Шаманизм у якутов и долганов
У якутов и долганов шаманский сеанс обычно происходит в четыре этапа: 1) вызов духов-помощников; 2) открытие причины болезни, чаще всего злого духа, похитившего душу больного или вошедшего в его тело; 3) изгнание злого духа угрозами, шумом и т. п. и, наконец, 4) вознесение шамана на Небо.[721]"Самой большой проблемой является выяснение причин болезни, распознавание духа, который терзает больного, определение его происхождения, иерархического положения и могущества. Церемония поэтому всегда состоит из двух частей: сначала вызываются с неба духи-покровители, их просят помочь узнать причины несчастья, а затем уже начинается борьба с враждебным духом, или уором". После всего этого обязательно совершается путешествие на Небо.[722]
Борьба со злыми духами опасна, и постепенно она истощает шамана. "Нам всем суждено попасть во власть духов, — говорил шаман Тюспют Серошевскому, — духи ненавидят нас, потому что мы защищаем людей…".[723]Действительно, очень часто шаман, чтобы изгнать из больного злых духов, вынужден принимать их в свое тело; воплощая их в себя, он борется и страдает еще больше, чем сам больной.[724]
Вот классическое, приведенное Серошевским, описание сеанса у якутов. Сеанс проводится вечером в юрте, к участию в нем приглашаются соседи. "Иногда хозяин дома подготавливает две петли из крепких ремней: шаман привязывает их себе к плечам, а присутствующие держат их концы, чтобы задержать его в том случае, если духи попытаются его похитить".[725]Шаман пристально вглядывается в огонь очага: он зевает, спазматически икает, время от времени его сотрясает нервная дрожь. Он надевает свой наряд и начинает курить. Тихонько ударяет в бубен. Вскоре его лицо бледнеет, голова спадает на грудь, глаза закрываются. Посреди юрты раскладывается шкура белой лошади. Шаман набирает в рот холодную воду и, становясь на колени, лицом поочередно к четырем сторонам света, брызгает водой то направо, то налево. В юрте царит тишина. Помощник шамана бросает несколько конских волос в огонь, который он затем полностью засыпает пеплом. Становится совершенно темно. Шаман садится на лошадиную шкуру лицом к югу и засыпает. Все затаивают дыхание.
"Вдруг неизвестно откуда раздается страшный прерывистый крик, пронзительный, как скрежет стали, и все снова погружается в тишину. Затем новый крик; то внизу, то вверху, то впереди, то позади шамана слышен таинственный шум: нервные пугающие зевки, истерические икания; жалобные крики чибиса сменяются соколиным визгом и прерывистым посвистыванием бекаса; это кричит шаман, меняя голос".
Внезапно он умолкает; воцаряется тишина, слышен только слабый писк, похожий на комариный. Шаман начинает бить в бубен. Он еле слышно напевает какую-то песню. Песня, звуки бубна становятся все сильнее. Наконец, шаман начинает мычать. "Слышны крики орлов, которые смешиваются со стонами чаек, пронзительными криками бекасов и рефреном кукушки". Музыка усиливается до пароксизма, затем вдруг резко обрывается, и слышен только писк комаров. Птичьи крики и тишина несколько раз сменяют друг друга. Наконец шаман меняет ритм бубна и поет свой гимн:
Могучий бык земли, степной конь,
Могучий бык зарычал!
Степной конь заржал!
Я выше вас всех, я человек!
Я человек, наделенный всем!
Я человек, сотворенный Господином Бесконечности!
Прибудь же, о степной конь, и научи!
Выйди же, чудесный бык Вселенной, и ответь!
О могучий Господин, приказывай!;
и т. д., и т. д.
О Госпожа моя Мать, укажи мне мои ошибки
И пути, которыми я должен идти!
Полети передо мною по широкой дороге;
Подготовь мою тропу!
О Духи Солнца, пребывающие на юге, на семи лесистых горах,
о светлые Матери, вы, знающие ревность, умоляю вас:
пусть ваши три тени остаются высоко, очень высоко!
И ты, на западе, на своей горе, о Господин мой Предок,
обладающий страшной силой, с могучей шеей, будь со мной!
и т. д.
Возобновляется музыка и снова доходит до пароксизма. Шаман просит помощи у эмегета (духа покровителя) и своих знакомых духов; они не сразу слушаются: шаман умоляет их, они увиливают. Иногда они влетают в юрту так резко, что шаман падает навзничь. Тогда зрители звенят над ним железом, приговаривая: "Крепкое железо звенит — странные облака кружатся, как много облаков вознеслось!"
С прибытием эмегета шаман принимается прыгать; у него быстрые и резкие движения. Наконец он садится посреди юрты; зажигается свет. Шаман снова начинает бить в бубен и танцевать. Высота прыжков иногда достигает четырех футов.[726]Шаман кричит в замозабвении. "Новая остановка, и вот уже он запевает глубоким низким голосом торжественный гимн". Начинается легкий танец, и теперь он поет скорее с насмешкой или, наоборот, ругается: все зависит от существ, голоса которых он наследует. Наконец, он подходит к больному и приказывает причине болезни отступить; "или же хватает недуг, выносит его на середину юрты и, не переставая злословить, прогоняет его, оплевывает, бьет ногами, толкает руками, дует".[727]
И тут начинается экстатическое путешествие шамана, который должен проводить на Небо душу жертвенного животного. Снаружи юрты устанавливается три очищенных от веток дерева, причем посредине должна быть береза, на верхушке которой привязан мертвый зимородок. К востоку от березы устанавливается кол с насаженной на него лошадиной головой. Три дерева соединены между собой веревкой из конского волоса. Между деревьями и юртой ставится небольшой столик, а на нем — бутыль с водкой. Шаман начинает выполнять движения, имитирующие полет птицы. Постепенно он поднимается на Небо. По дороге он совершает девять остановок, и на каждой приносит жертву местному духу. Возвращаясь из экстатического путешествия, шаман требует «очищения» огнем — горящими углями, которые прикладывают к какой-либо части его тела (стопам и др.).[728]
Конечно, якутский сеанс имеет много вариантов. Вот как Серошевский описывает небесное путешествие: "Затем старательно устанавливаются в ряд маленькие ели, отобранные заранее; к ним привязываются гирлянды, сплетенные из белого конского волоса (другого шаманы не используют); устанавливаются в ряд три столба с изображениями птиц на верхушках: на первом находится двуглавый оксокью; на другом — большая гагара (коугос) или ворон; на третьем — кукушка (кого). К последнему столбу привязывается животное, приносимое в жертву. Привязанная вверху веревка представляет дорогу в Небо, "которой полетят птицы и побежит животное".[729]
На каждой остановке (олох) шаман присаживается отдохнуть; когда он встает, это служит сигналом, что путешествие возобновляется. Он изображает это путешествие танцевальными движениями и жестами, наследующими птичий полет: "Танец всегда представляет путешествие в пространстве в обществе духов; танцем сопровождается и жертвенное животное. По легенде, еще недавно существовали шаманы, действительно возносившиеся в Небо, а зрители видели животное, плывущее в облаках, за ним плыл шаманский бубен; сам шаман, весь одетый в железо, завершал процессию". "Бубен — это наш конь" — говорят шаманы[730](см. выше).
Шкура, рога и копыта жертвенного животного выставляются на засохшем дереве. Серошевский очень часто находил остатки таких жертвоприношений в безлюдных местах. Очень близко, иногда на том же дереве, "можно найти также кочай, длинную деревянную стрелу, вонзенную в сухой ствол. Она выполняет ту же роль, что и волосяная веревка в предыдущей церемонии, — указывает ту часть Неба, в которую должна направиться жертва".[731]Согласно тому же автору, когда-то шаман собственной рукой вырывал сердце жертвенного животного и поднимал его к Небу. Затем он смазывал кровью свое лицо и наряд, изображение своего эмегета и маленькие деревянные фигурки духов.[732]
В других регионах устанавливается девять деревьев, а недалеко от них кол с птицей на верхушке. Деревья и кол связаны друг с другом восходящей веревкой — знак восхождения на Небо.[733]У долганов мы также находим девять деревьев с деревянной птицей на верхушке каждого, с тем же значением: это дорога шамана и души жертвенного животного на Небо. Действительно, у долганов шаманы также взбираются на девять Небес в ходе сеанса исцеления. Они утверждают, что перед каждым новым Небом находятся духи-хранители, чья задача — следить за путешествием шамана и не допускать одновременного проникновения злых духов.[734]
В этом длительном и впечатляющем шаманском сеансе один пункт остается неясным: если душа больного захвачена злыми духами, то почему шаман обязательно должен отправляться на Небо? Васильев предложил следующее объяснение: шаман уносит душу больного на Небо, чтобы очистить ее от осквернения злыми духами.[735]Со своей стороны, Трощанский подтвердил, что среди известных ему шаманов ни один не предпринимал путешествия в Ад: все они по поводу лечения отправлялись только на Небо.[736]Это говорит о разнообразии шаманских техник и ненадежности нашей информации; весьма вероятно, что нисхождение в Ад, более опасное и таинственное, было менее доступно для европейских наблюдателей. Но не подлежит сомнению, что путешествия в Преисподнюю также были доступны якутским шаманам, по крайней мере некоторым, поскольку на их наряде изображен символ "Отверстия Земли", называемый именно "Отверстие Духов" (абасы ойбоно); через это отверстие шаманы могли проникать в нижние страны. Кроме того, якутского шамана в экстатических путешествиях сопровождает водная птица (чайка), явно символизирующая погружение в море, то есть нисхождение в Преисподнюю. Наконец, технический лексикон якутских шаманов использует для определения направлений мистического путешествия два разных термина: аллара кырар (к "нижним духам") и усэ кырар (к "верхним духам").[737]Наконец, Васильев также заметил, что у якутов и долганов шаман, который ищет душу больного, похищенную демонами, ведет себя так, как если бы он нырял, а тунгусы, чукчи и лапландцы говорят о шаманском трансе как о "погружении".[738]То же поведение и технику мы наблюдаем и у эскимосских шаманов, поскольку многие народы, живущие у воды, считают, что потусторонний мир находится в морских глубинах.[739]
Чтобы понять необходимость небесного путешествия якутских шаманов в связи с исцелением, следует принять во внимание две вещи: с одной стороны, сложное и даже смешанное состояние их религиозных и мифологических концепций, с другой же — признание, которым пользуется шаманское вознесение во всей Сибири и Средней Азии. Как мы видели, этим признанием объясняется то, что алтайский шаман в конце концов позаимствовал некоторые характерные черты техники вознесения для своего экстатического нисхождения в Ад (также с целью освобождения души больного из-под власти Эрлик Хана).
Поэтому в случае якутов мы можем представить себе ситуацию приблизительно так: поскольку животные жертвовались Божественным Существам, а вещественными символами (стрелами, деревянными птицами, восходящей веревкой и т. п.) указывалось направление, куда отправлялась душа жертвы, то шаман использовался как проводник этой души в небесном путешествии; а поскольку он сопровождал душу жертвенного животного в связи с исцелением, то можно было считать, что главной целью каждого вознесения было «очищение» души больного. Во всяком случае, ритуал шаманского лечения в своей сегодняшней форме является гибридом — чувствуется, что он сформировался под влиянием двух различных техник: 1) поиска заблудшей души или изгнания злых духов и 2) вознесения.
Но следует учитывать и другой факт: за редкими исключениями "адской специализации" (исключительного нисхождения только в Преисподнюю), сибирские шаманы способны как возноситься на Небо, так и спускаться в нижние страны. Мы видели, что эта двойная техника определенным образом связана с самим их посвящением: инициационные сны шаманов включают как нисхождения (= ритуальные страдания и ритуальную смерть), так и восхождения (= воскрешение). В этом контексте легко понять, что после борьбы со злыми духами или нисхождения в Ад с целью нахождения души больного якутский шаман чувствует необходимость возобновления собственного духовного равновесия, повторяя вознесение в Небо.
Заметим здесь еще, что авторитет и сила шамана зависят исключительно от его экстатических способностей. Он занял место жреца в церемониях жертвоприношений в честь Небесного Существа, но у него, как и у алтайского шамана, эта замена привела к изменению самой структуры обряда: жертвоприношение превратилось в психофорию, то есть в драматическую церемонию, основанную на экстатическом переживании. Именно своим психическим способностям шаман всегда обязан умением обнаруживать злых духов и бороться с ними, если они завладели душой больного: шаман не удовлетворяется их изгнанием с помощью заклинаний, но принимает их в собственное тело, «завладевает» ими, мучит их и изгоняет: все это возможно потому, что он обладает их природой, то есть может оставлять свое тело, перемещаться на значительные расстояния, нисходить в Ад, возноситься на Небо и т. д. Эта «духовная» свобода и подвижность, поддерживающая экстатические переживания шамана, в то же время предопределяет его уязвимость, и нередко в результате борьбы со злыми духами шаман попадает, в конце концов, в их власть, то есть становится действительно «одержимым».