Глава четвертая ДЕТРИТОВАЯ БАЛКА 1 страница
Пустыня – место откровений, генетически и физиологически чуждое, чувственно аскетичное, эстетически абстрактное, исторически враждебное… Ее очертания отличаются мощью и наводят на размышления. Разум поражен светом и пространством, необычностью сухости, высокой температуры и ветра. Небо пустыни окружает, оно величественно и ужасно. В других местах граница неба изломана или скрыта, а здесь, вместе с пространством над головой, она несоизмеримо огромней, чем в сельской местности или в лесах… В ничем не прикрытом небе облака кажутся более массивными, иногда грандиозно отражающими изгибы земной поверхности на своей впалой нижней части. Угловатость пустынного ландшафта придает облакам и земле монументальность…
В пустыню уходят пророки и отшельники, через нее идут пилигримы и изгнанники. Здесь основатели великих религий искали целительных и духовных преимуществ уединения – не для того, чтобы уйти от реальности, но чтобы обнаружить ее.
Пол Шепард «Человек и местность: исторический обзор эстетики природы»
Медвежий мак, Arctomecon californica, – дикий цветок, который во всем мире можно найти лишь в единственном уголке пустыни Мохаве. Поздней весной он быстро распускает нежные золотистые лепестки, но большую часть года неприметно стелется по раскаленной земле. Arctomecon californica настолько редок, что занесен в Красную книгу. В октябре 1990 года, более чем через три месяца после того, как МакКэндлесс покинул Атланту, рейнджер из Службы национальных парков Бад Уолш был направлен в отдаленные районы национальной зоны отдыха Озеро Мид для подсчета кустов медвежьего мака, чтобы федеральное правительство могло лучше понять, насколько они редки.
Arctomecon californica произрастает только на богатой гипсом почве того типа, что в изобилии встречается вдоль южного берега озера Мед, так что Уолш для ботанических изысканий привел свою группу рейнджеров именно туда. Они свернули с Темпл Бар Роуд, проехали три километра по руслу Детритовой балки, припарковались неподалеку от озера и начали взбираться на крутой восточный берег, по склону из крошащегося белого гипса. Через несколько минут, когда они были уже высоко, случилось так, что один из рейнджеров сделал паузу, чтобы перевести дыхание, и оглянулся. «Эй! Посмотрите-ка! – воскликнул он. – Что это за чертовщина?»
На краю сухого русла, в гуще соляных кустов, неподалеку от которых они припарковались, под куском серого брезента покоилось нечто крупное. Когда рейнджеры стащили покров, они обнаружили старый желтый Дацун без номеров. Записка, прикрепленная к лобовому стеклу, гласила: «Этот кусок дерьма мне не нужен. Любой, кто его сможет вытащить, пусть забирает себе».
Дверь оказалась незапертой. Панели и пол были заляпаны грязью, в основном – следами недавнего наводнения. Заглянув внутрь, Уолш нашел гитару Гианини, кастрюлю с $4,93 мелочью, футбольный мяч, мусорный мешок, набитый старой одеждой, рыболовные снасти, новую электробритву, губную гармошку, набор соединительных кабелей, одиннадцать килограммов риса и ключи зажигания, спрятанные в бардачке.
Рейнджеры обыскали местность в поисках «чего-нибудь подозрительного» и ушли. Через пять дней другой полицейский вернулся к брошенному автомобилю, без проблем завел его от своего аккумулятора и пригнал на стоянку Национальной ремонтной службы в Темпл Бар. «Он несся со скоростью сто километров в час, – вспоминает Уолш. – Сказал, что это – машинка для чемпиона». В поисках владельца рейнджеры разослали телетайпные сообщения и пробили номер двигателя по базам данных, чтобы выяснить, связан ли Дацун с какими-либо преступлениями. Они ничего не нашли.
Шаг за шагом рейнджеры отследили серийный номер машины до корпорации Герц. Там заявили, что подержанный автомобиль был продан много лет назад, и они не имеют на него претензий. «О, круто! – подумал Уолш. – Подарок от дорожных богов! На нем можно отлично работать под прикрытием с наркоторговцами». Так и случилось. Более трех лет парковая служба использовала Дацун для приобретения агентами наркотиков, в результате последовало немало арестов в криминализированной зоне отдыха, включая задержание оптового торговца метамфетамином, работавшего на стоянке для жилых автоприцепов около Буллхед Сити.
«Старичок до сих пор наматывает немало километров, – гордо говорит Уолш через два с половиной года после обнаружения Дацуна. – Капни в него бензина на несколько баксов, и он проездит целый день. Очень надежный. Я удивлен, почему до сих пор никто не вернулся за ним».
Дацун, конечно, принадлежал Крису МакКэндлессу. Выехав на запад из Атланты с головокружительной скоростью, как и подобает адепту трансцендентализма[19], 6 июля он прибыл в Зону отдыха «Озеро Мед». Игнорируя надписи, строго запрещающие съезжать с дороги, он свернул с проезжей части в широкую песчаную балку и проехал три километра по направлению к южному берегу озера. Температура была почти 50 градусов по Цельсию. Голая пустыня широко распростерлась, дрожа в знойном мареве. Окруженный кактусами, колючим кустарником и забавной суетой ошейниковых игуан, МакКэндлесс установил палатку в жалкой тени тамариска, греясь в лучах обретенной свободы.
Детритовая балка тянется на восемьдесят километров от озера Мид до гор к северу от Кингмана, собирая воду с солидной территории. Большую часть года она суха как мел. Летом, однако, перенагретый воздух поднимается над выжженной землей, как пузыри со дна кипящего котла, устремляясь в небеса бурными завихряющимися струями. Зачастую восходящие потоки образуют крепкие кучевые облака на высоте девяти километров и выше. Через два дня после того, как МакКэндлесс разбил лагерь у озера Мед, необычайно мощная завеса грозовых туч возникла в полуденном небе, и страшный ливень обрушился на Детритовую долину.
Лагерь МакКэндлесса стоял у края балки, на пол метра выше основного русла, и когда шквал коричневой воды обрушился с высоких равнин, он едва успел схватить палатку и вещи, чтобы их не смыло. Увы, ехать на автомобиле было некуда – единственный путь отступления превратился в мощную пенящуюся реку. Наводнение не смогло унести автомобиль или даже причинить ему серьезные повреждения. Но вода залила двигатель, и когда МакКэндлесс попытался завести мотор, это ему не удавалось, и в нетерпении он окончательно разрядил аккумулятор.
Теперь у него не было возможности завести Дацун. Чтобы вывести автомобиль обратно на трассу, МакКэндлесс должен был известить власти о происшедшем. При этом едва ли удалось бы избежать докучных вопросов: Почему он проигнорировал предупреждения и свернул с дороги? Знал ли он, что регистрация автомобиля истекла два года назад, и с той поры не возобновлялась? В курсе ли он, что его водительское удостоверение тоже просрочено, а машина не застрахована?
Правдивые ответы на эти расспросы вряд ли бы понравились рейнджерам. МакКэндлесс мог попытаться объяснить, что он был ответственен перед законами высшего порядка – будучи новообращенным последователем Генри Дэвида Торо, он воспринял как евангелие его эссе «Гражданское неповиновение», а потому считал моральным долгом пренебрегать законами штата. Было крайне маловероятно, что представители федеральных властей смогут разделить подобную точку зрения. Его ожидали тонны бюрократических бумажек и штрафы. Родителей, вне всяких сомнений, известят. Но был один путь, позволяющий избежать осложнений – просто оставить Дацун и продолжить одиссею пешком. Именно так он и поступил.
Крис не чувствовал растерянности. Напротив, он ощутил душевный подъем, восприняв наводнение как повод избавиться от ненужного багажа. Он старательно укрыл автомобиль брезентом, снял и спрятал номерные знаки штата Виргиния. Закопал свой винчестер для охоты на оленей и несколько других вещей, рассчитывая при необходимости вернуться за ними позже. Затем он совершил поступок, который могли одобрить и Торо, и Толстой – сложил из всех оставшихся у него купюр кучку на песке – жалкий шалашик из бумажек номиналом не более двадцати долларов – и бросил в нее спичку. Сто двадцать три доллара в казначейских билетах быстро превратились в дым и пепел.
Мы знаем об этом, поскольку МакКэндлесс записал сожжение денег и большинство дальнейших событий в путевой журнал, который он впоследствии оставил у Уэйна Вестерберга перед тем, как отправиться на Аляску. Хотя тон этого журнала, написанного от третьего лица напыщенным, самостным стилем, зачастую скатывался к мелодраме, доступные свидетельства указывают, что МакКэндлесс не искажал фактов. Его кредо было всегда говорить только правду.
Упаковав немногие оставшиеся вещи в рюкзак, 10 июля МакКэндлесс отправился в поход вокруг озера Мед. Как он позже отметил в записях, это оказалось «ужасной ошибкой… В разгар июля жара становится безумной». Страдая от теплового удара, он смог застóпить несколько туристов, проплывавших мимо на лодках, и они его отвезли в залив Солвиль – причал у западной оконечности озера, где он вышел на дорогу с поднятым пальцем.
Следующие два месяца МакКэндлесс бродил по Западу, порой наслаждаясь обществом случайных попутчиков, очарованный грандиозностью и мощью пейзажа, и взволнованный незначительными столкновениями с законом. Отдавшись на волю случая, он добрался автостопом до озера Тахо, путешествовал по Сьерра Невада, и за неделю прошел на севере маршрут Пасифик Крест, после чего вновь вышел на трассу.
В конце июля его подвез человек, назвавшийся Безумным Эрни. Он предложил МакКэндлессу работу на ранчо в северной Калифорнии. На фотографиях этого места видна некрашеная развалюха, вокруг которой бродят козлы и куры, окруженная матрасными пружинами, сломанными телевизорами, тележками из супермаркетов, старыми электроприборами и горами прочего мусора. После того, как он проработал там одиннадцать дней вместе с другими бродягами, МакКэндлесс понял, что Эрни не собирается ему платить, так что он украл из стойки во дворе красный десятискоростной велосипед, доехал до Чико и бросил его на парковке торгового центра. Затем он возобновил бесконечные странствия, стóпя на севере и западе через Ред Блафф, Вевервилль и Уиллоу Крик.
В Аркате, штат Калифорния, среди влажных зарослей мамонтовых деревьев у тихоокеанского побережья, МакКэндлесс свернул направо по трассе 101 и направился к океану. В десяти километрах от границы Орегона, около города Орик, пара бродяг в старом фургоне сверялись с картой, когда они заметили парнишку, сидящего в кустах у обочины. «На нем были длинные шорты и очень дурацкая шляпа», – рассказывает Джен Буррс, сорокаоднолетняя резиновая бродяга, которая путешествовала по Западу вместе со своим дружком Бобом, продавая безделушки на блошиных рынках. «У него была книжка о растениях, и он с ней сверялся, собирая ягоды в трех с половиной литровый молочный кувшин с отбитой крышкой. Он выглядел довольно жалко, и я крикнула – Эй, хочешь поехать куда-нибудь? Думала, мы можем накормить его или что-нибудь в этом роде.
Мы разговорились. Он оказался приятным парнишкой. Сказал, что его зовут Алекс. И он был чудовищно голоден. Голоден, голоден, голоден. Уж можете мне поверить. Но по-настоящему счастлив. Сказал, что питается съедобными растениями, о которых вычитал в книжке. Вроде как очень этим гордился. Говорил, что шляется по стране, ищет старых добрых приключений. Рассказал, что бросил свой автомобиль и сжег деньги. Я спросила, зачем он это сделал. Он ответил, что не нуждается в деньгах. У меня есть сын того же возраста, мы не общаемся уже несколько лет. И я сказала Бобу: „Чувак, мы должны взять парнишку с собой. Ты должен обучить его кое-чему“. Мы подвезли Алекса до Орик Бич, где тогда жили, и он остался с нами на недельку. Он был по-настоящему хорошим парнем. Мы его очень ценили. Когда он уезжал, мы не рассчитывали услышать о нем снова, но он счел нужным поддерживать связь. Следующие полгода Алекс посылал нам открытки каждые один-два месяца».
Из Орика МакКэндлесс отправился вдоль берега на север. Он миновал Пистол Ривер, Кус Бэй, Сил Рок, Манзаниту, Асторию, Хокиам, Хамптулипс, Куитс, Форкс, Порт Анджелес, Порт Таунсенд, Сиэтл. «Он был один, – как Джеймс Джойс писал о Стивене Дедале, своем художнике в молодости. – Он был неприметен, счастлив и близок к дикой сердцевине жизни. Он был одинок и молод и своенравен и необуздан, один среди просторов дикого ветра и соленых вод и морских раковин и спутанных водорослей и солнечного света, увязшего в сером тумане».
10 августа, вскоре после встречи с Джен Буррс и Бобом, МакКэндлесс был оштрафован за автостоп около Уиллоу Крик, в золоторудной местности к востоку от Эврики. С несвойственной ему беспечностью, когда офицер потребовал от него адрес постоянного проживания, он дал адрес своих родителей в Аннандейле. Неоплаченный штраф появился в почтовом ящике Уолта и Билли в конце августа.
Уолт и Билли, ужасно обеспокоенные исчезновением Криса, к тому времени уже обратились в полицию Аннандейла, которая им ничем не помогла. Когда штраф прибыл из Калифорнии, ими овладело исступление. Один из их соседей был генералом, директором Агентства Военной Разведки США, и Уолт обратился к нему за советом. Генерал связал его с частным сыщиком Петером Калиткой, который работал по контракту с АВР и ЦРУ. Он – лучший из лучших, уверял генерал. Если Крис находится именно там, Калитка отыщет его.
Сделав штраф из Уиллоу Крик отправной точкой расследования, Калитка провел тщательнейший поиск, прослеживая нити, которые вели вплоть до Европы и Южной Африки. Тем не менее, его усилия были бесплодными до декабря, когда из налоговых записей ему удалось выяснить, что Крис пожертвовал свой образовательный фонд в Оксфордский комитет помощи голодающим.
«Это нас действительно испугало, – рассказывает Уолт. – К тому моменту у нас не осталось никаких предположений о том, что было у Криса на уме. Штраф за автостоп ничего не объяснил. Он любил тот Дацун так сильно, что у меня не укладывалось в голове, как он мог бросить его и отправиться в путешествие пешком. Хотя теперь задним умом я понимаю, что это было неудивительно. Крис был приверженцем идей о том, что ты не должен иметь ничего, что не в состоянии унести на своих плечах».
В то время как Калитка разыскивал его следы в Калифорнии, МакКэндлесс был уже далеко, стóпя к востоку через Каскадные горы, через полынные нагорья и лавовые поля бассейна реки Колумбия, сквозь штат Айдахо в Монтану. Там, возле Кат Бэнка, он повстречал Уэйна Вестерберга, и к концу сентября работал на него в Картэйдже. Когда Вестерберга арестовали и работа прекратилась, МакКэндлесс направился прочь от наступающей зимы в теплые края.
28 октября он прибыл с дальнобойным грузовиком в Нидлс, штат Калифорния. «Счастлив, что добрался до реки Колорадо», – отметил МакКэндлесс в своем журнале. Затем он покинул трассу и направился пешком на юг, по пустыне, следуя речному руслу. Тридцати двух километровая прогулка привела его в Топок, штат Аризона, пыльный перевалочный пункт на трассе Интерстейт 40, где она пересекает границу Калифорнии. В городе он увидел выставленное на продажу подержанное алюминиевое каноэ, внезапно решил купить его и сплавился по реке Колорадо до Калифорнийского залива – почти на шестьсот сорок километров к югу, через мексиканскую границу.
Нижнее течение реки, от плотины Гувера до залива, мало напоминает необузданный поток, который прорывается сквозь Гран Каньон в четырехстах километрах выше Топока. Выхолощенная дамбами и каналами ирригации нижняя Колорадо лениво журчит от водохранилища к водохранилищу через самую жаркую и голую местность на всем континенте. МакКэндлесс был потрясен суровостью этого пейзажа, красотой солончаков. Пустыня обострила сладкую боль его устремлений, усилила и придала ей форму скудной земли и резких, косых световых лучей.
Из Топока МакКэндлесс погреб на юг через озеро Хавасу под багряными сводами неба, гигантскими и пустыми. Он ненадолго посетил реку Билла Уильямса, приток Колорадо, затем продолжил свой путь вниз по течению сквозь индейскую резервацию и заповедники Империал и Сибола. Он плыл мимо гигантских цереусов и солончаковых равнин, ночевал под нагромождениями голых докембрийских камней. В отдалении острые горы цвета шоколада плыли в мистических озерах миражей. Оставив на сутки реку, чтобы проследить за табуном диких лошадей, Крис наткнулся на знак, предупреждавший, что он вступает на запрещенную территорию испытательного полигона Юма, что его нисколько не напугало.
В конце ноября он проплыл через Юму, где остановился, чтобы пополнить съестные запасы и отправить письмо Вестербергу в Дом Славы – трудовое учреждение тюрьмы Сиу Фоллс, где тот отбывал свой срок. «Привет, Уэйн!» – начиналось письмо.
Как дела? Надеюсь, стало получше с тех пор, как мы в последний раз общались. Уже почти месяц я шляюсь по Аризоне. Какой чудный штат! Здесь найдешь сколь угодно фантастические виды, и климат великолепный. Но помимо привета главная цель этого письма – снова поблагодарить тебя за гостеприимство. Редко встретишь такого щедрого и душевного человека как ты. И все же иногда я думаю, что лучше бы мы не встречались. Путешествовать слишком легко, когда есть деньги. Было веселее, когда у меня не было ни гроша, и я должен был сам добывать себе еду. Однако теперь это невозможно без денег, так как сейчас здесь растет очень мало фруктов.
Пожалуйста, еще раз поблагодари Кевина за одежду, которую он дал мне. Без нее бы я замерз до смерти. Надеюсь, он передал тебе книгу. Уэйн, ты обязательно должен прочесть «Войну и мир». Я подразумевал это, когда утверждал, что ты по характеру выше почти всех людей, которых я встретил. «Война и мир» – очень сильная и насыщенная символами книга. В ней есть многое, что, уверен, ты сможешь понять. То, что недоступно большинству людей. Что же касается меня, я собираюсь еще некоторое время пожить моей теперешней жизнью. Свобода и простая красота ее слишком хороши, чтобы их упустить. Когда-нибудь я вернусь к тебе Уэйн и хоть немного отплачу за твою доброту. Может, ящиком «Джека Дэниэлса»? До тех пор я всегда буду вспоминать о тебе как о друге. Благослови тебя Бог.
Александр
Второго декабря он достиг плотины Морелос и мексиканской границы. Опасаясь, что его не пропустят из-за отсутствия документов, он пробрался в Мексику заплыв на каноэ в открытый шлюз плотины и соскользнув по водосбросу вниз. «Алекс быстро оглядывается, ища признаки опасности, – записано в его журнале. – Но его проникновение в Мексику либо не замечено, либо проигнорировано. Алекс торжествует!»
Его торжество, однако, длилось недолго. Ниже плотины Морелос река превращается в лабиринт оросительных каналов, болот и тупиковых протоков, среди которых МакКэндлесс постоянно терял путь:
Каналы ветвятся во множестве направлений. Алекс ошеломлен. Встречает работников канала, немного владеющих английским. Они ему говорят, что он продвигается не на юг, а на запад, и направляется в центр полуострова Баха. Алекс подавлен. Молит и настаивает, что должен существовать водный путь до Калифорнийского залива. Они смотрят на него как на идиота. Но затем между ними вспыхивает эмоциональный диалог, мелькают карты и карандаши. Через десять минут они вручают Алексу маршрут, который, несомненно, приведет его к океану. Он ликует, и надежда вновь наполняет его сердце. Следуя карте, он плывет назад, пока не находит Канал де Индепенденсиа, по которому двигается на восток. Согласно карте, этот канал разделяет пополам Канал Веллтеко, который должен повернуть на юг и впасть в океан. Но его надежды быстро угасают, когда канал заканчивается тупиком среди пустыни. Разведка показывает, однако, что Алекс попросту вернулся назад, в мертвое русло пересохшей реки Колорадо. Он обнаруживает другой канал примерно в полумиле с противоположной стороны русла. Он решает перетащить каноэ в этот канал.
Переноска каноэ и экипировки заняла почти три дня. Запись от пятого декабря гласит:
Наконец-то! Алекс, судя по всему, нашел канал Веллеко и плывет на юг. Беспокойство и страх возвращаются по мере того, как сужается канал.… Местные жители помогают перенести лодку вокруг преграды.… Алекс считает мексиканцев душевными, дружелюбными людьми. Гораздо более гостеприимными, чем американцы.…
6.12 Небольшие, но опасные водопады усеивают канал.
9.12 Все надежды рушатся! Канал не доходит до океана и просто исчезает в огромном болоте. Алекс совсем сбит с толку. Решает, что до океана недалеко, и надо попробовать прорваться через болото к морю. Алекс теряется, и вот уже он должен толкать каноэ через тростниковые заросли и тащить его по грязи. Положение отчаянное. На закате находит клочок сухой земли, чтобы переночевать на болоте. На следующий день, 10.12, Алекс продолжает поиски выхода к морю, но лишь еще больше запутывается, двигаясь кругами. Полностью подавленный и падший духом, вечером он ложится в каноэ и рыдает. Но затем по фантастической случайности он встречает мексиканских гидов по охоте на уток, которые владеют английским. Он рассказывает им про свою историю и поиск моря. Они говорят, что выхода к морю нет. Но затем один из них соглашается отбуксировать Алекса в свой базовый лагерь [на маленьком моторном ялике] и отвезти его вместе с каноэ [в кузове пикапа] к океану. Это чудо.
Охотники на уток довезли его до рыбацкой деревушки Эль Гольфо де Санта Клара. Оттуда МакКэндлесс вышел в море, направляясь на юг к восточному краю Калифорнийского залива. Достигнув своей цели, МакКэндлесс умерил темп, его настроение стало более созерцательным. Он фотографировал тарантула, печальные закаты, продуваемые ветрами дюны, длинные изломы береговой линии. Записи в журнале сделались короткими и поверхностными – менее сотни слов за весь последующий месяц.
14 декабря, устав от гребли, он втащил каноэ высоко на берег, вскарабкался на песчаниковый утес и разбил лагерь на краю пустынного плато. Он оставался там десять дней, пока сильные ветры не вынудили его искать убежище в пещере посередине обрывистого склона утеса, где он оставался еще десять дней. Он встретил новый год, любуясь полной луной, восходящей над Гран Десьерто – Великой Пустыней: 2735 квадратных километров движущихся дюн, самой большой песчаной пустыней Северной Америки. Днем позже он вновь поплыл вдоль бесплодного берега.
Журнальная запись от 11 января 1991 года начинается словами: «Очень судьбоносный день». Продвинувшись к югу, он вытащил каноэ на отмель вдалеке от берега, чтобы поглядеть на могучий прилив. Часом позже яростные шквалы обрушились из пустыни. Ветер и волны вынесли его в открытое море. Вода вокруг превратилась в хаос белых бурунов, угрожающих опрокинуть и поглотить утлое суденышко. Ветер стал ураганом. Белые барашки выросли в высокие, сокрушающие валы. «В великом отчаянии», – гласит журнал, –
Он кричит и колотит каноэ веслом. Весло ломается. У Алекса есть запасное. Он приходит в себя. Если потерять второе весло, он погибнет. Наконец, после невероятных усилий и множества проклятий, ему удается втащить каноэ на мол, и он на закате падает в измождении на песок. Этот случай убеждает Александра бросить каноэ и вернуться на север.
16 января МакКэндлесс оставил пузатую металлическую лодку на пружинистой поросли колосняка к юго-востоку от Эль Гольфо де Санта Клара, и направился пешком на север вдоль пустынного берега. Он не видел ни единого человека уже тридцать шесть дней. Все это время он питался лишь двумя с небольшим килограммами риса и тем, что удавалось добыть в море – опыт, который позднее убедит его, что он сможет просуществовать с подобными скромными запасами и на Аляске.
Он вернулся на границу США 18 января. Пойманный иммиграционной службой при попытке проникнуть в страну без документов, он провел ночь за решеткой, а затем состряпал историю, которая вызволила его из каталажки, где Крис вынужден был оставить свой револьвер 38-го калибра, «великолепный Кольт Питон, к которому он был очень привязан».
Следующие шесть недель МакКэндлесс путешествовал по юго-востоку США, от Хьюстона до побережья Тихого океана. Чтоб не обчистили темные личности, царящие на улицах и автострадах, где приходилось ночевать, он выучился закапывать свои деньги перед тем, как войти в город, и возвращаться за ними на обратном пути. 3 февраля, согласно его журналу, МакКэндлесс отправился в Лос Анджелес, «чтобы получить удостоверение личности и работу, но ощущает сильный дискомфорт в обществе и должен немедленно вернуться на дорогу».
Шесть дней спустя, разбив лагерь на дне Гранд Каньона вместе с Томасом и Карин, – подвозившей его молодой немецкой парой, МакКэндлесс написал: «Тот ли он Алекс, который отправился в путь в июле 1990 года? Недоедание и дорога дорого ему стоили. Похудел почти на 11 килограммов. Но его дух высок как никогда ».
24 февраля, через семь с половиной месяцев после того, как он бросил Дацун, МакКэндлесс вернулся в Детритовую балку. Парковая служба уже давно забрала автомобиль, но он откопал старые виргинские номера, SJF-421, и часть своих пожитков. Затем он добрался автостопом до Лас Вегаса и нашел работу в итальянском ресторане. «Александр зарыл свой рюкзак в пустыне 27.02 и вступил в Лас Вегас без денег и удостоверения личности», – рассказывает нам журнал.
Несколько недель он жил на улице вместе с бродягами, тунеядцами и алкашами. Но на Вегасе история не кончается. 10 мая он вновь почувствовал шило в заднице. Алекс бросил работу, откопал рюкзак и снова вышел на дорогу, обнаружив при этом, что если ты настолько глуп, что зарываешь фотоаппарат, в будущем не стоит рассчитывать на снимки. Поэтому у рассказа нет фотоиллюстраций с 10 мая 1991 года по 7 января 1992 года. Но это не важно. Истинный смысл – в опыте, воспоминаниях, великом ликующем удовольствии жизни на полную катушку. Господи, как здорово быть живым! Спасибо тебе. Спасибо.
Глава пятая БУЛЛХЕД СИТИ
Первобытный зверь был силен в Бэке, в жестоких условиях новой жизни он все рос и рос. Но это оставалось незаметным. Пробудившаяся звериная хитрость помогала ему сдерживать свои инстинкты.
Джек Лондон «Зов дикой природы»
Восславим Первобытного зверя!
И капитана Ахаба!
Александр Супербродяга
Май 1992
Надпись, найденная в заброшенном автобусе у тропы Стэмпид
Лишившись камеры, МакКэндлесс забросил не только фотографию, но и журнал, который он возобновил лишь в следующем году на Аляске. Поэтому о его путешествиях после ухода из Лас Вегаса в мае 1991 года известно немногое.
Из письма МакКэндлесса к Джен Буррс мы знаем, что он провел июль и август на орегонском берегу, возможно, неподалеку от Астории, где жаловался на «нестерпимые туманы и дожди». В сентябре он автостопом добрался по трассе 101 до Калифорнии и вновь ушел на восток в пустыню. В начале октября он попал в Буллхед Сити, штат Аризона.
Буллхед Сити – это община в оксюморонном[20] смысле этого слова, характерном для конца XX века. Не имея определенного центра, город представляет собой двенадцати километровую полосу беспорядочно разбросанных вдоль берегов Колорадо кварталов и торговых центров, напротив гигантских отелей и казино города Лафлин, штат Невада. Главная достопримечательность Буллхеда – трасса долины Мохаве, четыре асфальтовые полосы, вдоль которых выстроились автозаправки, ресторанчики быстрой еды, лавки хиромантов и магазины видео, авторемонтные мастерские и приманки для туристов.
В свете этого Буллхед Сити вряд ли мог произвести впечатление на последователя Торо и Толстого, который должен был презирать буржуазные увеселения типичных американцев. Тем не менее, МакКэндлесс полюбил город. Возможно, сказалась его тяга к люмпенам, кишевшим в местных парковках автофургонов, кемпингах и прачечных самообслуживания. А может быть, его покорили виды голой пустыни, окружавшей город.
Как бы то ни было, в Буллхеде МакКэндлесс приостановил свои скитания более чем на два месяца – возможно, самое долгое его пребывание на одном месте с тех пор, как он оставил Атланту, и до поселения в заброшенном автобусе на Аляске. В октябрьском письме Вестербергу, он говорит о Буллхеде: «Отличное местечко, чтобы провести зиму. Наконец-то я могу осесть и оставить бродячую жизнь. Посмотрим, что будет весной, когда у меня обыкновенно начинает шевелиться шило в заднице».
Эти слова он написал, уже имея настоящую работу – поджаривать Биг Маки в Макдональдсе на главной улице, куда он добирался на велосипеде. В дальнейшем МакКэндлесс вел совершенно обычную жизнь, и даже открыл счет в местном банке.
Интересно, что в Макдональдсе он представился не как Алекс, а как Крис МакКэндлесс, и дал нанимателю подлинный номер соцстраховки. Нетипичный отказ от легенды мог помочь родителям найти его, но в итоге остался без последствий, так и не обнаруженный частным сыщиком.
Через два года после того, как он потел над грилем под золотыми арками, коллеги почти не помнят Криса МаКэндлесса. «Одно всплывает в памяти – он имел пунктик по поводу носков, – говорит мясистый словоохотливый заместитель управляющего, Джордж Дризен. – Он никогда не надевал носков. Просто не мог. Но в Макдональдсе принято всегда носить стандартную обувь. А это подразумевает и носки. Крис подчинялся правилам, но едва заканчивалась смена, – вжик! Он тут же стягивал носки. То есть, вообще первым делом. Думаю, чтобы показать, что мы им не владеем. Но он был хорошим парнишкой, отличным работником. Очень надежным».