего класса раньше слыхом не слыхивал таких слов. Никто, кроме Шарлотты, конечно.

Мистер Джордж заметил моё озадаченное выражение лица.

— Понятие элапсации подразумевает целенаправленный захват твоих возможностей временного прыжка. А именно — мы посылаем тебя на пару часов в прошлое с помощью хронографа. Таким образом мы предотвращаем неконтролируемые прыжки во времени, — он повернулся к остальным. — Я убеждён, что через некоторое время Гвендолин поразит всех нас своими возможностями. Она…

— Она — ребёнок! — вставил Гидеон. — И совершенно ни в чём не разбирается.

Я почувствовала, что краснею. Что это вообще за наглость? А как презрительно он на меня смотрит! Противный, заносчивый… любитель поло!

— Вовсе это не правда! — сказала я. Не ребёнок я, не ребёнок! Мне шестнадцать с половиной лет, столько же, сколько и Шарлотте. В моём возрасте Мария-Антуанетта, например, давно уже была замужней женщиной (это я не зазубрила на уроке истории, а высмотрела из фильма с Кирстен Данст, который мы с Лесли брали напрокат).

А Жанне д’Арк, той вообще было пятнадцать, когда она…

— Значит, не ребёнок? — Гидеону так хотелось подколоть меня. — Что тебе известно, например, из курса истории?

— Достаточно, — сказала я. Не у меня, что ли, сегодня пятёрка за контрольную, в самом деле!

— Хорошо, проверим. Кто правил Англией после смерти Георга Первого?

Без понятия.

— Георг Второй?

Ха! Вид у него был разочарованный. Кажется, я угадала.

— А от какого королевского двора были отдалены Стюарты и почему?

Чёрт!

— Э-э-э… мы ещё этого не проходили, — сказала я.

— Да, всё понятно, — Гидеон повернулся к остальным. — Ничего она не смыслит в истории, говорит всегда не по существу. Куда бы она ни прыгнула, всё равно окажется не у дел. Кроме того, она совсем не знает, о чём речь. Она не просто бесполезна, а даже опасна для всего предприятия!

Что он сказал? Это я-то говорю не по существу? Мне тут как раз по существу пришла на ум парочка ёмких ругательств, которые я бы ему с удовольствием высказала.

— Мне кажется, ты выразился уже достаточно ясно, Гидеон. Твоё мнение нам понятно, — сказал мистер де Виллер. — А сейчас интересно было бы узнать, что по этому поводу скажет граф.

— Вы этого не сделаете, — сказала мама. Голос её вдруг задрожал.

— Граф будет рад с тобой познакомиться, Гвендолин, — сказал мистер Джордж, не обращая внимания на её замечание. — Рубин — двенадцатый, последний в Кругу. Это будет такой торжественный момент, когда вы выйдете друг другу навстречу.

— Нет! — сказала мама.

Все посмотрели на неё.

— Грейс! — сказала бабушка. — Только не начинай опять.

— Нет, — повторила мама, — пожалуйста! Ему ведь вовсе не обязательно знакомится с ней лично. Разве не достаточно того, что она завершила Круг своей кровью?

— Завершила бы, — сказал доктор Уайт, всё ещё перелистывая документы. — Если бы мы не начали всё заново после той кражи.

— Как бы там ни было, я не хочу, чтобы Гвендолин с ним знакомилась, — сказала мама. — Это моё условие. Гидеон может взять это на себя.

— Сожалею, но ты не вправе решать, — сказал мистер де Виллер, а доктор Уайт возмутился:

— Условия! Она ещё смеет выдвигать условия!

— Но она права! Совершенно не обязательно втягивать в это девочку, — сказал Гидеон. — Я поставлю графа в известность о том, что произошло. Думаю, он примет мою сторону.

— Он наверняка захочет увидеть рубин собственными глазами, чтобы составить полную картину, — сказал Фальк де Виллер. — Это вовсе не опасно для неё. Нам даже не придётся выходить из дома.

— Миссис Шеферд, смею вас заверить, что Гвендолин ничего не угрожает, — сказал мистер Джордж. — Ваше мнение, должно быть, основывается на предвзятом отношении. Мы охотно развеем эти сомнения.

— Боюсь, у вас это не получится.

— И, конечно же, дорогая Грейс, ты не хочешь с нами поделиться, по какой причине ты отвергаешь графа — человека, которого ни разу не видела, — сказал мистер де Виллер.

Мама плотно сжала губы.

— Мы внимательно слушаем! — сказал мистер де Виллер.

Мама молчала.

— У меня… плохое предчувствие, — наконец прошептала она.

Губы мистера де Виллера растянулись в ехидную улыбочку.

— Тогда ничем не могу помочь, Грейс. Но мне всё-таки кажется, ты от нас что-то скрываешь. Чего же ты так боишься?

— Что это вообще за граф, и почему мне не нужно с ним знакомиться? — спросила я.

— Потому что у твоей мамы, видите ли, предчувствие, — сказал мистер де Виллер и поправил пиджак. — Между прочим, уже двести лет, как он сошёл в могилу, миссис Шеферд.

— Там пусть и лежит, — пробурчала мама.

— Граф Сен-Жермен — пятый из двенадцати путешественников во времени, Гвендолин, — сказал мистер Джордж. — В документариуме висит его портрет, помнишь? Именно он определил принцип действия хронографа и расшифровал древние записи. Он не только понял, как с помощью хронографа попасть в любой год и любой день, но и пролил свет на тайну, которая крылась за другой тайной. Тайну Двенадцати.

С помощью хронографа ему удалось связаться с четырьмя путешественниками во времени, которые жили до него, и посвятить их в эту тайну. Граф добивался поддержки лучших умов своего времени: математиков, алхимиков, магов, философов, — и в итоге снискал её. Все они были поражены его открытиями. Вместе они разгадали шифры древних текстов и вычислили даты рождения остальных семи путешественников во времени, которые пока лишь должны были появиться на свет, чтобы завершить Круг. В 1745 году граф основал здесь, в Лондоне, общество хранителей, тайную ложу графа Сен-Жермена.

— Расшифровкой древних текстов граф обязан таким известнейшим личностям как Раймунд Луллий, Генрих Корнелиус, Джон Колет, Генри Дрейпер, Симон Форман, Сэмюель Гартлиб, Кенельм Дигби и Джон Валлис, — сказал мистер де Виллер.

Ни одно из этих имён не показалось мне даже отдалённо знакомым.

— Ни одно из этих имён не кажется ей даже отдалённо знакомым, — сказал Гидеон с издёвкой.

Вот ужас! Он что, умеет читать мысли? На тот случай, если всё-таки умеет, я злобно уставилась на него и подумала что есть силы: Ты! Гнусный! Выскочка!

Он отвёл глаза.

— Но ведь Исаак Ньютон умер в 1727 году, как же он мог быть тогда членом ложи? — я сама удивилась, откуда вдруг всплыла эта дата. Ах да, Лесли сказала мне её вчера по телефону. И по неизвестной причине эта цифра крепко засела в моей голове. Прям такой уж дурочкой, как думал Гидеон, я всё-таки не была.

— Правильно, — сказал мистер Джордж и улыбнулся. — Это одно из преимуществ путешественников во времени — можно выбирать себе друзей из прошлого.

— А что это за тайна, которая крылась за другой тайной? — спросила я.

— Тайна Двенадцати раскроется, когда все двенадцать путешественников во времени будут внесены в хронограф, — торжественно сказал мистер Джордж. — Поэтому Круг должен быть завершён. Это великая миссия, которую предстоит исполнить.

— Но я ведь последняя из двенадцати! На мне Круг закроется!

— Именно так и случилось бы, — сказал доктор Уайт, — если бы семнадцать лет назад твоей кузине Люси не взбрело в голову украсть хронограф.

— Хронограф украл Пол, — сказала леди Ариста, — Люси только…

Мистер де Виллер махнул рукой.

— Да-да, давайте просто считать, что они вместе его украли. Две заблудшие души, два ребёнка. Пятьсот лет работы насмарку. Миссия почти провалилась, ещё немного, и завет графа Сен-Жермена был бы утрачен навсегда.

— Завет и есть тайна?

— К счастью, в этих стенах был замурован ещё один хронограф, — сказал мистер Джордж. — Не было предусмотрено, что его когда-нибудь запустят. Он попал к хранителям в 1757 году. Он был повреждён, и несколько сотен лет им никто не пользовался, а драгоценные камни были украдены. Кропотливый труд хранителей, который продолжался два столетья, вернул хронограф к…

Доктор Уайт нетерпеливо перебил:

— Может, сократим эту историю? Прибор починили и теперь он в рабочем состоянии. Проверить его на практике мы смогли, когда одиннадцатый путешественник во времени, Гидеон, достиг возраста посвящения.

Но первый хронограф и кровь десяти путешественников во времени — утрачены. Теперь мы должны начинать всё сначала с помощью второго хронографа.

— Чтобы пролить… э-э-э… чтобы разгадать Тайну Двенадцати? — чуть не сказала им «пролить свет на тайну». Я чувствовала себя так, будто мой мозг вынули, промыли и вставили обратно.

Ответом послужили два торжественных кивка: от доктора Уайта и от мистера Джорджа.

— А эта тайна, она какая?

Мама засмеялась. В этой ситуации её смех был совершенно не к месту. Но она смеялась так беззаботно и искренне, как обычно заливалась Кэролайн, когда смотрела по телевизору сериал про мистера Бина.

— Грейс! — строго шепнула леди Ариста. — Веди себя пристойно!

Но мама продолжала хохотать.

— Тайна, она такая тайная, эта тайна. Как обычно и бывает, — выдавила она между приступами хохота.

— Я же говорил — сплошь истерички, эти Монтроузы, — пробурчал доктор Уайт.

— Как прекрасно, что ты во всём стараешься видеть что-то весёлое, — сказал мистер де Виллер.

Мама вытерла слёзы.

— Простите. Я не нарочно. Честно говоря, я бы сейчас с большей охотой заплакала.

Мне стало совершенно ясно, что мой вопрос о сущности этой тайны так и останется без ответа.

— А что в этом графе такого опасного? Почему мне не следует с ним знакомиться? — продолжала расспрашивать я.

Мама покачала головой, вид у неё снова был предельно серьёзный. Я уже начала беспокоиться. Такие смены настроения с ней раньше не случались.

— Да ничего, — ответил за неё доктор Уайт. — Твоя мама боится, что ты можешь столкнуться с концептуальными идеями, которые противоречат её жизненным воззрениям. Только в этих стенах она всё равно ничего не решает.

— Концептуальные идеи, — повторила мама. На этот раз голос её срывался, в нём сквозило неприкрытое ехидство. — Не кажется ли вам, что это масло масляное?

— Да ладно, хватит. Давайте предоставим Гвендолин самой решить, хочет она встретиться с графом или нет.

— Только встретиться и поговорить? В прошлом? — я вопросительно переводила взгляд с мистера де Виллера на мистера Джорджа. — А он может рассказать, что это за тайна?

— Если захочет, — сказал мистер Джордж. — Ты познакомишься с ним в 1782 году. К тому времени он был уже совсем старым. И снова посетил Лондон, что превосходно подходит к нашему замыслу. Он прибыл, чтобы исполнить одну тайную миссию, о которой ничего не известно ни историкам, ни биографам. Ночевал он здесь, в этом доме.

Поэтому спланировать ваш разговор большого труда не составит. Разумеется, Гидеон будет тебя сопровождать.

Гидеон пробормотал что-то невразумительное, мне показалось, что я расслышала слова «идиотки» и «нянька». «Нянька для идиотки»?

Как же он меня бесит, этот Гидеон!

— Мам, что делать?

— Откажись, доченька.

— Но почему?

— Ты ещё не готова.

— Не готова к чему? Почему мне не следует знакомиться с этим графом? Что в нём такого опасного? Ну ответь, ну пожалуйста, мама!

— Да, ответь, Грейс, — сказал мистер де Виллер. — Она ненавидит само стремление к тайным знаниям. От собственной матери получать такие пилюли особенно болезненно, как мне кажется.

Мама молчала.

— Сама видишь, сложно вытянуть из тебя хоть сколько-нибудь полезную информацию, — сказал мистер де Виллер. Его янтарные очи вперились в меня.

Мама всё ещё молчала.

Мне захотелось потрясти её за плечи. Фальк де Виллер был прав: эти никчёмные намёки никак не помогали, даже наоборот.

— Тогда я сама разберусь, — сказала я. — Я хочу с ним познакомиться.

Не знаю, что на меня нашло. Я больше не чувствовала себя пятилетней малышкой, которая вот-вот убежит домой, залезет под кровать и будет там трястись от страха как осиновый лист.

Гидеон вздохнул.

— Грейс, ты сама всё слышала, — сказал мистер де Виллер.

— Предлагаю тебе съездить в Мейфэр и принять успокоительное. Мы сами отвезём Гвендолин домой, когда мы с ней… закончим.

— Я её здесь одну не оставлю, — прошептала мама.

— Скоро уже Кэролайн и Ник из школы вернутся, мам. Ты можешь идти, правда. Я сама о себе позабочусь.

— Нет, не позаботишься, — прошептала мама.

— Давай я тебя провожу, Грейс, — сказала леди Ариста, голос её звучал необычайно мягко. — Я здесь уже двое суток, голова раскалывается. Дело приняло непредсказуемый оборот. Но сейчас… мы больше не в силах что-либо изменить.

— Очень мудро, — сказал доктор Уайт.

Мама готова была расплакаться.

— Хорошо же, — сказала она, — я уйду. Я вверяю вам судьбу моего ребёнка. Я надеюсь только, вы сделаете всё, чтобы с ней ничего не случилось.

— И чтобы она завтра не опоздала в школу, — сказала леди Ариста. — Она не должна пропускать занятия. Это вам не Шарлотта.

Я сконфужено посмотрела на бабушку. Вот о чём я и думать забыла, так это о школе.

— Где моя верхняя одежда? — спросила леди Ариста. Мужчины в зале хором облегчённо вздохнули. Никто не издал ни звука, но вид у всех был вполне красноречивый.

— Миссис Дженкинс обо всём позаботится, леди Ариста, — сказал мистер де Виллер.

— Пойдём, дитя моё, — сказала маме леди Ариста. Мама всё ещё медлила.