Глава девятая Порт Анжелес 3 страница

Я с огромным трудом цеплялся за свои убеждения – не убивать. Я все еще точно знал, где смогу его отыскать. Его темные помыслы присосались к ночному небу, подталкивая меня на это…

Я закрыл свое лицо руками, зная, что на нем сейчас было выражение монстра, охотника, убийцы. Я зафиксировал ее образ сквозь закрытые глаза, чтобы контролировать себя, сосредотачиваясь только на ее лице. Изящное строение её тела и тонкие покровы ее бледной кожи – как шелк, натянутый вокруг стеклянного стакана, невероятно мягкая и так легко разбиваемая вдребезги. Она была слишком уязвима для этого мира. Она нуждалась в защитнике. И, по воле некоего искривленного, неумелого руководства судьбы, я был наиболее близкой и доступной кандидатурой.

Я попытался объяснить свою бурную реакцию так, чтобы она поняла:

– Это было очень… тяжело – ты даже не можете вообразить, насколько трудно для меня, чтобы вот так просто забрать тебя, и оставить их… в живых, – прошептал я. – Я смог бы позволить тебе вернуться с Джессикой и Анжелой, но я боялся, что если бы ты оставила меня в одиночестве, я направился бы разыскивать их.

Дважды за вечер, я признавался в намеченном убийстве. По крайней мере, этот раз был защитным.

Она притихла, в то время как я, всеми силами, старался контролировать себя. Я прислушивался к ее сердцебиению. Ритм был прерывистым, с каждой секундой он становился все спокойней, пока не выровнялся. Тоже самое можно было сказать и о ее дыхании.

Я шел по лезвию бритвы. Мне просто необходимо привезти ее домой, прежде…

А смогу ли я его тогда убить? Могу ли я быть убийцей, когда она доверилась мне? Было ли это именно тем, что заставляло меня остановиться?

Она обещала поделиться своей последней догадкой, когда мы будим одни. Хотел ли я ее услышать? Я мечтал об этом, но не будет ли награда за мое любопытство гораздо хуже, чем незнание?

Во всяком случае, для одного вечера откровений и так достаточно.

Я снова посмотрел на Беллу, ее лицо было бледнее, чем прежде, оно сочетало разные оттенки.

– Готова ехать домой? – спросил я Беллу.

– И готова покинуть это место, – сказала она, тщательно подбирая слова, как будто простое «да» не объясняло в полной мере то, что она хочет сказать.

Как это меня раздражает.

Вернулась официантка. Она явно услышала последнее высказывание Беллы, так как маячила с другой стороны перегородки, задаваясь вопросом, что же еще она может мне предложить. Я хотел закатить глаза при упоминании ею некоторых из вариантов.

– Как у вас дела? – спросила она меня.

– Мы готовы расплатиться, спасибо, – сказал я ей, при этом не отрывая взгляда от Беллы.

Официантка прерывиста задышала, пораженная моим голосом.

Уловив её мысли в какой-то момент и услышав то, как мой голос звучал в голове этого непримечательного человека, я понял, почему я сегодня вечером привлекаю всеобщее внимание – и при том оно не омрачено обычным страхом.

Это все из-за Беллы. Стараясь быть как можно более безопасным для нее, быть менее пугающим, быть человечней, я действительно дошел до крайностей. Другие люди видели теперь только красоту, при моем полном контроле своей врожденной способности наводить страх.

Я посмотрел на официантку, ожидая, что она опомнится. Теперь, когда я понял, в чем смысл, это мне показалось очень забавным.

– Разумеется, – заикнулась она. – Вот, держите.

Она вручила мне папку со счетом, думая о визитке, которую она всунула позади квитанции. Визитка с ее именем и телефонным номером.

Да, это было довольно забавно.

У меня уже была заготовленная сумма. Я отдал папку сразу, таким образом не оставив ей шансов на мой телефонный звонок, которой никогда не прозвучит.

– Сдачи не нужно, – сказал я ей, надеясь, что размер чаевых будет достаточен, чтоб сгладить ее разочарование.

Я поднялся, и Белла быстро последовала моему примеру. Я хотел предложить ей свою руку, но затем подумал, что не стоит так искушать свою судьбу, в течение одного вечера. Благодаря официантке, я не спускал глаз с лица Беллы. Казалось, что Белла так же находит эту ситуацию забавной.

Мы вышли из ресторана; я шел так близко, насколько это было позволительно. Настолько близко, что теплота её тела, исходящая от нее, походила на физическое прикосновение. Когда я придержал для нее дверь, она выглядела немного опечаленной, и я задавался вопросом, что же заставило ее загрустить. Я посмотрел ей в глаза, собираясь спросить, но она, засмущавшись, внезапно уставилась в землю. Это подогрело мое любопытство, как раз когда я боролся с желанием спросить. Тишина между нами продолжалась до тех пор, как я открыл пассажирскую дверь для нее и затем сам сел за руль.

Я включил обогрев салона – более теплой погоде пришел резкий конец; и промерзший автомобиль, должно быть, не был уютным. Она куталась в мою куртку, при этом украдкой улыбаясь.

Я ждал, отсрочивая разговор, пока не поблекли огни приборной панели. Это заставило меня чувствовать себя с ней более уединенно.

Правильно ли это? Теперь, когда я был сосредоточен только на ней, автомобиль казался очень тесным. Ее аромат циркулировал по салону с потоком воздуха от нагревателя, заполняя все пространство и становясь все более насыщенным. Он усиливался, приобретая очертания, как еще один пассажир в автомобиле. Присутствие, требующее своего признания.

И оно у него было; я воспламенялся. Хотя, честно говоря, этот огонь я мог стерпеть. И это было странно. Сегодня вечером мне дали слишком много – больше, чем я ожидал. И здесь была Белла, все еще желающая оставаться рядом. Я был обязан такому дару. Жертву. Например, сожжение.

Удастся ли мне просто сохранить это состояние; всего-то ожог – ничто более. Вот только яд вновь заполнил мой рот, и мои мускулы, в ожидании напряглись, словно я охотился…

Мне необходимо держаться подальше от таких мыслей. И я знал то, что отвлечет меня.

– Теперь, – я сказал Белле, и страх перед ее ответом, пресек мою агонию. – Твоя очередь…

Глава десятая Теория

– Могу я задать еще один вопрос? – поинтересовалась она вместо того, чтобы выполнить мою просьбу.

Я был встревожен до крайности. Но как привлекательна была возможность продлить этот момент. Удержать Беллу около себя еще хоть на пару секунд. Я вздохнул над этой дилеммой и ответил, – Один.

– Ну, – замешкалась она, будто раздумывая какой именно вопрос задать, – Ты сказал, что знал, что я не пошла в книжный магазин, и что я пошла куда-то на юг. Мне просто любопытно, как ты это узнал.

Я уставился в ветровое стекло. Это был еще один вопрос, который никак не помогал узнать ее, а вот мои секреты раскрывал сполна.

– Мы, кажется, договорились быть откровенными, – сказала она, в ее голосе слышались неодобрение и разочарование.

Как она так легко уклонялась от темы, даже не прилагая усилий?

Что ж, она хотела, чтобы я был честен, а весь этот разговор все равно не приведет ни к чему хорошему.

– Ладно, скажу, – ответил я, – я шел по твоему запаху.

Я хотел взглянуть на ее лицо, но боялся реакции, которую мог на нем увидеть. Вместо этого я прислушался к ее дыханию, которое резко стало чаще, но потом пришло в норму. Когда она вновь заговорила, ее голос был более спокоен, чем я ожидал.

– Ты не ответил на мой первый вопрос… – напомнила она.

– На который?

– Как ты читаешь мысли? – спросила она, повторяя вопрос, заданный в ресторане, – Ты можешь читать мысли кого угодно и где угодно? А кто-нибудь из твоих родственников так умеет?…

Она внезапно оборвала себя и снова замолчала.

– Вообще-то это уже несколько вопросов, – сказал я.

Но она просто смотрела на меня и ждала ответов.

Отчего же не сказать ей? Она почти уже догадалась обо всем сама, а говорить именно об этом было гораздо проще, чем о том, что еще предстояло обсудить.

– Нет, так умею только я. И я не могу слышать всех и где угодно, мысли удобнее читать вблизи. Но чем знакомее «голос», тем с большего расстояния я могу его слышать. Но не более чем в радиусе нескольких миль, – я задумался над тем, как попонятнее объяснить ей это. Надо было найти аналогию, которую она легко бы поняла, – Это немного похоже на то, будто находишься в большом зале, где полно народу и все разговаривают одновременно. Просто негромкий гул, шум, звучащий гдето на заднем плане. Мне надо сосредоточиться на конкретном голосе, чтобы четко его услышать. Когда этот шум начинает меня раздражать, я просто его отключаю. Гораздо проще казаться «нормальным», – сгримасничал я, – когда не отвечаешь на чьи-то мысли вместо заданных вслух вопросов.

– А почему ты не можешь услышать меня? – поинтересовалась она.

Я снова ответил правду и привел еще одну аналогию.

– Я не знаю, – признался я, – Могу только предположить, что твой разум устроен иначе, чем у остальных людей. Будто твои мысли текут на ультракороткой волне, а я способен ловить только длинные.

Я понял, что эта аналогия может ей не понравиться. Я улыбнулся, ожидая ее реакцию. Она меня не разочаровала.

– У меня мозги набекрень? – спросила она, в голосе промелькнула досада, – я ненормальная.

Опять иронизирует.

– Я слышу голоса в своей голове, а ты переживаешь о своем психическом здоровье, – засмеялся я. Она вникает в каждую мелочь, но самое главное до сих пор ускользает от нее. Как всегда неправильная реакция….

Белла кусала губу, а морщинка на переносице стала глубже.

Не переживай, – уверил я ее, – это просто теория…

Была еще одна гораздо более важная теория, которую надо было обсудить. Меня тревожила эта необходимость. Каждая проходящая секунда лишь ненадолго отдаляла неизбежное.

– Что возвращает нас к твоей теории, – сказал я, разрываясь между тревожностью и абсолютным спокойствием.

Она вздохнула, все еще кусая губы – как бы не навредила себе. Она посмотрела мне в глаза, ее лицо было обеспокоенным.

– Разве мы не договорились, что будем откровенны? – напомнил я тихо.

Она взглянула вниз, борясь с какими-то внутренними противоречиями. Вдруг она замерла, и ее глаза широко распахнулись. Страх впервые за все это время отразился на ее лице.

– Ты с ума сошел! – закричала она.

Я запаниковал. Что она увидела? Чем я напугал ее?

И тут же она крикнула, – Сбавь скорость!

– В чем дело? – я никак не мог понять причину ее ужаса.

– Ты гонишь 160 километров в час! – орала она на меня Она взглянула в окно и отпрянула от темных деревьев, проносившихся мимо.

Вот эта мелочь, толика скорости, заставила ее вопить от страха?

Я закатил глаза, – Расслабься, Белла.

– Ты хочешь нас убить? – спросила она высоким рассерженным голосом.

– Мы не разобьемся, – пообещал я ей.

Она коротко вздохнула и заговорила более спокойным тоном, – Куда ты так несешься?

– Я всегда так езжу.

Я взглянул ей в глаза удивленный шоком на ее лице.

– Смотри на дорогу! – крикнула она.

– Белла, я ни разу не попадал в аварию, даже штрафов не платил! – я усмехнулся ей и постучал себя по голове. Абсурдность того, что я мог шутить с ней о чем-то таком запретном и странном, добавляла комизма – У меня здесь встроенный радар!

– Очень смешно, – саркастично сказала она, будучи более испуганной, чем рассерженной, – Чарли полицейский, помнишь? Я была воспитана на уважении к закону. К тому же если ты разобьешь Вольво в лепешку, ты, скорее всего, просто встанешь и пойдешь дальше.

– Вполне вероятно, – согласился я, а потом горько усмехнулся. Да, в случае аварии последствия для нас будут очень разными. Она имела право бояться, не смотря на мои водительские навыки, – Но ты так не сможешь.

Со вздохом я чуть сбавил скорость – Довольна?

Она взглянула на спидометр, – Почти.

Она все еще считала, что скорость высока?

– Ненавижу ездить медленно, – проворчал я, но позволил стрелке спидометра сползти вниз.

– Это, по-твоему, медленно? – спросила она.

– Хватит комментировать мою езду, – сказал я нетерпеливо. Сколько раз она уже избегала ответа на мой вопрос? Три раза? Четыре? Неужели ее предположения так ужасны? Я должен был знать – немедленно, – Я все еще жду, когда ты расскажешь свою последнюю теорию.

Она опять закусила губу, выражение ее лица было расстроенным, на нем даже отразилась боль.

Я подавил свое нетерпение и постарался говорить мягче. Я не хотел ее расстраивать.

– Смеяться не буду, – пообещал я, надеясь, что это единственное, что ее останавливает.

– Я больше боюсь, что ты разозлишься, – прошептала она.

Я приложил усилия, чтобы мой голос звучал спокойно, – Все так плохо?

– Да, довольно плохо.

Она смотрела вниз, стараясь не встречаться со мной глазами. В молчании прошло несколько секунд.

– Рассказывай, – подбодрил я ее.

Ее голос был тих, – Не знаю, с чего начать.

– Почему бы тебе не начать с начала? – я вспомнил ее слова, сказанные за ужином, – Ты говорила, что не сама додумалась до этого.

– Не сама, – согласилась она и опять замолчала.

Я гадал, что могло просветить ее, – Откуда ты ее взяла? Из книги или из фильма?

Мне стоило тщательнее осмотреть ее книжные полки, когда ее не было дома. Я понятия не имел, есть ли на них творения Брэма Стокера или Энн Райс…

– Нет, не сама, – повторила она, – это было в субботу, на пляже.

Этого я не ожидал. Местные слухи вокруг нас никогда не становились чем-то пугающим или хотя бы приближенным к реальности. Это была какая-то новая сплетня, которую я пропустил? Белла оторвала взгляд от своих рук и увидела удивление на моем лице.

– Я встретила давнего друга семьи – Джейкоба Блэка, – продолжила она, – Его отец и Чарли дружат с тех пор, как я была еще ребенком.

Джейкоб Блэк – это имя мне ничего не говорило, однако напомнило о чем-то… что было когда-то, очень давно. Я уставился вперед, перебирая воспоминания в поисках связи.

– Его отец один из квильетских старейшин, – сказала она.

Джейкоб Блэк, Эфраим Блэк. Он был его потомком, без сомнения.

Дела обстояли хуже некуда.

Она знала правду.

Мой разум пытался охватить всю логическую цепочку, пока машина летела по темным изгибам дороги, мое тело замерло в муке – неподвижное, за исключением тех минимальных автоматических движений, что требовались для управления машиной.

Она знала правду.

Но… если она узнала правду в субботу…. значит она все это знала и сегодня вечером… и сейчас знает.

– Мы пошли прогуляться, – рассказывала она, – и он рассказывал мне некоторые старые легенды, наверно, пытался напугать меня. Он рассказал мне одну…

Она замолчала, но теперь ее сомнения были уже лишними, я знал, что она собирается сказать. Единственное, что было неизвестным, так это причина, по которой она была здесь.

– Продолжай, – попросил я.

– Про вампиров, – выдохнула она едва слышно.

Однако, слышать, как она произносит это слово, было гораздо хуже, чем просто знать, что ей известна правда. Меня передернуло, но я взял себя в руки.

– И ты тут же подумала обо мне? – спросил я.

– Нет. Он… упомянул твою семью.

Как забавно, что именно непосредственный потомок Эфраима нарушил договор, который тот поклялся соблюдать. Внук или даже правнук? Сколько лет назад это было? Семьдесят?

Мне пришлось признать, что опасность исходила не от стариков, верящих в легенды. Конечно, молодое поколение, – те, которым было все известно, но которые считали древние предрассудки смешными – конечно, именно они могли представлять опасность разоблачения.

Похоже, это означало, что теперь я имел полное право перебить все маленькое, беззащитное племя на побережье, если бы мне того захотелось. Эфраим и его стая защитников были давным-давно мертвы…

– Он думал, что это просто глупое суеверие, – внезапно сказала Белла, в ее голосе засквозило новое беспокойство, – Он не думал, что я всерьез задумаюсь об этом.

Краем глаза я увидел, как она от волнения сжимает руки.

– Это была моя вина, – сказала она после небольшой паузы, а потом склонила голову так, будто была в чем-то виновата, – я заставила его.

– Зачем? – уже не составляло труда говорить спокойно. Худшее было сделано. Пока мы говорим о деталях моего разоблачения, нам не приходится говорить о его последствиях.

– Пытаясь меня задеть, Лоран сказала что-то про твою семью, – она скорчила рожицу на воспоминание. Я был немного растерян, гадая каким образом можно поддеть Беллу упоминанием моей семьи…

– А потом парень постарше, тоже индеец, заявил, что вы в резервации не бываете. Прозвучало это так, будто он что-то подразумевал под этим, и, предложив Джейкобу пройтись, я вытянула из него эту историю.

Ее голова склонилась еще ниже, когда она это сказала. Выражение ее лица было… виноватым.

Я отвернулся от нее и позволил себе усмехнуться. Она чувствует себя виноватой? Что она могла такое сделать, чтобы заслужить какое-либо порицание?

– Как это ты ее вытянула? – спросил я.

– Я флиртовала, и это сработало даже лучше, чем я ожидала, – объяснила она, и в ее голосе появилось воодушевление от воспоминания об успехе.

Я мог только представить – учитывая ее привлекательность для всех особей мужского пола, когда она вовсе не прилагает к этому усилий – насколько сногсшибательной она может быть, когда старается быть привлекательной. Внезапно мне стало жаль бедного, ничего не подозревающего мальчишку, на которого она обратила столь могущественное оружие.

– Хотел бы я это увидеть, – сказал я и усмехнулся толике черного юмора. Да, хотел бы я увидеть реакцию парня, когда бы я рассказал ему о себе, – И ты еще обвиняешь меня, что я «ослепляю и поражаю людей». Бедный Джейкоб Блэк.

Я не был настолько зол на источник своего разоблачения, насколько ожидал. Он тоже знал не все. К тому же, разве мог я подумать, что кто-то сможет устоять перед этой девчонкой и не дать ей то, что она хочет? Нет, мне всего лишь была приятна мысль, что благодаря ее усилиям он наверняка немного повредился умом.

Я почувствовал, как горят ее щеки. Я посмотрел на нее, она смотрела в окно. И опять молчала.

– И что же ты сделала потом? – спросил я. Пора было вернуться к страшной истории.

– Я залезла в Интернет.

Ну, очень разумно.

– И твои подозрения подтвердились?

– Нет, – ответила она, – ничего не подошло. Большая часть информации была чушью. А потом…

Она опять внезапно замолчала, я услышала, как она сжала зубы.

– Что? – спросил я. Что она нашла? Что именно стало пугающим для нее?

Она помолчала немного, а потом прошептала, – Я решила, что мне все равно.

Шок парализовал мои мысли на какой-то момент, а потом все сошлось вместе. Почему она отослала своих подруг, вместо того, чтобы спастись вместе с ними. Почему она села в мою машину, вместо того, чтобы удрать подальше, призывая полицию…

Ее реакция всегда была неправильной – всегда абсолютно неправильной. Она притягивала к себе опасность. Она звала ее.

– Все равно? – пробормотал я сквозь сжатые зубы, гнев переполнял меня. Как я мог защищать кого-то, кто так… так… так стремился быть беззащитным?

– Да, – ответила она, ее тихий голос был необъяснимо нежен, – для меня не имеет значения, кто ты есть.

Она просто невозможна.

– Тебя не волнует, что я монстр? Что я не человек?

– Нет.

Я всерьез задумался, все ли у нее в порядке с головой.

Я раздумывал, что мог бы обеспечить ее наилучшим медицинским уходом… Карлайл бы подключил свои связи, чтобы найти для нее самых умелых докторов, самых талантливых терапевтов. Наверняка есть еще возможность исправить в ее голове то, что в ней было не так, что позволяло ей сидеть рядом с вампиром, а ее сердце при этом билось спокойно и ровно. Конечно же, я бы присматривал за обслуживанием и посещал бы ее так часто, как было бы позволено…

– Ты злишься, – вздохнула она, – не надо было мне тебе рассказывать.

Как будто, если бы она скрывала эти тревожащие симптомы, это бы нам помогло.

– Нет, я хочу знать, что ты думаешь. Даже если эти мысли лишены разума.

– Значит я опять не права? – спросила она немного воинственно.

– Это не то, о чем я говорю, – мои зубы сжались, – Не имеет значения, – повторил я едко.

Она выдохнула, – Я права?

– А это имеет значение? – в ответ съязвил я.

Она глубоко вздохнула. Я рассерженно ждал ее ответ.

– Нет, на самом деле, – ответила она, ее голос был опять спокоен, – Но мне любопытно.

«Нет, на самом деле». Это действительно не имело значения. Ей было все равно. Она знала, что я не человек, что я монстр, и это не имело для нее значения.

Несмотря на мое беспокойство относительно ее психического здоровья, во мне проснулась толика надежды. Я постарался подавить ее.

– Что именно ты хочешь знать? – спросил я. Секретов больше не осталось, только незначительные детали.

– Сколько тебе лет? – спросила она.

Мой ответ был автоматическим и привычным, – Семнадцать.

– И давно тебе семнадцать?

Я постарался не улыбнуться на ее покровительственный тон.

– Довольно давно, – признался я.

– Ясно, – сказала она, внезапно преисполнившись энтузиазмом. Она улыбнулась мне. Когда я взглянул на нее, в очередной раз задумавшись о ее душевном здравии, она улыбнулась еще шире. Я скорчил рожицу.

– Не смейся, – предупредила она, – Но разве ты можешь выходить в дневное время?

Я все-таки засмеялся. Ее исследование, по-видимому, дало вполне ожидаемые результаты.

– Чушь.

– Ожоги от солнечного света?

– Миф.

– Спишь в гробу?

– Ерунда.

Сон уже очень давно не был составляющей в моей жизни, если не считать последние ночи, которые я проводил, наблюдая за спящей Беллой.

– Я не могу спать, – пробормотал я, более полно отвечая на вопрос.

Она помолчала.

– Совсем не спишь?

– Никогда, – выдохнул я.

Я смотрел в ее глаза, такие большие, обрамленные густыми ресницами и мечтал о сне. Не для того, чтобы забыться, как это было раньше, не для того, чтобы избежать скуки, а потому, что я хотел бы видеть сны. Может быть, будучи без чувств и имея возможность видеть сны, я бы смог провести несколько часов в мире, где мы с ней были бы вместе. Она видела сны обо мне. Я хотел, чтобы она снилась мне.

Она тоже смотрела на меня, удивленно. Пришлось отвести взгляд.

Я не могу видеть сны о ней. Ей не стоит во сне видеть меня.

– Ты еще не задала мне самый важный вопрос, – сказал я, мое молчащее сердце стало еще холоднее, еще тяжелее. Она должна понять. Так или иначе, но ей необходимо осознать, что она делает сейчас. Что только это имеет значения, не смотря на все другие обстоятельства.

На обстоятельства вроде того факта, что я люблю ее.

– Который? – озадаченно спросила она.

Это только сделало мой голос жестче, – Тебя не интересует моя диета?

– Ах. Это, – тихо произнесла она тоном, который я не понял.

– Да. Это. Ты же хочешь знать, пью ли я кровь?

Она вздрогнула от моего вопроса. Наконец-то. Она начала понимать.

– Ну, Джейкоб кое-что рассказал об этом… – ответила она.

– И что же рассказал Джейкоб?

– Он сказал, что вы… не охотитесь на людей. Он сказал, что ваша семья не считается опасной, потому что вы охотитесь только на животных.

– Он сказал, что мы не опасны? – с долей цинизма повторил я.

– Не совсем, – объяснила она, – Он сказал, что вы не считаетесь опасными. Но на всякий случай, Квильеты не хотят видеть вас на своей земле.

Я смотрел на дорогу, мысленно рыча от безнадежности, мое горло жгло привычной болью.

– Так он был прав? – спросила она так буднично, будто интересовалась прогнозом погоды, – Вы не охотитесь на людей?

– У Квильетов хорошая память.

Она кивнула сама себе, глубоко задумавшись.

– Только не стоит обольщаться, – быстро сказал я, – они правы, что стараются держаться от нас подальше. Мы по-прежнему опасны.

– Я не понимаю.

Действительно не понимает. Как бы ей объяснить это?

– Мы стараемся, – сказал я, – Обычно, у нас получается. Но иногда и мы ошибаемся. Как, например, я сейчас, позволяя себе находиться с тобой наедине.

Ее запах наполнял машину. Я почти привык к нему, практически игнорировал его, но невозможно было отрицать, что мое тело все еще тянется к ней с совершенно недопустимыми намерениями. Мой рот был полон яда.

– Это ошибка? – надломленным голосом спросила она. Эта интонация в ее голосе обезоружила меня. Она хотела быть со мной – не смотря ни на что, она хотела быть со мной.

Надежда вспыхнула опять, я тут же погасил ее.

– Да, и очень опасная, – честно ответил я, желая, чтобы каким-нибудь образом эта правда перестала иметь значение.

Она замолчала. Я слышал, что ее дыхание изменилось, оно участилось, но не от страха.

– Расскажи еще что-нибудь, – внезапно попросила она, в ее голосе слышалась мука.

Я внимательно посмотрел на нее.

Ей было больно. Как я допустил это?

– Что ты хочешь знать? – спросил я, думая, как уберечь ее от боли. Ей не должно быть больно. Я не мог позволить, чтобы ей было больно.

– Почему вы охотитесь на животных, а не на людей? – спросила она все с той же мучительной тоской в голосе.

Разве ответ не очевиден? Или, возможно, это тоже не имеет для нее значения.

– Не хочу быть монстром, – пробормотал я.

– Но животных недостаточно?

Я искал подходящее сравнение для объяснений, – Я, конечно, не могу говорить с абсолютной уверенностью, но, наверно, это похоже на замену мяса на тофу и соевое молоко. Мы в шутку называем себя вегетарианцами. Это не полостью удовлетворяет голод, или в нашем случае – жажду, но этого достаточно, чтобы мы могли устоять перед соблазном. В большинстве случаев, – мой голос стал тише. Я стыдился, того, что подвергал ее такой опасности, что продолжаю подвергать, – Иногда сдерживаться особенно сложно.

– И сейчас сложно?

Я вздохнул. Конечно, она задала именно тот вопрос, на который я не хотел отвечать.

– Да, – признал я.

На этот раз я знал, какой ожидать реакции: ее дыхание было спокойным, ее сердце билось спокойно. Я ожидал этого, но не понимал. Почему она не боится?

– Но ты не голоден сейчас, – сказала она, абсолютно уверенная в своей правоте.

– Откуда такая уверенность?

– Твои глаза, – безапелляционно заявила она, – Я тебе говорила, что у меня есть теория. Я заметила, что люди, особенно мужчины, становятся раздражительнее от голода.

Я усмехнулся на ее описание: «раздражительный». Это было явным преуменьшением, но она была абсолютно права, как обычно.

– А ты наблюдательна, – засмеялся я снова.

Она немного улыбнулась, но тут же снова нахмурилась, задумавшись о чем-то.

– Ты ведь охотился в эти выходные? С Эмметтом? – спросила она, когда мой смех затих. То, как спокойно она это говорила, пленило и обескураживало одновременно. Неужели она действительно могла воспринимать все настолько спокойно? Я был гораздо ближе к шоку, чем она.

– Да, – ответил я, и потом, когда я собрался было на этом слове поставить точку, я вновь почувствовал то же, что чувствовал в ресторане – необходимость того, чтобы она узнала меня, – Я не хотел уезжать, – продолжил я медленно, – но это было необходимо. Мне легче быть рядом с тобой, когда я не испытываю жажды.

– Почему ты не хотел уезжать?

Я глубоко вздохнул и потом повернулся, чтобы взглянуть ей в глаза. Эта разновидность откровенности давалась мне не легко, но уже совсем по другой причине.

– Мне очень неспокойно, – я подумал, что это слово подойдет, хотя оно не соответствовало силе моих переживаний, – когда ты далеко от меня. Я не шутил, когда в прошлый четверг просил тебя не упасть в океан и не попасть под машину. Все выходные я места себе не находил, беспокоясь о тебе. После того, что случилось сегодня, я удивлен, что ты пережила те выходные без повреждений, – тут я вспомнил виденные мною царапины, – ну, почти без повреждений, – уточнил я.

– Что? – удивилась она.

– Твои руки, – напомнил я.

– Я упала, – вздохнула она, поморщившись.

Я так и думал.

– Вот об этом я и говорю, – я не удержался от улыбки, – Я так думаю, что, если говорить о тебе, все могло быть гораздо хуже – и эта вероятность мучила меня все время, пока я был далеко. Это были очень долгие три дня. Я порядком потрепал нервы Эмметту.

Честно говоря, употребление прошедшего времени было не уместно, потому что я продолжал раздражать Эмметта и всю остальную свою семью. За исключением Элис…

– Три дня? – ее голос внезапно стал резким, – Разве ты вернулся не сегодня?

Я не понял резкости в ее голосе, – Нет, мы вернулись в воскресенье.

– Тогда почему тебя не было в школе? – спросила она. Ее нервозность смутила меня. Похоже, она не понимала, что этот вопрос был одним из тех, что касался мифологии.

– Ну, солнце действительно не причиняет мне вреда, – сказал я, – но я не могу выйти на солнечный свет, по крайней мере, не там, где кто-то может меня увидеть.

Это отвлекло ее от непонятного мне раздражения.

– Почему? – спросила она, наклонив голову.

Я сомневался, что смогу найти подходящую аналогию, поэтому просто сказал, – Когда-нибудь сама увидишь.

А потом подумал, не станет ли это обещанием одним из тех, что мне придется нарушить. Увижусь ли я с ней еще раз после сегодняшнего вечера? Хватит ли моей любви, чтобы вынести разлуку?