Авантюрно-новеллистические сказки 8 страница
Декабристы, защищавшие национальную самобытность, гражданский пафос, патриотизм, вольнолюбие в литературе и искусстве, не могли обойти вниманием памятники народного творчества. И как бы ни были декабристы далеки от народа, они стремились найти в народном творчестве чувства, созвучные своим. На первом месте у представителей декабризма стоял вопрос о роли и значении памятников народного творчества в процессе развития культуры народа. Существенным моментом в эстетике декабристов был историзм, что подразумевало не простое обращение к старине, а поиски в ней тех сторон, которые легли в основу складывающейся национальной культуры. Декабристы искали в фольклоре отражение «свободолюбивого духа» русского народа, поэтому обращали особое внимание на те песни, в которых сохранились мотивы свободы и удали, отсюда их повышенный интерес к старым казачьим и разбойничьим песням. Декабристы явились первыми публикаторами и исследователями этих песен (Н.Н.Раевский). Одним из самых решительных пропагандистов народной поэзии был В.К.Кюхельбекер, именно он в 1820 году читал в Европе лекции о «русской простонародной поэзии». Кюхельбекер был и последовательным теоретиком народной словесности, и активно включал элементы фольклора в свои лирические пьесы и драмы. Принципы декабристского фольклоризма были развернуты и применены знаменитым переводчиком ‘Илиады» Н.И.Гнедичем. Его перу принадлежит и перевод книги Клода Фориэля «Простонародные песни нынешних греков», это один из первых трактатов о народной поэзии. Гнедич отмечает сходство греческих плачей с русскими и украинскими плачами, замечает наличие в Греции и в России весенних песен и особенно подробно останавливается на вопросе сходства греческих и русских народных певцов.
Повышенный интерес к фольклору нашел отражение и в художественной практике декабристов; фольклорные мотивы встречаем в поэзии Рылеева, Бестужева, Одоевского, Кюхельбекера и других. Но в то же время в работах декабристов отразилась ограниченность их исторической концепции. Идеализация глубокой старины и неверная оценка современного фольклора отразились в противопоставлении фольклора древней и современной Руси. У декабристов отсутствовало стремление понять жизнь народа во всем своеобразии и целостности.
А.С.Пушкин о народности литературы и о фольклоре. Пушкин выступал не только как непревзойденный мастер интерпретации фольклорных произведений, но и как один из первых их собирателей и теоретиков. К народной поэзии Пушкин подходил и как поэт, и как ученый-исследователь и как критик; он отчетливо представлял себе историческое значение народной поэзии, ее роль в создании национальной литературы. Для Пушкина в центре его размышлений стояла проблема народности, он неоднократно и по разным поводам останавливался на этом вопросе. Такова известная заметка «О народности в литературе» (1825), в которой поэт выступает против «псевдонародности», подчеркивает, что народность проявляется не во внешних приметах быта, не в употреблении русских выражений, а в психологии народа. Народность, по его мнению, определяется не темами, не сюжетами, а идейным содержанием; народный писатель не должен ограничиваться узконациональными предметами, а должен опираться на широкий опыт мировой культуры. Эту мысль он подтвердил примерами из мировой литературы, указав, что Шекспир и Кальдерон «поминутно» переносили своих читателей «во все части света», в то же время сохраняли в своих прозведениях «достоинства великой народности». В понимании Пушкина народность «есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу».
Чрезвычайно интенсивна была собирательская деятельность Пушкина. К середине 30-х годов у него собралось небольшое, но довольно разнообразное собрание сделанных записей. Им была записана песня об Аракчееве («Ты, Ракчеев, господин, всю Россию разорил»), а также народные баллады, солдатские и семейно-бытовые песни, преимущественно свадебные. Пушкин задумал издать сборник народных песен, но его замыслу не суждено было осуществиться; все свое собрание песен он передал П.В.Киреевскому.
Пушкин особенно интересуется казачьими песнями, в Михайловском поэт записывает песни о Степане Разине. В 1833 году он совершил поездку в Оренбургскую губернию для изучения Пугачевского восстания, где также записал несколько песен о Пугачеве.
В 1836 году Пушкин по просьбе французского литератора Леви-Веймара сделал ряд переводов русских народных песен на французский язык. Всего он перевел одиннадцать песен, из них семь «разбойничьих», в том числе две песни о Разине и песню «Не шуми ты, мати зелена дубрава», которую в «Капитанской дочке» именует «любимой песней Пугачева».
Очень высоко ценил Пушкин язык народного творчества. Простота языка народной сказки, меткость и выразительность строения фразы в пословицах отмечалась им как совершенная форма поэтической речи: «Что за золото пословицы русские, а не даются в руки, нет!» Собирательская деятельность Пушкина объясняется не только желанием сохранить песню или сказку, сколько стремлением овладеть живой народной речью. Исследователи отмечают, что, хотя Пушкин и не написал специальных исследований в этой области, он сыграл большую роль в установлении значения фольклора для жизни народа. Фольклор для Пушкина явился самовыражением народа и формой национального самосознания. У поэта не было и слепой идеализации народного творчества, он отмечал в нем черты консерватизма, проявление всевозможных предрассудков.
Пушкин использует в своем художественном творчестве фольклорные мотивы и образы, так, поэма «Братья разбойники» построена на мотивах и материале «разбойничьих» песен. Стихотворение «Узник» также навеяно мотивами этих песен и воспроизводит их тематику и образы. Народные сказки пленяли и очаровывали Пушкина своей художественной прелестью, своим образным языком, богатой фантастикой, реалистическим духом; в сказках поэт видел как бы синтез всех элементов фольклора. При создании своих сказок Пушкин использует разные источники: это и сюжеты русских народных сказок, это и сюжеты лубочной литературы, это и сюжеты, взятые из мирового фольклора («Сказка о золотом петушке»). Фольклорные образы в сказках Пушкина или взяты из фольклора, или переосмыслены поэтом, или придуманы им самим. Высказывания Пушкина по вопросам фольклора, его планы собирательской работы и понимание задач изучения не были только фактами его личной биграфии, но оказали несомненное влияние на дальнейшее развитие науки о русской словесности.
В 30-40-е годы продолжают публиковаться фольклорные сборники: «Русские народные сказки» И.П.Сахарова; «Русские народные песни» П.В.Киреевского; «Русские пословицы» И.М.Снегирева и др. В эти годы в России окончательно оформляется наука о фольклоре, в ней отчетливо намечаются два противоположных лагеря. В известном смысле, в один лагреь можно отнести славянофилов (братья Киреевские, К.С.Аксаков, А.С.Хомяков др.) и сторонников теории «официальной народности» (И.М.Снегирев, И.П.Сахаров, А.В.Терещенко). Для славянофильской фольклористики характерны идеализация древнерусского быта со всеми его консервативными сторонами, утверждение, будто бы русский традиционный фольклор в своей основе – религиозный. Именно поэтому П.В.Киреевский из своего песенного собрания как, по его мнению, наиболее ценное опубликовал лишь духовные стихи. Сторонники «официальной народности» путем тенденциозного подбора фольклорного материала стремились доказать, будто бы русскому народу свойственны такие качества, как царелюбие, религиозность и покорность. Другой лагерь в русской науке о фольклоре в 30-40-е годы XIX века представляла нарождающаяся революционно-демократическая фольклористика.
В.Г.Белинский о народности литературы и о фольклоре. Вопросы народного творчества живо интересовали Белинского, он уделял им большое внимание на протяжении всей своей деятельности. Он говорит о народной поэзии в «Литературных мечтаниях», в рецензиях на ряд сборников сказок, на сборники песен. Особенно важны его замечания о народной поэзии, высказнные в статьях о Кольцове, о Лермонтове, в XI статье о Пушкине, в обзорах русской литературы за 1844 и 1846 годы, в «Письме к Гоголю» и др. В 30-40-х годах проблема роли народа в истории, а вместе с тем народности культуры становятся основными в критике. Значение проблемы народности подчеркивает в своих работах Белинский. Он выдвигает критерием ценности произведения его соответствие интересам и нуждам народов, выражение в нем личности народа: «Народность есть альфа и омега эстетики нашего времени. Народность сделалась высшим критериумом, пробным камнем достоинства всякого поэтического произведения и прочности всякой поэтической славы. Народность есть великое дело и в политике и в жизни». Под «духом народа» Белинский понимал идеологию крестьянства, непримиримую с идеологией господствующих классов. Критик заметил, что в репертуаре народа много отсталого, есть чуждые ему произведения, которые дают основание для ложных заключений. Белинский вполне обоснованно утверждал: не все, что поется народом, народно, но все, что ненародно, используется консервативной наукой для создания искаженного образа народа. Белинский выдвинул принцип критической оценки фольклора, в противовес его безудержному восхвалению. Этот принцип критик обосновал анализом условий жизни крестьян в феодальной и крепостнической Руси.
Один из самых важных тезисов критика заключается в обосновании того факта, что поэзия всякого народа находится в тесном соотношении с его историей. И в поэзии, и в истории равным образом заключается таинственная «психея народа», поэтому его история может объясняться поэзией, а поэзия историей. В основе каждой песни Белинский ищет идею. Эта идея выражает некоторый идеал и облекается в художественную форму. «Художественный замысел историчен даже тогда, – пишет Белинский, – когда он облекается в совершенно фантастическую форму». Своеобразие народной поэзии Белинский видел в ее реализме, он считает, что «в русских сказках, как и во всей народной поэзии, фантастических элементов почти нет». Особенно высоко он оценивал сатирические сказки, потому что в них ярко отражен народный ум, народный взгляд и народный быт, в них ощущается «лукавый русский ум, столь наклонный к иронии, столь простодушный в своем лукавстве».
Белинский, отмечая характерные особенности русской песни, писал: «грусть русской души имеет особенный характер; русский человек не расплывается в грусти, не падает под ее томительным бременем... Грусть не мешает ни иронии, ни сарказму, ни буйному веселию, ни разгулу молодечества. Это грусть души крепкой, мощной, несокрушимой». Критик считал, что русские песни воодушевляли и ободряли народ, в них проявилось свободолюбие, моральные и этические нормы народа.
Статьи о народной поэзии, написанные критиком в 1841 году, в основном посвящены оценке русских былин. Белинский первым в русской критике и в науке о фольклоре сумел показать, что за образами былинных богатырей скрываются определенные общественные отношения, тесное единство поэзии народа с его историей. Он подчеркивает, что «русская народная поэзия кипит богатырями», их сила соединяется с отвагой, удальством, молодечеством. Главным богатырем он считает Илью Муромца, называет его русским Геркулесом, но отмечает некоторое однообразие его характера, прямолинейность в достижении цели. Белинский не использует термин «былины», он называет их «богатырскими сказками», подчеркивает индивидуальные черты в характерах богатырей.
Особенно высоко критик оценивает былины новгородксого цикла, считает их «апофеозом Новгорода». Выделяя образ Василия Буслаева, критик объясняет его поступки тем, что Василий не знает какой бы то ни было деятельности. На первое место в былинном репертуаре он ставит новгородские былины, особо высоко оценивает сцену пляски Садко у морского царя. Былины, по оценке Белинского, с одной стороны, отразили великие силы русского народа, а с другой – «быт», не дававший этим силам простора и выхода. Вместе с тем в оценке Белинским героического эпоса есть ряд существенных пробелов и ошибок. Единство идейного содержания былин он ошибочно трактовал как единообразие. Некоторая недооценка критиком русского героического эпоса объясняется тем, что в распоряжении критика был очень скудный материал.
Белинский первым отметил жанровые особенности исторических песен, отделил их от былин и от «собственно лирической поэзии». С именем Белинского фольклористика связывает появлением термина «исторические песни». В распоряжении критика был только сборник стихотворений Кирши Данилова, поэтому он смог выделить только исторические песни о Ермаке и об Иване Грозном.
Белинский высоко оценивал труд собирателей фольклора, ценил подлинность текстов народных произведений: «Какой благодарности заслуживают те скромные, бескорыстные труженики, которые с неослабным постоянством собирают драгоценности народной поэзии и спасают их от гибели забвения».
В фольклористских высказываниях Белинского особое место занимает вопрос о соотношении народного творчества и литературы. Критик подчеркивал, что народное творчество – искусство «детства человечества»; он противопоставляет «народность» и «простонародность». Белинский решительно восставал против «простонародности», т.е. ложной народности, которая, по его мнению, выражается в использовании фольклора, против любования жизнью народа с ее отсталостью и темнотой. Сравнивая поэзию русского народа с мировым фольклором, Белинский отводил ей одно из первых мест: «Наша народная поэзия не уступит в богатстве ни одному народу в мире и только ждет трудолюбивых деятелей, которые собрали бы ее сокровища, таящиеся в памяти народа».
Фольклористика второй половины XIX века. 60-е годы XIX века справедливо называют «золотым десятилетием» русской фольклористики в собирательской деятельности. Большинство из изданных в то время фольклорных сборников содержит богатейший фактический материал, который имеет научное значение и в наши дни. В это время собирают фольклор: писатель В.И.Даль, известные фольклористы Ф.И.Буслаев и А.Н.Афанасьев, представители демократической фольклористики П.И.Якушин, А.И.Худяков, П.Н.Рыбников и др. Выходит в свет знаменитый сборник А.Н.Афанасьева «Народные русские сказки» (вып. 1-8). В 60-е годы публикуются фольклорные сборники: «Великорусские сказки» А.И.Худякова, «Русские народные песни» П.И.Якушкина, «Великорусские заклинания» Л.Н.Майкова и др. Главное содержание сборника «Песни, собранные П.Н.Рыбниковым» составляют былины, записанные собирателем на севере России.
Н.А.Добролюбов и Н.Г.Чернышевский о фольклоре. Из работ Н.А.Добролюбова принципиально важны статьи: «О степени участия народности в развитии русской литературы», «Заметки и дополнения к сборнику русских пословиц г. Буслаева», его рецензия «Народные русские сказки А.Н.Афанасьева». В этих работах Добролюбов рассматривает вопрос о сущности народной поэзии и решает проблему народности в русской литературе и связанную с ней проблему взаимодействия литературы и народной поэзии. Он указывает на возникновение фольклора в древнейшую эпоху «господства патриархальных отношений», намечает основы научной периодизации народной поэзии, связывая ее с историей русского общества.
Добролюбов углубил понимание противоречивого характера народной поэзии в классовом обществе, показал, что влияние господствующих классов и церкви принесло в поэзию чуждые народу взгляды. Критик резко оценивает духовные стихи, считает их чуждыми народу. Особенно большое значение имеют его высказывания о достоинствах и недостатках сборника Афанасьева. Он высоко оценил полноту текстов, обилие вариантов, запись в процессе исполнения, тщательность издания. Основным недостатком сборника, по мнению Добролюбова, является его академическая объективность и бесстрастие: «Никто из собирателей не объяснил, в каком отношении находится народ к рассказываемым им сказкам и преданиям». Добролюбов требует, чтобы собиратели не ограничивались бы только внешней точностью при записывании текстов, но передавали бы «всю обстановку как чисто внешнюю, так и внутреннюю, нравственную», т.е. фиксировали реакцию слушателей на исполняемые произведение. Это требование, усвоенное собирателями 60-х годов, стало впоследствии краеугольным камнем русской критики о фольклоре.
Н.Г.Чернышевский с большой требовательностью относился к фольклорным сборникам, понимая, что только подлинно научные принципы собирания и публикации могут способствовать правильному пониманию народной поэзии. В связи с этим большой интерес представляет рецензия на сборник Н.В.Берга «Песни разных народов». В рецензии все внимание сосредоточено на вопросе об ответственности составителя за публикуемый материал. Принципиальное, методологическое значение имело возражение Чернышевского против основного принципа, которым руководствовался собиратель – он «старался собирать старинные и редкие песни». Чернышевский же считает, что надо собирать и публиковать лучшее, важнейшее, но не по редкости, а по внутреннему достоинству, по характеристичности и эстетической красоте. Основные теоретические положения Добролюбова и Чернышевского в дальнейшем разделяли и применяли на практике собиратели фольклора (И.А.Худяков, И.Г.Прыжов и др.).
АКАДЕМИЧЕСКАЯ ФОЛЬКЛОРИСТИКА XIX ВЕКА
Вплоть до 40-х годов XIX века велась определенная работа по собиранию и публикации фольклорных текстов, но фольклористика как наука еще не сформировалась. XVIII век и первые десятилетия XIX века принято считать предысторией русской науки о народном творчестве, это было время накопления материала и его первоначального теоретического осмысления. Теория русской фольклористики рождается в результате развития литературоведческих, исторических, этнографических разысканий в России и использования научного опыта зарубежных ученых. Русская теоретическая фольклористика 50-60-х годов формировалась под большим влиянием мифологической школы.
Мифологическая школа – направление в фольклористике, представители которого считали первоосновой фольклора мифологию, ее сюжеты и образы. Мифологическая школа первоначально возникла в Германии, где ее видными представителями были собиратели и исследователи немецкого фольклора братья Вильгельм и Якоб Гримм. Они считали, что народная поэзия имеет «божественное происхождение», что сказка, эпос, легенды возникли из мифа, а фольклор – бессознательное и безличное творчество народной души. Перенося на изучение фольклора методологию сравнительного языкознания, Гриммы возводили сходные явления в области фольклора разных народов к общей для них мифологии, к некоему «прамифу» (по аналогии с «праязыком»). Взгляды братьев Гримм теоретически обобщены ими в книге «Немецкая мифология».
В России с этой школой были связаны: Ф.И.Буслаев, А.Н.Афанасьев, О.Ф.Миллер. Представители мифологической школы стремились доказать, что истоки фольклора лежат в мифологии, имеющей религиозный характер. Основная работа Ф.И.Буслаева – «Исторические очерки русской народной словесности и искусства» – насыщена большим фактическим материалом, но в то же время в ней Буслаев настаивает на том, что мифология и религия являются основополагающими моментами в развитии искусства. Буслаев не видел и творческих изменений в народной поэзии, считая ее застывшей в древнейших формах. В исследовании «О русских пословицах и поговорках» автор пытался найти мифологическое объяснение каждой пословице, так же исследователь рассматривает и русский богатырский эпос, где в каждом герое он пытался найти мифологическое начало.
Одновременно с Буслаевым в защиту мифологической школы выступил А.Н.Афанасьев, большой известностью пользовался его труд «Поэтические воззрения славян на природу» (в 3-х томах). Афанасьев также считал религиозные мифы основным источником поэзии и пытался каждому произведению подыскать мифологическое объяснение.
Методология и выводы мифологической школы, основанные на идеалистическом понимании мифологии и преувеличения ее роли в истории искусства, не приняты последующим развитием науки. Однако в свое время мифологическая школа сыграла важную роль, способствовала активному изучению фольклора, заложила основы сравнительной мифологии и фольклора и поставила ряд теоретических проблем. Недостатки мифологической школы (уход от современности в прошлое, чрезмерная архаизация русского фольклора, преувеличение следов мифологии и т.п.) были отмечены уже их современниками и, прежде всего, представителями революционно-демократической критики (Н.А.Добролюбов, Н.Г.Чернышевский).
Школа заимствования (компаративизм). Русские и европейские исследователи еще в начале XIX века заметили, что сюжеты произведений фольклора разных народов близки друг к другу. Этот факт дал им основание заключить, что отдельные сюжеты народных произведений переходят от одного народа к другому. Такие сюжеты они назвали «странствующими» или «блуждающими». Однако никаких обобщений о закономерностях странствующих сюжетов не было высказано. Проводимые в начале XIX века во вновь открытых землях и у вновь открытых народов антропологические, этнографические, археологические разыскания ввели в научный оборот материалы, которые поставили перед учеными новые вопросы. У народов, никогда не имевших связей друг с другом, находившихся на разных материках, были обнаружены предметы материальной и духовной культуры, имевшие много общего. Надо было объяснить сходные явления в словесном искусстве разных народов.
Школу заимствования основал немецкий ученый Теодор Бенфей, знаменитая книга которого «Панчатантра» («Пятикнижие») вышла в 1859 году. В ней Бенфей общность искусства объяснил заимствованием, то есть возможностью исторического перехода фольклорных сюжетов от одного народа к другому, и создал новый метод их исследования. Проблема сходства сюжетов объяснялась уже не единым происхождением от «прамифа», а позднейшим культурно-историческим общением народов; а родиной большинства сюжетов европейских сказок считалась Индия, откуда они уже позже распространились путем литературного заимствования. В теории Бенфея было много моментов, имевших положительное значение, она вносила историческое начало в отвлеченные схемы мифологов, вскрывала культурно-исторические связи народов и разрушила представления о национальной замкнутости процесса исторического развития.
Теория заимствования нашла своих сторонников во многих странах. Первым в России эту теорию поддержал выдающийся критик В.В.Стасов в статье «Происхождение русских былин». А.Н.Пыпин также отдал дань этой теории, доказывая, что сюжеты «старинных повестей и сказок русских» заимствованы у других народов. Работы в плане теории заимствования выполняют Ф.И.Буслаев, В.Ф.Миллер, М.Г.Халанский и др.
Крупнейший деятель русской науки А.Н.Веселовский, приветствуя замысел теории заимствования, писал: «Мы так давно витали в романтическом тумане мифов и верований, что с удовольствием спустимся на землю». В своих многочисленных работах ученый анализирует пути усвоения сюжетов, исследует причины такого усвоения. Веселовского интересуют не сами сюжеты, а идеи, которые они выражают, таящиеся в них народные представления. В каждом заимствовании Веселовский отводит народу активную роль, подчеркивает, что заимствование шло не только с Востока на Запад, но и с Запада на Восток, т.е. происходило взаимовлияние культур.
Наиболее значительной поправкой Веселовского к теории заимствования было утверждение, что сходство произведений у разных народов еще не означает прямого заимствования, он считал, что народ, заимствуя у другого народа то или иное произведение, не оставляет его неизменным, а перерабатывает в соответствии со своим национальным характером. Веселовский в явлениях заимствования видел двусторонний процесс. Он изучал не только культурные явления одного народа, которые были заимствованы, но и внутренние условия другого народа, подготовившие и обусловившие эти заимствования.
Недостатком работ представителей теории заимствования явилось то, что они нередко преувеличивали роль заимствования, недооценивали национальную основу фольклора. Важной новаторской стороной школы заимствования было то, что она положила конец национальной замкнутости в фольклорных исследованиях, что было характерно для мифологов. Школа заимствования и мифологическая не отрицают, а дополняют друг друга. Почувствовав бессилие мифологов в истолковании произведений народного творчества, ученые обратились к его истории.
Впоследствии русские фольклористы указывали на то, что заимствование всегда сопровождалось творческой переработкой чужеземных источников, поэтому на первом месте в истории развития фольклора любого народа стоит национальное начало, которое определяет его своеобразие.
Антропологическая школа (самозарождения). К 60-м годам XIX века стало ясно, что общность фольклора нельзя объяснить только заимствованием или происхождением от одного «прамифа». Новые данные в науке ломали рамки сложившихся теорий, требовали новых объяснений. Такое объяснение попыталась дать теория самозарождения или антропологическая, основы которой заложил английский ученый Тейлор (у него было много последователей: Э.Лемг, В.Вундт, Фрейд, Фрезер). В основе теории Тейлора лежала идея непрерывного развития человечества, или, по собственной формуле Тейлора, «теория прогресса цивилизаций». В своем известном труде «Первобытная культура» Тейлор говорит о закономерном единстве путей всего человечества, объясняя этот процесс общностью психики и мышления людей.
В России антропологическая теория не имела прямых последователей. Однако она, наряду с другими теориями, была использована А.Н.Веселовским при написании им «Исторической поэтики». Создавая теорию исторической поэтики, Веселовский использовал фольклор многих народов мира, его интересует вопрос о соотношении в фольклорном процессе традиций и новаторства, коллективного и индивидуального начал. Он создает теорию возникновения различных поэтических родов (лирики, эпоса и драмы) из «синтетического искусства», детально рассматривает возникновение и дальнейшее развитие всевозможных стилистических средств и композиционных форм различных жанров фольклора. К сожалению, ученому не удалось до конца реализовать свой замысел, хотя отдельные его наблюдения использовались в фольклористике ХХ века.
Историческая школа возникла в России в самом конце XIX века. Ученые, присоединившиеся к этой школе, выдвинули принцип изучения народного творчества на основе русской национальной истории. Теоретически обосновал исторический метод и применил его в своих изысканиях В.Ф.Миллер. Историческая школа с 90-х годов получила всемирное распространение, определила научные исследования целого ряда русских и зарубежных ученых. Последователями этой школы были В.А.Келтуяла, С.К.Шамбинаго, Е.Н.Елеонская, братья Соколовы и др. Основная проблематика их научных разысканий была определена задачей рассмотрения произведений народного творчества в связи с его историей, а также освещении роли народа в истории создания фольклорных призведений. В.Ф.Миллер и его последователи стремились раскрыть именно национально- историческую основу русского фольклора, изучить саму историю былин. В их работах содержатся ценные наблюдения и сведения по вопросам о том, где, когда и на какой конкретной исторической основе возникла та или иная былина, каковы ее дальнейшие исторические изменения.
Особенно ценными являются наблюдения представителей «исторической школы» над географическим распространением былин. Очень важной была развернутая ими работа по собиранию былин в ряде мест русского Севера, для чего был организован ряд экспедиций. А.В.Марков, А.Д.Григорьев, Н.Е.Ончуков записывали былины в малоизвестных областях, в Олонецкой губернии, в Белозерском крае и др. Результаты этих экспедициий были опубликованы в многочисленных сборниках, подтвердили активное бытование жанра былин и выявили выдающихся исполнителей, мастеров этого жанра, что могло опровергнуть тезис о механическом усвоении крестьянами старых образцов эпоса. Изучая творчество сказителей, исследователи подчеркивали, что личность мастера народной поэзии играет творческую роль.
Сторонники исторической школы стали рассматривать произведения фольклора (былины) как строгий исторический документ. Свою задачу они видели в том, чтобы найти, какое конкретно-историческое событие отразилось в данном произведении фольклора. Они не учитывали, что художественное произведение не фотографирует, а типизирует явления жизни, следовательно, произведения фольклора являются не документальными, а художественными обобщениями. Современная фольклористика считает, что фольклор действительно является отражением исторической действительности, но в художественной форме.
Представители исторической школы выдвинули теорию «аристократического происхождения былин», которая, по существу, отрицает творческие возможности народных масс. По их мнению, былины создавались в русской древности не в народных массах, а в княжеской или княжеско-дружинной среде. Вс.Миллер, допускавший возможность их создания и в народе, все же считал, что в этой темной среде былины могли только искажаться.
Историческая школа фактически не занималась идейно-художественным анализом произведений, хотя ученые рассматривали, что изображено в былинах, но проходили мимо вопроса о том, как трактуется изображаемое, с каких позиций оно освещается. Неправильная концепция о социальной принадлежности создателей былин не снижает огромного значения всей работы, проделанной этой группой ученых. Особенно велика заслуга Вс.Миллера, исследовавшего все существовавшие записи былин, ценны его очерки о формальной стороне этого жанра, их исполнителях и географии распространения. Однако «историческая школа» допустила и серьезные просчеты в своих исследованиях: в трактовке исторической основы былин нередко допускался субъективизм, бездоказательность. Исследуя историческое содержание былин, они почти не касались их поэтики, не смогли объяснить, как явления истории становились являениями поэзии, в чем выражалась специфика отражения исторической действительнсоти в фольклоре.