Человек, обнимающий Солнце 1 страница
ЯСНЫЙ ДЕНЬ
Е ИЗДАНИЕ
Автор сердечно благодарит Игоря Бахтиярова, Владимира Владимирова, Татьяну и Василия Делковых, Николая и Ирину Жуковец, Дана и Светлану Зениных, Евгения Кулешова, Татьяну Каменскую, Ирину Лабунцову, Александра Михайловского, Александра Разбойникова, Петра Пискунова и Веру Бакланову за помощь в оформлении, издании и распространении книги.
Спасибо вам, друзья, вы навсегда в моём сердце.
Аннотация
В книге рассказывается о двух удивительных девочках из никому неизвестного горного хутора, которые обладают чудесными способностями, талантами и мировоззрением. Несмотря на то, что они живут вдали от людей, в глухом и недоступном уголке планеты, им очень подробно известно о нашей цивилизации и об истории её возникновения. Их знание о нас настолько своеобразно и неожиданно, что порою чувствуешь лёгкий шок и не можешь поверить. Но любой здравомыслящий человек, внимательно осмотревшись вокруг, поймёт, что в их рассказах есть доля правды, и немалая.
Книга предназначена для широкого круга читателей.
Пролог
Предрассветным утром я гулял по пляжу и наслаждался одиноким и безлюдным побережьем. Столь рано на морском берегу обычно никого не бывает — отдыхающие спят ещё часа три-четыре, и по прошествии этого времени лишь немногие первые «жаворонки» тянутся к лазурному великолепию портала океана. Они приходят с намерением погрузить свои тела в прозрачную, незамутнённую и незагрязнённую воду, зная, что с утра она чиста и прекрасна. Но их знание верно только наполовину, потому что между ночью и днем существуют минуты, позволяющие видеть море ещё более молодым и юным, таинственным и одухотворённым. Именно таким предстаёт оно в момент утренних сумерек и рассвета. Придите к нему вместе с восходящим солнцем, и море в тишине и одиноком молчании заговорит с вами. Оно расскажет вам о том, как где-то за километры от песчаного пирса стая дельфинов рассекает прозрачные воды, наполняя их звуками своего диковинного общения; о том, что там — в солёных пустотах на палубе судна дежурный моряк думает о доме и детях; о том, что в другой части света, к которой она — безграничная бездна синей мглы — имеет доступ, под ветвями агавы и пальм сидит чернокожий мальчик и смотрит на полную луну, рассыпавшую на поверхности морского пространства лунный снег. Еще много интересного может поведать оно — приветливое, переливающееся в лучах восходящего солнца южное море. Лишь малость воображения — и его рассказы начинают звучать в вашем разуме, являя вид реальных впечатлений. Гуляя, я слушал и воспринимал их...
Глава 1
Знакомство
Лишь вчера
Мир мне объятья раскрывал.
Лишь вчера
Легко леталось мне во сне...
Из песни А. Пугачёвой «Белая дверь»
Идя по пляжу, босыми ногами я иногда заступал в воду, иногда шагал по песку, и ногам было холодно. Прохладно им было, но я ничего не имел против. Потому что очень приятно гулялось мне в то раннее утро, когда я чувствовал море не только глазами и носом, но и кожей. Но и сердцем.
Удивительный разговор о сердце услыхал я в час восхода. У самой воды на моём пути стояли двое. Взрослый мужчина и маленькая девочка стояли и смотрели на горизонт. Смотрели на очень тёплый, тихий и чарующий свет впереди. Первые лучики этого розового света падали в воду, и пустыня перед нами сверкала золотыми огнями, облагораживая душу. Огни света отражались в серо-голубых добрых глазах взрослого мужчины и на сияющем лице малышки.
— Сияешь? Отчего ты так сияешь, Леночка? — негромко и тепло спросил мужчина. Лёгкий ветерок взял в свои ласковые руки прядь волос девочки и, очевидно, играясь, набросил ей на лицо эту пышную прядь. Девочка естественным движением головы откинула каштановые волосы назад и, улыбаясь, ответила:
— Ой, папочка, мне так тут нравится. Так хорошо.
— А чем ты чувствуешь, что тебе хорошо? — спросил Лену отец.
Дитя задумалось, опустив голову. Опять воцарилась тишина, прерываемая лишь легким шумом первых дочерей прибоя. Чтобы не нарушать это задумчивое молчание, я тоже остановился, перестав шлёпать ногами по воде. Мне почему-то стало интересно, какое-то чувство не позволяло идти дальше. Уже в тот миг это загадочное чувство сказало: «Не пройди мимо, Максим». И я не прошёл. Я остался.
Я видел, как серьёзно, но со всё тем же лёгким сиянием в глазах, без напряжения, девочка думала. Мгновение, и вот она улыбнулась вновь. Она ответила отцу, прижав маленькую ладошку к груди:
— Здесь моя радость. Это мое сердце. Оно вдруг превратилось в такое большое-пребольшое. Оно хочет всех обнять...
Я был зачарован. Дальше идти я просто не мог. Мне стало легко и хорошо, так, как будто сердце маленькой девочки действительно обняло меня, согрело своей светлой детской любовью. Да, наверное, все так и случилось, потому что с того момента и на весь день легкость и радость не покидали мою грудь. Было очень легко...
Чуть позже на пляж приехала на машине молодая семья — смуглый черноволосый парень, белокурая стройная девушка с голубыми глазами и их дети — мальчик и девочка. Они остановились неподалеку от нас, желая скорее всего того же, что хотели и мы — встретить солнце.
Маленькие дети, радостно смеясь, первыми выскочили из автомобиля и побежали к воде. Поравнявшись со мною, Леной и ее взрослым спутником, они остановились у самой кромки гигантской голубой степи. Девочка присела на корточки и опустила руки в море, а мальчик подошёл к Лене и принялся с детской простотой ее рассматривать. Лена повернулась к нему, улыбнулась и сказала:
— Привет.
— Привет — улыбнулся мальчик.
Две пары чистых и ясных детских глаз несколько секунд изучали друг друга, потом Лена спросила:
— Как тебя зовут?
— Женя. А тебя?
— Меня — Лена.
Женя кивнул в сторону мужчины с добрыми глазами, стоящего рядом с Леной, и поинтересовался:
— А этот дядя — твой папа?
— Да, это мой папочка, — произнесла Лена, обняв своего отца и прижавшись к нему ласково и нежно. Её отец счастливым взглядом отвечал ей, и мы — я и успевшая выбраться из легковушки молодая чета, любовались этой трогательной сценой.
Сестра Жени, всё время где-то гулявшая, всем интересующаяся и любопытная, вдруг очутилась возле меня. Я заметил это, посмотрев себе под ноги. Малышка стояла почти вплотную передо мною — задрав голову и хлопая глазами, она разглядывала моё лицо. Достав из пакета яблоко, я протянул его девочке. Действительно, дети радуются каждому пустяку, и нет ничего светлее и естественнее, чем детская радость. Девочка улыбнулась, обнажив жемчужные зубки, и взяла яблоко. Она держала его в руках и не ела. Она смотрела на меня и улыбалась, как будто чего-то дожидаясь.
Я решил продемонстрировать ребенку, что нужно делать с яблоком. Выудив из сумки другое, я показал его малышке, потом поднес ко рту и, подмигнув девочке, откусил кусочек. Она сделала то же самое со своим, и, смотря мне в глаза, засмеялась. Не выдержав, засмеялся и я...
Наш хохот привлек внимание Жени.
— Что это за дядя? — спросил он у Лены, и, видя нас с его сестрой смеющимися, хихикнул сам.
— Не знаю, — ответила Лена, глядя на меня и улыбаясь.
Мы смеялись. Наш с незнакомой девочкой смех стал чередоваться — она отсмеётся, успокоится, и тогда, в ответ на её радостный взгляд, начинаю гоготать я. Но нарочно делаю это неестественно жутким голосом, что ещё больше зажигает хохотунью. Женю и Лену это тоже развеселило, они подбежали ко мне, и вскоре все три малыша смеялись, не имея сил, чтобы успокоиться, потому что я ещё два или три раза проделал это, с баса перейдя на сопрано. Дети смеялись, глядя мне в глаза, а я, млея от огоньков их взглядов, находился на вершине блаженства. Когда ребята успокоились, я достал из сумки следующие два яблока и угостил Лену и Женю. Мальчик и девочка приняли подарки, и Лена сказала:
— Спасибо.
— Спасибо, дядя, — поблагодарил меня Женя.
Пока он и незнакомая мне девочка — его сестра, ели яблоки, Лена не отрываясь смотрела на меня, оглядывала меня своими искрящимися огоньками с ног до головы. Девочку больше интересовал я, чем фрукт в ее руках. Она подошла ко мне и, улыбаясь, произнесла:
— Меня зовут Лена. А тебя?
— А меня — Максим.
— А меня — Женя, — не переставая хрустеть яблоком, вмешался в разговор мальчик. Его сестру звали Светой...
Так я познакомился с детьми, а после — и со всей взрослой половиной нашей группы. Мы некоторое время разговаривали с отцом Лены и родителями Жени и Светы, стоя на дороге первых морских волн, стремительно несущихся, но оседающих у наших ног. Дети играли, а мы говорили, и я даже не помню — о чём. Помню только, что было очень легко. И очень приятно.
Взрослого спутника Лены звали Олегом. Он предложил нам всем пойти прогуляться в горы. Парень с девушкой отказались, сказав, что собираются уезжать и приехали на пляж только для того, чтобы проститься с морем. Я же наоборот согласился...
Мы с Олегом и Леной, стоя у дороги, смотрели, как их белая машина удаляется в другие места, в другую жизнь, и Лена, подняв руку, махала автомобилю вослед. Затем, повернувшись и посмотрев сначала на отца, а потом на меня своими радостными глазами, она, улыбающаяся и милая, сказала:
— Пойдёмте.
И поскакала вприпрыжку по дороге в сторону изумрудных гор, спрятавшихся в густых лесах, хвое и листве, в траве лугов и в цветах. Мы пошли за ней. Золотой круг провожал нас, поднимаясь над морской водой. Золотая звезда уже тогда знала, наверное, куда мы уходим. Она как будто радовалась тому, что там, в горах, я подружусь с Леночкой и познакомлюсь с тайной, которая изменит всю мою жизнь...
Глава 2
Дочь Солнца
Дитя с безоблачным челом
И лучезарным взглядом,
Пусть изменилось всё вокруг
И мы с тобой не рядом,
Пусть годы разлучили нас,
Прими в подарок мой рассказ...
Л. Кэрролл «Алиса в зазеркалье»
Часть дороги мы шли молча. Мы любовались природой. И Леночка любовалась. Она, как только мы забрели в рощу, вдруг вся притихла и перестала скакать и кружиться. Она шла впереди нас по дороге, то смотря себе под ноги, то задирая голову и наблюдая за чем-то вверху, то с интересом глядя по сторонам. Но вокруг ничего не было — ни магазинов с игрушками, ни качелей-каруселей, ни сладостей и прочего. Вокруг был только лес. Густой и живой, молодой и старый, дикий и привыкший к человеку лес. Он больше всего интересовал маленькую девочку. Она шла, дотрагиваясь до кустов и листвы, распрямлённая и красивая, несмотря на то, что её возраст не превышал восьми-девяти лет. И уже тогда я почувствовал нечто, светлым кольцом окружающее её, нечто, привлекающее и вдохновляющее бабочек садиться на её плечи; пыльцу — падать на неё сверху — с каких-то больших жёлтых цветов, облаком красоты и блаженного аромата; птиц — не бояться её и петь даже тогда, когда она легко и осторожно... прикасалась к ним.
— Как ты это делаешь? — спрашивал я у неё.
Её детские светящиеся глаза смотрели на меня, и она тихо отвечала:
— Я их люблю...
Чуть позже мы свернули с туристского маршрута и углубились в густую чащу. Точнее, первой это сделала Лена. Она шла впереди нас по дороге, но в один момент пути она почему-то свернула в кусты и исчезла в зелёных зарослях деревьев и цветов. Мы с Олегом переглянулись, и он, пожав плечами, последовал за своей дочерью, а я — за ними. Некоторое время мы карабкались по бездорожью прямо в гору — через кустарник, заросли толстостебельных трав и папоротника. Кое-где нам на пути встречались кучки мусора, красноречиво подтверждающие близкое присутствие курортных баз отдыха, но мы игнорировали эту дисгармонию в окружающей среде, созданную самым невоспитанным сыном природы. Мы взбирались всё дальше и дальше, и вскоре всякие признаки цивилизации исчезли.
— Куда ты завел нас, Сусанин-герой? — спросил я у девочки, когда мы достигли маленькой полянки среди хвойных деревьев, усыпанной цветами всех сортов и оттенков, которые нам дарит свет.
— Не знаю, ребята, — выразительно ответила она, — я сам здесь впервой.
Подобрав хворостину у себя под ногами, я, посмотрев на Олега, сказал:
—Давайте отрубим Сусанину ногу!
Потом медленно пошёл к Лене. Она заливисто, но как-то просяще смеясь, отступала, а затем повернулась и побежала. Я погнался за ней. Убегая, сквозь хохот, Лена в рифму просила меня:
—Не надо... Не надо, я вспомнил дорогу.
Не обращая внимания на её просьбу, я прыгнул, пытаясь схватить её за ногу, но она вильнула в сторону, и я пролетел мимо неё — смеющейся и весёлой. Сделав вид, что недоволен, я уселся на траву и сказал:
—Ну, я так не играю. Ты бегаешь, как лошадь...
Я предложил Олегу и Лене разделить завтрак, который захватил утром с собой. Они согласились. Мы ели бутерброды и запивали их нарзаном. Мы разговаривали и шутили, потом Лена встала и ушла в чащу. Она вскоре вернулась, неся что-то в руках. Она положила это перед нами на траву, и мы увидели, что в аккуратно и умело свёрнутой гибкой и сухой коре она принесла нам ягод.
— Сколько ягод! Они все съедобные? — спросил я.
— Они хорошие и вкусные. Кушайте, — радостно заявила малышка. Мы, прибрав оставшийся после пикника мусор, принялись за ягоды. Лена не ела. Она сидела, обняв руками ноги и положив подбородок на колени, смотрела перед собой. Добрыми глазами смотрела. О чем-то думала, наверное. Потом тихо запела.
Она запела. Сначала я не прислушивался к этому тихому детскому пению. Но, постепенно песня маленькой девочки проникла в меня, превратив всё моё существо во внимание. Эта песня... Она что-то сделала со мной. Что-то сотворила с моим сердцем. Нежная и тёплая, она ласково лилась по поляне. В столь раннем возрасте у Лены был абсолютный слух и звонкий голос. Девочка пела грустную песню. Исполняла от всей души, но негромко, положив голову на колени и отключившись от окружающей действительности. Глаза её были не печальны, а всё так же светлы и добры. Она выводила нараспев, осмысленно и выразительно:
Ночь где-то солнце прячет,
Звёзды сияют прямо,
Маленький мальчик плачет,
Бомба убила маму...
Взрослые люди воюют,
Взрослые люди дерутся,
Дети их ярость чуют,
Но дети не разберутся.
Что делят взрослые дяди?
Что так глядят упрямо?
Денег ли, власти ли ради
Бомба убила маму?..
Мелодия была прекрасной. Союз мелодии и голоса поразил меня. К тому же песню исполняло совсем юное создание. Простые, но глубоко затрагивающие душу слова, запомнились. Я помню их до сих пор.
Прекратив есть ягоды и разинув рот, я слушал Лену. Вскоре она это заметила. Она окинула моё удивленное лицо детским чистым взглядом, улыбнулась и зазвучала другими, уже весёлыми и радостными, ритмами и стихами...
Я не отрываясь следил за тем, как красиво и естественно, без стеснения и робости пела маленькая солистка. Как будто вся чистота природы собралась тогда в ней, сидевшей на густой траве поляны, поющей радостно и светло. Её брови приподнялись, а глаза сверкали солнечным огнём от вдохновения, наполнявшего её сердце. Если бы вы только знали, как она радовала слух своим голосом. Сколько же любви в нём читалось, сколько веры. Сколько мягкости и тепла. А ведь девочка была ещё совсем мала.
«Что же из неё вырастет? В какого ангела она превратится, когда станет взрослой?» — подумал я тогда.
Я посмотрел на Олега. Он, наверное, уже привык к музыкальной одарённости своей дочери, потому что безо всякого удивления, просто улыбаясь, наблюдал за ней.
А она всё пела. Пела новые песни с незатейливыми, но всё же имеющими какой-то особенный глубинный смысл словами. Мелодии с прекрасными мотивами и стихи были мне совершенно незнакомы. Я их никогда не слышал раньше, но в тот момент я не догадался спросить у Лены, что она поёт, и кто это сочинил.
Когда она закончила, и сидела среди цветов с развевающимся на лёгком ветерке каштановым чубчиком, улыбающаяся и ждущая моих оценок, я долго смотрел на неё. Смотрел так, что она перестала улыбаться и серьёзным, но ласковым взглядом отвечала мне.
Я сказал:
— Лена... Как красиво, Лена...
— Спасибо, Максим.
— За что же, Лена?
— За слово «красиво».
— Это тебе спасибо...
Потом наступила тишина. По крайней мере, для меня. Я прилёг на траву и попытался думать. Лена обращалась ко мне, и Олег разговаривал с ней, но я их не слышал. Я думал о детях.
Великий поэт и эрудит Халил Джибран писал:
«Ваши дети — это не ваши дети.
Они — сыновья и дочери зова жизни, адресованного ей самой. Они появляются на свет при вашем содействии, но рождены не вами.
И хотя они находятся при вас, но вам они не принадлежат.
Вы можете дать им свою любовь, но не свои мысли, ибо у них есть собственные мысли.
Вы можете приютить у себя их тела, но не их души, ибо их души живут в обители завтрашнего дня...
Вы можете попытаться стать подобными им, но не пытайтесь уподобить их себе.
Ибо жизнь не течёт вспять и не задерживается во дне вчерашнем...»
Совсем недавно я запомнил эти строки, запомнил только потому, что они полностью противоречили моему едва начинающему формироваться отношению к воспитанию детей. Действительно, я считал, что всё написанное выше — полная чушь, ибо, как можно думать так? Как можно называть своих детей не своими?
Глядя на Лену, я невольно воспроизвёл в памяти слова поэта, и мне показалось, что он не на шутку прав... «Ваши дети не ваши ... не пытайтесь уподобить их себе...»
«Правда!» — думал я. — Чувствую, что в его словах много правды. Но не могу понять эту правду. А ведь она важна...
Лена ушла в дальний угол полянки и собирала там цветы. А мы с Олегом, развалившись на душистой траве, смотрели, как белые и лёгкие, словно пух, облака бежали по синему-синему небу.
— Олег, — позвал я его, желая спросить кое-о-чём.
— М-м, — промычал он сонно и как будто издалека, хотя лежал рядом.
— Скажи, Олег, где Лена научилась так петь?
— Я не знаю, — немного помолчав, ответил он.
— Как это — «не знаю»? Ты же её отец. И не знаешь. Как так может быть?
Олег молчал. Я приподнялся и посмотрел на него. Он лежал в траве, его лицо утопало в густой зелени. Он лежал с закрытыми глазами и улыбался.
«Приятный тип, — подумал я. — Улыбается всё время. Но только немного странный, как мне кажется».
— О чём ты думаешь, Олег? Чего ты улыбаешься? — поинтересовался я, надеясь, что он сейчас расскажет что-нибудь смешное.
Он открыл глаза и взглянул на меня. Потом закрыл их снова. И ответил с такой же, как и прежде, лёгкой улыбкой на лице:
— Я улыбаюсь, потому что мне хорошо. Очень хорошо — солнце светит... Как ярко оно светит! — последнее предложение он произнёс как-то странно. Не было никаких суетливых эмоций в его тихих словах. Чувствовалось только спокойное и лёгкое блаженство.
— Любишь загорать? — спросил я с непониманием.
— Нет... — ответил он. — Я люблю солнце.
— Солнце?
— Я люблюСебя, обитающего там…- добавил он еле слышно.
— Как это, интересно?
— Думаю, мне будет трудно объяснить это тебе сразу. Это вообще необъяснимо. Нужно испытать Ясный День, чтобы это понять.
— Ясный день?
— Да.
— Как это?
Олег открыл глаза и посмотрел в небо. Он посмотрел на солнце, пробивающееся сквозь ветви сосен к нам в тень, и спросил меня:
— Ты видишь это Солнце, Максим?
— Конечно же, я вижу его, — опять удивился я.
— Когда ты увидишь это Солнце, тебе не надо будет рассказывать про Ясный День. Тебе вообще ничего не будет нужно в тот миг, когда его лучи коснутся тебя. Ясный День - это состояние, при котором ты узнаешь, кто ты есть на самом деле. Когда это произойдет, тебе уже не нужно будет верить, ты будешь точно знать...
Что-то до странности знакомое было в его словах. Что-то, что я уже слышал. Когда-то. Давным-давно. Слышал, но совершенно забыл. Что же это?
— Ясный день, — повторил я вслух, не заметив, что Лена подошла к нам. Она взглянула на меня, потом на отца, а после опять на меня. На её голове красовался венок из луговых цветов. Она присела возле меня и положила голову на мою руку. Она что-то отвязала у себя за шеей и вытащила из-за пазухи странный амулет на верёвочке. Девочка рассматривала его, и я, любопытства ради, тоже взглянул на него, не переставая думать о словах Олега. Но амулет оказался до того необычным, что я забыл, тут же забыл про всё.
Лена держала в руках квадратную чёрную пластину небольших размеров. Тем не менее было чётко видно, что в центре пластины, на фоне белого земного горизонта и ночного звёздного неба изображался человек. Точнее, это был черный силуэт человека, на который из космического пространства опускался столб белого света...
«Странное украшение», — подумал я.
Лена повернула амулет, и я увидел другую его сторону с не менее таинственной картинкой. Там было белое солнце с отходящими от него лучами. Лучи оканчивались изящными ладонями рук. Не знаю, почему, но я вдруг почувствовал что-то родное, что-то далёкое и забытое, но родное...Чувства были настолько сильными, что я даже вздрогнул... Я начал всматриваться в это Солнце, желая запомнить каждую его деталь, и вдруг... С талисманом на моих глазах стало твориться что-то необычное. Картинка с белым солнцем стала исчезать в какой-то дымке... и вот... нет её! Вместо неё — ярко-белая, светящаяся дымка, и другая, другая картинка! Всего лишь на несколько секунд появилась золотая двуглавая птица, похожая на какой-то герб. Я даже толком не успел разглядеть её. Запомнилось только, что в одной лапе она держала Земной шар, а в другой — большой меч...
Я мотнул головой, протер глаза, и это видение исчезло. Вместо него — вновь белое солнце...
«Что за чертовщина!» — подумал я.
— Что это ты там держишь в руках? — спросил я Лену.
— Это оберег.
— Какой он у тебя... — я хотел его охарактеризовать, но не нашёл подходящего слова.
— Какой? Какой он у меня? — заулыбалась Лена, отстранившись от моей руки и заглядывая в глаза.
— То ли мне померещилось, то ли...
— Тебе не померещилось, вовсе не померещилось.
— Что же это было?
— Это был герб. Это был герб старинной Страны.
«Бред какой-то», — подумал я и ничего не ответил... Я хотел было встать, но не смог, потому что неожиданно почувствовал... На мгновение мне показалось, что возле нас кто-то или что-то есть. Кто-то или что-то огромное. Оно было растворено в природе, окружающей нас. И природа отреагировала на диковинную вещицу в руках маленькой девочки. Я услышал, что наступила загадочная тишина. Перестали петь птицы. Куда-то делся ветер с его приятным шуршанием в листве и траве. Стрекотание кузнечиков как будто бы прекратилось. Казалось, что гигантское существо природы, живущее своей жизнью и своими ритмами, на полянке, где мы сидели, замерло и прислушивалось к нам. Как если бы мы позвали природу по имени...
Лена, не замечая моего замешательства, взяла и повесила эту вещицу прямо мне на шею.
— Ты чего это, Лена? — спросил я, опешив.
— Я дарю тебе его.
— Но я не могу принять такой подарок. Он должно быть очень ценный, — я встал с земли.
— Да, он ценный. Потому что многие добрые дяди и тёти носили его. У себя на груди. Возле золотого сердечка... — лепетала девочка, поднимаясь вслед за мной.
— Вот поэтому и забери его обратно, — перебил я её, снимая талисман с шеи. Но Лена остановила меня. Она сказала:
— Я не могу его забрать. Теперь уже не могу. Ведь я же подарила. От всей души...
Она была немного растерянна. Складывалось впечатление, что ребенок не понимал, почему я не хочу брать талисман себе. Лена могла расстроиться, а мне не хотелось, чтобы она печалилась. Я решил поискать поддержки у Олега и, беспомощно взглянув на него, попросил:
— Олег, объясни ей...
Олег выглядел весьма веселым. Было похоже, что происходящее развлекало его. Он спросил, улыбаясь:
— Что объяснить?
— Ну как, что? Это же, наверное, драгоценная вещь. Она еще может понадобиться твоей дочери. Деньги всегда нужны.
— Лена не моя. Пусть решает сама.
Девочка дёрнула меня за майку. Я взглянул вниз и увидел её светящиеся добром глаза.
— Максим, ведь я же от чистого сердца. Ведь дарить так приятно. Так хорошо. Если мне хорошо, то нужно, чтобы и другим было хорошо. Чтобы и тебе. А тебе все равно нехорошо. Почему, Максим?
Её взгляд был умоляющим и светлым. И мне вдруг показалось, что я чего-то не понимаю. Не Лена, а я.
— Прости меня, Лена, — приглушенным голосом сказал я.
— За что? — она ласково и внимательно смотрела на меня, смотрела, как будто зная, но все же желая услышать, за что я извиняюсь.
— За то, что мне было нехорошо. Но теперь мне хорошо. Очень. Правда, — я улыбнулся, забыв о деньгах и драгоценностях и подумав о сердце маленькой девочки. — Обещаю хранить твой подарок и никогда с ним не расставаться. Обещаю помнить о тебе и твоей доброте.
Её лицо перестало быть серьёзным. Как луч солнца, заиграла на нём радостная улыбка. Она опять принялась дергать меня за майку и просить:
— Наклонись, Максим. Наклонись.
Я присел перед ней на корточки, и она сняла с себя венок из цветов и надела его на мою голову.
— Вот теперь всё правильно. Тебе хорошо, и ты в цветах, — заключила она.
Она была права. Мне было хорошо. И цветы были не только под ногами. Они лежали на голове. Они цвели в сердце...
Мы не торопясь шли обратно. Дорога серпантина зигзагами исчезала в зелёных зарослях. Лена опять беззаботно скакала и прыгала впереди нас. В её руках всеми оттенками радуги переливался букет красивых цветов. Иногда нам встречались люди, и тогда Лена брала из своего букета цветы и дарила их прохожим. Прохожие были очарованы. Они брали из её рук цветочки и называли её кто как:
«Ах ты мой котёночек».
«Спасибо, золотце».
«Это мне? Моя же ты красавица!».
«Ты посмотри, дорогой. Похоже нам дарят цветы. Спасибо, солнце!» — слышал я реплики приятно удивлённых и умилённых людей. Маленькая девочка творила с ними чудеса. Обыкновенные чудеса. Потому что люди, получавшие от неё подарок, вдруг сами становились тем, что дарила Лена. Они на моих глазах превращались в цветы.
Я посмотрел вокруг. Мне самому захотелось нарвать цветов и раздавать их людям. Но нас окружала густая роща деревьев, в тени которых не было того, что я искал. Я догнал Лену и сказал:
— Дай и мне чуть-чуть.
Она, улыбаясь, удивлённо смотрела, а потом, очевидно поняв мои намерения, отделила от своего букета добрую половину и передала её мне. И я сказал:
— Чур, следующие мои. А твои — за ними, ладно?
— Ладно, — звонко ответила девочка.
И я с большим усердием принялся высматривать на дороге очередную «жертву». «Жертва» долго не шла. Но вот я заметил, как из-за поворота, образованного песчаным серпантином и стеной густых зарослей деревьев, появились три фигуры. Три человека медленно брели, сокращая расстояние между собой и желающим подарить цветы.
«Что они скажут, когда я предложу им цветы?» — подумал я, позволив смущению овладеть рассудком. Я был смущён. Стеснение и что-то вроде робости сковывали меня и мои действия, заставляя волноваться.
Выбрав из букета три самых красивых цветка и зажав их между большим и указательным пальцами левой руки, я пошёл дальше, опустив глаза в землю.
«Смотреть не буду. Услышу шаги перед собой, вытяну руку с цветами вперед и скажу — это вам», — решил я, чтобы не стесняться.
Так я и шёл, не поднимая глаз. Вскоре послышались шаги. Мы сближались с идущими нам навстречу. Когда шарканье ног по грунту дороги совсем приблизилось, когда я увидел эти женские ноги, я сделал так, как решил. Я протянул руку с цветами, и, остановившись, но не глядя на тех, к кому обращался, сказал:
— Это вам.
Раздался звонкий лучистый смех. Я поднял голову и осмотрелся. Передо мной стояли три девушки. Чуть сбоку Лена умирала от счастливого смеха. У неё был очень заразительный смех. Мне самому стало смешно. Я спросил:
— Чего ты гогочешь?
— Как ты... — она покатывалась, не в силах ответить. — Максим... как смешно ты сделал.
— Да ну тебя, — сказал я ей, перестав смущаться и наполняясь счастьем, легко передающимся от этой девочки.
Я снова посмотрел на девушек. Они недоумённо улыбались, глядя то на меня, то на смеющуюся Лену.
— Ну что же вы не берёте? — спросил я.
— Это нам? — поинтересовалась одна из них.
— Вам, вам. Кому же ещё?
Они взяли цветы. Каждая прикоснулась к моей руке. Они поблагодарили меня и спросили:
— Почему вы дарите нам цветы, молодой человек?
— Потому что вы красивые.
Они заулыбались пуще прежнего.
— Потому что ты скоро будешь мамой, тётенька, — сказала Лена, подойдя к девушке, стоящей в центре встреченной троицы. Только после этих слов маленькой девочки я заметил, что девушка, к которой она обращалась, беременна. Лена дала ей ещё один цветок и сказала: