Очерк второй РУСЬ, ОТКУДА ТЫ? 3 страница

Родственное своей изначальной природе настроение славяне встретили в коренном населении Европы, в кельтах. Кельты также принадлежали к северному потоку переселенцев из Атлантиды, только они отстали от него и осели в Европе. Это был народ чрезвычайно духовно тонкий, всецело отдававшийся переживанию сверхчувственных миров, почему он и был так легко потеснен пришедшими с востока племенами. Среди кельтов процветали Мистерии друидов, которые были распространены и в восточных областях, вплоть до Онежского озера, где они носили название Мистерий троттов. Вожди кельтов действовали в их среде не на основе мышления, а на основе восприятия элемента, стоявшего между рецитативно-ритмической речью и неким родом пения, сопровождаемого своеобразной музыкой. Последние остатки этого сохранились у скальдов и бардов.⁴² Когда в VI веке посланцы кельтов, еще обитавших тогда на восточных берегах Балтийского моря, пришли к византийскому императору, то тот был удивлен, увидев их безоружными. Они же сказали ему, что главным услаждением в их жизни является музыка и в путь они берут не оружие, а кифары или гусли. История говорит об этих посланцах как о венедах. Эти венеды были кельтами, а не славянами. Славянам было лишь родственно это их настроение: отдаваться магической музыке, в которой еще сохранялся отзвук музыки небесной, музыки сфер. Прокопий описывает, как в 529 г. греки ночью напали врасплох на славянское войско. - Те усыпили себя песнями и не выставили никаких караулов. Подобное можно понять и ныне, если пережить, какое действие оказывают подчас русские народные песни на самих русских.* Это качество русской души интересно выразил Василий Шукшин в сказке "До третьих петухов" (история со стражником).

* Вспомним, что о музыке говорит Лев Толстой в "Крейцеровой сонате". Важен при этом не столько смысл того, что там говорится, сколько характер высказываний. Таким образом говорить о музыке может только русский, благодаря совершенно особенной непосредственности восприятия ее.

Славяне в свой балканский период получили сложный комплекс впечатлений. Его образовали: дикое мужество пестрого варварского мира даков, сарматов, аваров, гуннов, германцев; высокая культура христианской Византии, ее политика и организованное мужество; кельтский мистицизм. Под этими впечатлениями они находились, видимо, не менее полутысячелетия, а затем часть их отошла на северо-восток. До сих пор остается неясным, все ли славяне пришли на Восточно-Европейскую равнину с Дуная и Карпат или кто-то из них осел здесь с самого начала, когда они двигались из-за Урала на запад. Дело в том, что в те отдаленные времена между народами, а вернее сказать, племенами, шедшими с востока, не было столь больших различий, как те, что появились позже. Тогда вообще было еще возможно племени одного круга, ведомого одними предначертаниями, ассимилироваться в другом кругу. Так, например, славянское племя борусов со временем целиком усвоило природу германских племен, перешло в их среду, где теперь оно известно как пруссы; германским племенем аланов, осевшим по пути на Северном Кавказе, являются нынешние осетины - кавказский, по общему признанию, народ; тюркское племя болгар, усвоивших славянский язык и культуру, стали со временем причислять к славянам.⁴³ Поэтому увидеть различия между славянами, пришедшими в VI-VII вв. с Дуная, и туземными, если таковые действительно существовали, - дело довольно трудное. Начальная летопись вообще не делает таких различий. В ней сказано: "Спустя много времени сели славяне по Дунаю, где теперь земля Венгерская и Болгарская. От тех славян разошлись славяне по земле и прозвались именами своими от мест, на которых сели". И далее в ней идет перечисление племен.

Однако некоторые косвенные признаки позволяют все-таки думать, что существовало два рода славян на востоке Европы, а именно: пришедшие туда прямо из-за Урала и другие, которые сначала жили на Дунае. Сама Начальная летопись говорит, что характер и обычаи славян разные: южные, киевские, или поляне "имеют обычай отцов своих кроткий и тихий, стыдливы перед снохами своими и сестрами, матерями и родителями", у них есть брачный обычай; более северные (по отношению к Киеву) славяне - древляне, радимичи, вятичи убивают друг друга, едят нечистое, невест умыкают на бесовских игрищах между селами, имеют по 2-3 жены.

Надо заметить, что это характеристика, которую стоящий в среде крещеного народа христианин дает своим соплеменникам, еще не полностью порвавшим с языческими культами. Однако такой значительный историк XIX в., как Н.И.Костомаров также видит здесь различие и считает недоброжелательство между древлянами и полянами древним, так что и поныне, пишет он, потомок, или преемник (по земле) полян - украинец посматривает на полещука (жителя Полесья), потомка древлян, как на колдуна, способного и на злое дело. Еще рельефнее в его, полянина, воображении выступает литвин, под которым разумеется не литовец, а белорус - потомок кривичей и дреговичей.⁴⁴ Различия эти выражаются также в народном характере, обычаях.

Итак, мы имеем в начале истории европейских народов, и в том числе русской истории, два существенных народообразующих фактора: этническую ассимиляцию и национальную дифференциацию в рамках одного или разных этнических принципов. Германские племена ассимилируются в среде старого южно- и западно-европейского населения, благодаря чему оно обретает характер народов V-й культуры, сами же вбирают в себя кельтский элемент, так что его, по словам Р.Штайнера, в Центральной Европе имеется больше, чем немецкого, который, в свою очередь, преобладает у франков. Тем не менее, в Центральной Европе возникают немецкие народы, а государство франков становится Францией; англосаксы становятся англичанами, а не саксонцами. Славянские племена представляют собой этнически довольно однородную массу и уж тем более - восточные славяне. Тем не менее, в рамках одного народа возникает сложная дифференциация: южная Русь - Украина, Белоруссия, Великороссия. Казалось бы, здесь заключено противоречие. И оно не разрешимо в рамках материалистического, а также и ложного идеалистического подхода.

Тайну образования народа мы поймем лишь в том случае, если увидим в нем вершение сверхчеловеческих, Божественных существ, существ из Иерархии Архангелов. Архангел, как Дух народа, творит и ведет народ. И это суть третий и, можно сказать, основной народообразующий фактор. Архангел образует народ из тех племен, в которых заключены задатки для исполнения совершенно определенной задачи развития в общей эволюции человечества. Поэтому важно понять природу и происхождение племен - носителей данного национального начала, а не гадать, какие нации выше, а какие ниже. Часто бывает так, что одно этническое начало не обладает всем необходимым для выполнения своей задачи, тогда в него вносятся и полностью растворяются в нем другие этнические ингредиенты, или же нечто привносится как внешнее влияние.*

* Само собой разумеется, что не всё и не со всем соединимо. Потому-то и важно отыскать в предыстории истинное происхождение определенного народного начала и не путать его с другим.

Поднятие Сибирского континента и ухудшение климата на нем было лишь внешней причиной переселения народов. Внутренней и действительной причиной было то, что они понадобились в Европе. С приходом их в Европу целый ряд существ из Иерархии Архангелов получает земные задачи. Это выражается в том, что Архангел тогда приближается к земной сфере, ауре, а на Земле племена, пребывавшие до того долгое время во внутренней и внешней неподвижности, вдруг приходят в движение, в волнение без видимых, казалось бы, на то причин. Об этом примечательным образом говорит Шеллинг: "В тот момент, когда мировой Дух подготовляет великое, еще невиданное зрелище, когда он начинает помышлять о новом мире и, негодуя на гордое величие Рима, вобравшего в себя блеск всего мира и в то же время похоронившего его в себе, видит, что этот мир созрел для произнесения суда над ним, - в этот самый момент решение природы (необходимость столь же определенная, как та, которая направляет великие периоды жизни Земли и движения ее полюсов) приводит со всех сторон к этому средоточию множество чужеземных орд и, таким образом, необходимость природы выполняет то, что было предначертано Духом истории в его планах". ⁴⁵

Становление Архангела Духом народа выражается также в том, что он творит ауру народа и сам затем ткет и живет в ней. Деятельность Архангела в народной ауре направлена к тому, чтобы создавать в ней индивидуальные центры человеческой духовности, способные в той или иной мере порождать свободные волеизъявления. На их основе Архангел воссоздает цели народной жизни и через инспирации вносит их в души людей. Очевидно, что на ранних ступенях формирования народа его движение целиком обусловлено волей Архангела, который закладывает предпосылки к тому, чтобы в дальнейшем сам народ успешно и свободно служил мировым целям. Мы говорим "мировым", поскольку, служа человечеству, народ наилучшим образом служит себе; а преодолеть эгоцентризм можно лишь из свободного самоопределения. Это следует из анализа как индивидуального сознания, так и психологии народов. В то же время, свободный выбор не может быть осуществлен без наличия противоборствующих сил.* Они не условность в истории, а большая и реальная опасность, но ее присутствие в указанном смысле оправдано.

* Поэтому человеческая деятельность может протекать как свободно, так и несвободно, будучи скованной родовым, национальным (понятым в ложном смысле), сословным, партийным и проч.

Конкретное знание об иерархических Водителях народов пришло в мир лишь благодаря Антропософии, хотя выражения: Душа народа, Дух народа - у каждого на устах. Только обычно под этим подразумевают лишь метафору, а не реальных существ. Р.Штайнер дал, фактически, целое учение о сущности и действиях Архангелов как Регентов отдельных народов, что раскрывает перед народоведением совершенно новые возможности. Воспользуемся некоторыми из его сообщений, чтобы заложить основу для понимания дальнейшего в нашей теме. В цикле лекций 1910 года "Миссии отдельных народных Душ в связи с северогерманской мифологией" Р.Штайнер говорит: "Когда появляется народ, жизнь которого находится в восходящем периоде, народ, полно живущий силами восхождения, тогда, подобно человеку, завершившему свою жизнь между смертью и новым рождением, Архангел нисходит в такой народ и воплощается в нем. Когда же начинает слабеть плодотворность, активность отдельных воспринимаемых им центров, когда бледнеет их содержание, тогда Архангел чувствует свою "смерть", чувствует необходимость отойти от данного народа ... чтобы позже в других условиях найти подходящую себе народность".

В другой лекции этого цикла мы находим еще такое сообщение: "... подумайте о человеческом эфирном теле в лоне эфирного тела Духа народа; подумайте затем о взаимном влиянии, взаимодействии эфирных сил - народного и человеческого. Далее подумайте о том, что эфирное тело народа отражается в народном темпераменте, смешении темпераментов отдельных людей, тогда вы подойдете к тайне выступления нам навстречу из лона народа, во всем своем своеобразии, самого Духа этого народа".⁴⁶

Отношение Архангела к астральному телу человека более сложно, поскольку оно не носит такого непосредственного характера, как отношение к эфирному телу. Духа народа не достигают личные переживания людей, связанные с восприятиями их чувств. Потому в этой сфере между людьми и Духом народа действуют посредники - существа из Иерархии Ангелов. "У них есть, - продолжает в цитированной выше лекции Р.Штайнер, - полное понимание того, что человек может пережить как радость и страдание". В то же время, их Я доступна часть высшего мира, в котором пребывает сознательный мир Архангелов. "Они внимают распоряжениям народных Духов и несут их в единичные людские души". Так возникает для человека возможность работать на пользу своего народа.

Таким образом, астральное тело народа включает в себя совокупность астральных тел Ангелов, ведущих отдельных людей. При этом в начальный период становления народа Ангел своим астральным телом как групповой душой объемлет, целый род или племя. И лишь по мере того, как индивидуальности вычленяются из него, их начинают вести отдельные Ангелы, о которых в народе говорят как об Ангелах-хранителях. Они суть реальные существа.

Необходимо хорошо запомнить все эти вещи, ибо лишь исходя из них можно подступиться к пониманию русской истории во всем ее своеобразии. Ее начало приходится на такое время, когда Передняя Азия и Средиземноморье являют собой пышную картину отцветающих, склоняющихся к упадку цивилизаций. В Западной Европе возникает молодое, полное энергии Франкское государство. Его правитель Карл Мартелл (688- 741) в 732 г. одерживает победу над арабами при Пуатье и этим преграждает им путь в Европу. Другой франкский король Карл Великий (742- 814) завоевывает Лангобардское королевство в Италии, побеждает саксов и образует обширную империю. И вот, так сказать, на глазах у этого мира в свою историческую пору вступают славяне, постепенно слагая из племенных совокупностей национальные образования.

Если решиться отойти от позиций исторического дарвинизма, согласно которому в истории господствуют лишь естественный отбор и борьба за существование, за прокорм, а духовное развитие возникает лишь как побочный эффект, надстройка над прокормом, то в становлении русской нации можно увидеть нечто весьма примечательное, способное дать немало как национальному, так и индивидуальному самопознанию.

Нам необходимо понять значение того факта, что славянские народы, в том числе и русский народ, вступают на историческую сцену последними. Североамериканский народ здесь не в счет, ибо в этом случае дело идет о некоем искусственном образовании, созданном рационалистическим умом просвещенной Европы, пожелавшей на новой земле осуществить схваченные одним лишь интеллектом идеалы свободы, равенства и братства. Мы же говорим о народе как об образовании, происходящем из источника метафизического, таинственного, непромеряемого в своей трансцендентной глубине. Именно такова предыстория европейских, в том числе и славянских народов. Вступление русского народа в историю носит характер некоего рождения. Рождается в полном смысле слова новый народ в окружении более "взрослых" и даже "старческих" народов. И эта окружающая среда оказывает на характер движущих сил, заложенных в новом народе, самое существенное влияние.

Более древние народы возникали в одиночку, черпая духовные импульсы из среды группового, массового сверхсознания, и поэтому они в самих себе несли мощные силы саморазвития, из которых приходило все то, что слагает историю цивилизации и культуры. В более поздние времена появилась возможность культурного заимствования: по соображениям высшей, спиритуальной экономии нет нужды в каждом народе заново воспроизводить весь культурно-исторический процесс от самого начала. Вместо этого вступает в силу закон культурной преемственности, когда новый народ в короткий срок перенимает плоды прошлых культур и затем приступает к решению своих, ориентированных на будущее задач. Правда, это заимствование не носит элементарного характера, а совершается по принципу метаморфозы. Его можно понять на примере древних египтян и греков. Когда египтяне говорили о греках, что те - сущие дети, то это относилось к их историческому детству, из которого, в то же время, у греков из подоснов внутреннего мира переживание души ощущающей выступало как общая предпосылка дальнейшего развития; у египтян развитие души ощущающей составляло совершенно индивидуальную задачу. Однако, чтобы душа ощущающая выступала у греков описанным образом, Египет должен был уже существовать как в своих мистериальных глубинах, так и во внешних феноменах культуры.

Выступить на историческую сцену последним, как это произошло с русским народом, - означает, с одной стороны, иметь наименьший, по сравнению с древними народами, импульс к самостоятельному творчеству, исходя целиком из собственных сил; а с другой - наибольший импульс и способность к заимствованию, к перенятию извне. В свое время это понял Чаадаев, что и послужило основанием его критики национального самовозвеличивания, за которую он основательно поплатился. К творчеству из себя, к выработке собственных мыслеформ русский народ придет в будущем, в шестой культуре. Что же касается его способностей к перенятию, к ученичеству у других народов, - это общеизвестно. Вспомним для примера, что говорит о себе поэт В.А.Жуковский в письме к Гоголю: "Я часто замечал, что у меня наиболее светлых мыслей тогда, когда их надобно импровизировать в выражение или в дополнение чужих мыслей. Мой ум - как огниво, которым надобно ударить об кремень, чтобы из него выскочила искра. Это вообще характер моего авторского творчества: у меня почти все чужое или по поводу чужого - и все, однако, мое".

Эти слова можно было бы поставить эпиграфом к трактату о русской душе. Мы же коснемся этого вопроса вкратце и со стороны эзотерической. Начнем с того, что попробуем выявить общую конфигурацию того, как совершилось воплощение русской народности в земной исторический процесс. Поскольку в основе его, как уже отмечалось, лежит водительство Духа народа, Архангела, то источник всех особенностей, присущих народному характеру, следует искать на том высоком уровне. И мы его там, действительно, находим. Так, например, склонность русских к перенятию извне коренится в особом свойстве самого их Духа народа. Р.Штайнер говорит об этом следующее: "... зной вожделений соответствует тому, что является как бы физическим телом русской народной Души; он присущ ей как тепло - человеку. ... текучая возбудимость - это исключительно значительно, - этот первый эфирный ингредиент имеет для русской народной Души то же значение, что свет для человека".⁴⁷ А что собой представляют "зной вожделений" и "текучая возбудимость"? - Это мы узнаем из "Теософии" Р.Штайнера, где о них говорится в связи с описанием душевных образований в сверхчувственной сфере душевного (в отличие от духовного) мира - в "стране душ".

Первый род этих душевных образований - это некоего рода душевная "вещественность", если сравнивать тот мир с физическим, и ее в мире душ образует зной вожделений. В душах людей он определяет то, что именуется низшими чувственными порывами, преобладающими в них себялюбивыми инстинктами.

Второй род образований таков, что в нем симпатия и антипатия пребывают в равновесии. Эти образования "... подходят к другим образованиям с известной нейтральностью; они действуют на них как родственные им, не притягивая и не отталкивая их особенно. Они как бы не ставят резкой границы между собой и окружающим миром. Они постоянно позволяют влиять на себя другим образованиям окружения; и потому их можно сравнить с жидкими веществами физического мира. И в том, как эти душевные образования притягивают к себе другие, совсем нет алчности. ... Несебялюбиво, как первая (душевная "вещественность"), движется она (душа) через душевное пространство, но так, что ее бытие везде получает впечатления и оказывается родственным многому из того, что ей встречается. Наиболее подходящим к ней названием было бы текучая возбудимость".⁴⁸

Исключительно полезно знать подобные вещи для истинного национального самопознания. Мы имеем здесь дело, так сказать, с архетипами национального характера. И они таковы, что первый из них несет для нас постоянную опасность потерять себя в "чувственных порывах", в разгуле страстей, что и после смерти оборачивается для души страданием. Второй архетип, благодаря свойству самой Души народа, позволяет нам уже в земном бытии прийти к известной степени очищения, ибо в мире душ в область "текучей возбудимости" восходят души просветленные. Поэтому желание и умение учиться у других - это наше преимущество, наш народный путь к духу, к идеалам посвящения. Себялюбивое же настаивание на универсальной самобытности, духовной автономии способно лишь разжигать пламя вожделений, чему в истории мы имеем множество примеров.

Итак, мы можем теперь значительно глубже понять, почему славяне, придя в Европу, сначала продвинулись на запад до Дуная и Карпат. Они должны были прийти в соприкосновение с цивилизованными народами. - Им предстояло многому у них учиться, учиться у всего своего окружения на севере, западе, юге, а в известной мере - и на востоке. Но об этом речь впереди. Вначале они должны были перенять импульс четвертой, греко-латинской культуры, каким он был тогда представлен Византийской Империей.

Во II-IV вв. первые славянские племена встретились с римлянами в их колониях на Дунае. В эпоху Юстиниана они проникают в Византию, распространяются по всей Греции и Пелопоннесу. Вначале империя пыталась дать им отпор, но когда сделать этого не удалось, она перешла к тактике договоров и союзов. Это удавалось тем легче, чем больше славяне переходили к оседлости и земледелию в придунайских областях. Свободный земледелец проявлял больше склонности к восприятию греческой культуры, чем к ведению войн. С другой стороны, Византия была равнодушна к вопросу национального состава, и те славяне, что влились в нее, сыграли роль освежающего и укрепляющего элемента. Так соединяются славяне на Западе с инспирациями четвертой культурной эпохи, которые проистекают не от Архангела, а от самого Духа Времени (Архая) древней Греции. Эти инспирации они затем уносят с собой на северо-восток, куда начинается их отход в VI в.*

* Византийские писатели свидетельствуют, что в VI-VII веках славяне приходят в необычайное движение. А потом, вплоть до IX века о них вообще ничего не говорится в византийских хрониках.

На тех территориях, куда славяне начинают отходить, тем временем духовно подготовлялась некая форма. Только из сообщений Р.Штайнера узнаем мы об этой форме. Она необычайно многое в русской истории делает понятным. В цикле из трех лекций, прочитанном в начале мировой войны и посвященном финскому эпосу, Р.Штайнер дает рисунок этой формы. В ней каждая деталь полна глубочайшего смысла. Поэтому мы разберем ее подробно. ⁴⁹

На рисунке изображены два овала, частично наложенные один на другой, Верхним овалом обозначена сфера расселения финского народа. В эту сферу вступают идущие на север славянские племена. Внешняя история почти ничего не говорит об этом эпизоде, поскольку не осталось свидетельств о какой-либо борьбе финнов со славянами за эти земли. Финны, вероятно, уступили их без борьбы. Но зато при этом имело место внутреннее, чрезвычайно глубокое влияние финского мистицизма на славян. Финны принадлежат к тому потоку выходцев из Атлантиды, который составляла монгольская раса. Этот поток дал многочисленные ответвления самого разного духовного свойства. Одно из этих ответвлений, из которого образовался финский народ, продвинулось так далеко на запад, что снова соприкоснулось с остатками древнего атлантического населения, нибелунгами, - как их называет северогерманская мифология, - обитавшими в Скандинавии. Но в Европу финны пришли не сразу. В более отдаленном прошлом они тоже обитали за Уралом, но в областях более северных, чем славяне. В Европе они поселились раньше славян и, возможно, даже раньше германцев. Территории, занимаемые всей финно-угорской группой, включали в себя северо-восток Европы, простираясь на юг до Московской области включительно. Об этом свидетельствует этимология многих географических названий. Например, название озера Селигер происходит от двух финских слов: selkä, означающего небольшую возвышенность, и järwi - озеро. Если взять эти слова в той форме, в какой они существуют в эстонском языке, то мы получим sel'g-järi, что означает расположенное на возвышенности озеро. Русское полногласие преобразовало это в "Селигер". Слово "Вологда" восходит к финскому valkеа - белый. Сначала это было название притока реки Сухоны. Финскому valkеа в эстонском языке соответствует walda, в вепском - vänged. Из этих слов, по мнению А.П.Погодина, через переходную, ныне исчезнувшую форму valgda(отсюда и "Вологда") возникло название Волги.*

* Имеются примеры и обратного заимствования угро-финским из индо-европейских языков. Например, финское слово аrjа - слуга, это то же самое, что санскритское аryas или дрсвненсрсидскос аriya. Заимствования такого рода говорят о древних контактах угрофиннов с арийцами. С другой стороны, в этом финском "аrjа" не доносится ли до нас отзвук первоначального, атлантического отношения к арийцам, где они составляли одну из низших каст, поскольку признаком аристократизма тогда служило обладание древним ясновидением. (Примечание 1992 г.: В начале 80-х годов трудно было предугадать современную сугубую суверенизацию народов и народностей. Однако мы надеемся, что наши изыскания не послужат для иных политиков основанием лишать русский народ реки Волги.)

Финно-угорские племена значительно различаются между собой. Для начального периода русской истории особое значение имели западные финны. В настоящее время они основательно усвоили приемы и обычаи западно-европейской жизни, но в древности их характер был иной. От других родственных им племен - волжской мери, заволжской мордвы, черемисов их отличал светлый цвет волос, кожи, глаз. Древние славяне называли их "чудь белоглазая". Их свойствами были: отсутствие предприимчивости, необщительность, склонность к тихому семейному быту, богатое воображение. Последнее качество основывалось на широко распространенных среди них ясновидческих способностях, что побуждало их при сравнении ценностей горнего мира с благами земной юдоли всегда отдавать предпочтение первым. Недаром Тацит сказал о них: финны достигли самого трудного - отсутствия желаний.

И вот в среду такого народа вступили славяне. Господствующее внутреннее настроение или, скажем, предрасположенность их душ была противоположна той, которая преобладала в душах финнов. Последние, в силу своей приверженности сверхчувственным созерцаниям, что роднит их с кельтами, переживали в себе тройственную душу (как ощущающую, рассудочную и сознательную) в ее сверхчувственном аспекте, какой она открывается лишь душе, прошедшей сквозь врата смерти. Этот свой опыт финны выразили в "Калевале" в виде трех образов - носителей трех душ: Вяйнямёйнена - образа души ощущающей, Ильмаринена - образа души рассудочной, и Лемминкяйнена - образа души сознательной.

Славяне, как говорит Р.Штайнер в первой лекции вышеуказанного цикла, несли в себе переживание единой души, которая при движении с юга на север действовала погашающе на переживание финнами тройственной души. А еще Р.Штайнер говорит о некоем "душевном стволе", проходящем через сферы действия как единой, так и тройственной души. Кроме того на рисунке, данном в лекции, которую мы обсуждаем, показаны два источника импульсов, оказав­ших влияние на подготовку сферы действия единой души. Один из них исхо­дил из Константинополя, другой - из центра Мистерий великого посвященно­го Скитианоса. Рассмотрим по порядку все элементы этого рисунка:

Весь рисунок в целом - это не схема. Он выражает собой ту конфигура­цию души, к которой в результате длительного эволюционного процесса пришел человек пятой послеатлантической культурной эпохи. В опреде­ленной мере такую душу несет в себе ныне всякий цивилизованный человек. И исполнен глубокого смысла и значения тот факт, что та духовная форма, в которую вступили славяне, уйдя с Дуная на северо-восток, была подго­товлена в ауре, подобной индивидуальной человеческой.

Переживание единой души в человеке коренится в особой конфигурации эфирного ингредиента его ауры. В праотдаленные времена, как пер­вую ступень индивидуализации, человек получил индивидуальные жиз­ненные процессы. Когда позже к ним присоединились индивидуальные восприятия чувств и мышление, то они также находились в тесной связи с эфирным телом. Мысль и жизненные процессы в прошлом были взаи­мосвязаны. В будущем человек опять станет переживать их во взаимос­вязи, когда станет мыслить не физическим, а эфирным мозгом. Но в настоящее время основной процесс индивидуализации идет через астраль­ное тело, и его действие ослаблено в системе конечностей, в системе воли. Поэтому тот, кто сохранил, пусть лишь в небольшой мере, осознанную связь мышления с волей, может пережить в себе настроение единой души. Эта душа имеет много общего с душой рассудочной.

Человек, переживая себя в единой душе, пребывает в некоей смутнос­ти сознания, избегает летучих, подвижных мыслей, чувствуя, что жиз­ненные процессы (дыхание и др.), если они хоть в какой-то мере заявля­ют о себе в сознании, не могут быть слишком динамичными. С другой стороны, настроение единой души дает человеку чувство целостности, единства. Славяне, удержанные в зауральских областях от историческо­го развития, сохранили в себе переживание этой единой души, чтобы в дальнейшем воспринять в нее Импульс Мистерии Голгофы. Поэтому не случайно именно в сферу действия единой души, где возникает Киевская Русь, из Византии приходит Христианство, культ. Единая душа имеет потребность переживать себя религиозно, мыслить религиозно и освя­щать саму жизнь. Ей неизбежно присущ определенный консерватизм, но консерватизм этот эфирной, а не астральной природы.

Через все душевное существо человека проходит душевный ствол. Это есть не что иное, как его "я". В сфере единой души, в эфирной субстанции, в человека через душевный ствол входит то действие Импульса Хрис­та, которое претворяет эфирное тело в Жизнедух. Это действие Христа пока не входит в наше сознание, но Христос не может ждать, когда это произойдет, когда мы Христа поймем, ибо тогда, с эволюционной точки зрения, может оказаться уже поздно.