Конец итальянского возрождения 1 страница
А все‑таки она вертится!
Галилео Галилей.
Б едствия религиозных войн не затронули некоторые страны Европы, и среди этих стран была родина Возрождения – благословенная Италия. В то время как в Европе полыхал пожар войны, Италия отдыхала среди мира и покоя, здесь по‑прежнему праздновали карнавалы и люди радовались жизни, яркому полуденному солнцу и теплым южным ночам. Южная Европа не была затронута религиозными войнами потому, что всемогущая инквизиция не допустила распространения здесь «лютеровой ереси», – и Италия осталась католической страной с роскошными соборами, богатыми монастырями и веселыми карнавалами. Правда, у Италии было свое тяжелое время – первая половина XVI века, когда на ее земле сражались между собой французские, испанские и немецкие войска; они разграбили половину страны, и многим городам было уже не суждено возродиться в прежнем великолепии – в том числе и прекрасной Флоренции. Однако Венеция и Генуя благополучно пережили время невзгод и оставались в числе самых больших городов Европы: Венеция насчитывала 150 тысяч жителей, и город на лагуне по‑прежнему удивлял иностранцев великолепием своих мраморных дворцов и каменных набережных.
Правда, в начале XVI столетия был момент, когда прорвавшиеся в Индийский океан португальцы прервали пути, по которым в Венецию доставлялись пряности. Однако затем торговля возобновилась, и венецианские галеры по‑прежнему приходили из Александрии, груженные перцем и корицей. Венецианцы платили завладевшим Александрией туркам большие пошлины, но воинственные мусульмане часто предпочитали выгодной торговле войну и морские набеги; знаменитый турецкий адмирал Хайреддин Барбаросса устроил в Алжире пиратское гнездо и грабил торговые корабли; турки высаживались даже на берегах Италии. Пытаясь остановить турецкое наступление, венецианцы стали строить огромные, вооруженные десятками пушек галеры – "галеасы"; на этих галерах за каждым веслом сидело пять гребцов, а на верхней палубе располагалось до полутысячи мушкетеров. В 1571 году в заливе Лепанто произошло грандиозное морское сражение между турками и объединенным испано‑венцианским флотом, которым командовал брат Филиппа II дон Хуан. Силы противников были почти равны – по 200 галер и 25 тысяч солдат, но в центре христианского флота стояли шесть венецианских плавучих крепостей, галеасов. После нескольких залпов сотни галер сцепились на абордаж, образовав поле боя, на котором солдаты рубились среди падающих снастей и языков пламени. Полуголые турки с одними саблями с отчаянной смелостью пытались взобраться на возвышающиеся над полем боя борта плавучих крепостей, палубы были залиты кровью и покрыты трупами. В конце концов, мусульмане потерпели поражение, и лишь немногие из них остались в живых; было захвачено 177 турецких галер и освобождено 12 тысяч прикованных к веслам рабов‑христиан.
Турецкий натиск был отражен. Мирный договор позволил Венеции возобновить торговлю, и у церкви Сан‑Джакомьетто снова стали собираться купцы, чтобы заключать торговые сделки. Оживилась работа на мануфактурах, где вырабатывали сукна, шелка и производили знаменитое венецианское стекло. Снова зашумели великолепные венецианские карнавалы, многодневные праздники радости жизни, когда рекою текло вино и небо над городом освещалось фейерверками. Венеция переняла у Флоренции и Рима славу столицы искусств, здесь творили великие художники Тициан, Веронезе, Тинторетто; как и их предшественники, они рисовали мадонн и венер – но их венеры были непохожи на изысканных красавиц Боттичелли; это были пышнотелые венецианки, излучающие здоровье и молодость, героини карнавалов и серенад. Паоло Веронезе принес дух венецианского карнавала в картины на библейские темы, и суровые инквизиторы выспрашивали его, почему на этих картинах вокруг Христа и апостолов изображены "шуты, пьяные немцы, карлики и другие нелепости". Художнику удалось отделаться легким выговором, но влияние церкви все сильнее сказывалось на искусстве: в борьбе за души людей католическая церковь стремилась поразить верующих пышностью и величием храмов. Этот новый стиль назывался "барокко", и его отцом был великий Микеланжело, а его символом – колоссальный собор Святого Петра в Риме. Церковь была главным заказчиком для художников и архитекторов, поэтому им приходилось внимательно прислушиваться к словам священников. В 1580‑х годах братья Караччи создали в Болонье первую художественную Академию – "Академию вступивших на правильный путь"; они наладили обучение рисунку, анатомии, перспективе; это была первая массовая школа, где учили рисовать столь же основательно, как в обычных школах учили чтению и письму. Академия дала дорогу в жизнь сотням художников, научившихся творить в одинаковом "классическом стиле" – стиле Микеланжело и Рафаэля. В Италию стали приезжать учиться молодые художники из католических стран, здесь учились бельгиец Питер Пауль Рубенс, испанец Диего Веласкес и француз Никола Пуссен – великие мастера, создавшие в своих странах новые художественные школы.
Искусства стали распространяться по Европе и перестали быть привилегией Италии, и такие же перемены происходили с науками. В 1543 году окончивший болонский университет поляк Николай Коперник опубликовал трактат, в котором утверждал, что Земля вращается вокруг Солнца; это было воскрешение хорошо известной в античные времена гипотезы Аристарха Самосского – однако, как и в древности, многие утверждали, что эта гипотеза противоречит результатам наблюдений. В 1609 году императорский придворный астроном Иоганн Кеплер, проанализировав огромные астрономические таблицы, установил, что Земля вращается не по кругу, а по эллипсу – это было великое открытие, доказавшее, что люди Нового Времени превзошли в области знаний Аристотеля и Евклида. Год спустя профессор из Падуи Галилео Галилей создал первый телескоп и, взглянув на небо, сделал невиданные открытия: он увидел лунные горы, множество новых звезд, спутники Юпитера, пятна на Солнце. Открытия сделали Галилея знаменитым; он ездил по городам Италии, и герцоги, купцы, ученые с удивлением смотрели в телескоп на новые звезды. Галилей сделал много других открытий: он установил, что Аристотель был неправ, утверждая, что тяжелые тела падают быстрее легких; он открыл, что пушечное ядро летит по параболе и время колебания маятника не зависит от амплитуды – эти открытия были началом новой науки, механики, развитие которой через двести лет привело к удивительным переменам в жизни людей. Астрономические наблюдения Галилея подтвердили, что Земля вращается вокруг Солнца, и это породило столкновение между наукой и церковью, учившей, что Земля находится в центре Вселенной. 70‑летний Галилей предстал перед судом инквизиции и был вынужден, стоя на коленях, публично отречься от своих мнимых заблуждений. Легенда говорит, что, поднявшись с колен, великий ученый воскликнул: "А все‑таки она вертится!" – но в действительности он пять лет находился под домашним арестом и по приговору инквизиции ежедневно читал псалмы о покаянии.
Суд над Галилеем был роковым событием, символом окончания Итальянского Возрождения. Господствовавшая над душами людей всемогущая церковь пришла к выводу, что некоторые ученые позволяют себе слишком много, что их учения подрывают церковный авторитет. Католическая церковь защищала социалистическую идеологию; она проповедовала братство, милосердие, взаимопомощь – но, утверждая эти святые идеи, она требовала слишком многого; она требовала, чтобы люди верили, что первым человеком был Адам, а Ева была создана из его ребра, что Земля находится в центре Вселенной, а Иерусалим – в центре Земли. Все это противоречило выводам ученых, а раз так – то ученых ожидал суд инквизиции, а их книги – костер на площади. В 1600 году в Риме был сожжен философ Джордано Бруно, утверждавший, что во Вселенной много миров, подобных Земле, – после этого стало ясно, что католические страны – не лучшее пристанище для философов, что лучше перебраться в Голландию или Англию. Француз Рене Декарт уехал в Голландию и создал там аналитическую геометрию, а также теорию о том, что весь мир подчиняется законам механики, открытым великим Галилеем, что этих законов достаточно, чтобы объяснить все, что происходит вокруг. Рене Декарт, Блез Паскаль, Уильям Гарвей, Роберт Бойль открывали законы нового мира, и этот мир должен был стать достоянием протестантов – будущее принадлежало народам, не знающим инквизиции. Судьбы государств и народов определяла не вера, а технические открытия – и Италии очень скоро предстояло убедиться в этой печальной для нее истине. В начале XVII века в Средиземном море появился голландский флот: сотни парусных кораблей новой конструкции – их называли "флайтами". Это был не военный флот – это были торговые корабли, но их появление несло Италии большую беду: это был флот наступающего Мирового Рынка.
ПРИШЕСТВИЕ МИРОВОГО РЫНКА
Оказалось, что политическая экономия
связана в обществе со всем…
Жан‑Батист Сэ .
Г олландские корабли, вошедшие в Средиземное море, назывались флайтами – это были суда новой конструкции, которым было суждено завоевать все моря и океаны. Испанская «Непобедимая армада» потерпела поражение потому, что галионы были слишком тяжелыми и неповоротливыми; эти большие каравеллы плохо ходили против ветра и не могли противостоять бурям. Эпоха каравелл подходила к концу вместе с концом XVI века: когда‑то каравеллы открыли испанцам и португальцам путь в океан, но теперь на смену им шли другие корабли, которые принесут победу другим народам. В 1595 году на голландских верфях в заливе Зейдер‑Зее были построены первые флайты – суда с удлиненным изящным корпусом, оснащенные штурвалом и совершенным парусным вооружением; это было новое Фундаментальное Открытие, которое подарило голландцам господство на всех морях. Три года спустя флот из 22 кораблей прорвался в Индийский океан, в воды, где до тех пор господствовали португальцы; началась война за торговое преобладание, за прибыль от торговли пряностями, индийскими тканями, шелком, фарфором.
К удивлению португальцев войну за торговлю вело не голландское государство, а Ост‑Индская торговая компания – сообщество купцов, имевшее свой флот, свои войска и не признававшее никаких государственных договоров; корабли компании грабили и топили без разбора все суда, плававшие в Индийском океане. В 1605 году голландцы укрепились на "островах пряностей", и вскоре голландский флаг стал господствовать над морями от берегов Африки до берегов Японии. Огромные караваны судов с азиатскими товарами приходили в Амстердам – новую торговую столицу мира; отсюда товары развозились по всей Европе. С появлением флайта стали возможны массовые перевозки невиданных прежде масштабов, и голландцы превратились в народ мореходов и купцов; им принадлежали 15 тысяч кораблей, втрое больше, чем остальным европейским народам. В начале XVII века голландский флот появился в Средиземном море; он быстро освоился на всех торговых путях и лишил венецианцев их хлеба – посреднической торговли.
Венеция перестала быть городом купцом и вскоре почувствовала приближение бедности. Привозимые на голландских кораблях дешевые английские сукна разорили итальянское сукноделие; мастерские закрывались, рабочие просили милостыню на улицах. Купцы покупали землю и превращались в дворян – история как бы повернула назад: когда‑то, в XIII веке, дворяне становились купцами и переселялись в города – теперь эти города вымирали от голода и чумы, и их жители перебирались в деревню. Италия беднела, а Голландия – богатела, у причалов Амстердама постоянно толпились тысячи судов и удивленные иностранцы говорили, что "Голландия имеет больше домов на воде, чем на суше". После закрытия устья Шельды купцы Антверпена перебрались в Амстердам и основали здесь новую биржу; фландрские ткачи обосновались в Лейдене и построили здесь новые мануфактуры. Голландия процветала: колоссальные прибыли от посреднической торговли золотым дождем лились на молодую республику; доходы крупнейших компаний были сравнимы с доходами европейских государств, и даже чернорабочие были обеспечены приличной зарплатой; немецкие батраки толпами приходили из‑за границы, чтобы наниматься к голландским фермерам.
Голландия отнюдь не являлась демократической страной. Со времен Средневековья власть в городах принадлежала "патрициям", богатым и знатным, – однако буржуазия не кичилась своим богатством и следовала заветам Кальвина: соблюдала скромность в одежде и придерживалась строгих нравов. В Амстердаме можно было встретить знаменитого банкира или прославленного адмирала, идущего по улице без слуги и за руку здоровающегося с прохожими; единственная роскошь, которую позволяли себе эти купцы и адмиралы – это заказать портрет Францу Хальсу или Рембранту ван Рейну. Живопись этих великих мастеров была непохожа на картины итальянских художников; их заказчиками были не священники, а частные лица, и они рисовали портреты и семейные сцены, исполненные духа суровой протестантской морали. Когда художники осмеливались перечить этому духу, то "общество" отворачивалось от них и они лишались заказов – так случилось с великим Рембрантом, который закончил свои дни в нищете. Суровый Амстердам был непохож на веселую карнавальную Венецию – хотя, с другой стороны, у этих городов было много общего: Амстердам пришел на смену Венеции и отнял у нее пальму первенства на морях; Голландия стала новым центром мировой торговли и новой морской республикой, живущей за счет огромных прибылей от посреднической торговли. Все это было не ново: Амстердам повторял историю Афин, Сиракуз, Карфагена – новыми были лишь масштабы торговли, океанские парусные корабли и далекие торговые плавания. Торговля Голландии распространилась на весь мир и создала то, чего раньше не существовало: Мировой Рынок, подчинивший себе экономику многих стран.
Экономика всегда определяла политику, поэтому появление голландских кораблей изменило ход истории многих государств – прежде всего тех, которые располагались на берегах Балтики. Главным богатством южного побережья Балтики был хлеб, в котором нуждалась как сама Голландия, так и многие другие страны: в Западной Европе нарастало Сжатие. На востоке Европы демографическое давление было низким и было много свободной земли, поэтому, когда голландские купцы стали предлагать за хлеб хорошие деньги, местные дворяне стали расширять посевы пшеницы. Им требовались работники, и поначалу они платили своим крестьянам, а потом силой заставили их отбывать барщину, год от года увеличивая повинности – так что, в конце концов, превратили крестьян в рабов, которые не имели своей земли, которых можно было продать и убить. В Польше, Пруссии, Дании, Лифляндии появились огромные хлебные плантации, "фольварки", на которых работали барщинные рабы, – а рядом с фольварками посреди парков располагались дворцы помещиков, наполненные той роскошью, которую предлагали голландские купцы в обмен на пшеницу. Огромные караваны из барж с зерном спускались по Висле, Одеру, Неману к портовым городам – Данцигу, Штеттину, Кенигсбергу; здесь зерно перегружали на голландские корабли, уходившие в Амстердам. Помимо зерна, из Прибалтики везли лен и пеньку для парусов и канатов, смолу и деготь для корабельных верфей.
На северном побережье, в Швеции, суровый климат не позволял выращивать пшеницу, но там была железная руда и древесный уголь – все, что необходимо для выделки железа. Нидерландский предприниматель Луи де Геер привез в Швецию мастеров со своей родины и основал здесь большие мануфактуры с домнами и литейными мастерскими. На своих мануфактурах де Геер отлил тысячи тяжелых пушек для голландского флота, но главным его достижением было создание легких гаубиц, которые могли передвигаться по полю боя с запряжкой из двух лошадей. Гаубицы де Геера имели столь тонкие стенки ствола, что могли стрелять лишь картечью – крупной дробью, которой поражали пехоту, – однако они отличались удивительной по тем временам скорострельностью: они делали три выстрела в минуту и буквально засыпали картечью противника. Создание легких гаубиц было Фундаментальным Открытием, которое позже привело к волне шведских завоеваний, а затем обеспечило победу европейцев над азиатскими армиями.
Железо, пшеница, лен, все богатства Балтики доставлялись на огромные промежуточные склады в Амстердаме; из Норвегии сюда привозили корабельный лес, а из Англии – шерстяные ткани. Благодаря своему соседству с Фландрией, Англия стала прибежищем для фландрских ткачей, бежавших сюда от революций и войн; сюда переселялись и фландрские купцы, создававшие мануфактуры и торговые компании. Англичане постепенно переняли у эмигрантов навыки сукноделия, и оно стало самым распространенным ремеслом; английские ткани продавались голландцами по всей Европе. Мануфактуры требовали все больше шерсти, поэтому английским помещикам было выгодно сгонять своих арендаторов и превращать поля в пастбища. Дороги Англии были переполнены нищими, страну сотрясали голодные бунты, но англичане нашли способ избавиться от десятков тысяч голодных бедняков: по совету известного ученого Фрэнсиса Бэкона были основаны компании для переселения их в Америку и Ирландию. В оплату за возможность уехать в Америку бедняки должны были семь лет работать на американских плантаторов – это было все равно что продать себя в рабство, однако муки голода были таковы, что нищие с легкостью продавали свою "свободу". Десятки тысяч эмигрантов устремились за океан – таким образом, в Англии повторялась история Древней Греции: массовая эмиграция снижала демографическое давление и избавляла страну от социальных взрывов, позволяя аристократии продлить свое пребывание у власти.
Похожее положении сложилось в Испании: здесь тоже "овцы поедали людей". Огромные стада, принадлежавшие испанским грандам, герцогам и маркизам, дважды в год меняли пастбища и двигались через всю страну, затаптывая крестьянские поля. Испанские короли ничего не могли поделать со своей знатью: ей было выгодно продавать шерсть голландцам; мануфактуры Лейдена работали на испанской шерсти. Крестьяне в отчаянии покидали свои наделы и десятками тысяч уезжали в Америку – таким образом, Северная Америка была колонизирована англичанами, а Южная – испанцами. Мировой Рынок властно определял судьбы стран и народов, дарил одним благополучие, а другим – беды. Государства тех времен были еще слишком слабы, чтобы защитить себя от диктата рынка, – и даже если короли устанавливали таможенные пошлины, то контрабандистам ничего не стоило обойти порты и заставы. Французский король Генрих IV жаловался, что все богатства Франции уходят на оплату шелковой одежды, и издавал законы против роскоши, но ничего не мог поделать со своими разодетыми, как павлины, дворянами. В конце концов, он махнул рукой и не стал бороться с Мировым Рынком – тем более, что у "доброго короля" было много других забот.
ДОБРЫЙ КОРОЛЬ ГЕНРИХ IV
Я хочу, чтобы у крестьянина по
воскресеньям была курица в горшке.
Генрих IV.
В 1594 году, когда Генрих IV стал королем Франции, страна была обессилена долгой войной, повсюду виднелись развалины и многие села были покинуты жителями. Как во времена Столетней войны, многие замки превратились в разбойничьи гнезда, и дворяне грабили округу, не обращая внимания на то, что, казалось бы, уже наступил мир. На юге Франции разгоралась новая «жакерия»; крестьяне взялись за оружие и истребляли дворян, «как крыс, которые воруют зерно». Первой задачей короля было наведение порядка – и Генрих IV послал войска, которые уничтожили дворянские банды и разрушили непокорные замки; крестьянам простили недоимки по налогам, и они разошлись по домам. Чтобы помочь земледельцам, король уменьшил подати и запретил сеньорам собирать налоги в свою пользу; он заботился о простом народе и желал, чтобы «у крестьянина в воскресный день всегда была курица в горшке». По просьбе короля ученый агроном де Серр написал для земледельцев книгу о новых сельскохозяйственных культурах, о кукурузе, сахарной свекле – и особенно о тутовнике, листвой которого кормили гусениц шелкопряда. В каждой провинции были заведены питомники тутовых деревьев, а священникам было поручено раздавать крестьянам саженцы и учить их шелководству. Король сам завел шелковую мастерскую во дворце Тюильри и настойчиво призывал знать последовать своему примеру – но, к огорчению короля, тутовые деревья вымерзли холодной зимой, и ему не удалось обратить дворян к сельскому труду: рыцарей интересовали лишь войны и придворная жизнь.
Двор короля Генриха IV был непохож на дворы английских или испанских королей; он удивлял своим многолюдьем, пышностью и сложным церемониалом. Чтобы приручить бедное и воинственное дворянство, избавить его от привычки грабить и привить ему навыки повиновения, французские короли призывали дворян в Париж, к своему двору. Дворян зачисляли в гвардейские полки мушкетеров и, не утруждая серьезными обязанностями, платили им небольшие пенсии. Тысячи дворян целыми днями толпились в коридорах Лувра, играли в кости и ухаживали за придворными дамами: прелестные фрейлины королевы были одним из магнитов, которые притягивали дворян в Париж. При дворе царил культ красоты и галантности, унаследованный от рыцарских турниров Средневековья; здесь постоянно справляли праздники и карнавалы, соревновались в роскоши одежд и изяществе манер. В то время мода превратилась в закон двора, и дамы стали носить открытые пышные платья с подпирающими грудь корсетами, а мужчины – черные бархатные жакеты с большими кружевными воротниками. Дворяне учились прилично себя вести на балу и за пиршественным столом; есть руками теперь считалось вульгарным, и в обиход вошли вилки и столовые ножи – для того, чтобы вспыльчивые рыцари не вздумали использовать эти ножи как оружие, их концы делались закругленными. Ссоры из‑за прекрасных дам или косого взгляда были обычным делом, и если раньше вопросы чести решались в частных войнах, то теперь им на смену пришли дуэли. Компании дуэлянтов иной раз дрались прямо в коридорах Лувра и количество убитых исчислялось десятками: за время мирного правления Генриха IV на дуэлях погибло четыре тысячи дворян.
Правда, столь воинственный нрав имело не все французское дворянство: кроме старого "дворянства шпаги" было еще новое "дворянство мантии" – это были бывшие буржуа, купившие должность и дворянский титул. Короли, испытывавшие вечную нехватку денег, уже давно продавали "хлебные" должности судей, адвокатов, казначеев, и при уплате особого налога эти должности можно было передавать по наследству. Казначеями обычно были разбогатевшие откупщики налогов, которые, заплатив условленную сумму, потом собирали налоги в свою пользу – разумеется, намного завышая их истинные ставки. Откупщики возглавляли целые финансовые компании, и любой буржуа мог участвовать в откупе налогов, вложив в это дело свои деньги. Во времена войн короли брали у "финансистов" деньги в долг, и часто под такие большие проценты, что не могли расплатиться, – эти долги висели на казне тяжким грузом, и лишь на выплату процентов в иной год уходила половина государственных доходов. Роскошь новых богачей била в глаза: "финансисты" скупали земли дворян вместе с их замками и титулами и ездили в каретах с лакеями на запятках. Разорившееся "дворянство шпаги" ненавидело этих выскочек, а королевские министры ломали голову над тем, как освободить государство от процентного рабства. Генрих IV приказал снизить проценты по займам и попытался вернуть заложенные королевские земли, но в 1610 году король был убит – и никакие пытки не смогли заставить убийцу признаться, кто же его послал.
Смерть "доброго короля" означала конец внутреннего мира. Юный наследник, Людовик XIII, еще не мог управлять государством; снова вернулось время дворянских мятежей и религиозных войн. После долгой войны, в 1628 году, королевская армия осадила оплот гугенотов, город‑порт Ла‑Рошель; солдаты окружили город траншеями, а с моря возвели плотину, не позволившую английскому флоту помочь протестантам. Гугеноты, воспламененные призывами своих проповедников, стояли насмерть – 20 тысяч осажденных погибло от голода и обстрелов, но в конце концов Ла‑Рошель пала. Эта победа католиков означала окончание религиозных войн во Франции – но в Европе война продолжалась еще двадцать лет.
Победитель при Ла‑Рошели, первый министр короля кардинал Ришелье, милостиво отнесся к побежденным и позволил им исповедовать свою религию. Однако армия гугенотов была распущена, и они отдали королю ключи от своих крепостей. Ришелье воспользовался войной, чтобы навсегда сокрушить силу дворянства: в 1626 году он отдал приказ срыть все дворянские замки – независимо от того, кто были их хозяева, гугеноты или католики. Замок был символом господства рыцарей над крестьянами, символом средневековья и феодализма – и всесильный первый министр приказал уничтожить этот символ. Франция наполнилась грохотом рушащихся стен; тысячи рабочих взрывали башни и сравнивали с землей развалины, а дворяне, сжав зубы, смотрели, как разоряют их родовые гнезда, и клялись отомстить.
Покушения на жизнь Ришелье следовали одно за другим, так что кардиналу пришлось завести собственный охранный полк – "мушкетеров кардинала". Мушкетеры короля ненавидели гвардейцев кардинала и постоянно дрались с ними на дуэлях – тогда Ришелье запретил дуэли и приказал повесить двух самых неистовых дуэлянтов. Кардинал хладнокровно отправлял на эшафот заговорщиков из высшей аристократии, маршалов и маркизов; он говорил, что "лучшее средство разрушать заговоры – это наводить ужас на врагов". Ришелье пытался довести до конца то, что начал Генрих IV – он пытался приучить дворянство к повиновению абсолютной власти. Великий кардинал поддерживал блеск французского двора и с улыбкой смотрел на интриги королевы и проделки королевских мушкетеров – все равно это было лучше разбоя прежних времен. Говорят, что в свободное время он сочинял стихи в честь своего учителя, доброго короля Генриха, и сожалел, что ему приходится быть не таким добрым, – но таковы были требования времени. Время требовало дисциплины и порядка: в Европе опять бушевала религиозная война.
ТРИДЦАТИЛЕТНЯЯ ВОЙНА
П ожары новой войны полыхали по всей Европе – но главным полем сражений XVII столетия стала Германия, родина Лютера. В свое время великий реформатор призвал дворян и князей отнять у церкви ее богатства, и немецкое дворянство последовало его призыву; по всей стране дворяне грабили монастыри и делили между собой церковные земли. Лишь собрав все силы, император Карл V Габсбург смог остановить реформацию и отстоять католическую веру на юге страны – но на севере власть оказалась в руках протестантских князей.
Разделение огромного государства Карла V сделало его германских наследников бессильными обладателями пустого титула. Звание императоров не давало им никакой власти, и даже в тех областях, где Габсбургов признавали наследственными правителями: в Австрии, Чехии и Западной Венгрии – их власть ограничивалась местными сеймами. Преобладавшее на этих сеймах протестантское дворянство не желало отдавать захваченных им церковных имуществ, и единственное, что оставалось императорам, – это искать любви простого народа. В своих австрийских владениях императоры ограничили барщину, снизили налоги и разрешили крестьянам носить оружие; дворянство ненавидело своих правителей и не раз поднимало мятежи.
В 1618 году произошел очередной мятеж в Чехии; собравшиеся на сейм дворянские депутаты выбросили из окон представителей императора – это был пражский обычай, означавший объявление войны властям. К чехам присоединились австрийские и венгерские дворяне; летом 1619 года император Фердинанд II был осажден в Вене, и лишь прибытие подкреплений спасло австрийскую столицу. Восстание превратилось в большую войну; на стороне императора сражались войска объединявшей католиков "Священной лиги", а протестанты соединились в "Евангелической унии"; Лиге помогали Испания и римский папа, а Унии – Голландия и Англия. В 1620 году католическая армия одержала победу в сражении на Белой горе под Прагой; чешские крестьяне поднялись против своих дворян и нападали на отступавшие войска протестантов; в деревнях ходил слух, что император прогонит дворян и отменит барщину.
Фердинанд II воспользовался победой, чтобы утвердить свою абсолютную власть над Чехией и Австрией. Десятки тысяч непокорных дворян были изгнаны, а их имения отошли в казну – это была настоящая революция, возвестившая о рождении в Европе еще одной абсолютной монархии – государства австрийских Габсбургов. Новая монархия создала мощную армию, которая двинулась на север, к Балтийскому морю; этой армией командовал генералиссимус Альбрехт Валленштейн, заявлявший о своем желании установить абсолютную власть императора во всей Германии. Протестантские князья и поддерживавшие их датчане были разбиты; Фердинанд II объявил, что протестанты должны вернуть церкви имущество, захваченное ими со времен Аугсбургского мира. Однако угрозы Валленштейна напугали не только протестантских, но и католических князей, и император был вынужден отправить генералиссимуса в отставку – в тот самый момент, когда на поле боя появился новый неожиданный противник – шведский король Густав Адольф.
Расположенная на далеком Севере бедная и малонаселенная Швеция до тех пор не привлекала внимания современников. В этой стране снегов и лесов были богатые железные рудники и лишь один город, Стокгольм, где жили голландские и немецкие купцы, занимавшиеся торговлей железом. До XVI века Швеция находилась под властью датских королей, но потом отделилась от Дании; в Швеции был свой "рикстаг", в котором заседали депутаты от дворян, купцов и крестьян; крестьяне были свободны, владели землей и платили дворянам лишь небольшие подати. Суровый европейский Север так же, как швейцарские горы и азиатские пустыни, был областью высокого демографического давления, здесь часто царил голод и выживали лишь самые сильные и мужественные – это была родина викингов. Шведские крестьяне на знали рабства и всегда ходили с оружием, а дворяне были бедны и жили не во дворцах, а в бревенчатых избах. Вплоть до начала XVII века шведская армия была похожа на старинное ополчение, и лишь при Густаве Адольфе приглашенные из Голландии инструкторы обучили шведов современной тактике боя и вооружили их новыми пушками и мушкетами. Волею случая на вооружении новой армии оказалось Новое Оружие – знаменитые гаубицы, отлитые на шведских рудниках нидерландским мануфактуристом Луи де Геером. Швеция была областью высокого давления, и появление Нового Оружия в руках викингов вызвало волну шведских завоеваний.