Александра Лазаревича Жовтиса
ОТ АВТОРА
Представление о науке как об элитарной системе сложилось не в последнюю очередь за счет того, что дистанция между знанием и незнанием видится многим людям непреодолимой из-за сложной терминологии и множественности точек зрения на один и тот же объект. Это и отпугивает непрофессионалов кажущейся бессмысленностью и бесполезностью изучения того, что «никому не нужно» или «неоднозначно».
Можно лишь посочувствовать тем, кто столь категоричен, так как за пределами их интересов оказывается и великий Сократ, любивший повторять «Я знаю только то, что я ничего не знаю!», и Декарт с его знаменитым «Cogito, ergo sum!», и основатель семиотики Ю.М.Лотман, утверждавший, что наука, разрешившая все стоящие перед ней проблемы, превращается в историю науки, и многие-многие другие выдающие личности.
Процесс познания уже по своей номинации (по-знание) неоднороден и бесконечен. И это прекрасно понимали наши великие предшественники, умевшие отстаивать свою точку зрения, но и не отворачивавшиеся от чужих мнений. В те периоды исторического развития, когда рьяные политики отказывали обществу в по-знании, заменяя его жесткостью учебников, «в которых все сказано», и единообразием мнений, время останавливалось и начиналась обратная энтропия - развитие вспять.
Мало понятый прошлым столетием Ф.Энгельс справедливо считал движение к новому основой любого рода человеческой деятельности. А так как и искусство, и наука есть особая форма личностного и общественного познания, то движение здесь не только бесконечно, но и многомерно. От простого к сложному, становящемуся простым, от смешного к серьезному, а потом обратно к смешному, становящемуся вновь серьезным. Вот, очевидно, формула эволюции искусства и, естественно, науки, занимающейся изучением этого искусства. Вчерашняя трагедия становится комедией, которая, в свою очередь, превращается в фарс, даже в анекдот, - и вдруг вновь оказывается в эпицентре литературных или общественных баталий. От рыцарей Круглого Стола к безумствующему Алонсо Кехано, а затем – к Дон Кихоту второй части.
К стиховедению, как особо сложной и терминологически запутанной области литературоведения, издавна относятся с предубеждением. Труднопроизносимыми словами «акростих», «амфибрахий», «цезура», «строфоид», кажется, можно пугать детей или разрабатывать дикцию. Но если дать себе возможность задуматься над составом этой терминологической системы, то можно легко обнаружить, что в засилии античной и европейской номинации заключается цивилизационный признак включенности России в общемировой процесс. Все эти осколки старинных ваз – дар древних, мысливших не так просто, как мы. Кроме того, им была присуща особенная наблюдательность первооткрывателей: не уставая экспериментировать, они не проходили мимо даже самого незначительного явления, подыскивая ему, подобно Адаму из первой книги Бытия, соответствующее, по их понятиям, название.
Эту специфическую первоначальность элементов поэзии прекрасно чувствуют лучшие художники и мыслители «нового времени». Не случайно, что В.Тредиаковский распознал в хореях некую «русскость», М.Ломоносов на той же основе реконструировал античные ямбы, К.Паустовский услышал каденцию гексаметра в приливах волн. Следуя за ними, двигаясь от одного уровня познания к другому, можем и мы когда-нибудь без ужаса и тайного содрогания взять в руки теоретические работы А.Белого, В.Жирмунского, Б.Томашевского, Г.Шенгели, Л.Тимофеева, А.Жовтиса, М.Гаспа-рова…
Не претендуя на какое-либо место в этом ряду, скромный автор данной книги предлагает вместе с ним взглянуть на современный русский стих и основы стиховедения без предубеждения и боязни!
Студент-филолог в нашей стране, по меткому выражению одного из ведущих современных теоретиков стиха, может быть уподоблен пушкинскому Евгению Онегину, который не мог «ямба от хорея… отличить». Именно потому для тех, кто желает восполнить пробелы в своем филологическом образовании, и написана первая часть этой книги, включающая в себя стиховедческий компендиум на все случаи поэтической жизни.
Для тех, кто хотел бы углубиться в недра русского стиха, предназначена часть вторая, разработанная на основе новейших исследований эволюции системы русского стихосложения.
И, наконец, для всех, желающих попробовать свои силы в сложном, но чрезвычайно благодарном (если не сказать – благодатном) стиховедческом анализе, в книге имеется третья часть, составленная из статей, посвященных частным проблемам и отдельным авторам.
Ab ovo usque ad mala!
Памяти
Александра Лазаревича Жовтиса
И