Краткие новости смерть жены писателя: серия книг про инспектора адамса приостановлена 11 страница

Я растерялась. Я-то готовилась к новой вспышке гнева, приказам оставить его в покое. Альфред почти шептал, мне пришлось наклониться, чтобы расслышать. У него задрожала нижняя губа – от холода?

– Я вижу их, Грейс. Днем еще ничего, а ночью я их вижу и слышу. В гостиной, кухне, на деревенской улице. Они окликают меня по имени. Я оборачиваюсь… никого… они все…

Я села. От ночного морозца ступени стали такими холодными, что тело, несмотря на юбку и теплое белье, начало неметь.

– Здесь очень холодно. Пойдем в дом, я сварю тебе какао.

Он будто не слышал, так и сидел, глядя в темноту.

– Альфред! – Я нащупала его теплую ладонь, накрыла своей.

– Не надо. – Он отшатнулся, будто от удара, и я снова сложила руки на коленях. Замерзшие щеки загорелись, как от пощечины.

– Не надо, – теперь уже прошептал Альфред.

Он зажмурился, и я заглянула ему в лицо, гадая, что же он видит по ту сторону закрытых век, почему так бешено мечутся под ними его зрачки.

Альфред снова повернулся ко мне, и я задохнулась. Конечно, все можно было списать на игру лунного света, только никогда раньше я не видела таких глаз. Темные, пустые, бездонные дыры. И эти-то невидящие глаза смотрели на меня, будто ждали чего-то. Ответа на вопрос, который так и не был задан. Очень медленно Альфред заговорил:

– Я думал, что раз уж я вернулся… – Обрывки фраз таяли в ночи. – Я так хотел с тобой встретиться… Врачи говорили: если буду все время занят…

У него в горле что-то захрипело и екнуло. Лицо перекосилось, смялось, как бумажный пакет, и Альфред расплакался. Прижал обе руки к лицу, тщетно пытаясь отгородиться.

– Нет, нет… Не смотри… Прошу тебя, Грейси, пожалуйста… Я просто трус, – прорыдал он сквозь стиснутые ладони.

– Ты не трус! – твердо возразила я.

– Почему я не могу просто выкинуть все это из головы? Пропади оно пропадом! – Альфред стукнул ладонями по вискам с такой яростью, что я вздрогнула.

– Альфред! Прекрати.

Я попыталась схватить его за руки, но он не дался. Снова прижал их к лицу. Я выжидала, глядя на его трясущиеся плечи и коря себя за нетерпеливость. В конце концов мне показалось, что Альфред немного успокоился.

– Расскажи мне, что ты видишь, – попросила я. Он молча повернулся ко мне, и на секунду я вдруг поглядела на себя его глазами. Между его и моим жизненным опытом – зияющая пропасть. Как объяснить, что он видит? Эти образы и звуки ни с кем не разделишь и никогда не забудешь. Они будут жить у него в голове, пока мало-помалу не заглохнут в дальних уголках памяти. Хотя бы на время.

И я не стала расспрашивать. Я положила ладонь на затылок Альфреда и мягко привлекла его голову себе на плечо. И сидело тихо-тихо, пока его тело сотрясалось рядом с моим.

Так мы и сидели на лестнице. Вдвоем.

УДАЧНЫЙ БРАК

Ханна и Тедди поженились в первую субботу мая тысяча девятьсот девятнадцатого, в маленькой церкви Ривертона. Это было чудесное венчание. Лакстоны, разумеется, предпочли бы Лондон, где можно было собрать гораздо больше важных и полезных гостей, но мистер Фредерик оказался так настойчив и в последнее время претерпел столько горя, что никто не сумел ему отказать. Так и вышло, что Ханна стала женой Тедди в маленькой церкви, в долине, где задолго до нее женились и выходили замуж все ее предки.

Шел дождь: к детям – уверяла миссис Таунсенд; плачут бывшие возлюбленные – шептала Нэнси – и на свадебных фотографиях распустились черные зонты. Позже, когда Ханна и Тедди жили на Гроувенор-сквер,^[16] одна фотография висела на стене в гостиной. Шестеро в ряд: Ханна и Тедди – посередине, Саймион и Эстелла – у них по бокам, а по краям – мистер Фредерик и Эммелин.

Конечно же, ты удивлен. Как такое могло случиться? Ведь Ханна твердо решила не выходить замуж и строила совсем другие планы. И Тедди: добрый, заботливый, но отнюдь не роковой мужчина, способный вскружить голову такой девушке, как она…

А на самом деле все было очень и очень просто. Как оно обычно и бывает в жизни. Скажем, звезды сошлись так, а не иначе. Разве что, кое-кто немного их подтолкнул…

* * *

На следующий после обеда день Лакстоны уехали в Лондон. Их требовали к себе неотложные дела, и мы решили – если вообще об этом подумали – что видим их в последний раз.

Тем более что на нас надвигалось следующее великое событие. На будущей неделе Ривертон ожидало нашествие целого табуна неукротимых леди, готовых выполнить свой нелегкий долг – ввести Ханну в общество. Январь – нелегкая пора, разгар сельских балов, и если вовремя не подсуетиться и не назначить дату, ее могут перехватить другие, более проворные соседи, о чем и подумать страшно. Поэтому день – 20 января, был выбран заблаговременно и приглашения разосланы задолго до торжественного события.

Вскоре после Нового года я подавала чай леди Клементине и вдовствующей леди Эшбери. Они сидели в гостиной на кушетке, склонившись над раскрытыми ежедневниками.

– Пятьдесят – то, что надо, – говорила леди Вайолет. – Ничего не может быть хуже полупустого зала.

– Только переполненный, – с отвращением заметила леди Клементина. – Хотя в наши дни до этого очень далеко.

Леди Вайолет изучила список гостей и недовольно скривила губы.

– Дорогая моя, а что нам делать с дефицитом?

– Миссис Таунсенд наверняка что-нибудь придумает. Выкрутится, как обычно.

– Я не о еде, Клем. Я о мужчинах. Где мы раздобудем мужчин?

Леди Клементина тоже наклонилась к списку гостей и недовольно покачала головой.

– Это просто преступление. Страшная беда. Молодое племя Англии гниет бог знает где на французских полях, а барышни тем временем превращаются в усохших старых дев, не найдя не то что мужа, а даже партнера для танцев. Это план такой, я тебе точно говорю. Немецкий план. – Леди Клементина лихорадочно вытаращила глаза. – Извести на корню цвет английского общества!

– Но ты же придумаешь, кого нам пригласить, Клем? Ты всегда прекрасно подбирала пары.

– Я еле-еле отыскала того дурака для Фэнни, – почесывая припудренные подбородки, призналась леди Клементина. – Все-таки как жаль, что Фредерик так и не проявил к ней ни малейшего внимания. Насколько все было бы проще! А вместо этого пришлось довольствоваться чуть ли не первым встречным.

– Моей внучке первый встречный не подойдет, – заявила леди Вайолет. – От этого брака зависит будущее нашей семьи. – Она страдальчески вздохнула и закашлялась, сотрясаясь высохшим телом.

– У Ханны все сложится гораздо лучше, чем у глупышки Фэнни, – уверенно изрекла леди Клементина. – В отличие от моей воспитанницы, твоя внучка наделена умом, красотой и изяществом.

– И ни малейшего желания все это использовать. Фредерик решительно избаловал детей. Сплошная свобода и никакого порядка. Особенно Ханну. У девчонки голова забита возмутительными мыслями о независимости.

– Независимость… – с отвращением повторила леди Клементина.

– Она совершенно не собирается замуж. Морочила мне голову еще в Лондоне.

– Невероятно.

– Глядела прямо в глаза и с вопиющим спокойствием сообщала, что ее не стоит вводить в высшее общество.

– Какая дерзость!

– Что незачем устраивать для нее бал, потому что она не собирается вращаться в свете, даже когда вырастет. Что она находит его… – леди Вайолет страдальчески прикрыла глаза. – Находит его скучным и бестолковым.

– Не может быть! – простонала леди Клементина.

– К несчастью, может.

– И как же она собирается жить? Останется в отцовском доме и превратится в старую деву?

Обе леди и представить не могли, что в жизни можно заниматься чем-то еще. Леди Вайолет грустно покачивала головой, плечи ее поникли.

Леди Клементина решила взбодрить подругу и похлопала ее по руке:

– Ну-ну, Вайолет, дорогая. Твоя замечательная внучка еще слишком молода. У нее впереди много времени, наверняка передумает. – Она склонила голову к плечу. – Помнится, в ее возрасте, ты тоже толковала о свободе. Ханна перерастет свои глупые идеи, как ты переросла свои.

– Да уж придется, – жестко сказала леди Вайолет.

– В конце концов, ей вовсе не обязательно выходить замуж прямо сейчас… – Леди Клементина прищурилась. – Или обязательно?

Леди Вайолет только вздохнула.

– Обязательно! – воскликнула леди Клементина.

– Все дело во Фредерике. И его ужасных автомобилях. Мне вчера пришло письмо из банка. Он опять пропустил платеж.

– А ты только сейчас узнала? – жадно допытывалась леди Клементина. – О Боже, Боже!

– Наверное, он не хотел мне говорить. Он ведь знает, как я расстраиваюсь. Фредерик принес в жертву своему заводу все наше будущее. Даже продал имение в Йоркшире, чтобы расплатиться с долгами.

Леди Клементина сочувственно поддакивала.

– Нет бы лучше продать этот самый завод. И ведь были предложения!

– Давно?

– К сожалению, да, – вздохнула леди Вайолет. – Фредерик – прекрасный сын, но никудышный делец. Теперь, как я поняла, он надеется получить заем от какого-то синдиката, в который входит мистер Лакстон. От провала к провалу, Клем, и это при его-то положении в обществе! – Она прижала к вискам кончики пальцев. – И я не могу его винить. Титул не для него. Если бы только Джонатан был жив! – привычно всхлипнула она.

– Ну будет, будет. Фредерик наверняка пойдет в гору. Сейчас на автомобили очень большой спрос. Ими обзаводятся все, кто ни попадя. Недавно я переходила дорогу неподалеку от Кесингтон-плейс, так меня чуть не сбили!

– Клем! Ты сильно пострадала?

– В этот раз нет. Но в следующий все наверняка будет гораздо хуже, – как о чем-то само собой разумеющемся известила леди Клем. – Ужасная смерть, уверяю тебя. Я расспросила доктора Кармайкла о всех возможных травмах.

– Кошмар, – покачала головой леди Клем. – Я бы не переживала так сильно из-за Ханны, если бы Фредерик мог жениться еще раз, – вздохнула она.

– А это реально?

– Вряд ли. Ты же знаешь, он даже думать не хочет о повторной женитьбе. По правде говоря, он и к первой-то не стремился. Слишком занят был… – леди Вайолет глянула на меня, и я притворилась, что поправляю скатерть, –… всякими глупостями. – Она поджала губы. – Нет. Больше у него сыновей не будет, нечего и надеяться.

– Что возвращает нас к Ханне, – заключила леди Клементина.

– Да, – разглаживая атласное платье, подтвердила леди Вайолет. – Извини, Клем. Это все простуда, от нее и уныние. Не хочется думать о плохом, однако в последнее время… Я не суеверна, ты знаешь, и все-таки – странное предчувствие… Ты будешь смеяться: я не могу отделаться от мысли, что грядет катастрофа.

– Да? – почуяв любимую тему, оживилась леди Клементина.

– Никаких серьезных причин. Одни ощущения. – Леди Вайолет поплотнее завернулась в шаль, и я в который раз заметила, как она исхудала. – Как бы там ни было, я не собираюсь сидеть сложа руки и смотреть, как рушится моя семья. Я выдам Ханну замуж – и выдам удачно – даже если потрачу на это последние силы. И мне надо успеть до того, как я отвезу Джемайму в Америку.

– В Нью-Йорк? Я и забыла, что вы уезжаете. Хорошо, что брат Джемаймы ее пригласил.

– Да, хотя я буду скучать. Маленькая Гита так похожа на Джонатана!

– Никогда не любила младенцев, – поморщилась леди Клементина. – Сплошной писк да пеленки. – Она передернулась так, что вздрогнули второй и третий подбородки, разгладила страницу ежедневника и постучала по ней ручкой. – Значит, сколько нам остается на то, чтобы найти приличного мужа?

– Месяц. Мы отплываем четвертого февраля.

Леди Клементина записала число и вдруг выпрямилась, пораженная какой-то мыслью.

– О! Вайолет! У меня, кажется, идея! Ты говоришь, Ханна рвется к независимости?

Последнее слово заставило веки леди Вайолет затрепетать. – Да.

– Значит, если кто-нибудь подтолкнет ее в нужном направлении… Представит замужество, как путь к самостоятельности…

– Ханна упряма, вся в отца. Даже слушать не станет.

– Нас с тобой не станет, конечно. Но я знаю кое-кого… – Леди Клементина поджала губы. – Да. После хорошей тренировки с этим справится даже она.

* * *

Через несколько дней, успешно спровадив мужа на экскурсию по гаражу мистера Фредерика, Фэнни присоединилась к Ханне и Эммелин в бургундской комнате. Эммелин, вся в ожидании предстоящего бала, уговорила ее попрактиковаться в танцах. Граммофон заиграл вальс, и две девушки закружились по комнате на счет «раз-два-три», смеясь и поддразнивая друг друга. Мне приходилось уворачиваться от них, чтобы вытереть пыль.

Ханна сидела за письменным столом и что-то царапала в блокноте, не обращая внимания на суматоху. Со дня обеда с Лакстонами, где окончательно подтвердилось, что отец ни в коем случае не позволит ей работать, она как будто ушла в себя. Вокруг бурлила суета, все готовились к балу, а Ханны это словно и не касалось.

Промаявшись неделю без всякой цели, она неожиданно ударилась в другую крайность. Вернулась к занятиям стенографией, переписывая любую книгу, что попадалась ей под руку, и торопливо пряча блокнот при приближении кого-нибудь из домочадцев. Через несколько дней такая лихорадочная активность обыкновенно сменялась полной апатией. Ханна отбрасывала ручку, отодвигала книги и безучастно сидела на месте, ожидая обеда, письма или хотя бы необходимости переодеться.

Однако мысли ее в это время крутились без остановки. Ханна пыталась решить головоломку собственной жизни. Она так жаждала самостоятельности, но оставалась узницей – любимой, обласканной – и все-таки узницей. Независимость требует денег. У отца их не было, и заработать свои он ей тоже не позволял.

Почему она не восстала? Не сбежала из дома, не прибилась к бродячему цирку? Все очень просто – в то время жизнь шла по правилам, и большинство людей их соблюдало. Через десять лет – даже через два года – все переменилось. Традиции затрещали по всем швам. Но в тот момент Ханна оказалась в ловушке. Как андерсеновский соловей, сидела она в золотой клетке, слишком несчастная, чтобы петь, накрытая облаком тоски – пока ее не подхватывала очередная волна лихорадочной энергии.

В то утро в бургундской гостиной Ханна как раз переживала период активности. Сидела за столом, спиной к Эммелин и Фэнни, стенографировала «Британскую энциклопедию» и так погрузилась в работу, что даже не обернулась, когда Фэнни вскрикнула:

– Ай! Слониха!

Эммелин, задыхаясь от смеха, свалилась на кушетку, а Фэнни рухнула в кресло. Сбросила туфли и начала рассматривать пострадавший палец.

– Теперь распухнет, – недовольно сказала она.

Эммелин заливалась хохотом.

– Я ни в одни туфли не влезу! А скоро бал! – негодовала Фэнни.

Каждая жалоба вызывала у Эммелин новый взрыв смеха.

– Эммелин! – возмущенно заявила Фэнни. – Ты отдавила мне палец! Могла бы хоть извиниться!

Эммелин попыталась взять себя в руки.

– Ладно… извини… – выдавила она. Закусила губу, но смех опять прорвался наружу. – Ну я же не виновата, что ты все время ставишь ноги куда попало. Если б они еще не были такими большими… – и она опять расхохоталась.

– Между прочим, – дрожащими от обиды губами вымолвила Фэнни, – мистер Койлер из «Харродз» сказал, что у меня изящная ножка.

– Конечно. Потому что на твоих туфлях он зарабатывает вдвое больше, чем на обуви для других дам.

– Ах ты неблагодарная маленькая…

– Брось, Фэнни, – все еще всхлипывая от смеха, сказала Эммелин. – Это же шутка! Конечно мне жаль, что я наступила тебе на ногу.

Фэнни только фыркнула.

– Давай еще повальсируем. Обещаю быть повнимательней.

– Верится с трудом, – недовольно ответила Фэнни. – Нет, мне надо поберечь палец. Не удивлюсь, если он сломан.

– Быть не может. Я просто слегка на него наступила. Дай посмотрю.

Фэнни подогнула под себя ногу, спрятав ее от Эммелин.

– Ты уже сделала все, что могла.

Эммелин побарабанила пальцами по спинке кресла.

– А с кем же я отрепетирую танец?

– Не волнуйся. Двоюродный дедушка Бернард совсем слепой, а троюродный кузен Джереми не интересуется ничем, кроме разговоров о войне.

– Я вовсе не собираюсь танцевать с дедушками!

– А у тебя выбора не будет.

– Посмотрим, – высокомерно пообещала Эммелин. Фэнни сдвинула брови.

– Что ты имеешь в виду?

– Бабушка уговорила Па пригласить Лакстонов, – широко улыбнулась Эммелин.

– Теодор Лакстон приезжает? – вскрикнула Фэнни.

– Правда, здорово? – Эммелин схватила Фэнни за руки. – Па считал, что неудобно приглашать на первый бал Ханны деловых партнеров, но бабушка настояла.

– Господи! – воскликнула покрасневшая от волнения Фэнни. – Как интересно! Наконец-то хоть какое-то разнообразие. Надо же – Теодор Лакстон!

– Теперь понимаешь, почему мне надо научиться танцевать?

– Не надо было наступать мне на ногу!

– Ну почему, почему нам не разрешили брать уроки в школе танцев? Никто не станет со мной вальсировать, если я не буду знать нужных па.

Фэнни подозрительно сладко улыбнулась.

– Конечно, ты не очень хорошо танцуешь, Эммелин. Но не стоит переживать. У тебя не будет недостатка в партнерах.

– Да? – переспросила Эммелин с видом человека, привыкшего к комплиментам.

Фэнни потерла палец под чулком.

– Все приглашенные на бал джентльмены обязаны танцевать с дочерьми хозяина. Даже со слонихами.

Эммелин надулась.

– Я помню свой первый бал, как будто это было вчера, – с ностальгией пожилой женщины продолжила довольная своей маленькой победой Фэнни.

– Думаю, при твоих красоте и грации, – отозвалась, закатив глаза Эммелин, – молодые люди выстраивались в очередь, чтобы потанцевать с тобой.

– Наоборот. Я никогда не видела столько стариков, стремящихся побыстрей отдавить мне пальцы, вернуться к своим пожилым женам и заснуть. Такое разочарование! А молодые люди все были на войне. К счастью, Годфри не взяли на фронт из-за бронхита, а то мы никогда бы не встретились.

– Вы полюбили друг друга с первого взгляда?

Фэнни сморщила нос.

– Конечно же нет! Годфри чувствовал себя ужасно и большую часть вечера провел в уборной. Мы станцевали только раз. Кадриль. С каждым па он все больше зеленел и наконец куда-то испарился. Я тогда страшно разозлилась. Мне было ужасно неловко. Потом мы не виделись несколько месяцев. А поженились только через год. – Фэнни вздохнула. – Самый длинный год в моей жизни.

– Почему?

Фэнни задумалась.

– Я отчего-то решила, что после первого бала моя жизнь изменится.

– И что, изменилась?

– Да, но совсем не так, как я ожидала. Это было просто ужасно. Официально я считалась взрослой, но не могла ни ходить, куда хочу, ни делать, что хочу, без того, чтобы леди Клем или другая старая зануда не сунула нос в мои дела. День, когда Годфри сделал мне предложение, стал счастливейшим в моей жизни. Бог услышал мои молитвы.

Эммелин, не в силах представить, что Годфри Викерс – толстый, лысый и неопрятный – может быть ответом на чьи-то молитвы, сморщила нос.

– Серьезно?

Фэнни настойчиво глядела Ханне в спину.

– Когда ты замужем, люди относятся к тебе по-другому. Стоит мне только представиться: «миссис Викерс», и все понимают, что перед ними не сопливая девчонка, а солидная дама.

Ханна продолжала яростно стенографировать.

– Я рассказывала тебе про медовый месяц? – снова обратив внимание на Эммелин, спросила Фэнни.

– Всего лишь тысячу раз.

Ее сарказм не остановил Фэнни.

– Флоренция – самый романтический иностранный город, который я когда-либо видела.

– Флоренция – единственный иностранный город, который ты когда-либо видела.

– Каждый вечер после ужина мы с Годфри прогуливались вдоль реки Арно. В маленьком ювелирном магазинчике на Понте Веккио он купил мне дивное ожерелье. В Италии я почувствовала себя другим человеком. Переродилась. Однажды мы поднялись на смотровую площадку форта Бельведер и оглядели оттуда всю Тоскану. Я даже всплакнула – так это было красиво. А картинные галереи! Их столько, что за один приезд никак не обойти. Годфри обещал свозить меня туда еще раз, как только сможет. – Фэнни быстро взглянула на Ханну, которая не отрывалась от своих записей. – А каких людей встречаешь во время путешествия! На корабле мы познакомились с человеком, который направлялся в Каир. Никогда не угадаете, зачем. Искать зарытые сокровища! Я даже не сразу ему поверила. Оказалось, древние украшали своих мертвецов, прежде чем похоронить. Я даже не знаю, зачем. Столько драгоценностей пропадало зря… Доктор Хэмфрис сказал – что-то связанное с религией. Он рассказал нам столько интересного и даже приглашал на раскопки, если нам случится попасть в те края. – Ханна перестала писать. Фэнни подавила торжествующую улыбку. – Годфри, правда, заподозрил, что этот тип морочил нам голову, но слушать его было крайне интересно.

– А он был симпатичный? – спросила Эммелин.

– О да! – оживилась Фэнни. – Он… – и замолчала, вспомнив о своей задаче. Неохотно вернулась к задуманному сценарию. – За два месяца брака я получила больше впечатлений, чем за всю предыдущую жизнь. – Она осторожно, из-под ресниц, поглядела на Ханну и выкинула козырную карту. – Что интересно: пока я не вышла замуж, я считала, что, приобретая супруга, девушка теряет себя. Оказалось – совсем наоборот. Я никогда не чувствовала себя такой… самостоятельной. К замужней женщине относятся совсем по-другому. Никто не возражает, если я хочу пойти прогуляться. Наоборот, меня еще просят приглядывать за тобой или Ханной, пока вы не выйдете замуж. Вам повезло, что рядом с вами я, а не какая-нибудь кислая тетушка, – закончила она.

Эммелин закатила глаза. Фэнни не заметила. Она смотрела на Ханну – та уже давно отложила ручку и блокнот.

Глаза Фэнни блеснули от удовольствия. Она осторожно натянула туфлю на пострадавшую ногу.

– Ну ладно, с вами хорошо, но пора и честь знать. Муж скоро вернется с прогулки, и мне уже не терпится поговорить с кем-нибудь… повзрослее.

Она покровительственно улыбнулась, вскинула голову и вышла из комнаты. Впечатление, правда, чуть портила легкая хромота.

Эммелин завела новую пластинку и уже в одиночку закружилась в вальсе. Ханна все сидела за столом и глядела в окно на бескрайние поля. Вытирая подоконник, я посмотрела на размытое отражение в стекле и поняла, что она о чем-то глубоко задумалась.

* * *

На следующей неделе прибыли гости. По традиции хозяева должны были организовать для них всевозможные развлечения. Одни гуляли по имению, другие играли в бридж в библиотеке, а третьи, самые энергичные, даже фехтовали в гимнастическом зале.

Леди Вайолет так устала, устраивая бал, что ее здоровье пошатнулось, и ей пришлось вернуться в постель. Зато леди Клементина, казалась, успевала сразу везде. Привлеченная звоном и блеском шпаг, она посиживала даже в зале, в черном кожаном кресле, наблюдая за фехтующими. Однажды, подавая чай, я застала ее там за приятной беседой с Саймионом Лакстоном.

– Ваш сын прекрасно фехтует, – заметила леди Клементина, указывая на одного из людей в масках. – Для американца.

– Возможно, он говорит с акцентом, однако уверяю вас, леди Клементина, в душе он истинный англичанин.

– В самом деле?

– И фехтует он, как англичанин, – хвастливо сказал Саймион. – С обманчивой простотой. Именно так он и победит на выборах.

– Я слышала, что его выдвинули в кандидаты. Вы, наверное, очень гордитесь.

Саймион раздулся еще больше обычного.

– Моего сына ждет блестящее будущее.

– Наверняка. Он олицетворяет собой все то, что мы, консерваторы, хотим видеть в члене парламента. На последнем чаепитии женщин-консерваторов мы обсуждали досадную нехватку серьезных, положительных мужчин, готовых претворить в жизнь планы Ллойд Джорджа. – Она одобрительно посмотрела на Тедди. – Ваш сын именно то, что нужно, и я бы его с удовольствием поддержала. – Леди Клементина глотнула чаю. – Разве что с женой проблемы…

– Никаких проблем, – отмахнулся Саймион. – Тедди не женат.

– Вот именно, мой дорогой мистер Лакстон, вот именно.

Саймион нахмурился.

– Не все леди придерживаются столь свободных взглядов, как я. Им кажется, у холостяков слишком много слабостей. А в Англии всегда дорожили семейными ценностями. Мужчина средних лет, неженатый… дамы примутся сплетничать.

– Он просто не встретил подходящей девушки.

– Разумеется, мистер Лакстон. И мы с вами прекрасно об этом знаем. А вот остальные леди… Представьте: они посмотрят на вашего сына, увидят красивого мужчину, обладающего массой достоинств, но по какой-то причине до сих пор неженатого. Мы не можем обвинять их, если они начнут гадать – почему. Предположат, к примеру, что Тедди вообще не интересуется женщинами…

Саймион возмущенно покраснел.

– Мой сын вовсе не… Никого из Лакстонов в жизни не обвиняли в…

– Конечно, нет, мистер Лакстон, – терпеливо согласилась леди Клементина. – Сама я даже не предполагаю ничего подобного. Но другие дамы… Им хочется твердо знать, что мужчина есть мужчина. А не… эстет, – леди Клементина тонко улыбнулась и поправила очки. – В любом случае, все не так страшно, у нас впереди много времени. Тедди еще молод. Сколько ему, двадцать… пять?

– Тридцать один.

– О! Значит, не так уж и молод. Ну не важно.

Леди Клементина прекрасно умела держать паузу. Она снова засмотрелась на поединок.

– Уверяю вас, леди Клементина, с Тедди все в порядке. Он пользуется большим успехом у женщин. И, придет время, обязательно выберет себе невесту.

– Рада слышать, мистер Лакстон, – не отрывая взгляда от фехтующих, кивнула леди Клементина. – Я просто надеюсь, что это время придет как можно раньше, для его же собственного блага. И что невесту он выберет правильно.

Саймион удивленно вздернул брови.

– Мы, англичане, – большие традиционалисты. Ваш сын обладает массой достоинств, но кое-кто, особенно из партии консерваторов, может решить, что он излишне современен. Надеюсь, Теодор найдет жену, которая внесет в их брак чуточку больше, чем свои честь и достоинство.

– Что же может быть важнее достоинств невесты, леди Клементина?

– Ее имя, ее семья, ее родословная. – Леди Клементина глядела, как противник Тедди наносит удар и выигрывает бой. – Возможно, в остальном мире этому уже не придают большого значения, но тут, в Англии, такие вещи по-прежнему в цене.

– Вкупе с непорочностью невесты, я надеюсь, – сказал Саймион.

– Безусловно.

– И почтительностью.

– Несомненно, – без особой убежденности подтвердила леди Клементина.

– Моему сыну не годятся все эти современные дамочки, – облизнув губы, сообщил Саймион. – Мы, Лакстоны, любим таких, которые понимают, кто в доме хозяин.

– Разумеется, мистер Лакстон.

Саймион захлопал противникам.

– Если бы только знать, где найти подходящую девушку.

– А вам не кажется, мистер Лакстон, – не глядя на собеседника, отозвалась леди Клементина, – что иногда люди ищут сокровище, которое лежит прямо у них под носом?

– Кажется, леди Клементина, – не разжимая рта, улыбнулся Саймион. – Еще как кажется.

* * *

В ту пятницу я не прислуживала за обедом и потому больше не сталкивалась с Тедди и его отцом. Нэнси доложила, что поздно ночью они бурно обсуждали что-то на втором этаже, но о чем говорили – кто его знает. Утром в субботу, когда я вошла в гостиную подтопить камин, Тедди уже сидел на диване в своем обычном жизнерадостном расположении духа.

Читал утреннюю газету и с веселым изумлением наблюдал за тем, как леди Клементина возмущается цветами. Они только что прибыли из Брэйнтри – восхитительные свежие розы. Одна беда – леди Клементина заказала георгины. Легко представить себе ее настроение.

– А ну-ка, – сказала она при виде меня, – найди-ка мне мисс Хартфорд. Она обязана посмотреть на это безобразие.

– Мне кажется, мисс Хартфорд собиралась покататься на лошади, леди Клементина.

– Даже если она собиралась принять участие в скачках на кубок «Гранд нэшнл», меня это не волнует. Ей необходимо взглянуть на цветы.

И пока остальные дамы вкушали завтрак в постелях, не спеша стряхивая остатки ночного сна, Ханне пришлось срочно явиться в гостиную. Полчаса назад я самолично помогла ей одеться в костюм для верховой езды, и теперь она напоминала загнанную лису в отчаянных поисках выхода. Леди Клементина бушевала, а Ханна, равнодушная к проблеме роз и георгинов, только кивала да бросала тоскливые взгляды на судовые часы.

– И что же нам делать? – вопросила наконец леди Клементина. – Заказывать новые уже некогда.

Ханна вовремя перевела на нее глаза и глубокомысленно поджала губы.

– Думаю, придется обойтись тем, что есть, – с притворным смирением ответила она.

– А ты – ты это вытерпишь?

– Если должна – значит, вытерплю, – изобразила покорность судьбе Ханна. Выждала для приличия несколько секунд и радостно продолжила:

– Ну, если с этим – все…

– Пойдем наверх, – перебила ее леди Клементина. – Я покажу тебе, как ужасно они выглядят в бальном зале. Ты просто не поверишь…

Леди Клементина снова пустилась ругать цветы, а Ханна сникла прямо на глазах. Одна только мысль о дальнейших дебатах привела ее в ужас.

Сидящий на диване Тедди осторожно покашлял и отложил газету на стол.

– Сегодня такой прекрасный зимний день, – сказал он, ни к кому не обращаясь. – Хорошо было бы прокатиться. Поглядеть имение.