Легендарный период в истории Киевской Руси 1 страница

Богатыри окаменели в пещере, которая по преданию находится в Печерской горе, где стоит Киевская лавра. Наверху, на горе восседали киевские князья. Сначала это был Олег - опекун Рюрикова сына Игоря, потом сам Игорь. После Игоря правила его жена Ольга, принявшая Христианство. Ей наследовал сын, Святослав - вояка и язычник. От Святослава осталось трое сыновей: Ярополк, Олег и Владимир; последний был от рабыни Малуши, и Святослав отдал его на правление в Новгород, куда два других сына идти отказались. Все эти князья - персонажи полулегендарные, лишь в малой степени исторические. Взять хотя бы Олега. В преданиях его называют вещим. Правил он 33 года, а умер оттого, что пошел посмотреть на труп своей лошади, от которой, как ему предсказали волхвы, он должен был умереть. Усмехнувшись над предсказанием, он наступил на череп, из него выползла змея и укусила Олега в ногу. От того укуса он и умер. Лишь при полном отсутствии чувства природы мифа можно принять этот рассказ за историческое повествование. Это самая настоящая легенда, и легенда довольно значительная, потому летописец и сообщает ее.

Олег не был князем в прямой линии наследования, шедшей от Рюрика. Он стоял сбоку, опекая малолетнего Игоря. А эта роль часто принадлежала жрецам. Потому он и вещий. Будучи варягом, он нес в себе импульс единой души, склонной к развитию я-сознания. Этому сознанию суждено погружаться в материальную культуру, где человеческая голова становится кладбищем некогда живых мыслей, являет их лишь в отражении (череп коня). В будущем из этого кладбища восстанет индивидуализированная мудрость, символ которой - змея. Но это будет "зеленая змея" гетевской "Сказки", которая принесет себя в жертву, дабы образовать мост, по которому человек снова взойдет к созерцанию мира идей. А та змея, что выползает из черепа, - другая. Она - символ рассудочного мышления, что "жалит насмерть" атавистическое ясновидение, гасит его. Олег еще обладает созерцанием платоновского мира идей, мыслей, которые все есть воля. И вот, в сферу воли (в ногу) и жалит его змея.

Олег не мог не утратить ясновидения. Это было предопределено всей его природой. И волхвы правильно предсказали, что конь его (рассудочное мышление) станет причиной гибели в нем ясновидения. Ему следовало бы смириться с этим, и "конь" гармонично "ввез" бы его в мир отраженных идей. Но он захотел остаться со старым опытом и "отослал" от себя коня. Некоторое время я-сознание крепло в подосновах Олеговой души, а затем проявилось сразу с большой силой. Змея, "ужалившая" его, та же самая, которую германский Тор (человеческое "я") ловит в мировом океане, но которую ему удается лишь ранить, метнув в нее молот. Эта змея затем поползла на восток тем путем, который проложили ей норманны, путем "из варяг в греки". Миттгарт мила Византия, Рим; всю Европу она хочет охватить кольцом, как удавкой, и насколько ей это удается, можно судить по плодам современной цивилизации.

Да, путь "из варяг в греки" имеет и свою изнанку, как имеет свою ариманическую изнанку человеческое мышление. Норманны несут с собой импульс "я", сами еще не будучи христианами; они несут импульс, но не программу действий. Действие слагается из сочетания различных сил, движущихся в направлении пятой культуры. Олег первым натолкнулся на некое конечное следствие того, что пришло с ним и его сподвижниками - на рассудок. Дабы смягчить действие этого ползущего с севера жала Миттгарт, апостол Андрей идет противоположным путем, "из грек в варяги", по которому позже на Русь приходит Христианство.

Подобно Олегу, вне прямой линии наследования, стоит и Ольга. Не погибни ее муж рано, не быть бы ей правящей княгиней. Но того убивают древляне, и она наследует его власть на Киевском престоле. Этой властью она распоряжается мудро. Вначале пытается, так сказать, "по-мужски" ездить на коне (то есть мыслить), что ей вполне удается. Мы видим это по тому, как хитро она отомстила за мужа древлянам. Но потом Ольга спохватывается и, дабы вслед за Олегом не наступить на череп со змеей, принимает Христианство.

Опасения Ольги были не напрасны. Возраставшая в норманнах на путях язычества рассудочность изживала себя в бессмысленных военных авантюрах, что со всей ясностью проявилось в Святославе, сыне Игоря и Ольги. Святослав, весь, как говорится, удался в отца. Всю жизнь он провел в походах, главным образом, на чужбине. Киева он не любил и всячески избегал бывать в нем. Антипатия Святослава понятна - в Киеве он должен был что-то делать, решать какие-то задачи, но что это за задачи, он не знал и потому старался даже не думать об этом, хотя умом обладал незаурядным. Ему было ведомо, как словом разбудить мужество в войске, попавшем в безвыходное положение (в Доростоле), он сумел выгодно продать свои услуги: за 180 тысяч византийских золотых согласился пойти походом на болгар, на которых и без того собирался идти. Когда византийский император предлагает ему решить битву их личным поединком, то Святослав отвечает ему: "Я лучше врага своего знаю, что мне делать. Если жизнь ему наскучила, то много способов от нее избавиться: Цимисхий да избирает любой". Так варвар отвечает первому византийскому аристократу!

Итак, Святослав оставляет своим детям решать киевские проблемы. Детей у него было трое, и все сыновья. Между ними после смерти отца разразилась трагическая "междоусобица". Старший среди братьев, Ярополк, занял киевский престол, или стол, как его называли в старину. При нем находился виднейший воевода отца Свенельд. Однажды сын Свенельда, по имени Лют, поехал охотиться и забрел во владение брата Ярополка Олега, который был князем у древлян. Олег, узнав, что перед ним сын Свенельда, убил его (истории не известно за что). Свенельд решил отомстить за сына и уговорил Ярополка выступить против Олега. Под городом Овруч Ярополк победил Олега, и тот побежал с отступающими в город. На мосту образовалась давка, люди и лошади стали падать в ров, туда же столкнули и Олега, где он и погиб. Ярополк, увидев мертвого брата, стал плакать над ним и сказал Свенельду: "Порадуйся теперь, твое желание исполнилось".

Третий брат, Владимир, правивший в Новгороде, испугался Ярополка и бежал за море. Ярополк послал в Новгород своих посадников и стал один править на всей Руси. Однако через три года Владимир вернулся с варягами и двинулся в Киев на Ярополка. При этом он заявил: "Не я начал избивать братию, но он, я пришел на него, побоявшись такой же участи". Ярополк бежал из Киева и затворился в городке Родне. Там он был убит с помощью своего воеводы-предателя, по имени Блуд. Мы отнесем в примечания, каким образом по поводу этих событий высказываются русские историки, а сами займемся фактами иного рода, которым в истории уделено совсем мало внимания, хотя говорят они о многом. ¹²⁰

Итак, вместо Ярополка в Киеве воцаряется Владимир. Но как! Он убивает родного брата. Мало того - забирает себе в жены его беременную жену. А жена эта была гречанка-монахиня, которую Святослав взял из монастыря и отдал своему сыну язычнику. Всего же у Владимира было пять жен: кроме этой гречанки еще Рогнеда, которую прочили в жены Ярополку (а не "сыну рабыни", каковым был Владимир), но Владимир пришел с войском, убил ее отца и взял ее силой; далее, некая "болгарыня", потом "чехиня" и, наконец, греческая принцесса Анна. Кроме жен, Владимир имел 800 наложниц и вообще "был ненасытным в блуде, приводя к себе замужних женщин и растляя девиц. Был он такой же женолюб, как и Соломон ..." (Начальная летопись). Одним словом, все обстояло так, что, кажется, хуже быть не может.

Конечно, все здесь легко объяснить варварскими нравами, но мы не станем этого делать. Варяги не были сентиментальными людьми, но и примитивными они также не были. Из сообщений Р.Штайнера мы знаем, что задолго до Колумба норманны посещали американский континент, и в лечебных целях изучали там действие земного магнетизма на человека. Это были оккультные исследования. Материалистическая или даже материалистически окрашенная историография лишает всякого значения подобного рода вещи, и по этой причине она implecitе содержит в себе невозможность проникнуть к пониманию движущих сил истории и вынуждена оставаться лишь на теневой, физически-чувственной стороне бытия. И эту позицию она занимает активно. Чтобы не быть обвиненными в эмоциональности, подкрепим наши слова примером. В Начальной летописи рассказывается о том, как на помощь князю Ярославу, сыну Владимира, в его борьбе с братом Мстиславом из-за моря пришла дружина варягов во главе со слепым (!) Якуном. Для историков-материалистов это просто невероятный факт - во времена грубой физической силы войском предводительствует слепой полководец! И что же они тогда делают? Меняют написание слова в подлиннике: вместо "слеп" пишут "сь леп",* а тогда делают перевод: "и был Якун тот красив"! Но тут есть одна помеха: "Печерский патерик", произведение XII века, начинается словами: "Бысть в земли варяжской князь Африкан, брат Якуна слепого...". Однако и с этим местом историки справляются без труда, дают к нему следующее примечание: "... автор этого рассказа Патерика неверно понял текст своего летописного источника (Начальной летописи), объединив в одно слово словосочетание "сь леп". (Памятники древней Руси (XII в.) Москва, 1980 г., стр. 694). Читателю предлагается все это принять на веру. Ну, а если он усомнится и заглянет в первоисточники, то обнаружит, что в "Летописи преподобного Нестора по Лаврентьевскому списку" (Москва, 1861 г., стр. 83) стоит: "и бе Якун слепъ", то же самое он найдет и в "Летописи по Ипатскому (Ипатьевскому) списку" (С-Петербург, 1871 г., стр. 104): "и бе Акун слепъ".**

* В старославянском языке "сь" - это "сей", а "леп" - значит "красивый".

** С.М.Соловьев также пишет о слепом Якупе: "... и к нему (Ярославу) пришел слепой Якун с дружиною". (Том I, гл 7). Замена в подлиннике была произведена уже в начале века, например, в издании "Повести временных лет по Лаврентьевскому списку" в 1910 г. (С -Петербург)

Нет, автор первого рассказа Патерика не допустил ошибки, тем более, что им, скорее всего, был Нестор, тот, кто написал и Начальную летопись. Ошибаются материалисты, полагая, что так можно обращаться с историческими памятниками. А подтасовку вполне могли бы раскрыть филологи, если бы были внимательнее к духу древней культуры. Дело в том, что для обозначения прекрасного в древней Руси существовало два слова: "красивый" и "лепый". Первое из них было словом иностранным, второе - исконно русским. Летописцы эту разницу хорошо чувствовали. Кроме того, русские в старину иначе смотрели на человеческое лицо. В нем искали отражение внутренних, душевно-духовных качеств, а не того божественного идеала красоты, который занимал греков. Вот как, например, описывает летописец св. Ольгу: она была "... аки деньица предъ Солнцем и аки заря предъ светом. Си бо сьяше аки Луна в нощи ...". При встрече Ольги с византийским императором, тот увидел ее "добру сущю зело лицем и смыслену".* Если же летописец хотел подчеркнуть внешнее впечатление от человека светского, то он пользовался либо старорусским "чермный", либо словом "красный". Эти слова глубже, чем "красивый", они передают не только внешнее, но и внутреннее впечатление от человеческого облика. Поэтому князь Мстислав "чермен лицемъ" (то есть "красен"), князь Ростислав "красен лицемъ", св. Глеб "взором красен", таков же Изяслав. Слово "красивый" появляется в русском языке тогда, когда взор летописца переходит с внутреннего, сверхчувственного созерцания на внешний мир; тогда он пытается смотреть на него глазами греков-византийцев, поэтому церкви он называет красивыми, красивая жена у Магомета, св. Антоний отринул красоту "света сего". В XV веке, в эпоху Рублева, о поверхностном и светском Михаиле, претенденте на место митрополита при Дмитрии Донском, летописная повесть говорит, что он был "лицом красивый".¹²¹ Слово "лепый" значительно весомее слова "красивый". Порою его употребляли в смысле "подобающий". Так, в летописи 1329 года можно прочесть: "Вам же лепо было друг за друга и брату за брата стояти, а татарам не выдавати ..." Князь Ростислав был "возрастом леп". Охарактеризовать облик Якуна эпитетом "лепый" для летописца-инока было так же невозможно, как сказать: И был тот Якун красавчик!

* Современные переводчики летописей совершенно не видят этих различий и все подряд: добрый, лепый, красный, переводят словом красивый.

Итак, Якун был все-таки слеп, и это сообщение летописца бросает свет на другую важную особенность русской души в древности. Он был слеп в том смысле, что не имел ясновидения. И если это обращало на себя внимание, то значит протовоположное состояние (то есть ясновидческое) было в то время обычным, о нем просто и говорить было нечего.** Как в современном мире люди нигде не подчеркивают, что они видят лишь физический мир (внимание на себя обращают только сверхчувственные феномены), так в древности было естественным видеть два мира сразу. Параллельно земным событиям разворачивались события в духовном мире. Если, например, на земле сходились два войска, то исход битвы решался на небесах. Так это было у греков, так было и у русских, что мы встречаем многократно изображенным на старинных иконах.

** Здесь можно принять во внимание еще такое обстоятельство. Имя Якун (Хакон) было одно из наиболее распространенных в скандинавских землях. И вполне возможно, что русский летописец выразил распространненое в свое время на Руси представление о "слепых Якунах" (беря это имя как нарицательное), приходивших из Скандинавии в среду "зрячих" (ясновидящих) славян.

Начальная летопись написана ясновидящим. В наше время ее сообщения следует брать не в прямом, а в иносказательном смысле. Так, например, если в ней говорится, что у Владимира было 800 наложниц, то стоит вспомнить, что нечто подобное рассказывает легенда и о Будде. В цикле лекций "Евангелие от Луки" Р.Штайнер поясняет, что "наложницы" Будды выражают собой его прозрение в низший астральный мир человечества. В какой-то мере этой способностью обладал и Владимир. Поэтому летописец, уподобляя его Соломону- наложниц которого также не следует принимать в прямом смысле, - как бы предостерегает нас не брать этот факт тривиально.*

* Только представим себе, что за картина получится у нас, если все это принять в прямом смысле Из 800 наложниц Владимира по 300 жили в Вышгороде и Белгороде, городках по тем временам совершенно мизерных, а 200 - вообще в селе Берестове. Что же это было за село! Города в то время, кроме Киева, не знали каменных строений, деревенские же постройки вообще часто были в виде землянок И вот в этих условиях нужно было заводить такие гаремы. Не абсурд ли это?¹²²

Существует даже прямое свидетельство о том, что Владимир обладал ясновидением. Немецкий миссионер Бруно фон Керфурт (умер в 1009 г.), назначенный архиепископом языческих стран, в 1007 г. отправился к печенегам обращать их в Христианство. Он является единственным историческим лицом, имевшим встречу с князем Владимиром. Владимир провожал Бруно до границы своих владений, которые были обнесены частоколом. И там он сказал ему: "Ради Бога, прошу тебя, не погуби, к моему бесчестию,** жизнь свою понапрасну. Знаю, завтра, прежде третьего часа, без пользы, без причины вкусишь ты горькую смерть". И Бруно рассказывает дальше: "На третий день - то была пятница - мы трижды: утром, в полдень и в девять часов, были с согнутыми шеями приведены на казнь и все же каждый раз выходили невредимыми из толпы врагов. В воскресенье мы пришли к более значительному племени, где нам была дана отсрочка, пока гонцы не созовут на совещание все племя". Бруно остался жив и через 5 месяцев вернулся в Киев, крестив 30 печенегов и склонив их князей к миру с Владимиром. Однако нельзя сказать, что Владимир ошибся. В его пророчестве еще правили силы старого мира, и он не знал, что в миссии Бруно вершит Тот, у Кого в руках ключи от самой кармы, судьбы людей.

** Вспомним, что говорилось выше о гостеприимности славян.

Но это случилось с Владимиром в зрелом возрасте, а каков он был в детстве? Мальчиком его увозят в Новгород вместе с дядей Добрыней, славянином по происхождению, который вероятно хорошо знал языческие верования славян. На севере они были особенно сильны. В Прионежье в то время еще могли сохраняться остатки былых Мистерий троттов. Имея на попечении князя, Добрыня не мог не привести его в связь с жрецами тех мест. Владимир же, хотя и отправился в Новгород ребенком, мог успеть получить некоторое впечатление от Христианства, которое обосновалось в Киеве со времен его бабушки Ольги. Ясновидящему мальчику и малые впечатления могли говорить о многом. Да и в самом Новгороде скорее всего уже знали и много говорили о новой религии. И вот в душе Владимира с малых лет зреет вопрос двух верований. С одной стороны, в силу варяжской крови, в нем заявляет о себе импульс "я". И импульс этот откликается на то, что приближается как религия Я, как Сын Человеческий. С другой стороны, перед его душой встают языческие культы (обостренное отношение к которым было унаследовано им от матери), еще с большой силой несущие душе сверхчувственный опыт; однако этому опыту все сильнее угрожает индивидуальное начало. Драма, зревшая в душе Владимира, напоминает нам переживания Юлиана Апостаты. Юлиан не был отступником, как об этом говорит церковь. Он был посвященным античного мира и как таковой хотел быть христианином. Но это означало - исповедовать эзотерическое Христианство, то Христианство, которое через Иосифа Аримафейского пошло путем Святой Чаши, лелеялось в кругу рыцарей Грааля, составляло высшую цель духовных исканий рыцарей Артура, позже - тамплиеров и розенкрейцеров, и, наконец, ныне через Духовную науку хочет излиться на широкий план жизни современного человечества. Как соединить Мистерию Голгофы с Мистериями древности, в которых ведь возвещалось не о ком ином, как о грядущем Христе? - вот вопрос, мучивший Юлиана, за попытку решить который он поплатился жизнью.¹²³

Перед Владимиром не стояло столь глобальной проблемы, как перед Юлианом, хотя и от него требовалось решить немало - судьбу целого народа.

Пребывание в Новгороде склонило Владимира в пользу язычества - ведь он был тогда совсем молод, - и, вернувшись в Киев, он решает восстановить былую славу язычества: ставит кумиров на холме за теремным двором, учреждает регулярные им жертвоприношения, посылает в Новгород Добрыию, чтобы то же самое сделать и там, поскольку теперь центральная, киевская власть в его руках.

Углубление в язычество повело Владимира на путь его отца Святослава. Владимир начинает заниматься войной, совершает походы то на поляков, то на вятичей, налагая на них дань "с каждого плуга, как отец его брал", то на ятвягов, радимичей, болгар. Так, вероятно, и прошла бы его жизнь бесцельно и бессмысленно, как у отца, не будь он сам человеком иного склада. Но стал Владимир замечать, что чем больше он служит старым кумирам, тем больше умирает в нем норманн, тем больше норманн - личностное начало, идущее к Христианству, - приносится в жертву языческим богам, требующим умерщвления личности. И вот, читаем мы в Начальной летописи, старцы (читай "жрецы") и бояре (варяги, пошедшие вслед за Владимиром) решают: "Бросим жребий на отроков и девиц, на кого падет он, того и зарежем в жертву богам". Демоны на это отвечают: Режьте варяга и притом крещеного. Это значительнейшее место в Начальной летописи. Старцы и бояре выступают вместе. Это и есть та культовая конфигурация, которую создает Владимир. Ее образуют славянские жрецы (через Добрыню) и варяжская знать из княжеской дружины. От них, вернее от тех духов, что стояли за их священнодействиями, к Владимиру подступает требование: иди до конца, убей в себе варяга, который склоняется к Христианству. Знак был красноречивый, и он, вероятно, ужаснул Владимира. Вскоре после этого он выслушивает представителей разных вероисповеданий, которые попеременно предлагают ему принять магометанство, иудаизм, Христианство.* Особенно Владимира взволновал рассказ греческого философа, пространно изложившего ветхо- и новозаветную историю.

Но, будучи язычником, Владимир признает в Боге, как главное качество, силу и решает испытать христианского Бога: осаждает греческий город Корсунь, а когда перебежчик из города подсказывает как завладеть им, то Владимир загадывает: "Если сбудется это, - крещусь!" Это сбывается и даже более того знаков подает христианский Бог - Владимир теряет зрение, то зрение, которым он созерцал языческих богов. Царица византийская послала к нему сказать: крестись и избавишься от болезни. Он же отвечает: "Если вправду исполнится это, то поистине велик Бог христианский". И вот Корсуньский епископ крестит Владимира, тот прозревает и восклицает: "Теперь узнал я истинного Бога!"

Из сообщений Р.Штайнера мы знаем, что во время водного крещения, которое совершал Иоанн, крещаемый полностью погружался под воду. При этом у него происходило частичное выделение эфирного тела, он тогда имел некоторое сверхчувственное переживание и благодаря ему воочию убеждался в существовании Бога, в Которого крестился. То же произошло и с Владимиром. Обладая подвижной жизнью души, он на опыте познал, Кто есть Бог христиан. И восклицает он правильно: "Теперь узнал я истинного Бога!" Если бы все дело заключалось в физической слепоте, то Владимир мог бы обратиться к волхвам, чародеям. А те имели достаточно средств, чтобы исцелить физический недуг князя. Но дело было именно в духовной слепоте, после которой Владимиру внезапно, как апостолу Павлу перед Дамаском, открылся истинный Бог.

Познав на собственном опыте Бога, Владимир хочет, чтобы и другие получили это переживание. Киевляне собираются на Днепре, погружаются в воду, и над ними совершается обряд крещения.

Вобрав в себя всю полноту исходных импульсов, единая душа, как прафеномен русского человека, вступает в историческое развитие. С этого момента предопределение отступает на задний план, а его место занимает игра прафеноменальных сил, заложенных Душой Народа в сущностное средоточие человеческих индивидуальностей, в их сердца и головы. Это не означает, что развитие народа в таком случае вообще может быть каким угодно. Сам состав этих сил, или предпосылок определяет некий диапазон возможностей. Но он достаточно широк, чтобы говорить о свободе выбора.

Иудаизм исповедовали хазары.

В русском народе заложены предпосылки для восхождения к Самодуху, который сам есть свобода.

Противополюсом к единой душе выступает тройственная душа, отданная подсознательному ради задач нового развития. Над этим уровнем через душевный ствол, о котором говорилось выше, происходит взаимодействие двух импульсов: несущего свет познания импульса "я", который в европейских условиях выступает в "фаустовской душе", и Импульса Мистерии Голгофы в форме византийского Христианства. Само, так сказать, русское "я" не может сразу выступить на поверхность сознания, дабы, как уже говорилось, не истощить себя в душе рассудочной и не внести космическую интеллигенцию в инстинкты.

Микула пашет от одного края горизонта до другого. А Вольга, то "я", которому от норманнского начала предстоит действовать в повседневности, в астральном теле, догоняет Микулу только на третий день. "Третий день" в мифах и вообще в эзотерике - вещь не простая. Вспомним брак в Кане Галилейской, происходивший "на третий день", или трехдневный сон древнего посвящения. Мы снова должны обратиться к сообщениям Р.Штайнера, чтобы понять, что означает этот третий день в нашей былине.

Развитие человечества от расы к расе,* говорит Р.Штайнер в лекции от 4 ноября 1906 г. (ИПН 94), приведет его к великой "свадьбе", где Манас, или Самодух, мудрость, вступит в брак с Буддхи, или Жизнедухом, с милостью, с радостью. Это произойдет в VI-Й коренной расе, когда Христианство целиком решит свою задачу. В оккультизме в этой связи говорится о трех днях творения:

* Имеются в виду такие эпохи, как Лемурийская (3-я раса), Атлантическая (4-я раса), современная 5-я, или послеатлантическая раса, состоящая из семи культур, за ней последуют еще две расы

Эти три дня имеет в виду и евангелист Иоанн, когда описывает сцену брака в Кане Галилейской.

В индивидуальном опыте брак Манаса и Буддхи переживал ученик Мистерий, погружаясь на три дня в посвятительный сон. Он переживал тогда "духовное значение того, что звучало как призыв (Моисею): "Скажи твоему народу: Я есть "Я-есмь" до грядущего прихода Мессии". Как вторую часть (этого посвятительного сна) он переживал нисхождение Христа в материю. Как третью часть он переживал то, каким образом человечество постепенно подготовляется к восприятию духа, или Самодуха, Манаса в шестой культурной эпохе. Пока это не придет, отношения среди людей будут строиться на кровном родстве и любовь не станет духовной.¹²⁴

Таким образом, определенная цель будет достигнута человечеством в отдаленном будущем, поскольку развитие расы длится примерно 15 тыс. лет. Но прежде эта цель в некоем предварительном, подготовительном состоянии должна быть достигнута в VI-й, славяно-германской культурной эпохе (подрасе). То, что в большом масштабе в эволюции осуществляется в ходе четырех коренных рас, это предварительно осуществляется в ходе четырех культурных эпох (в культурно-историческом процессе). Таким образом имеет место некое наложение одних ритмов развития на другие. В современную эпоху, которая началась в XV в. по Рождеству Христову, Самодух выступает трояко: на востоке Европы он формирует культуру ожидания VI-й эпохи; в центральной Европе он светит в высших проявлениях человеческого "я", способного подняться до высот чистого мышления; в Западной Европе он формирует для себя восприемницу - душу сознательную. Правильным взаимодействием всех трех указанных частей света подготавливается приход VI-й культурной эпохи. Все эти соотношения можно пояснить следующей схемой: ¹²⁵

Как видно из схемы, Самодух действует из духовных высей в подосновах человеческих душ уже со времен древнеиндийской культуры, постепенно приближаясь к Земле, или к индивидуальному я-сознанию. Жизнедух, напротив, светит из будущего, зовя к духовным глубинам. Их первое соприкосновение происходит в V-й, современной культуре, и это есть тот третий день, в который Волы а настигает пашущего Микулу* Это значит, что только в современной эпохе должно проявиться то, что внесено норманнским импульсом в русские души. И так оно и происходит: всё участие русских в материальной культуре строится на подражании Западу и не затрагивает (Слава Богу!) их сущностного "я", которому надлежит развернуться в VIй культуре, а до тех пор оно не сходит в человеческие индивидуальности полностью, и оттого они остаются недовоплощенными и слабее, чем люди

o Оба импульса входят в "душевный ствол", но с противоположных концов

Запада, чувствуют физический план. Если можно так выразиться, норманнский элемент в русских позволяет им имитировать рассудочную культуру Запада. Но так они и должны проходить через современную эпоху, где перед ними не стоит задачи развивать культуру столь непосредственно, как это имеет место в Западной Европе. Но если русские хотят внести в нее свой собственный вклад, то они должны искать его в сферах Самодуха и Жизнедуха. Иногда им это удается сделать, вот почему значительные феномены русской культуры всегда пронизаны духовными исканиями.

Современная материальная культура трудна для русских. В ней живут, по словам Микулы, "мужички-то все разбойнички". Дань духу они платить не хотят, предпочитают кесарево Божьему. Не Вольге их обуздывать. Он несет свет познания, который на русской почве действует сначала в душе ощущающей. Через индивидуальные усилия этот свет может возгореться в душе сознательной, в которую тогда низойдет Самодух. Все три ступени индивидуальной жизни родственны между собой, поскольку в их основе лежит астральная субстанция. Но они разделены душой рассудочной. В ней Вольга Свентиславович проявляется на западноевропейский манер - рассудочно. В русских условиях ему должен помочь представитель, так сказать, исконно русского "я", которое проявляет себя в эфирной субстанции души рассудочной и облагораживается светом, идущим из грядущего, светом Жизнедуха.

Итак, Вольга имеет двойную задачу. Во-первых, он должен сделать русскую душу причастной современной культуре, чтобы несмотря на всё настроение ожидания, она все же не проспала современных отношений: "дабы кто не восхитил венца" ее! Для этого норманнский элемент впитался в почву русской душевности, соединился с Душой Народа и оттуда действует в душах как "текучая возбудимость" - способность к органичному перенятию культурных форм (что русскому человеку не следует путать с "жизнью подаянием", с "выпрашиванием грошей" подобно Микулиным мужичкам-разбойничкам, за что он их учит плеткой). Силой Вольги русская душа должна постепенно возвышаться от материалистического к духовному природо- и человекопознанию. Это вторая задача Вольги. Она сводится к тому, чтобы русскую душу повести к восприятию Самодуха, дав ей духопознание. По этой причине будущая культура названа германо-славянской. Задача Микулы - пробудить в русской душе силы собственного "я", дабы на "третий день" состоялся в ней брак Самодуха и Жизнедуха. Этот замысел, как мы уже говорили, внесен даже в конфигурацию русского национального бытия (см. очерк II).