Бродячий торговец и серый рыцарь 6 страница
– Это Господне благословение. Хорошо, что я тебя не застрелил.
Ухмылка на его лице мешала отмахнуться от этих слов как от шутки.
Однако затем он встал и, развернувшись, зашагал прочь.
«Он решил оставить меня в живых»? – подивился Лоуренс, не вылезая из-под лошади, но тут старик остановился и развернулся.
– Ну и что ты там делаешь? Ты же заблудился, так?
Когда Лоуренс медленно высунул голову, старик указал на здание форта на холме и сказал:
– Позволь мне хотя бы пригласить тебя на трапезу, юноша. И еще я хочу попросить тебя об одной услуге.
Впечатляющие слова из уст того, кто только что защищал свой форт с помощью лука и стрел.
Старик вел себя как хозяин этого форта; однако, улыбнувшись и показав прекрасные, несмотря на свой возраст, зубы, он представился так:
– Меня зовут Фрид, форт Румут вверен мне графом Зенфилдом, его достопочтенным владельцем.
Он произнес эти слова как король, как человек, которому нечего таить. Но, закончив свою речь, он посмотрел на форт и внезапно расплылся в смущенной улыбке.
– Впрочем, я давненько уже не стрелял ни в кого из лука. Я рад, что не попал в тебя.
И, хмыкнув, он зашагал вверх по склону холма.
Какое-то время Лоуренс оставался на месте, глядя на удаляющуюся спину Фрида из-под лошади, и в голове его смешались удивление и смущение. О графе Зенфилде он слышал. В здешних краях этот правитель был известен как человек настроения; впрочем, такие слухи о правителе можно услышать разве что от путешественников в придорожных постоялых дворах.
Ведь прошло уже больше десяти лет с тех пор, как этот человек здесь правил.
Что делал Фрид в этом форте, у которого больше не было хозяина?
Разбойники любят устраивать свои логова в фортах, брошенных защитниками, но был ли здесь такой случай?
Стремление навстречу неприбыльным опасностям может сделать торговца бедным, однако нехватка любопытства может сделать его еще беднее.
Поразмыслив немного, Лоуренс наконец выбрался из-под лошади, подобрал воткнувшиеся в землю стрелы Фрида, положил их на дно повозки и, взявшись за поводья, направился за Фридом.
***
Извивающаяся по склону холма дорога, ведущая к форту, была в хорошем состоянии; повсюду вокруг из земли торчали под углом заостренные колья. При взгляде на них рождалась мысль, что форт готов к обороне от вражеского вторжения, которое может начаться в любой момент. Однако этой картине словно бы чего-то недоставало.
Лишь когда они вошли через открытые каменные ворота, Лоуренс понял, что здесь слишком тихо.
– …Ох. В моем возрасте взбираться на холм уже тяжеловато, – произнес Фрид, хлопнув луком себя по бедру, когда повозка Лоуренса въехала во двор.
Внутри вполне ухоженных каменных стен тоже было вполне ухоженно.
Там были хлев, огород, конюшня, а еще – кладбище и маленькая часовенка, окруженная цветами.
С одного взгляда ясно было, что двухэтажное здание тоже содержится в порядке; казалось, из открытых окон и дверей в любой момент может кто-то выглянуть.
Но когда Лоуренс привязывал лошадь там, где ему указал Фрид, никто не высовывался, и не было ни малейшего признака, что может высунуться.
Он слышал голоса свиней и кур, даже слабое овечье блеяние.
Но человеческих голосов не было – как будто все воины отсюда сбежали.
– Хмм. Я сперва думал, что мне просто кажется, но ты действительно неважно выглядишь, – внезапно произнес Фрид, заметив состояние Лоуренса, идущего рядом с ним к зданию форта.
Скрывать смысла не было, и Лоуренс ответил честно:
– По правде сказать, в последний раз я как следует ел два дня назад.
– Пфф. Ясно. Значит, надо тебя угостить. У меня есть свежий свиной фарш и… о, точно, Поль же сегодня утром снесла яйцо в водовод, – пробормотал Фрид себе под нос и вошел в здание.
Многие с возрастом начинают говорить сами с собой, но, если Лоуренс не ошибся, у Фрида эта привычка появилась из-за того, что он долго жил один.
С этими мыслями Лоуренс следом за Фридом вошел на опрятную кухню.
– Сюда.
Они прошли мимо очага, в котором еще краснели угольки, и очутились в середине комнаты.
Там стояли старые стол и стул.
Когда Лоуренс сел, стул недовольно скрипнул, однако ни пылинки на нем не было.
– Вот так, вот так. Сидеть все еще можно, да? Похоже, мое мастерство пока что не притупилось.
Он говорил как аристократ, но, похоже, не чурался и ручного труда.
Вообще говоря, если бы он был хозяином форта, то не стал бы лично поднимать оружие на посетителей. Кроме того, если покинуть собственный форт, он потеряет всякую ценность как крепость.
– Что ж, отдыхай и ни о чем не тревожься. Кроме нас двоих, в этом форте никого нет.
Есть множество сказок о женщинах, живущих в избушках посреди леса.
Будь эти женщины ведьмами, демоницами или феями – случаев, когда они приносили путникам удачу, невероятно мало.
Но будет ли так же со стариком, который встречает гостей выстрелами из лука?
В любом случае у Лоуренса не получалось думать о нем как о каком-то чудовище.
– Ты всегда был здесь один?
На вопрос Лоуренса Фрид улыбнулся.
Горечь в этой улыбке, похоже, Лоуренсу отнюдь не показалась.
– Когда мне вверили этот форт, в моем подчинении было пять храбрецов. Потом стало на одного меньше, потом еще на одного, и в конце концов я остался один.
– Они погибли в сражениях?
Услышав этот вопрос, Фрид посмотрел на Лоуренса очень прямо.
Лоуренс подумал, что, быть может, это был неуместный вопрос, но тут Фрид запрокинул голову и расхохотался.
– Ха-ха-ха! Если бы! Форт мне вверили десять лет назад, и за все это время приходили сюда лишь заблудившиеся путники!
Он продолжал смеяться, но внезапно прекратил и пристально посмотрел на Лоуренса.
– Будь осторожен с ужином. Если съешь слишком много, не сможешь отсюда уехать.
И, хохотнув еще раз, удалился в кухню.
«Уверен, это не какие-нибудь демонические врата в преисподнюю, но место очень странное, да», – пробормотал про себя Лоуренс.
***
Прошло совсем немного времени, на стол была подана жаренная на жире свинина, яйца и овощи. Небо снаружи по-прежнему было красным от заката.
Хлеб похоже, здесь выпекли совсем недавно – он был совсем мягкий. Эль тоже явно был сварен в форте. Рот Лоуренса был набит овощами, которые он видел в огороде снаружи. Да, во многих отношениях это и впрямь был пир.
Прежде чем Лоуренс успел подумать, не отравят ли его здесь, Фрид сам чокнулся с ним, выпил и принялся есть, выказывая здоровый аппетит, неожиданный для человека его возраста.
– Да. Все намного вкуснее, чем когда ешь один. О, да ты не стесняйся. Ты молод, так что наедайся вволю! Ты к элю почти не притронулся.
Конечно, Лоуренс был голоден.
Наконец он протянул руку к еде – а потом начал все уписывать так ретиво, что даже Фрид распахнул глаза.
– Ты смотри, ты смотри, – промолвил Фрид, нанизывая кусочки мяса и хлеба на зубочистки, выструганные маленьким ножом из веточек. Да, хотя говорил он как аристократ, но выглядел просто как старик-селянин, радостно работающий в своих полях. Ни на аристократа, ни на рыцаря он явно не походил.
Во время трапезы Фрид задавал Лоуренсу разные осторожные вопросы вроде «Откуда ты едешь?», «Чем торгуешь?», «Где ты родился?» и «Ты женат?». Отвечая на все эти вопросы и при этом уплетая вкусную еду, Лоуренс просто не мог сам приступить к расспросам.
– Это была поистине прекрасная трапеза. Чтобы так поесть на постоялом дворе, мне понадобился бы целый золотой, – произнес он подобающие торговцу слова благодарности.
– Ну да, ну да. Ха-ха-ха, – кивая, дружелюбно рассмеялся Фрид, чье лицо стало красным от эля.
– Пшеничный хлеб был великолепен, свинина тоже прекрасна. Но здесь пшеницу выращивать нельзя, и корма для свиней и овец тут тоже должно быть недостаточно. Как ты все это делаешь?
Фрид, продолжая улыбаться, опустил взгляд на хлеб, который использовался в качестве тарелки и потому впитал в себя немало жира.
Он улыбался, да, но Лоуренс сразу узнал выражение лица человека, погруженного в думы.
Как правило, когда беседуешь с пожилым человеком, если расспрашиваешь его о прошлом, тот, пусть с неохотой, но рассказывает даже о старых трудностях и ссорах.
– И еще… граф Зенфилд уже несколько лет как…
– Да.
Похоже, Фрид решился.
Кивнув, он взял хлеб, служивший ему тарелкой, и порвал его на четыре примерно одинаковых куска – словно разрывая всю осторожность.
– Последнее письмо пришло… когда, шесть лет назад? Оно было от рыцаря, назвавшегося племянником графа. По-видимому, граф воевал в каком-то далеком краю, заболел и умер. Очень жаль, что мы его лишились.
Насколько Лоуренс помнил, примерно так все и было.
– В письме было завещание графа. Он написал, что вверяет форт мне во имя защиты этого края. Там же было велено монастырю Дюлер посылать мне все припасы, какие только понадобятся. Многие говорили, что граф жизнерадостен, как менестрель, пишущий песню, но в подобных делах он был весьма надежен.
Должно быть, граф делал подношения монастырю в дни урожая.
Вот, значит, почему Фрид жил в одиночестве в этом форте на холме посреди бескрайней степи.
– Деревня, которую я оставил, увядала. Двадцать лет назад, когда жар громадной войны иссушал землю, я хотел стать наемником. Но тогда я получил феод от графа. Поистине он был замечательным господином.
– Вспоминаю поговорку… Лишь во время войны сапожник может воплотить свою мечту и стать пастухом, верно? – произнес Лоуренс и запил свои слова элем. Фрид довольно кивнул.
– Да уж. Это были те времена, когда принцы рвались захватывать земли силой оружия, даже если эти земли бесплодны.
Как любой старик, Фрид говорил о прошлом с толикой тоски и толикой гордости.
Но Лоуренс знал. На самом-то деле войной были охвачены лишь небольшие территории, хотя если верить героическим легендам, о которых говорили в городских тавернах, то огнем безумия был охвачен весь мир.
Конечно, Лоуренс не стал распространяться на эту тему, не желая лить холодную воду на жар Фрида, и лишь небрежным жестом поднес кружку с элем к губам. Однако Фрид взглянул на него весело и сказал:
– Ха-ха. А ты довольно сдержан для такого юнца – даже не обзываешь меня невежественным стариком.
Удивленный этими словами, Лоуренс натянуто улыбнулся.
Даже в таком пустынном месте Фрид знал, что делается в мире.
– Часто случается, что далекие ссоры по ошибке принимают за настоящие, большие свары. Пожар войны разносят людские рты. И те, кто живут в городах, и те, кто возделывают землю в деревнях, нечасто покидают родные места. Да и путешественники вроде тебя не высмеивают истории, которые рассказывают селяне. Так вот люди и приходят в уверенность, что воюет весь мир.
Быть может, на самом деле сейчас вообще был век спокойствия.
Многие настоящие конфликты возникали всего лишь из-за слухов. Нередко обе армии совались куда-то во имя справедливости, только с разными представлениями о том, что есть справедливость.
Истории, которые все это порождало, выглядели неудачными шутками.
– И поэтому я был очень удивлен, когда услышал в таверне… что граф Зенфилд, известный не только на своих землях, но и за их пределами, возводит здесь форт.
Произнеся эти слова, Фрид вдруг швырнул кусок хлеба в окно и выкрикнул:
– Шутиккенгальт!
Тотчас Лоуренс услышал звук, похожий на стук копыт. Следом раздалось хрюканье, давшее Лоуренсу понять, что за существо носило выспреннее имя Шутиккенгальт.
Похоже, это был боров.
– Однако возведение этого форта дало работу многим людям. Граф Зенфилд был очень великодушным человеком. Итак, форт был построен, но…
– Но враги так и не пришли?
Фрид медленно кивнул, точно слова Лоуренса пробудили его от сна, от которого он пробуждаться не хотел.
– Не припомню такого за последние лет десять, а то и больше. Я помог многим заблудшим душам, а однажды с гор спустились какие-то разбойники в поисках этого места – ну, во всяком случае, до меня дошли такие слухи. Ни одного сражения так и не было.
Нет никакого смысла вторгаться в бесплодный край, где повсюду лишь сухая степь. И защищать его нет смысла. В случае осады защитники этого форта не смогли бы содержать себя и были бы вынуждены сдаться через очень короткое время.
Бесполезное место для атаки, совершенно неподходящее – для защиты.
Вот почему этот заброшенный форт за более чем десять лет ни разу не пал.
– Даже после того, как граф умер, я ни разу не слышал, чтобы сюда кто-то вторгался. Думаю, никому эта земля не нужна, она слишком бесплодная. Напоминает учение Церкви, правда? «Блаженны нищие» и тому подобное.
В смехе Фрида чувствовался оттенок гнева – должно быть, не без помощи эля.
Он прожил в этом форте больше десяти лет.
Быть может, он сожалел, что за все это время здесь не было ни одного сражения.
– Но, похоже, привилегии, оставшиеся после графа, кончатся будущим летом. Письмо об этом пришло совсем недавно.
– О?
Фрид встал одновременно с удивленной реакцией Лоуренса.
– И именно поэтому, как я уже сказал, я рад, что не застрелил тебя. Ты ведь бродячий торговец, верно?
Фрид бросил в окно еще один кусок хлеба, и на сей раз оттуда донеслось кудахтанье. Возможно, это была Поль, недавно снесшая яйцо в водовод.
Для тихого форта здесь стало довольно шумно.
– Я хотел бы кое о чем тебя попросить.
– Это… да, конечно, все, что в моих силах.
Хотя Лоуренс недавно определил для себя полноценный торговый путь, которым собирался следовать, он по-прежнему оставался голоден до новых возможностей. Даже в форте, владелец которого давно скончался, а его привилегии должны были вот-вот иссякнуть, уж конечно, есть какие-нибудь склады. И очень неплохо было бы извлечь из их содержимого какую-нибудь прибыль.
Лоуренс мысленно взвешивал на весах долг по отношению к человеку, который ему помог, и собственную алчность, но тут старик, назначенный защищать этот форт, с улыбкой облегчения на лице произнес:
– Я хочу, чтобы ты помог мне уничтожить этот форт.
Лоуренс поднял голову, понимая, что сейчас у него совершенно растерянное лицо, неподобающее торговцу.
– Я хочу отправиться в странствие. Но сначала мне нужно обратить все, что здесь есть, в деньги.
– Я… не против, но…
– Я служил здесь больше десяти лет. Уж такое-то прощание я заслуживаю. Ведь я честно защищал эту землю.
Лишь последние слова прозвучали как шутка пьяного человека.
– Ладно, насладись целой ночью хорошего сна. Так давно у меня не было гостей. Ты удивишься, как приятно спать на соломе, которая не слежалась!
Фрид проговорил это помпезно, как рыцарь на поле брани, а потом громко, добродушно рассмеялся.
***
Среди всего, что возводит человек, форты по простоте и изяществу уступают разве что церквам. Фрид спускался по каменной лестнице внутри здания и на ходу говорил.
Чтобы возвести форт на вершине холма, была необходима ведущая на холм дорога, и эта дорога все время шла спиралью по часовой стрелке. С одной стороны, это позволило поднимать грузы по довольно крутому склону, с другой – если на форт попытаются напасть враги на конях, они будут все время подставлять защитникам правый бок. Поскольку обычно рыцари держат оружие в правой руке, а щит в левой, это сделает их уязвимыми для защитников форта.
Бойницы в каменной стене, защищающей форт, не только позволяли наблюдать за врагом – они были проделаны в согласии с солнечным календарем и позволяют при осаде определять дату. Так, месяц можно узнать по высоте бойницы, через которую солнечный свет попадает в форт в полдень.
Вокруг стен форта в разных местах были прокопаны канавки, через которые дождевая вода, стекающая со стен, поступала к огороду. Там были вкопаны бочки, чтобы вода не пропадала; а избытку воды не давали уходить каменные плиты, вкопанные в землю, и позже эту воду можно было доставать, как из колодца. Еще более удобным делало этот форт то, что дым, выходящий из кухни, шел по трубам и обогревал все здание.
– В одиночку все это поддерживать – та еще работенка; особенно тяжело возиться с разбитыми камнями.
Так сказал Фрид, однако сам Лоуренс чувствовал, что одному человеку ухаживать за фортом несколько лет – это почти чудо.
Сокровищница, куда Фрид провел его после завтрака, была, конечно, не разграблена врагом, а содержалась в чистоте вопреки силам влаги и плесени.
– Ну, не скажу, что это что-то дорогое, но оно здесь было оставлено на случай визита графа Зенфилда. Для меня это бесценное сокровище, а что скажешь ты? Что-нибудь из этого ты сможешь обратить в деньги?
В свете горящей свечи Лоуренс увидел сложенные шатры, какими пользуются высокопоставленные особы во время путешествия, флаги и разнообразную старинную посуду. Шатры и флаги явно были из хорошей материи, плесени на них не было, так что они стоили приличных денег. Посуда была не из величественного серебра, но из обычной стали и олова. Она, конечно, стоила по меньшей мере столько, сколько металл, из которого была сделана. Лоуренс также увидел пергаменты с правами на форт и освобождением от налогов. Однако этот форт даже разбойники больше десяти лет не замечали, и любому было понятно, что все эти привилегии ничего не стоят. Но если тексты счистить, пустые пергаменты можно будет продать. Ну и, если поискать, возможно, Лоуренсу удастся найти что-нибудь вроде книги с рыцарскими историями.
Мысленно все подметив и учтя собственные издержки, Лоуренс принялся рассказывать Фриду обо всех предметах по очереди.
Фрид вел счет на вощеной деревянной табличке с помощью кинжала.
– Хм. Надо же, как получается… – произнес он с видимым облегчением, подсчитав все числа.
– Шатры и книги стоят неплохих денег. Может хватить на взнос, чтобы тебя приняли в монастырь.
И тогда он сможет мирно прожить остаток дней в молитвах и размышлениях.
На слова Лоуренса Фрид рассмеялся.
– Ха-ха-ха. Я и так достаточно долго прожил здесь, разглядывая лишь небо и пустую степь. Я совершенно не собираюсь тратить деньги вот так, – сказал он, точно юноша, потом глубоко вздохнул. – Я оставил родную деревню, чтобы мечом заработать собственный кусок земли. Сейчас я не могу умереть под крышей. Я Фрид Риттенмайер, член рыцарского ордена графа Зенфилда.
В голосе старого воина была сила, подобающая старому воину.
Слова Фрида, похоже, пробудили что-то в нем самом: он вдруг посмотрел на Лоуренса и сказал:
– Я теперь вспомнил, что я рыцарь. Я забыл принять в расчет самое важное.
– Самое важное? – переспросил Лоуренс, однако Фрид не ответил. Он вернул оставленный на столе кинжал себе на пояс и зашагал в угол не особенно просторной сокровищницы.
Убрав в сторону ящики с оставленными графом шатрами и флагами, он разом сорвал лежащую под ними алую ткань. Лоуренсу в первый миг показалось, что там какой-то выступ, оставшийся еще с тех времен, когда эту подземную комнату создавали, однако под тканью обнаружился еще один деревянный ящик, достаточно большой, чтобы туда мог вместиться взрослый человек.
Не успел Лоуренс мысленно подивиться, что может быть там внутри, как на его вопрос тут же был дан ответ.
Фрид снял с ящика крышку, и свечи осветили силуэт, похожий на коленопреклоненного человека. Это были старые доспехи – полные, с поножами и шлемом.
– Вот.
Фрид взял в руки шлем и с немного тоскующим прищуром погладил небольшие вмятинки на нем.
Быть может, в давние времена эти доспехи сопровождали Фрида на поле боя и не раз спасали ему жизнь.
– Не мог бы ты продать вот это? Я понимаю, они тяжелые, и их трудно взять с собой, но все же.
С этими словами Фрид протянул шлем Лоуренсу.
Шлем был хорошо смазан: он слегка потускнел, но следов ржавчины видно не было. Немного его отполировать – и он будет готов вновь отправиться на поле боя в любой момент.
Прикинув цену, Лоуренс посмотрел на Фрида; тот ответил ему смущенной улыбкой.
– Доспехи, спасавшие мою жизнь в молодости, должны чего-то стоить.
Лоуренс слышал, что, когда юноша покидает родной дом в поисках славы, от того, есть на нем доспехи или нет, зависит, кем он станет – рыцарем или разбойником.
Это как королевская мантия: просто надев что-то столь ценное, человек показывает всем свое высокое положение.
Но правильно ли продавать такое?
Такие мысли крутились у Лоуренса в голове, и он никак не мог подобрать слова.
– …Мне кажется, это… стоит не меньше, чем все остальное вместе взятое… но…
– Мм. Понятно, понятно. Они стоят больше, чем графские флаги и шатры, которые так героически смотрелись на поле боя. Думаю, в этих доспехах я тоже весьма внушительно бы выглядел.
Все так и было, если принимать в расчет только деньги, однако по тону Фрида ясно было, что он имел в виду нечто другое. Как яркая вышивка на алых стягах, которым люди присягали на верность и ради которых рисковали жизнью, так и эти потускневшие доспехи сохранили сейчас лишь малую толику ценности, какую имели прежде.
Как и все, что осталось позади по прошествии времени.
Лоуренс прекрасно сознавал ужасную истину: престиж, сила и тому подобное – все преходяще.
– А-ха-ха. В прежние дни мне бы и в голову не пришло продавать свои доспехи. А сейчас при этой мысли задыхаюсь не я, а торговец. Право же, забавно!
И Фрид хлопнул засмущавшегося Лоуренса по спине.
Быть может, все дело было в неверном свечном свете, но Лоуренсу казалось, что Фрид пытается храбриться.
– …Честно говоря, мне кажется, что на путешествие тебе хватит и без продажи доспехов. А чтобы содержать и дальше этот форт, тебе всего-то понадобится заплатить каменщику и садовнику.
– Нет, все в порядке. Граф произвел меня в рыцари, чтобы я защищал этот форт. Если я уйду, мне и доспехи больше не понадобятся.
В торговле – что в городах, что в деревнях – труднее всего вести дела с упрямыми стариками. Какими бы сговорчивыми они ни казались, они никогда не отходят от своих любимых идей. Лоуренс чувствовал это и во Фриде, но отказаться от мысли переубедить старого рыцаря его заставило тоскливое выражение на лице того.
Фрид и сам не хотел продавать доспехи.
Однако они, окутанные накопившимися воспоминаниями старика, были для него слишком тяжким бременем.
Что он чувствовал, было очевидно.
– Что ж, давай поднимемся и немного выпьем. Раз уж я собираюсь отбыть, сначала хотелось бы откупорить кое-какое винцо.
Лоуренс поддразнил Фрида, сказав ему, что раз тот собирается пить еще до полудня, значит, он по-прежнему так же бодр, как во времена своей юности.
Убрав шлем на место и закрыв ящик, Лоуренс и Фрид покинули сокровищницу и направились вверх по лестнице.
– Я во множестве больших сражений участвовал. То была война, которую еще тысячу лет будут помнить. Я сбился со счета, сколько стрел угодило мне в шлем. Когда вражья секира отскочила от моего доспеха, искры были такие, что меня почти ослепило. Когда я ждал, пока его починят, кузнец сказал – то было благословение Господне, что он выдержал.
Белое вино, которое Фрид достал из погреба и разлил по кубкам, было чуть мутным от осадка. В отличие от дешевых вин, куда добавляют имбирь, чтобы скрыть привкус гущи от давленого винограда, здесь можно было осушить кубок и лишь потом увидеть гущу на дне – признак отменного вина; Лоуренс об этом прежде слышал, но сам никогда не видел.
Это явно не тот напиток, который пьешь, сидя на крыльце и играя со свиньей, пока твои башмаки постепенно лохматятся из-за того, что их клюют куры.
Увидев, что Лоуренс стесняется пить, Фрид расплылся в ухмылке.
– Поистине сам Господь направил ко мне этого юношу, знающего цену вещам!
И он грандиозным жестом поднял свой кубок и осушил его одним глотком.
У Лоуренса не оставалось выхода, кроме как выпить тоже.
Вино было настолько хорошим, что Лоуренсу захотелось позже выплюнуть его во фляжку, закупорить и продать в городе.
– Я мечтал когда-нибудь выпить его с графом, но тут уж ничего не поделаешь.
Внезапно его улыбающееся лицо показалось Лоуренсу вовсе не лицом старика, прожившего в несколько раз дольше, чем он сам, а лицом своего ровесника – нет, даже подростка, по-прежнему жадно впитывающего героические легенды.
Фрид снова наполнил кубок Лоуренса таким прекрасным вином, что оно чуть ли не слепило. Лоуренс, опасаясь, что уже опьянел, спросил:
– Куда ты собираешься идти, когда покинешь это место?
Фрид посмотрел на Лоуренса исподлобья, но с улыбкой в глазах, наливая вино себе. Вино было из тех, какое пьют аристократы за обедом, однако Фрид наливал жадно – его кубок переполнился, и то, что пролилось, тут же принялась слизывать случившаяся рядом овца.
– Я подумываю навестить своего друга. Он время от времени шлет мне письма. Путь к нему проходит как раз мимо монастыря, который так любезно присылает мне все необходимое.
Большинство людей даже низкопробный эль пьют аккуратнее.
Фрид осушил полкубка и впился зубами в колбасу.
– Он был крепок, однако сейчас уже в почтенном возрасте. Быть может, это последний раз когда я смогу поговорить с кем-то о былых временах. Кроме того, я хочу увидеть своими глазами, как поживает город, который я когда-то защищал. А может, я еще зайду в церковь в городе, который когда-то грабил, исповедуюсь в своих грехах. Даже я хочу отправиться на небеса.
И он ухмыльнулся. По нему сразу было видно – вот человек, который в молодости был привычен к полю брани; и в этом было свое очарование. Лоуренс даже немного пожалел, что едва ли будет похож на Фрида, когда сам доживет до старости.
– И я подумал, что хорошо бы пожить в дороге, как вы, бродячие торговцы, и когда-нибудь свалиться на теплую травку, чтобы испустить последний вздох.
Вот куда подвел свой рассказ Фрид.
– Эээ, правда?..
– Ты, должно быть, испытывал такое. Живот пуст, и ты одним погожим деньком лежишь на травке, думаешь, что можешь умереть, и глядишь в небо… Такое странное возбуждение тебя охватывает.
При этих словах Фрид и впрямь посмотрел на небо.
Лоуренс взял в рот немного вина, словно дуясь немного.
Ибо с тех самых пор, как он сам стал независимым торговцем, его взгляд был приклеен к земле в поисках выпавшей у кого-нибудь монетки. Будучи голоден, он воображал, что варит кожу, или даже пристально разглядывал мускулистый круп своей лошади.
Не было у него врожденного мужества, позволяющего лежать, раскинув руки, смотреть на небо и готовиться к смерти. Он даже представить себе такого не мог.
Сожалея об этом, Лоуренс глядел перед собой.
– Думаю, мне хотелось бы умереть так, если бы только я мог. Но на самом деле… – и Лоуренсу показалось, что Фрид затем пробормотал еще что-то, но что именно, он не разобрал.
Лоуренс переспросил, но Фрид, будто вовсе ничего не говорил, просто запил свои слова вином.
– Что осталось скрывать рыцарю, который показал торговцу свою сокровищницу?
Эта фраза показала себя особенно действенной против благородного рыцаря.
Фрид хлопнул себя по лбу и весело рассмеялся, затем кинул кусок хлеба с колбасой бродящему рядом в поисках еды Шутиккенгальту.
– Да, ты верно подметил. Я столько всего наговорил – и сам удивлен, что дожил до таких лет, когда могу так думать.
Шутиккенгальт подобрался ближе в надежде получить еще что-нибудь. Фрид пихнул его пятачок в сторону миски, стоящей на крыльце, потом продолжил:
– Вообще-то лежать на травке и глядеть в небо мне уже доводилось – во время моего первого сражения.
Лоуренс даже представить себе не мог, как давно это было, однако Фрид рассказывал так, будто все произошло вчера.
– Я был в тяжелых доспехах, на незнакомом коне и воображал себя великим воином. Я встретился с врагом и обменялся парой ударов копьями. Я подумал, что убил его, а потом пришел в себя, и оказалось, что я лежу на спине и смотрю на небо. Доспехи были безумно тяжелы; они крепкие, но если в них упадешь, то сам уже не встанешь. Мне оставалось только ждать, либо пока придут друзья и выручат меня, либо пока меня проткнут.
Лоуренс едва не рассмеялся, представив себе рыцаря в доспехах, лежащего на спине подобно перевернутой черепахе.
– Конечно, я приготовился умереть. Я даже не услышал звука собственного падения, и перед глазами у меня было только чистое небо ранней весны. Хотя вокруг меня кипела битва, я все равно подивился, не на небесах ли я уже.
И напоследок Фрид тихим голосом поведал:
– Когда я подумал, что победил врага, я от восторга упал с коня.
Даже без тяжелых доспехов, упав с высокого коня, вполне можно погибнуть.
То, что Фрид отделался лишь сотрясением и что его не проткнуло, точно рыбу, чье-нибудь копье, значило, несомненно, что с ним было благословение Единого бога.
Однако фразу, начатую словами «но на самом деле», Фрид так и не продолжил.
Словно осознав, что пытается обмануть сам себя, Фрид упрямо почесал нос и снова приложился к кубку, наблюдая, как Шутиккенгальт и Поль сражаются за кусок хлеба.
Когда он вновь заговорил, в руке у него был уже третий кубок.
– У меня к тебе еще одна просьба.
Проведя с Фридом достаточно времени, Лоуренс примерно догадался, что он может попросить. Такое тоскливое лицо было у старика в сокровищнице, когда он смотрел на доспехи.