Равноименность и ее разновидности 1 страница

Вопрос о “равноименности” возник еще в древности. Его поставил впервые Демокрит (по свидетельству Прокла, комментатор! диалога “Кратил” Платона), когда он, доказывая правильное положение, что “имя не от природы”, апеллировал к “равноименности”. Демокрит, утверждая, что имена от установления, обосновывал это четырьмя умозаключениями, в том числе наличием равноименности: “различающиеся между собою вещи называются одним именем; стало быть, имя не от природы...”[116].

Вопрос о равноименности - очевидный факт любого языка, но случаи этой равноименности очень различны. Если мы сравним такие факты, как, с одной стороны: нос (“часть лица”) и нос (“пе­редняя часть лодки”), перо (“часть оперения птицы”) и перо (“метал­лическое острие как орудие письма”), стол (“вид мебели”) и стол (“подбор блюд”), голова (“часть тела людей, животных и рыб”) и голова (“единица счета скота”); с другой стороны: лук, (“орудие”) ид лук (“растение”); с третьей стороны: голубец (“иконописная краска”)| и голубец (“вид кушанья”), не считая прочих, то случаи равноимености явно распадаются на три категории:

1) нос, перо, стол, голова в любых значениях - это те же слова с разными - прямым и переносным - значениями;

2) лук и лук - разные слова, не имеющие ничего общего ни по происхождению, ни по функционированию;

3) голубец и голубец - слова, общие по происхождению от одно­го корня, но не имеющие отношений прямого и переносного значе­ний.

Сверх этих, к “равноименности” относят и случаи звукового совпадения разных частей речи, например: печь - глагол и печь - “место, где пекут”, где звуковое совпадение не сопровождается сов­падением грамматическим (печь, пеку, пек, пекущий и печь, печи, печью, печной и т.д.), или случаи типа три (числительное “З”) и три (глагол в императиве), где совпадение равноименности случайно получается только в одной (или, максимум, случайно в двух фор­мах: три и трем), причем никакого смыслового совпадения как лексического, так и грамматического в этих случаях не обнаружи­вается.

Наконец, к случаям “равноименности” причисляют и такие при­меры, как луг (ср. луга) и лук (ср. лука) или умолять (ср. молит) и умалять (ср. малый) и т. д., но это явления уже особого порядка, где и само “звуковое совпадение” требует иного понимания.

Если последние случаи отсеять, как не идущие к делу[117], то ос­тальные можно разбить на три группы:

1) нос, перо, стол, голова - это переносные значения того же слова, т. е. полисемия[118];

2) лук и лук - совпадение разных слов, т. е. омонимия;

3) голубец и голубец - это параллельные (хотя и не одновременные) образования слов из одного источника, где нет ни полисемии, ни совпадения различных слов.

ПОЛИСЕМИЯ

Полисемия, т. е. “многозначность”, свойственна большин­ству обычных слов. Это вполне естественно. Слова как названия могут легко переходить с одной вещи на другую или на какой-либо признак этой вещи или на ее часть. Поэтому вопрос о поли­семии - это, прежде всего вопрос номинации, т. е. перемены вещей при тожестве слова. Вопрос о сохранности и постоянстве понятия или его существенных признаков реализуется при полисемии по-разному.

Первый вопрос полисемии: что такое прямое и что такое пере­носное значение?

Переносное значение любого типа объяснимо (мотивировано) через прямое, но прямое значение непроизводных слов данного языка, где это слово существует, необъяснимо. В самом деле почему - нос лодки так называется? Потому что эта часть лодки находящаяся спереди и имеющая острую форму выделяющегося предмета, похожа на ту часть лица человека или морды животно­го, которая также находится впереди и имеет соответствующую форму.

А почему нос человека или животного так называется, исходя из данного языка, объяснить нельзя. Непроизводные слова прямого значения в том или ином языке даны, но необъяснимы; просто вот' “это” по-русски надо называть рот, по-английски the mouth, по-французски la bouche, по-немецки der Mund, по-киргизски ооз, по-мордовски (мокша) курга и т. д.

А “почему это так называется” - данный язык в его современ­ном состоянии ответа не дает.

Однако не надо думать, что всегда переносные значения - уже факты языка; часто переносные значения возникают как явления стилистические и именно литературно-стилистические, т. е. как тропы[119] образные выражения.

Различие языковых метафор, метонимий и т. п. и соответствен­ных поэтических тропов состоит в том, что троп является не пря­мым названием данной вещи, а лишь образным прозвищем, где сосуществуют два плана: прямое название и образное прозвище, что создает совмещение двух планов и образную “игру” совпадения и несовпадения прямого и переносного названий.

Так, если какой-нибудь писатель назвал девочку козочкой, то i это основано на подмене одного названия другим, так как “существо, именуемое девочкой”, так похоже на грациозную тонко­ногую, прыгающую козочку, что хочется словом козочка заменить слово девочка, и вот на совпадении и несовпадении двух планов (девочка - как козочка, девочка-козочка, козочка, т. е. девочка) и построен троп. В нем главное - средний объединенный член: де­вочка-козочка (или козочка-девочка), но оба плана (и девочка и ко­зочка, как таковые) налицо. Иное дело в языковой метафоре: она становится прямым названием данной вещи: нос лодки никак иначе назвать нельзя, как и корму (прямое значение)[120]. Конечно, можно говорить “описательно”: “передняя часть лодки” нос, но с тем же успехом и “задняя часть лодки” вместо корма. Иногда слово в переносном значении может образовать синоним иному прямому названию, но все же оно как языковой факт лишено образности и характера тропа.

Отсюда следствие: в языковых словарях переносные значения зарегистрированы, так как это факты языка, обязательные для всех говорящих на данном языке, а тропы не зарегистрированы.

Так, в “Толковом словаре русского языка” под редакцией д. Н. Ушакова под словом нос указано: “I. Орган обоняния, на­ходящийся на лице человека или на морде животного. 2. Перед­няя часть судна”[121]. При слове же козочка значение “девочка” не дано, так же как при других тропах, встречаемых в русской лите­ратуре.

МЕТАФОРА

Метафора[122] буквально “перенос”, т. е. самый типичный слу­чай переносного значения. Перенос наименования при метафоре основан на сходстве вещей по цвету, форме, характеру движения и т. п.

При метафорическом переносе значения меняется вещь, но понятие нацело не меняется: при всех метафорических измене­ниях какой-нибудь признак первоначального понятия остается;

так, в случае со словом гнездо прямое значение “жилище птицы”, а переносные: “человеческое сообщество” (“Ольгово храброе гнез­до далече залетело” - “Слово о полку Игореве”; “Дворянское гнездо” -Тургенев и т. п.), “отверстие в доске на дне лод­ки, в которое вставляется низ мачты”, “углубление в машине, куда вставлены оси или стержни”, “подбор слов от одного кор­ня”. Вещи, называемые здесь словом гнездо, очень разные; если углубление для постановки мачты и можно отожествить с углуб­лением в машине, то “домик птицы”, “человеческое общежитие” и “подбор однокорневых слов” сюда никак не подойдут. Однако признак “вместилища, охватывающего и объединяющего множе­ственность каких-либо предметов или вещей (яиц, птенцов, род­ственников, слов)”, сохраняется во всех случаях. Тем самым, во-первых, метафоры можно разгадывать, исходя из логического анализа, и, во-вторых, они образуют группы по принципу “па­раллельного включения”, т. е. каждое переносное значение вос­ходит к тому же самому прямому (как в случае гнездо).

Метафоры могут получаться из разных случаев схожести.

Таковы, например, метафорические термины, где перенос идет по сходству формы с названиями животных: быки у моста, лягушка (бензонасос в автомобиле), мушка на стволе ружья, лебедка в порту, утка (медицинский сосуд), гусеница трактора, собачка у ружья; или от названий частей тела: шейка, горлышко, ручка, ножка, плечо, кула­чок, головка, спинка; или от названий одежды, обуви и принадлеж­ностей: сапожок, башмак, муфта, рубашка (у карт), пояс (в геогра­фии), подошва горы; от названий простых орудий: салазки, ковш, ложка, вилка и т. п.

Такие слова, как кукушка (паровичок с пронзительным гудком), сирена (гудок), кнаклаут в немецком (гортанный взрыв), идут от сходства звуков.

Многие собственные имена также обязаны своим происхождением метафоре. Таковы, например, собачьи клички Шарик, Волной (по форме и характеру движений), Флейта, Лютня, Жалейка (по звуку); метафоричны по происхождению и многие имена людей| Вера, Надежда, Любовь, Лев, Петр (камень), Вольф (волк), Рахиль (овца), Дебора (пчела) и т. п.

ПЕРЕНОС ПО ФУНКЦИИ

Функциональный перенос имеет много общего с метафорой, так как он основан на сходстве, однако все же отличен от нее и имеет! свое особое место в полисемии.

Главное отличие метафоры от переноса по функции состоит в том, что метафорический перенос основан на сходстве материальной характеристики: на цвете, форме, характере “зримых” движений, т. е. на совокупности непосредственно воспринимаемых орга­нами чувств (особенно зрения) сходств того, с чего переносится название, на то, куда это название переносится.

При функциональном переносе общность не опирается на чисто материальное сходство: вещи могут быть совершенно разными и по форме и по цвету и т. д., объединяет их общность функ­ции. Так, гусиное перо (часть оперения птицы) передало свое название стальному перу не потому, что они оба заточены снизу, остры и имеют одинаковое движение, а потому, что у них общая функция: “орудие письма”. Эта общность и позволила не­схожему внешне предмету принять данное наименование.

То же со словом мануфактура (лат.), буквально значащим “то, что должно быть сделано рукой”. Постепенно на основе ручного труда возникли первые фабрики; к нашему времени производство механизировано и ручной труд ушел в историю ремесел, однако нас нисколько не смущает словосочетание “Трехгорная мануфактура”, относящееся к тому предприятию, где весь труд давно механи­зирован[123].

Ни говорящего, ни языковеда особенно не беспокоит выраже­ние автомобилистов выжать конус, хотя в современных автомоби­лях нет никакого конуса, а эта “функция” достигается выжиманием сцепления (соединение двух дисков).

Так же возможно говорить по-русски стрелять, не удивляясь, что стрел при этом нет, по-немецки die Flinte - “ружье”, хотя никакого кремня (Flint) в них нет; на этом же основан перенос названия слова гривна: 1) ожерелье (что на гриве, загривке -мето­нимия), 2) связка, например, шкурок пушных зверей (“20 гривен и 4 гривны кунами” - “Русская правда”, Карамзинский список, ст. 65), что служило единицей торгового обмена и мерилом нало­га и штрафа, и 3) монета: “вещь” пришла с востока, а название сохранилось свое, старое, перейдя по общности функции на но­вую вещь.

Совершенно так же в латинском языке слово pecus - “скот” породило слово pecunia - “деньги”, так как скотоводы-римляне измеряли доход первоначально в скоте, а позднее в деньгах, но функция оставалась та же.

В параграфе, посвященном этимологии, мы встретимся с тем, что западноевропейское elephant(us) - “слон” по происхождению то же слово, что и русское слово верблюд, хотя животные здесь названы разные: но, оказывается, была общая функция этих “вещей”, благодаря которой “слон” смог отдать свое имя “верблюду”.

В наше время дебаркадер (от фр. débarcadère - “пристань”) из débarquer - первоначально “вылезать из лодки (барки)”, как название пароходной пристани перешло на обозначение платформы, куда прибывают поезда; и, наоборот, вокзал - здание железнодо­рожной станции - перешло на обозначение пристани для пароходов (“речной вокзал”). Это могло произойти благодаря общности функции разных “вещей”. На том же основании нас не пугают такие выражения, как красные чернила или розовое белье (ведь черное не может быть красным, а белое - розовым), так как не в сходстве цвета или чего-нибудь иного материального, а в общности функции.

При переносе названия по функции мы можем еще более, чем при метафорическом, убедиться в том, что вещь меняется, а поня­тие, содержавшееся в данном слове, сохраняет кое-что из своих признаков и в отличие от метафоры обязательно существенный при| знак, функциональный.

МЕТОНИМИЯ

Метонимия[124] - такой перенос названия, который совершается не на основании сходства внешних или внутренних признаков прежней вещи и новой, а на основании смежности, т. е. соприкасания вещей в пространстве или во времени.

При метонимическом переносе меняется не только вещь, но н| понятие нацело.

Вот этому пример. Слово бюро имеет такую историю: французское bureau - первоначально “ткань из верблюжьей шерсти далее, тот “стол, который покрывался этой тканью”, а это было в средневековой Франции в суде и других “присутственных” местах ' (ср. конторское бюро), затем “комната с такими столами”, далее, “отдел учреждения” {машинное бюро, конструкторское бюро) или целое “учреждение” (лекционное бюро), “люди, работающие в этом учреждении” (всё бюро в сборе), и, наконец, “заседание этих людей” (бюро у нас по четвергам, на бюро постановили).

При метонимии лишь соседние звенья подобной цепи пере­носа названия поддаются объяснению, связь же последующих зве­ньев идет от одного к другому последовательно и опосредствован­но, что в корне отличает метонимию от метафоры.

Типичные случаи метонимий связаны с такими отношениями:

а) Одно в другом: слова класс, аудитория как названия помещений и как обозначение учащихся, сидящих в этих помеще­ниях (“просторный класс” - “внимательный класс”, “светлая ауди­тория” - “способная аудитория”; сюда же “торговый дом купцов Степеневых”, “весь зал аплодировал”, “Я три тарелки съел” и т. п.).

б) Одно на другом: стол - “мебель” и стол - “пища” (“диетический стол”), блюдо - “посуда” и блюдо - “кушанье” (“обед из трех блюд”), бумага - “материал, на котором пишут”, и бумага - “документ” (“Идем бумаги разбирать”, Грибоедов), номер - “цифра” и номер - “нумерованная комната в гостинице” или “одно из выступлений в концерте, помеченное номером на афише”.

в) Одно под другим: стол - “мебель” получил свое имя от стол - “нечто постланное”, то же самое в примере со словом бюро (см. выше).

г) Одно через другое: французское jalousie - жалю­зи - “оконные шторы из деревянных пластинок” от jalousie - “ревность” (того, кто подсматривал в окошко через створчатую штору).

д) Одно после другого или в результате дру­гого, процесс-результат; таковы все отглагольные су­ществительные типа: “прием студентов продолжен”, “набор книги занял три месяца” и “в этом году удачный прием в вузе”, “набор книги рассыпали”, “перевод книги - это сложная работа” и “он читал не перевод, а подлинник”. Иногда какой-нибудь из членов таких метонимий не употребляется, например, забор, уезд как на­звание не процессов, а лишь предметов, но “завоз товаров”, “переезд на новую квартиру” - названия процессов; переезд, проезд употреб­ляются и как названия соответствующих процессов, и как названия того места, где можно проехать или переехать, поэтому надпись: “Проезд закрыт” - двусмысленна: закрыто ли следование по данно­му пути или сам путь?

е) К этому типу близки и случаи: занятие, отрасль знания и объект знания или результат занятия, например: фотография - “за­нятие” и “карточка” (фото); механика, физика, грамматика, фонетика как “названия наук” и как “названия объектов наук” (“небес­ная механика”, “физика моря”, “внутренняя флексия типична для арабской грамматики”, “особенность русской фонетики в наличии твердых и мягких согласных” и т. п.).

ж) Материал-изделие: медь, серебро, золото как назва­ния металлов и как названия монет из них; то же самое бронза'. фарфор и изделия из них (“бронза XVIII века”, “Музей фарфора”);слово пломба происходит от лат. названия материала, из которого делают пломбы, - свинца (plumbum); в художественных музеях словами мрамор, бронза, глина, дерево, гуашь, акварель, пастель и т. п. обозначают типы скульптуры и живописи, т. е. “изделия данных материалов”.

з) Орудие-продукт, сделанный при помощи данного орудия; язык - “орган произношения” и язык - “речь” (“русею . язык”, “международный язык”, “национальный язык”); в английском языке реп не только “перо”, но “литературный стиль”, с русское выражение “бойкое перо”.

и) Место-изделие: херес, мадера, бордо, абрау-дюрсо, кюрасо - как названия вин и как географические пункты; гавал (“сигара”), панама (“шляпа”) и соответствующие географические пункты; Манчестер, бостон, мадаполам - как название тканей городов и т. п. (см. выше, § 7).

к) Место-историческое событие, происшедшее в данном месте: Бородино - место, где в 1812 г. произошло генераль­ное сражение русских войск с армией Наполеона и сам этот бой (ср. “Бородино” Лермонтова), Ватерлоо - деревня в Бельгии, где Напо­леон потерпел последнее поражение в 1815 г., и само это пораже­ние, употребляется почти в нарицательном смысле: “Это будет его Ватерлоо”, часто как место - происшествие, откуда с расширением значения “любое подобное происшествие”: Ходынка - поле под Москвой, где при коронации Николая II погибло много людей из-за давки - ходынка - “давка с жертвами”, Панама - республика в Центральной Америке, где при постройке канала были обнаружены злостные финансовые хищения, - панама - “крупная денежная афера на строительстве”.

л) Имя-общественное положение или характер: Карл (Великий) - король, Цезарь - цесарь (царь), кесарь; крез - от имени древнего лидийского царя Креза и т. д. (см. выше, в § 7 о собственных именах).

м) Имя-изделие: кольт, маузер, браунинг, наган, винчес­тер; форд, бьюик, паккард; макинтош, батист - как названия об­разцов оружия, машин, одежды, материи и имена их производи­телей; сюда же относятся и такие случаи, как френч, галифе - названия частей костюма, принятого при власти генералов Френча, Галифе, и т. п.

СИНЕКДОХА

Синекдоха[125] - такой перенос значения, когда, называя часть, имеют в виду целое или, называя целое, имеют в виду часть целого: поэтому римляне называли синекдоху pars pro toto - “часть вместо целого” или totum pro parte - “целое вместо части”. Часто синекдоху не выделяют из метонимий, так как у них много обще­го; в основе синекдохи лежит также смежность, однако сущест­венным отличием синекдохи является количественный признак соотношения того, с чего переносят наименование, и того, на что переносят наименование; один член такого соотношения всегда будет больше, шире, более общим, другой - меньше, уже, более частным.

Таковы соотношения:

а) Часть вместо целого: “сто голов скота”, “полк в сто штыков”, “эскадрон в сто сабель”; “Эй, борода!” (обращение к чело­веку с бородой); “Наш директор - голова” (т. е. “человек с голо­вой” - здесь и метонимия: содержащее вместо содержимого - го­лова вместо ум). Часто в качестве такой синекдохи используются детали костюма: чуйка -название погромщика-черносотенца, горо­ховое пальто - “шпик царской охранки”, кара-калпак - “черный колпак” - название народа, Красная Шапочка в сказке; еноты, бобры и т. д. в русской литературе XIX в. (лица по меху их воротни­ков и шуб).

Сюда же следует отнести такие случаи, как “останавливаться в гостинице”, т. е. “жить”, “машина делает четыре конца”, т. е. “четы­ре полных пути”. Часто единственное число для большей экспрес­сивности речи употребляется вместо множественного: “Покупатель, будь вежлив с продавцом!” и т. п.

б) Общее вместо отдельного: начальство в значении “начальник”, балык - из татарского “рыба” в значении “копче­ная спинка осетра, белуги”; первоначально я “во означало “вообще напиток, то, что пьют”, а квас - “квашеный продукт”, теперь

благодаря сужению значения по синекдохе - “специальные виды напитков”, а в) Род вместо вида, когда налицо также сужение значения: машинам значении “автомобиль”, насекомое в значении “вошь”, орудие в значении “пушка” и т. п.

ОМОНИМИЯ

От полисемии, когда налицо разные значения того же слова, следует отличать омонимию; омонимы[126] - это разные слова, имеющие одинаковый звуковой состав. В пределах омонимии в широком смысле следует различать:

1) Омофоны[127], т. е. такие случаи, как пруд и прут, слова, звучащие в именительном и винительном падежах одинаково, но имеющие разный состав фонем[128], что обна­руживается в других формах этих слов и в производных: прута - пруда, прутик - прудики т. п.

2) Омоформы, т. е. случаи, когда у двух слов совпадает и произношение и состав фонем, но лишь в одной форме или в отдельных формах; например, три - “З” и три! - повелительное наклонение от глагола тереть; трем - дательный падеж от числительного “З” и трем - 1-е лицо множественного числа настоящего времени от этого же глагола; или стекло - существительное в именительном падеже, стекла - в родительном падеже, стекло, стекла - глагол в прошедшем време­ни в среднем и женском роде. Все прочие формы таких слов, совпа­дающих в одной-двух формах, уже не совпадают (трех, тремя - трите, тру я т. п.; стеклу, стеклом, стекол и т. п. и стек, стекли, стеку и т.п.). В последнем примере и состав слова разный: сущест­вительное состоит из корнястекл- и падежной флексии -о или-а,а глагол - из приставкис-, корнятек-, суффикса прошедшего времени -л- и родовой флексии-о, -а. В случае же три (числительное) и три (глагол) состав слова совпадает, но и корни и флексии имеют разное значение.

Такие омоформы могут быть и однокорневыми, напри­мер существительные и глаголы печь, знать, где в примере печь состав слова в существительном и инфинитиве глагола одинаковый, но так называемый нулевой аффикс[129] означает разное: в глаголе это признак инфинитива, а в существительном - признак именитель­ного падежа единственного числа, в случае же знать и состав слова разный: в существительном корень [знат'] и нулевой аффикс, а в глаголе корень [зна-] и аффикс [-т'].

3) Собственно омонимы, которые, в свою очередь, могут распадаться на существенно различные группы:

а) Подлинные омонимы, т. е. слова, звучащие одинаково, имею­щие одинаковый состав фонем и морфологический состав (те же морфемы аффиксальные, но разные корни) и при этом и в слово­изменительных формах слова, но разное происхождение из двух ранее не совпадавших по звучанию слов, например: лук - “расте­ние” и лук - “оружие”, лама - “копытное животное” и лама - “тибетский священник”, балка - “овраг” и балка - “бревно”, град - “город” и град - “заледеневший дождь”, некогда - “когда-то” и некогда - “нет времени” и т. п.

Такие омонимы возникают в языке либо при заимствовании слов, либо как результат действия фонетических законов в своем языке.

Пример лук - “оружие” и лук - “растение” разъясняется так: в языке было свое слово, исконное ëѫҡъ со значением “изогнутого” (ср. однокорневое литовское laňkas - “лук”), где было носовое о, которое потом перешло по фонетическим законам в [у] (лук), а позднее было заимствовано из германских языков слово look (с “о долгим”), где германское “о долгое” было заменено через [у] в древ­нерусском языке. Так ранее несозвучные разные слова [лõк] и [lo:k] совпали в одинаково звучащем слове лук. Так же тюркское балка и немецкое Balken совпали в русском языке в омониме балка; испан­ское llama (льяма) и тибетское blаma - в русском слове лама; не­мецкое Brack - “бракованный продукт” и русское брак - супруже­ство (от áüðàòè; прежнее áüðàêú). В этих примерах благодаря звуко­вым изменениям при заимствовании чужих слов либо совпали два слова разных языков (лама, балка), либо свое слово совпало с заим­ствованным (брак, лук).

Однако благодаря фонетическим изменениям могут возни­кать омонимы и без заимствования. Например, некогда, где прежде различавшиеся гласные hи е совпали, и в результате нhкогда - “когда-то” и некогда - “нет времени” стали омонимами.

Таковы же омонимы, идущие от разных слов одного языка: ливер - “внутренности убойных животных, идущие в начинку пирогов и т. п.” (из английского liver с [i] кратким) и ливер ~ “трубка для насасывания жидкостей” (из английского lever с [i] долгим); штоф - “бутыль емкостью в одну десятую ведра” (из немецкого Stof) и штоф - “плотная ткань для обивки ме­бели” (из немецкого Stоff); а также от разных слов разных язы­ков: лак - “раствор смолы в спирте” (из итальянского lacca) и лак - “сто тысяч индийских рупий” (из новоиндийского lãkh). Совпадение своего слова с заимствованным можно продемон­стрировать примером лейка - “сосуд с носиком для поливания” и лейка - “фотоаппарат” (от немецкого Leika - усечение из Leizkamera по собственному имени Leiz).

Как подойти к решению вопроса, что данный случай - омо­нимия или полисемия, можно разъяснить следующим образом на примере слов лук - “оружие” и лук - “растение”.

Лук - “оружие”, и от того же корня в русском языке слова лука (седлá, реки), излучина, лукоморье - “изогнутый берег моря”, переносное: лукавый, лукавить, т. е. “действовать не прямо, а огибая что-то”, ясно, что это слово свое, имеющее большую словопроизводную семью. Сравним в родственных языках: в украинском лук, в польском łęk - “горный хребет”, “лука седла”[130], “лук” łuk и в литовском laňkas - “лук”. Это исконное слово сла­вянских языков, где в древнерусском (доисторического периода) и в старославянском было “оносовое” (лѫҡъ).

Лук - “растение”, в русском есть только производные: луко­вица, луковичные и т. п., но параллельных образований от этого корня нет.

В украинском “лук” - цибуля, в польском cebula[131] и łuk (заим­ствовано из русского). Зато в немецком наряду с Zwiebel (откуда украинское цибуля и польское cebula) есть Lauch из древнегерского look (с о долгим), откуда и было заимствовано в древнерус­ском языкеëîóêú[132].

б) Те случаи, когда от тех же корней или основ, независимо друг от друга, образованы “такие же слова”, т. е. в той же части речи и тех же совпадениях по словоизменению, например: голубец - “голубая краска” и голубец - “кушанье из фаршированной мясом капусты”, самострел - “оружие” и самострел - “созна­тельное саморанение с целью демобилизоваться”, ударник - “удар­ное приспособление в оружии”, ударник - “передовой рабочий”[133]. Однако такие случаи, как лайка - “порода охотничьих собак” и лайка - “сорт мягкой кожи” или пионер - “человек, впервые осваивающий неисследованную страну” и пионер - “член дет­ской пионерской организации”, не относятся к омонимии, это случаи явной полисемии.

в) Наконец, могут быть и такие случаи, когда одно и то же слово заимствуется в разное время, с разным значением и, оче­видно, из не вполне тожественного источника, например: из ита­льянского banda - банда - “сборище бандитов” и более позд­нее, из жаргона итальянских музыкантов, banda - банда - “ду­ховой оркестр, играющий в опере на сцене” (участники которого отнюдь не бандиты, а бандисты).