ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ Мифические звери
Индийские мистики совершенно убеждены в том, что для достижения абсолютной ясности религиозного сознания человек должен сначала устранить все физические потребности, даже желание жить, но это не имеет ничего общего с поэтическим мышлением, ибо корни поэзии в любви, любви - в страсти, страсти - в надежде на продолжение жизни. А вот чтобы с абсолютной ясностью мыслить поэтически, нужно избавиться от интеллектуального бремени, включая все догматические доктринальные предубеждения: членство в политической партии, или религиозной секте, или литературной школе деформирует поэтическое чувство и вносит что-то чужеродное и деструктивное в магический круг, очерченный прутом рябины, ореха или ивы, которым поэт отделяет себя от всего ради поэтического действа. Поэт должен любой ценой добиться социальной и интеллектуальной независимости, научиться мифологическому мышлению наравне с рациональным, никогда не удивляться даже самым Фантастическим существам, которые входят в круг, ибо они приходят, чтобы их спрашивали, а не чтобы напугать.
Если, например, явится Химера (коза), поэт должен узнать в ней по голове львицы, телу козы и хвосту змеи карийского календарного зверя - вариант крылатого козла, на котором, согласно Клименту Александрийскому, Зевс улетел на небо. Химера была дочерью Тифона, бога разрушительного урагана, и Ехидны, зимней богини-змеи. Хетты позаимствовали ее у карийцев и изобразили ее на храме в Кархемише, что на берегу Евфрата. Зверь Кербер, которого неправильно называют псом, тоже может появиться в круге: родственный Химере зверь с тремя головами - львицы, рыси и свиньи. Рысь - осенний зверь, упоминаемый Гвионом в "Саn y Меirch", хотя, возможно, он имел в виду кошку Палуг или кошку Деметру из Англси: "Я был пятнистой кошкой на раздвоенном дереве".
Единорог может напугать поэта. Однако единорог Плиния, воплощенный в геральдическом единороге Британских королевских вооруженных сил, разве что рог у него белый и витой, в календаре вполне разумен и является эмблемой солнечного года с пятью сезонами "Boibel-Loth"-алфавита. Его рог расположен в днях Пса и является символом власти: "Я воздену твой рог". Рог символизирует время Е, то есть начало, как голова оленя символизирует время I, то есть сезон охоты на оленей. Тело лошади - время А, в начале которого в Риме приносили в жертву Октябрьскую Лошадь. Ноги слона - время О, когда земля являет всю свою силу. Хвост (Urа) льва - время U. Зверь с рогом поначалу, похоже, был носорогом, самым грозным зверем на земле - "и тот, кто перейдет дорогу тому носорогу, будет смелее самой Пантеры". Но так как добыть рог носорога было чрезвычайно трудно, то длинные черные изогнутые рога сернобыка во времена Плиния обычно выдавались торговцами за "рог единорога". Плиний, которому свойственно обычное римское неприятие и недоверие к мифическим животным и который упомянул единорога как существующий зоологический феномен, наверное, видел такой рог. В Британии же были в ходу клыки нарвала за их белизну, твердость, за их спиралевидную форму и зато, что по-разному называемый Бог Года всегда приходил из моря, как Гвион утверждает в "Angar Cyvyndawd": "Из глубины он явился во плоти". Кстати, нарвала называют морским единорогом. Однако некоторые британские мифографы, как, например, Томас Бормен в начале семнадцатого века, приняли точку зрения Плиния. Бормен писал: "Его рог тверд, как железо, и груб, как напильник, очень прям, остр и черен везде, кроме острия". Интересный вид единорога являет собой дикий осел-единорог, которого Геродот принял за существующий в природе вид. Дикий осел - зверь Сета, властителя одного из пяти сезонов, середина которого приходится на середину лета, и таким образом воздет его рог. Однако не следует забывать, что историк, живший в пятом веке до нашей эры, Ктесий, был первым греком, упомянувшим единорога, и он писал в "Indiса", что его рог белого, красного и черного цветов. Это цвета Тройственной Богини луны, как сказано в загадке о тутовом дереве и телке, упомянутой в конце главы четвертой, и Бог Года - ее подданный.
Единорог, возможно, имел пространственное и временное значение, хотя пространство всегда делилось на четыре - по сторонам света - а не на пять частей. Квадратный крест, простой или в виде свастики или геральдического креста с незапамятных времен символизировал полноту власти. Это был символ номер один на Крите минойской эры, сам по себе или заключенный в круг, он принадлежал Богине и ее сыну-царю. В некоторых частях Индии, где поклоняются Кали и где обряды очень похожи на те, что отправлялись в честь Великой Богини на Крите или в Пеласгии, Кали считается могущественнейшей из пяти божеств - Шива, Кали, Вишну, Сирия и бог-слон Ганеша, - более или менее соответствующей египетской пятерке - Осирису, Гору, Исиде, Сету и Нефтиде. Пять там имеет определенное пространственное значение. Во время коронационного ритуала индийского царя совершающий коронацию священнослужитель, покрывая царя священной мантией, называемой "чревом" в церемонии повторного рождения, дает ему пять костей и говорит: "Ты - властелин, и пусть эти пять областей станут твоей судьбой". Пять областей - четыре части света и зенит.
Таким образом, воздетый рог единорога символизирует "верхний столб", который от царя поднимается прямо к небу-туда, где солнце самое жаркое. В египетской архитектуре рог единорога - это обелиск, который имеет квадрат в основании и поднимается вверх пирамидой. Он символизирует власть над четырьмя частями света и зенитом. Попросту говоря, это пирамида, и поначалу она символизировала владычество не бога солнца, который никогда не светит с севера, а Тройственной Богини, чьи белые мраморные треугольники окружают гробницу ее царственного сына.
Кали, как и ее двойник Минерва, владеет числом "5". Вот так преданный ей мистик, поэт Рампрасад, обращается к ней, когда она исполняет безумный танец на простертом теле Шивы:
Мое сердце - пять лотосов.
Ты творишь из пяти один, пляши и живи в моем разуме.
Он имеет в виду культы пяти божеств, которые все, в сущности, являются культами Кали. Помните, Дионис и священная белая корова Ио из Аргоса, которая потом стала богиней Исидой, говорят, посещали Индию?
В дионисийских мистериях hirco-cervus, козел, был символом возрождения, надежды на бессмертие, и, похоже, когда гиперборейские друиды посетили Фессалию, они узнали в козле, соотнесенном с яблонями, своего собственного бессмертного белого оленя или лань, которые также соотносились с яблонями. Яблоня (ut dicitur) -убежище белой лани. От козла геральдический единорог и единорог средневекового искусства взяли свою бороду. Но христианские мистики относят воинственность греческого козла-единорога из видения Даниила на счет этого когда-то мирного зверя.
В Британии и во Франции белый олень и белая лань не были вытеснены единорогом, они продолжали жить в народной традиции и появлялись в средневековых сказаниях как символы тайны. Король Ричард II считал "лежащего белого оленя" своим символом, и таким образом этот зверь нашел себе путь на вывески британских харчевен. Иногда он носил крест на рогах: в таком виде он явился святому Губерту, покровителю охотников, который преследовал его без отдыха в густом лесу в течение недели, и святому Джулиану Гостеприимному. Вот так Единорог из пустыни и Олень из леса обрели одинаковое мистическое значение, но во время моды на алхимию в начале семнадцатого столетия они разделились как обозначающие соответственно дух и душу. Алхимики были неоплатониками, которые залатали свои философские плащи заплатами полузабытого искусства бардов. В "Книге Ламбспринга", уникальном алхимическом трактате, гравюра изображает оленя и единорога, стоящих рядом в лесу. Текст следующий:
Волхвы говорят правду, что два зверя в этом лесу: один - славный, прекрасный и быстрый, великий и могучий олень, другой - единорог... Если воспользоваться иносказанием, то лес мы можем назвать телом... Единорог пребудет духом во все времена. Олень не желает другого имени, кроме имени души... Тот, кто знает, как приручить их с помощью искусства, соединить их вместе и повести в лес и из леса, может по справедливости быть назван Мастером.
Зверь, чье имя неизвестно, может явиться поэту с головой оленя, увенчанной золотом, телом лошади и хвостом змея. Он из гаэльской поэмы, напечатанной Кармишалем в "Carmina Gadelica" в виде диалога Богини и ее безымянного сына:
| Богиня: | Черный город позади, Черны те, кто живут в нем; Я - Белая Лебедушка, Королева. |
| Сын: | Я буду странствовать именем Бога В обличье оленя, в обличье коня, В обличье змея, в обличье короля. Сильнее будут они со мной, чем с другими. |
Сын, очевидно, Бог Убывающего Года, о чем говорят олень, лошадь и змей.
Или Феникс может влететь в круг. Этот Феникс, хотя римляне верили в него (думаю, потому что, по поверью, он появлялся в Оне-Гелиополе столь редко и так ненадолго, что никто не мог заявить с уверенностью, что ничего подобного не происходило), был зверем из календаря. Египтяне не вводили високосного года. Оставшиеся лишними кусочки дня накапливались, пока после 1460 лет (названных годом Сириуса) не составляли целый год. Праздники, которые с течением лет сдвигались все больше и больше (с теми же неудобствами, что испытывают новозеландцы из-за их летнего Рождества), возвращались на свои места, и целый лишний год можно было вписать в хроники. Это становилось поводом для великого праздника, и в Оне-Гелиополе в главном египетском храме Солнца орла с ярким оперением, по-видимому, сжигали заживо с пряностями в гнезде из пальмовых веток в ознаменование такого события.
Этот орел символизировал бога солнца, а пальма - священное дерево его матери, Великой Богини. Солнце завершило свое великое круговращение, и старый Орел-солнце вернулся в гнездо, чтобы началась новая эра Феникса. Легенда говорит, что из пепла Феникса сначала появляется маленький червяк, который тотчас превращается в настоящего Феникса. Червяк - это те шесть часов и несколько минут, которые оставались сверх года Феникса. За четыре года они составляли целый день, птенца Феникса. Из путаного повествования Геродота о Фениксе как будто получается, что в Оне-Гелиополе всегда жил священный орел, а когда он умирал, то его бальзамировали и помещали в круглое яйцо из мирра, в котором он должен был оставаться вечно, потом освящался другой орел. По-видимому, эти яйца из мирра предавали огню во время завершающего сожжения. Феникс прилетал из Аравии, так как для египтян солнце вставало из Синайской пустыни. Забавно, что ранние христиане продолжали верить в Феникса, которого они сделали прообразом восставшего из мертвых Христа через много лет после того, как Феникс был убит. Император Август, сам того не желая, убил его в 30 году до нашей эры, когда он сделал попытку усовершенствовать египетский календарь[223].
Или покажется вдруг свора высоких белых псов Гавриила с красными ушами и розовыми носами, преследующая некрещеную душу. Несмотря на их внешний вид и грозную репутацию в британской мифологии, такие звери существуют в природе. Это древнеегипетские охотничьи собаки, изображение которых можно найти в гробницах. Хотя в Египте их теперь нет, зато они есть на острове Ибиза, куда их привезли когда-то карфагенские колонисты. Не исключено, что эту породу завезли и в Британию ближе к концу второго тысячелетия до нашей эры вместе с синими египетскими бусами, найденными в захоронениях на равнине Солсбери. Эти псы больше и быстрее борзых и чуют дичь не хуже, чем видят ее. В предвкушении охоты они издают звуки, похожие на крики диких гусей (особенно казарки), когда они летят ночью. Их крики считаются в Северной и Западной Англии предвестниками смерти. Анубис, бог-бальзамировщик, который привел душу Осириса в Подземное Царство, поначалу был бродягой-шакалом, а потом его стали изображать охотничьим псом с благородным сердцем, и только его пушистый хвост остался как напоминание о шакальих временах.
А там, глядишь, придет херувим. Херувим, о котором говорит Иезекииль в первой главе, несомненно, зверь из календаря. Он как бы состоит из четырех существ, представляющих традиционные иудейские "четыре Новых года": лев - весна, орел - лето, человек - осень, главный Новый год, и вол - зима, время иудейской пахоты. Этот херувим отождествлен Иезекиилем с огненным колесом, очевидно, солнечного года, и Бог, которому он служит, - солнце Праведности, эманация Предвечного. Более того, каждый херувим - их всего четыре - колесо в Божьей колеснице, которое крутится только вперед. Иезекииль говорит: "...и по виду их, и по устроению их казалось, будто колесо находилось в колесе" (1:16). Это речение вошло в пословицу из-за своей непонятности, однако оно имеет смысл, если вспомнить календарь. Каждое колесо Божьей колесницы - годовой цикл, или колесо четырех времен года, а колесница являет собой цикл, или колесо четырех лет. Каждый год действительно катится внутри четырехгодичного колеса от начала до конца времен: Вечный Возничий - это Бог Израиля. Изображая херувимов-колеса так, будто они сами двигают колесницу, Иезекииль обходит молчанием ангельскую лошадь, которая должна быть запряжена в колесницу, ибо помнит, что колесницы с лошадьми, поставленные царем Манассией в Иерусалимском Храме, были удалены оттуда как идолы благочестивым царем Иосией. Однако на месте орла Иезекииля должен на самом деле стоять баран или козел, а вместо человека - огненный змей с человеческим лицом. И орлиные крылья должны быть у всех. Зачем Иезекиилю понадобились эти изменения, я рас-скажу в последней главе.
Эти рожденные облаком херувимы были цвета аполлонийского янтаря[224], как и человек, которому они служили, так что они вполне могли оказаться жрецами гиперборейского бога-солнца Аполлона, чей священный камень - янтарь. Более того, каждая золотая спица заканчивалась подобием ноги золотого тельца, а золотой телец был священным животным бога, который, согласно царю Иеровоаму, вывел Израиль из Египта, равно как и священным животным бога Диониса - изменчивой ипостаси неизменного Аполлона.
Это очевидное отождествление Иеговы с Аполлоном, по-видимому, напугало фарисеев, хотя они не посмели оспорить видение. Известно, что ученый, который понял значение слова hashmal (янтарь; hashmal - современное еврейское обозначение электричества, а слово "электричество" - производное от греческого слова, обозначающего "янтарь") и опрометчиво заговорил об этом, был поражен молнией (Haggada 13.В). По этой причине, согласно Мишне, "Ма'аsech Меrkabah" (Работа Колесницы) объясняется только тому, кто и мудр и способен проверять мудростью (gnosis) свое знание, да и то один на один. Ну а тому, "кто болтает о вещах, что впереди и позади, наверху и внизу, лучше бы вовсе не родиться". Короче говоря, решено было ради безопасности всех оставить "Merkabah" в покое, особенно после того, как явилось пророчество, что "в свое время придет Иезекииль снова и отопрет для Израиля покои "Merkabah"" (Саnt. Rabbah 1.4).
Очень немногие равви учили этой тайне (да и то лишь избранных своих учеников): равви Иоханан бен Задкай, равви Иошуа (верховный судья при патриархе равви Гамалиеле II), равви Акиба и равви Нехуния. Равви Зера говорил, что даже название глав "Merkabah" нельзя произносить, разве что главе школы, если он человек уравновешенного нрава. Равви Амми считал, что эту доктрину можно доверить лишь тому, кому присущи все пять качеств, перечисленных Исайей (3:3): пятидесятник, вельможа, советник, мудрый художник и искусный в слове. Считалось, что разговоры о тайнах "Merkabah" вызовут Иегову. Равви Иоханан бен Задкай ехал на осле по дороге, а позади него шел его ученик Элеазар бен Арак. Равви Элеазар сказал: "Учитель, расскажи мне о "Работе Колесницы". Равви Иоханан отказал ему. Равви Элеазар попросил еще раз: "Можно ли мне повторить в твоем присутствии одну вещь, которой ты научил меня?" Равви Иоханан согласился, но сошел с осла, закутался в плащ и сел на камень под оливой. Он заявил, что не может ехать, когда его ученик собирается говорить о столь ужасной тайне и пока Shekinah (свет, сверкание) и Malache ha-Shareth (ожидающие ангелы) сопутствуют им. Едва заговорил равви Элеазар, как огонь ударил с неба, и они и всё поле оказались в кругу пламени. Ангелы собрались послушать, как сыны человеческие приходят посмотреть на праздник свадьбы. И послышалось пение в терпентине: "Восхвалите Бога с земли, драконы и морские твари, садовые деревья и кедры, восхвалите Бога!" На это ангел ответил из огня: "Это "Работа Колесницы"!" Когда Элеазар кончил говорить, равви Иоханан встал и поцеловал его в голову. Он сказал: "Славен Бог Авраама, Исаака и Иакова, ибо Он дал нашему отцу Аврааму мудрого сына, который знает, как говорить о Славе нашего Небесного Отца".
Равви Иосе ха-Кохен и Равви Иошуа пережили одно и то же. Однажды равви Бен Аззай сидел, размышляя о Священном Писании, как вдруг вокруг него разгорелся огонь. Его ученики побежали к равви Акиве, который пришел и сказал Аззаю: "Ты изучаешь загадки "Merkabah?".
Не только иудеи владели этой тайной. Согласно Макробию, оракул из Колофона, одного из двенадцати ионийских городов Малой Азии, сказал, что природа вездесущего бога Ифо четверичная. Зимой он - Гадес, или Крон; весной - Зевс; летом - Гелиос (солнце); осенью - Иао, или Дионис. Возможно, это часть тех наставлений, о которых мы упоминали в главе шестнадцатой и которые были даны Киприану из Антиохии семью мистагогами на горе Олимп. Иао в религии орфиков был известен как четырехглазый Фан (от phaino, я являюсь) и перворожденный из богов. В орфическом фрагменте 63 он описывается как имеющий золотые крылья и головы барана, быка, змеи и льва. Бычьи головы располагались по бокам, чтобы подчеркнуть его основную природу. И он носил большую змею вместо головного убора, "напоминавшую всех диких зверей".
Теперь мы можем смело отождествлять херувима с крутящимся колесом, которое стережет рай в кельтских легендах, ибо, согласно Бытию (3:24), херувимы стояли у восточных ворот Эдема. Они были вооружены "пламенным мечом Иеговы" (тем самым, который, согласно Исайе (27:1), поразит Левиафана, как Мардук убил Тиамат), чтобы не дать никому войти. Рай Иезекииля - хорошо орошаемый сад у подножия горы, который иногда посещают герои, например царь Тира. Сад сверкает драгоценными каменьями, и там слышны звуки барабана и дудки. Мы уже знаем, что Гвион поместил рай в долине Хеврон. Серафимы, или "огненные змеи", соотносимые с херувимами в качестве стражей, - очевидно, еще один способ описать сакральные спирали, вырезанные в качестве предупреждения на воротах святилища. Херувимы же, поскольку они отличались от них, представлялись, наверное, свастиками, или огненными колесами.
В царе Тира в описании Иезекииля легко узнать Небесного Геракла, первоначально эгейского солнечного героя, который превратился в семитского Мелькарта, верховного бога Тира. Островок возле Тира, считается, был во втором тысячелетии до нашей эры главным перевалочным пунктом морских людей при торговле с Сирией, как Фарос - при торговле с Египтом. Иезекииль, знавший о первоначальной близости культов Иеговы и Мелькарта, заявляет, что религиозное взаимопонимание между Иерусалимом и Тиром не может существовать более, как во времена Соломона и Хирама. Царь Хирам Тирский, подобно Соломону, которому он не уступал в мудрости (а возможно, даже превосходил), был жрецом Мелькарта, вот Иегова и признает устами Иезекииля: "Ты печать совершенства, полнота мудрости и венец красоты" (28:12). Однако он упрекает царя тирского в желании стать богом, Мелькартом бессмертным, и наказанием за его тщеславие должна быть смерть. Это завуалированное предупреждение царю Иезекииля Седекии, потомку Соломона, не уподобляться тирянину и не стремиться стать Иеговой. (Седекия не послушался и умер слепым и в цепях в Ривле, столице своих врагов.) Итак, Иезекииль оплакивает Мелькарта, которого, как Адама, выставили из рая херувимы, несмотря на его первоначальную святость и мудрость, и который теперь должен быть сожжен и обратиться в пепел. Естественно, такова судьба Мелькарта: в греческой версии он отправился в яблоневую рощу на Западе - сад гесперид, - но должен был подчиниться вестнику Копрею и вернуться оттуда, чтобы стать пеплом на горе Эта.
Поэтическая связь херувима с сожжением Геракла-Мелькарта заключена в том, что огонь развели с помощью херувима, то есть крутящегося колеса, или свастики, закрепленного на палке. Такой метод разведения огня (при котором сверлили дубовую доску) дожил до восемнадцатого века в горной Шотландии, но использовался только для особых костров во время праздника Бельтан, которым приписывали таинственную благодетельную силу. Сверло часто делали из боярышника, дерева чистоты. Сэр Джеймс Фрэзер описывает эту процедуру в "Золотой ветви"[225] и показывает, что поначалу кульминацией этого действа было принесение в жертву мужчины, представлявшего бога-дуба. В некоторых шотландских поселениях его даже называли Ваал, то есть титуловали как Мелькарта.
Нетрудно заметить, что Иезекииль -- мастер описаний с двоякими толкованиями. Он превратил судьбу Геракла в символ приближающейся гибели Тира от руки царя Навуходоносора из Вавилона в качестве наказания за грех гордыни, которая с тех пор, как город достиг благосостояния ("пределы твои в сердце морей, строители твои усовершили красоту твою", 27:4), развратила его правителей.
Не все составные звери - звери календаря. Сфинкс, например, с женскими лицом и грудью, львиным телом и крыльями орла - это Ура, или богиня Урания, правительница земли и неба, которая позволяла править своему венценосному сыну-царю, а ассирийский крылатый бык с лицом мужчины был ее мужским двойником. Похоже, что иконотропическая неправильная интерпретация ассирийского крылатого быка породила любопытные подробности в описании безумия царя Навуходоносора в Книге пророка Даниила:
"- Кто это, отец?
- Это старый истукан, сын мой, представляющий царя Навуходоносора, который более трехсот лет назад пленил наших предков за то, что они рассердили Бога. А потом, говорят, он на сорок девять месяцев лишился разума и как зверь бродил по садам своего дворца.
- Он и вправду был таким?
- Нет, сын мой. Это символ, и говорит он, что царь обрел природу существ, изображенных тут.
- Тогда он щипал траву, как бык, и махал руками, как крыльями, рыл землю когтями, всю ночь оставался под дождем и никогда не стриг волосы на голове?
- Бог и не так еще показывает свое неудовольствие, сын мой".
Египетский Сфинкс стал существом мужского пола, как ассирийский крылатый бык, и культ фараона был патриархальным, хотя наследовался титул только по женской линии. А вот пеласгийский Сфинкс оставался женского пола. "Сфинкс" означает "душительница", и на керамических изделиях этрусков ее обычно изображают убивающей мужчин или стоящей над их простертыми телами, потому что она являлась только в конце правления царя, когда наступало время убить его. После того как Зевс или Аполлон отобрали у нее власть над годом, из-за этих изображений ее стали ассоциировать с болезнью и смертью и называть дочерью Тифона, чьим дыханием был злой сирокко. Притязания Аполлона на власть над годом подтверждались сфинксами на его троне в Амиклах, равно как и притязания Зевса - сфинксами на его троне в Олимпии, которые считались трофеем его победы над Тифоном. Но Афина продолжала носить сфинксов на своем шлеме, потому что когда-то сама была Сфинксом.
Стая крылатых сирен тоже могла бы влететь в круг. Я уже сделал попытку в главе двенадцатой осмыслить, "какое имя принял Ахилл, прячась среди женщин", а теперь сгораю от поэтического желания ответить на другой вопрос, который задавал сэр Томас Браун: "Какую песню пели сирены?" Сирен (запутывающих) было три (возможно, первоначально девять, так как Павсаний пишет, что они неудачно соперничали с девятью музами), и они жили на острове в Ионическом море. Согласно Платону, они были дочерьми Форка (то есть Форкиды, Свиньи-Деметры); согласно другим - дочерьми Каллиопы или другой музы. Овидий и Гигин соотносят их с сицилийским мифом о Деметре и Персефоне. Их называют по-разному: "Преследовательницы", "Ясноликие", "Колдуньи" или "Невинноликие", "Громкоголосые", "Белоликие". Крылья у них были, по-видимому, совиные, поскольку Гесихий упоминает сов, называвшихся "сиренами", и поскольку совы, согласно Гомеру, жили на ольховом острове Огигия, принадлежавшем Калипсо, вместе с пророчествующими морскими воронами. В классические времена им все еще поклонялись в храме возле Саррента.
Похоже, что это была коллегия девяти оргиастических жриц луны, которые жили в святилище на острове. Их песня из девяти строф может быть реконструирована и без заглядывания в стихотворение "Улисс и сирены" Сэмюэля Даниэля по образу таких же древнеирландских песен: например, "Обращение морского бога к Брану" в "Плавании Брана, сына Февала" и "Зов Мидера к Бефинд" в "Сватовстве к Этайн". Оба стихотворения - слегка христианизированные версии одного древнего сюжета: путешествия героя Брана (ольха и ворон) на райский остров. Первое стихотворение было сочинено, по-видимому, от имени царицы острова, а не морского бога, в другом - Мидер и Бефинд наверняка поменялись ролями, ибо первоначально приглашение исходило от царевны, а не от царевича. История об Одиссее и сиренах, использованная Гомером, предполагает, что Одиссей ("злой", согласно Гомеру) - титул Крона, относящийся к лицу, искусно раскрашенному красной краской из ольхи. Сюжет об Одиссее, который заложил воском уши и не слушал сирен[226], возможно, возник в конце тринадцатого века до нашей эры, когда священный царь Итаки, представитель Крона, отказался умирать в конце срока своего правления. Это объясняет, зачем он убил всех претендентов на руку своей жены Пенелопы после того, как сделался неузнаваемым, переодевшись в лохмотья и вымазав лицо грязью во время обычного временного отречения.
Зов сирен к Крону
Крон Одиссей, правь сюда
На Серебряный остров,
Здесь мы споем тебе.
Через заросли ольхи
Мы видим тебя,
Но сами в золотом тумане.
Волосы у нас цвета ячменя,
Глаза, как яйца черного дрозда,
Щеки у нас цвета асфоделей.
У нас еще цветут яблони,
Корольки на серебряных ветках
Все расскажут тебе о будущем.
Не будет тебе здесь вреда.
Крон Одиссей, быстрее
Направь к нам свою лодку.
Со всеми нами по очереди
Ты возляжешь на зеленой траве
И будешь счастлив с каждой.
Здесь нет ни тоски, ни печали,
Ни болезни, ни смерти,
Нет зла и уродства.
Что в сравненье с этим
Равнины Элиды твоей?
Пустошь - твое царство.
Ждет тебя звездная корона,
Пир ждет тебя богатырский,
Мясо, молоко и мед.
Сирены - птицы Хрианнон из мифа о Бране. Однако если в магический круг войдет старая Ночная Кобыла... То, что последует за этим, - поэма, содержание которой я изложу прозой.
Если придет Ночная Кобыла, поэт узнает ее по следующим знакам. Она появится в виде маленькой быстрой лошадки не больше тринадцати ладоней ростом, кремовой, со стройными ногами, длинномордой, голубоглазой, длинногривой и пушистохвостой. Ее девять ипостасей - девять кобылок, очень похожих на нее, разве что копыта у них обычные, а у нее разделены на пять пальцев, как у коня Юлия Цезаря. На шее у нее сверкающий нагрудник из тех, что известны археологам как lипиlа (маленькие луны); тонкая золотая пластина из Уиклоу, вырезанная в форме полумесяца с длинными рогами, закругленными на концах и связанными белокрасной тесьмой. Как говорит о ней Гвион в "Песне о лошадях"[227], которая по ошибке была включена в "Cad Goddeu" (строки 206-209), словами, как будто исходящими от самой Белой Богини:
Красива желтая лошадь,
Но в сто раз красивее
Моя кремовая лошадь,
Быстрая, как чайка.
Бежит она, когда прижмет уши, в самом деле со скоростью великолепной, и никакая другая лошадь не может с ней сравниться, что подтверждается плохим состоянием лошадей наутро после того, как они посоревновались с ней ночью. Они все в мыле, тяжело дышат, на губах у них пена, а на боках кровь.
Пусть поэт обращается к ней, как к Хрианнон, Великой Царице, и не допускает невежливости, подобно Одину или святому Свитольду, пусть приветствует ее с любовью и почтением не меньшими, чем, скажем, Кемп Овин выказал в балладе Ледлийскому Червю, а она ответит ему нежностью и пригласит его в свое гнездо.
Один вопрос личного характера я бы хотел задать ей: предлагала ли она когда-нибудь себя в качестве человеческой жертвы самой себе? Думаю, она лишь с улыбкой покачает головой, ибо ритуальные убийства женщин редки в европейской мифологии и большинство их связано с разграблением святилищ Богини ахейскими завоевателями. То, что случались и резня, и изнасилования жриц, ясно из битв Геракла с амазонками, с Герой (он ранил ее в грудь) и девятиголовой Гидрой, которую на греческих вазах изображают гигантским осьминогом с головой на каждом щупальце. Как только он отрубал головы, на их месте вырастали другие, пока он не начал прижигать раны, другими словами - нападения ахейцев на святилища с девятью вооруженными жрицами были неэффективны, пока не сожгли священные рощи. Hydrias обозначает водную жрицу с hydria, то есть с ритуальным кувшином для воды, а осьминог был рыбой, которая появляется в произведениях искусства, посвященных Богине, не только на Крите минойской эры, но и в бретонских скульптурах бронзового века.
Сказки о царевнах, принесенных в жертву по религиозным соображениям, подобных Ифигении или дочери Иеф-фая, относятся к патриархальному времени, и судьба, предназначенная Андромеде, Гесионе и всем остальным царевнам, освобожденным в критический момент героями, скорее всего не более чем иконотропическая ошибка. Царевна - жертва не морского змея или дикого зверя - она, обнаженная, прикована цепями к скале руками Бела, Мардука, Персея или Геракла после того, как он побеждает чудовище, бывшее ее эманацией, И все-таки табу на убийство жрицы, наверное, снималось, по крайней мере теоретически, в определенных редких случаях, например в конце каждого saeculum 100 или 110 лет, то есть срока, после которого жрица Кармента простилась с жизнью, согласно Дионисию Периэгету, и был пересмотрен календарь.
Германские сказки о Спящей красавице или Белоснежке, вероятно, говорят о такой смерти. В первой истории двенадцать мудрых жен приглашены отпраздновать рождение принцессы. Одиннадцать благословили девочку, а тринадцатая по имени Хелд прокляла, потому что ее не пригласили во дворец, где было всего двенадцать золотых тарелок. Она предсказала принцессе смерть от укола веретена на пятнадцатом году жизни. Двенадцатая, однако, обращает смерть в столетний сон, из которого принцессу вызволит герой-принц, поцеловав ее после того, как одолеет терновые заросли: в зарослях этих погибнут многие юноши, а на его пути они будут расцветать розами. Хелд - северная богиня, соотносимая с Герой, из имени которой сформировалось слово "герой", ведь held - "герой" на немецком языке. Тринадцатый месяц - это месяц смерти, над которым властвуют Три Парки или Прядильщицы, так что, видимо, веретено было из тиса. Пятнадцать, как мы уже говорили, - число завершенности: трижды пять.
В истории о Белоснежке завистливая мачеха, бузинная ипостась Богини, пытается убить юную царевну. Сначала охотник отводит ее в лес, однако жалеет и приносит во дворец печень и легкие молоденького вепря, - точно так же олениха заменила Ифигению в Авлиде. Потом мачеха, зачернив лицо, чтобы показать, что она богиня смерти, использует пояс, отравленный гребень и отравленное яблоко, и Белоснежку кладут в стеклянный гроб на вершине заросшей лесом горы, словно она в самом деле умерла, но ее вызволяет царевич. Семь гномов, ее слуг, которые работают с драгоценными металлами, спасают Белоснежку от первых попыток убить ее и, напоминая тельхинов, символизируют, по всей видимости, семь священных деревьев или семь небесных светил. Стеклянный гроб - все тот же стеклянный дворец, где героев встречает Богиня Жизни-в-Смерти, и ей же принадлежат гребень, зеркало, пояс и яблоко. Сова, ворона и голубка - ее священные птицы. Но эти смерти не настоящие, ибо Богиня бессмертна. Они разыгрывались, возможно, в последние дни или часы священного saeculum, а в жертву приносили молодую свинью или олениху; потом же начиналась ежегодная драма с влюбленным царевичем, задержанным, как обычно, целомудренным боярышником, но свободным действовать по собственному усмотрению в месяц дуба, в месяц шиповника, когда его невеста открывает полуприкрытые глаза и улыбается.