Вечерняя перекличка во дворце
Вечерняя перекличка во дворце, право, очень занимательна. Поименно проверяют всех придворных, кто наряжен на ночное дежурство при особе императора. Слышится торопливый топот ног, словно что-то рушится.
Когда мы находимся в восточной галерее возле апартаментов императрицы, то нередко прислушиваемся к перекличке. Вдруг звучит имя твоего знакомца, и сердце, кажется, готово выпрыгнуть из груди. А если услышишь имя незнакомого человека, оно западет тебе в память, и кто знает, какое чувство родится в твоем сердце.
Дамы решают:
— Этот великолепно возглашает свое имя!
— Ах, слушать противно!
Но вот перекличка кончена, гудят луки стражников[128], они выбегают из караульни, стуча сапогами[129].
А потом куродо, гулко отбивая шаг, выходит к северо-восточной балюстраде, становится на колени и, обратясь лицом к императору, громко спрашивает у стражников, которые находятся у него за спиной, присутствует ли такой-то. Звучат ответы, громкие или тихие. Если кто-то не явился, начальник стражи оповещает об этом. «По какой причине?» — вопрошает куродо, и ему докладывают, чем вызвана отлучка. Закончив опрос, куродо удаляется.
Очень забавен один из куродо по имени Масахиро̀. Как-то раз друзья упрекнули его, что он совсем не слушал начальника стражи, и теперь он стал придирчив, горячится, ругает стражников, грозит им наказанием, так что они потешаются над ним.
Однажды Масахиро по ошибке положил свои башмаки в дворцовой поварне на стол, куда ставят подносы с кушаньями для императора. Поднялся ужасный крик.
Служанки при кухне и другие дворцовые прислужницы, пожалев его, повторяли:
— Чьи это могут быть башмаки? Ума не приложим.
Но вдруг Масахиро сам объявил:
— Ай-яй-яй, это моя грязная ветошь.
Ну и подняли же его на смех!
57. Очень неприятно, если молодой человек из хорошей семьи…
Очень неприятно, если молодой человек из хорошей семьи произносит имя худородной женщины, как будто оно привычно ему. Если даже это имя ему отлично известно, он должен сделать вид, что почти его забыл.
Ночью приближаться к покоям дворцовых дам дело дурное, но если идешь к прислужнице из хозяйственного ведомства, живущей в своем доме за пределами дворца, то лучше взять с собой слугу, пусть позовет ее. Самому опасно, могут узнать по голосу. А если это низшая служанка или девочка для услуг, ну тут уж всё сойдет.
58. Хорошо, когда у юноши или малого ребенка…
Хорошо, когда у юноши или малого ребенка пухлые щеки.
Полнота также очень идет губернаторам провинций и людям в чинах.
59. Ребенок играл с самодельным луком…
Ребенок играл с самодельным луком и хлыстиком. Он был прелестен! Мне так хотелось остановить экипаж и обнять его.
60. Проезжая мимо дома одного вельможи…
Проезжая мимо дома одного вельможи, я увидела, что внутренние ворота открыты. Во дворе стоял экипаж с кузовом, плетенным из листьев пальмы, белых и чистых, пурпурные занавеси внутри чудесной окраски и работы, оглобли опущены на подставку. Великолепный экипаж!
По двору сновали туда и сюда чиновники пятого и шестого рангов. Шлейф церемониальной одежды заткнут за пояс, в руках вместе с веером еще совсем белая таблица… Телохранители почетного эскорта в полном параде, за спиной колчан в виде кувшина.
Зрелище, достойное такого дворца!
Вышла премило одетая служаночка и спросила:
— Здесь ли люди такого-то господина?
На это стоило посмотреть.
Водопады
Водопад Отона̀си — «Беззвучный».
Водопад Фу̀ру замечателен тем, что его посетил один отрекшийся от престола император.
Водопад На̀ти находится в Кумано̀, и это придает ему особое очарование.
Водопад Тодоро̀ки — «Гремящий», — как устрашающе он гремит!
Реки
Река А̀сука[130]! Как недолговечны ее пучины и перекаты! Думаешь с печалью о том, что готовит неверное будущее.
Река О̀и. Река Ианасэ̀ — «Семь стремнин».
Река Мимито̀ — «Чуткое ухо». Любопытно бы узнать, к чему она так усердно прислушивалась?
Река Тамахо̀си — «Жемчужная звезда». Река Хосо̀тани — «Поток в ущелье». Река Ну̀ки в стране Идзу и река Сава̀да воспеты в песнях са̀йбара. Река Нато̀ри — «Громкая слава», — хотела бы я спросить у кого-нибудь, какая слава пошла о ней. Река Ёсино̀.
Ама̀-но ка̀вара — «Небесная река[131][132]». Какое прекрасное название! На ее берегу когда-то сказал поэт Нарихѝра:
Сегодня к звезде Ткачихе
Я попрошусь на ночлег.
63. Покидая на рассвете возлюбленную…
Покидая на рассвете возлюбленную, мужчина не должен слишком заботиться о своем наряде.
Не беда, если он небрежно завяжет шнурок от шапки, если прическа и одежда будут у него в беспорядке, пусть даже кафтан сидит на нем косо и криво, — кто в такой час увидит его и осудит?
Когда ранним утром наступает пора расставанья, Мужчина должен вести себя красиво. Полный сожаленья, медлит подняться с любовного ложа.
Дама торопит его уйти:
— Уже белый день. Ах-ах, нас увидят!
Мужчина тяжело вздыхает. О, как бы он был счастлив, если б утро никогда не пришло! Сидя на постели, он не спешит натянуть на себя шаровары, но склонившись к своей подруге, шепчет ей на ушко то, что не успел сказать ночью.
Как будто у него ничего другого и в мыслях нет, а смотришь, тем временем он незаметно завязал на себе пояс.
Потом он приподнимает верхнюю часть решетчатого окна и вместе со своей подругой идет к двустворчатой двери.
— Как томительно будет тянуться день! — говорит он даме и тихо выскальзывает из дома, а она провожает его долгим взглядом, но даже самый миг разлуки останется у нее в сердце как чудесное воспоминание.
А ведь случается, иной любовник вскакивает утром как ужаленный. Поднимая шумную возню, суетливо стягивает поясом шаровары, закатывает рукава кафтана или «охотничьей одежды», с громким шуршанием прячет что-то за пазухой, тщательно завязывает на себе верхнюю опояску. Стоя на коленях, надежно крепит шнурок своей шапки-эбо̀си[133], шарит, ползая на четвереньках, в поисках того, что разбросал накануне:
— Вчера я будто положил возле изголовья листки бумаги и веер?
В потемках ничего не найти.
— Да где же это, где же это? — лазит он по всем углам. С грохотом падают вещи. Наконец нашел! Начинает шумно обмахиваться веером, стопку бумаги сует за пазуху и бросает на прощанье только:
— Ну, я пошел!
Мосты
Мосты Асаму̀дзу — «Мелкая вода», Нагара̀ — «Длинная ручка», Амабико̀ «Эхо», Хамана̀.
Хитоцуба̀си — «Единственный мост»..
Мост Утатанэ̀ — «Дремота».
Наплавной мост Сано̀.
Мосты Хо̀риэ, Касаса̀ги — «Сороки», Ямасугэ̀ — «Горная лилия».
Плавучий мост О̀цу.
Мост — «Висячая полочка». Видно, душа у него неширокая, зато имя забавное.
Деревни
Деревни: О̀сака — «Холм встреч», Нагамэ̀ — «Долгий взгляд», Идзамэ̀ «Пробуждение», Хитодзума̀ — «Чужая жена», Таномэ̀ — «Доверие», Ю̀хи «Вечернее солнце».
Деревня Цумато̀ри — «Похищение жены». У мужа ли похитили жену, сам ли он отнял жену у другого, — все равно смешное название.
Деревня Фусимѝ — «Потупленный взор», Асага̀о — «Утренний лик».
Травы
Аир. Водяной рис.
Мальва очень красива. С самого «века богов» листья мальвы служат украшением на празднике Камо, великая честь для них! Да и сами по себе они прелестны.
Трава омодака̀[134] — «высокомерная». Смешно, как подумаешь, с чего она так высоко о себе возомнила?
Трава микури. Трава «циновка для пиявок[135]». Мох. Молодые ростки на проталинах. Плющ. Кислица причудлива на вид, ее изображают на парче.
«Опрометчивая трава»[136] растет на берегу у самой воды. Право, душа за нее не спокойна.
Трава «доколе» растет в расселинах старых стен, и судьба ее тоже ненадежна. Старые стены могут осыпаться еще скорее, чем берег. Грустно думать, что на крепкой, выбеленной известкой стене трава эта расти не может.
Трава «безмятежность[137]», — хорошо, что тревоги ее уже позади.
Как жаль мне траву «смятение сердца»[138]!
Придорожный дерн замечательно красив. Белый тростник тоже. Чернобыльник необыкновенно хорош.
Горная лилия. Плаун в «тени солнца[139]». Горное индиго. «Лилия морского берега[140]». Ползучая лоза. Низкорослый бамбук. Луговая лиана. Пастушья сумка. Молодые побеги риса. Мелкий тростник[141] очень красив.
Лотос — самое замечательное из всех растений. Он упоминается в притчах Сутры лотоса, цветы его подносят Будде, плоды нанизывают как четки — и, поминая лотос в молитвах, обретают райское блаженство в загробном мире. Как прекрасны его листья, большие и малые, когда они расстилаются на тихой и ясной поверхности пруда! Любопытно сорвать такой лист, положить под что-нибудь тяжелое и потом поглядеть на него — до чего хорош!
Китайская мальва повертывается вслед за движением солнца, даже трудно причислить ее к растениям.
Полынь. Подмаренник. «Лунная трава[142]» легко блекнет, это досадно.
Цветы
Из луговых цветов первой назову гвоздику. Китайская, бесспорно, хороша, но и простая японская гвоздика тоже прекрасна. Оминаэ̀си[143] «женская краса». Колокольчик с крупными цветами. Вьюнок «утренний лик».
Цветущий тростник.
Хризантема. Фиалка.
У горечавки препротивные листья, но когда все другие осенние цветы поникнут, убитые холодом, лишь ее венчики все еще высятся в поле, сверкая яркими красками, — это чудесно!
Быть может, не годится особо выделять его и петь ему хвалу, но все же какая прелесть цветок «рукоять серпа[144]». Имя это звучит по-деревенски грубо, но китайскими знаками можно написать его иначе: «цветок поры прилета диких гусей».
Цветок «гусиная кожа[145]» не очень ярко окрашен, но напоминает цветок глицинии. Распускается он два раза — весной и осенью, вот что удивительно!
Гибкие ветви кустарника хаги осыпаны ярким цветом. Отяжеленные росой, они тихо зыблются и клонятся к земле. Говорят, что олень особенно любит кусты хаги и осенью со стоном бродит возле них. Мысль об этом волнует мне сердце.
Махровая керрия.
Вьюнок «вечерний лик[146]» с виду похож на «утренний лик», — не потому ли, называя один, вспоминают и другой? «Вечерний лик» очень красив, пока цветет, но плоды у него безобразны! И зачем только они вырастают такими большими! Ах, если бы они были размером с вишенку, как бы хорошо! Но все равно «вечерний лик» — чудесное имя.
Куст цветущей сирени. Цветы камыша.
Люди, верно, будут удивляться, что я еще не назвала сусуки. Когда перед взором расстилаются во всю ширь осенние поля, то именно сусу̀ки[147] придает им неповторимое очарование. Концы его колосьев густо окрашены в цвет шафрана. Когда они сверкают, увлажненные утренней росой, в целом мире ничего не найдется прекрасней! Но в конце осени сусуки уже не привлекает взгляда. Осыплются бесследно его спутанные в беспорядке, переливавшиеся всеми оттенками гроздья цветов, останутся только голые стебли да белые головки… Гнутся под ветром стебли сусуки, качаются и дрожат, словно вспоминая былые времена, совсем как старики. При этом сравнении чувствуешь сердечную боль и начинаешь глубоко жалеть увядшее растение.
Сборники стихов
«Собрание мириад листьев» — «Манъё̀сю». Собрание старых и новых песен «Кокѝнсю».
Темы стихов
Столица. Ползучая лоза… Трава микури. Жеребенок.
То, что родит тревогу
Сердце матери, у которой[148] сын-монах на двенадцать лет удалился в горы.
Приезжаешь безлунной ночью в незнакомый дом. Огонь в светильниках не зажигают, чтобы лица женщин оставались скрытыми от посторонних глаз, и ты садишься рядом с невидимыми тебе людьми.
Еще не знаешь, насколько можно доверять вновь нанятому слуге. Он послан в чей-то дом с ценными вещами — и не спешит вернуться!
Ребенок, который еще не говорит, падает навзничь, кричит, барахтается и никому не дает взять себя на руки.