Глава 14 Шкатулка открывается 1 страница
– Значит, это одна из Предавшихся Тени, – сказала Сорилея. Беловолосая Хранительница Мудрости обошла пленницу кругом, задумчиво разглядывая Семираг. Разумеется, Кадсуане не ожидала страха от кого-то вроде Сорилеи. Айилка была крепкой, как статуя, выдержавшая шторм за штормом, стойкая к ветрам. Среди Айил эта Хранительница Мудрости была особенным воплощением силы. Она прибыла в поместье совсем недавно, с теми, кто доставил ал’Тору сообщение из Бандар Эбана.
Среди Айил, следующих за Рандом ал’Тором, Кадсуане предполагала обнаружить многое: свирепых воинов, странные обычаи, честь и преданность, неискушенность в политике и коварстве. Она оказалась права. И все же, кое-что она, определенно, не ожидала найти – кого-то равного себе. Особенно, если это Хранительница Мудрости, едва способная направлять. Но, как ни странно, именно так она расценивала эту айилку с жестким лицом.
Не то чтобы она доверяла Сорилее. У Хранительницы Мудрости были свои цели, и они могли не совсем совпадать с целями Кадсуане. Как бы то ни было, она действительно находила Сорилею толковой, а в эти дни в мире насчитывалось всего проклятые несколько человек, заслуживающих этого слова.
Семираг внезапно вздрогнула, и Сорилея задрала голову кверху. В этот раз Отрекшаяся не висела в воздухе; она стояла прямо, одетая в жесткое коричневое платье, ее короткие, темные, непричесанные волосы спутались. Она все еще демонстрировала превосходство и самообладание. Точно так же, как вела бы себя Кадсуане в подобной ситуации.
– Что это за плетения? – поинтересовалась Сорилея, взмахнув рукой. Плетения, о которых спрашивала Хранительница Мудрости, и были причиной периодических содроганий Семираг.
– Мое собственное изобретение, – ответила Кадсуане, убирая плетения и сплетая их снова, чтобы показать, как они создаются. – Они издают звон в ушах каждые несколько минут и вспышки света перед глазами, не давая уснуть.
– Ты надеешься настолько ее изнурить, что она заговорит, – сказала Сорилея, вновь изучающе гладя на Отрекшуюся.
Разумеется, Семираг была ограждена от возможности слышать их. Невзирая на отсутствие хорошего сна уже двое суток, женщина имела безмятежный вид, глаза открыты, но блокированы яркими светящимися шарами. Она, вероятно, владела каким-то ментальным трюком, помогающим от переутомления.
– Я сомневаюсь, что это ее сломает, – призналась Кадсуане. – Ха! Это еле-еле заставляет ее вздрагивать. – Она, Сорилея и Бэйр – старая Хранительница Мудрости, неспособная направлять – были одни в комнате. Айз Седай, поддерживающие щит Семираг, сидели на своих местах снаружи.
Сорилея кивнула.
– Манипулировать одной из Предавшихся Тени будет не так легко. Тем не менее, ты благоразумно решила попробовать, принимая во внимание твои… ограничения
– Мы могли бы поговорить с Кар’а’карном, – сказала Бэйр. – Убедить его передать эту женщину на время нам. Несколько дней… деликатного айильского допроса, и она расскажет все, что ты пожелаешь.
Кадсуане уклончиво улыбнулась. Разве она разрешила бы кому-то другому вести допрос! Секреты этой женщины были слишком ценными, чтобы доверить их даже союзникам.
– Что ж, вы можете спросить, – сказала она, – но я сомневаюсь, что ал’Тор послушает. Вы знаете, каким глупым может быть этот мальчишка, когда речь идет о том, чтобы причинить боль женщине.
Бэйр вздохнула. Было тяжело представить эту даму, похожую на бабушку, принимающей участие в «деликатном айильском допросе».
– Да, – сказала она. – Я полагаю, ты права. Ранд ал’Тор вдвое упрямее любого вождя клана, которого я знаю. И вдвое заносчивей тоже. Надо же – предположить, что женщины не могут переносить боль так же, как мужчины!
Кадсуане фыркнула.
– Честно говоря, я подумывала подвесить и высечь ее, наплевав на запрет ал’Тора! Но не думаю, что это сработает. Ха! Чтобы сломать эту женщину мы должны найти что-нибудь другое, кроме боли.
Сорилея не сводила глаз с Семираг.
– Я поговорю с ней.
Кадсуане сделала приглашающий жест, распустив плетения, которые не давали Семираг слушать, видеть и говорить. Женщина мигнула – единожды, – чтобы прояснить зрение, потом повернулась к Сорилее и Бэйр.
– А, – произнесла она, – Айил. Когда-то вы были такими хорошими слугами. Скажите мне, насколько больно сознавать, что вы предали свои клятвы? Ваши предки плакали бы, требуя наказания, узнай они, сколько смертей на руках их потомков.
Сорилея никак не отреагировала. Кадсуане знала кое-какие интересные факты, которые ал’Тор раскрыл ей об Айил, данные, полученные из вторых, а то и из третьих рук. Ал’Тор заявлял, что когда-то, еще до предательства своих клятв, Айил следовали Пути Листа, поклявшись не совершать насилия. Эти слухи вызвали интерес Кадсуане, который только увеличился, когда Семираг подтвердила их.
– Она выглядит намного человечнее, чем я предполагала, – обратилась Сорилея к Бэйр. – Ее мимика, ее тон, ее акцент, пусть и странные, но их легко понять. Этого я не ожидала.
Только на мгновение глаза Семираг сузились, отреагировав на комментарий. Необычно. Эта реакция была сильнее любой другой, вызванной разными наказаниями. Вспышки света и звук вызывали только легкие непроизвольные подергивания. Однако этот комментарий Сорилеи, казалось, подействовал на Семираг на эмоциональном уровне. Неужели Хранительницы Мудрости на самом деле без труда преуспеют там, где Кадсуане так долго терпела неудачу?
– Я думаю, это то, о чем мы должны помнить, – сказала Бэйр. – Женщина остается женщиной, независимо от того, сколько ей лет, и не важно, какие секреты она хранит. Плоть можно порезать, кровь можно пролить, кости можно сломать.
– На самом деле, я почти разочарована, Кадсуане Меледрин, – сказала Сорилея, качая седой головой. – У этого чудовища очень маленькие клыки.
Семираг больше не реагировала. Она вернула контроль над собой, безмятежное лицо и высокомерный взгляд.
– Я немного слышала про вас – нынешних Айил, не знающих клятв, и про ваше толкование чести. Я получу истинное наслаждение, исследуя, сколько боли и страдания потребуется испытать членам ваших кланов, чтобы они обесчестили себя. Скажи мне, как ты думаешь, насколько далеко я должна зайти, чтобы один из вас убил кузнеца и пообедал его плотью?
Она знала больше, чем «немного», если понимала, что кузнец среди Айил – фигура почти неприкосновенная. Сорилея напряглась, услышав комментарий, но затем выкинула его из головы. Она еще раз сплела стража от подслушивания, потом помедлила и разместила светящиеся шары напротив глаз Семираг. Да, она была слаба в Силе, но училась очень быстро.
– Разумно ли это, держать ее вот так? – спросила Сорилея, а ее тон давал понять, что от кого-либо другого она бы требовала ответ. Для Кадсуане она смягчила свои слова, и это почти вызвало улыбку на губах Айз Седай. Они были как две старых соколицы, Сорилея и она, привыкшие править со своего насеста, а сейчас вынужденные гнездиться на соседних деревьях. Ни одной из них почтительное отношение не давалось легко.
– Если бы решала я, – продолжила Сорилея, – то, думаю, я перерезала бы ей горло, а труп выбросила валяться в пыли. Оставлять ее в живых – это все равно, что держать в доме древесную копьеголовку, словно питомца.
– Ха! – поморщившись, сказала Кадсуане. – Ты права насчет опасности, но убить ее было бы хуже. Ал’Тор не может – или не хочет – дать мне точное число убитых им Отрекшихся. Но он предполагает, что, по меньшей мере, половина из них все еще жива. Они будут сражаться в Последней Битве, и чем больше плетений мы узнаем от Семираг, тем меньше будет плетений, которыми нас смогут застать врасплох.
Казалось, это не убедило Сорилею, но она больше не настаивала на своем.
– А тот предмет? – спросила она. – Могу я его увидеть?
Кадсуане чуть было не рявкнула "нет", но… Сорилея научила Кадсуане Перемещению, невероятно мощному инструменту. Это было предложение, жест навстречу. Кадсуане надо было работать с этими женщинами, в особенности с Сорилеей. Управиться с ал’Тором было не по плечу одной женщине.
– Идем со мной, – сказала Кадсуане, покидая комнату. Хранительницы Мудрости последовали за ней. Снаружи Кадсуане дала сестрам – Дайгиан и Сарен – указания, чтобы Семираг находилась в сознании и с открытыми глазами. Вряд ли сработает, но на данный момент это была лучшая стратегия Кадсуане.
Впрочем… был еще краткий взгляд Семираг, эта нотка гнева, вызванная комментарием Сорилеи. Если ты можешь контролировать гнев человека, значит, сможешь контролировать и другие его эмоции. Именно поэтому Кадсуане настолько сосредоточилась на том, чтобы научить ал’Тора обуздывать свой нрав.
Контроль и гнев. Что же из сказанного Сорилеей вызвало ту реакцию? Что Семираг разочаровывающе человечна. Словно Сорилея ожидала, что одна из Отрекшихся будет так же искажена, как Мурддраал или Драгкар. А почему бы и нет? Отрекшиеся были легендарными личностями на протяжении трех тысяч лет, смутными тенями тьмы и таинственности. Можно разочароваться, обнаружив, что во многих отношениях они самые человечные последователи Темного: мелочные, вредные и вздорные. По крайней мере, ал’Тор заявлял, что они действовали именно так. Странно, но они были для него, как давние знакомые.
Однако Семираг считала себя больше, чем человеком. Манера держаться, контроль над окружающими – это было источником ее силы.
Кадсуане покачала головой. Слишком много проблем и слишком мало времени.
Деревянный коридор являл собой еще одно напоминание о глупости мальчишки ал’Тора; Кадсуане до сих пор чувствовала запах дыма, сильный и потому неприятный. Зияющая дыра в фасаде поместья, прикрытая только тканью, весенними ночами впускала холодный воздух. Отсюда надо было уйти, но мальчишка заявил, что его не удастся прогнать.
Казалось, ал’Тор почти жаждал Последней Битвы. Или, возможно, просто смирился. Он предполагал, что для достижения цели будет вынужден прорываться через мелкие человеческие дрязги, как полуночный путник пробирается на постоялый двор через сугробы. Проблема была в том, что ал’Тор не был готов к Последней Битве. Кадсуане могла чувствовать это в том, как он говорил, в том, как он себя вел. В том, как он смотрел на мир этим мрачным, почти оцепенелым взглядом. Если такой человек, каким он был сейчас, столкнется с Темным, чтобы решить судьбу мира – тогда Кадсуане боится за всех людей.
Кадсуане и две Хранительницы Мудрости добрались до ее покоев в поместье, добротной, неповрежденной комнаты с хорошим видом на истоптанную лужайку и лагерь на переднем плане. В отношении обстановки она была нетребовательна: большая кровать, запирающийся сундук и зеркало на подставке. Кадсуане была слишком стара и нетерпелива, чтобы волноваться о чем-нибудь еще.
Сундук был обманкой: она хранила в нем немного золота и другие мало чего стоящие предметы. Ее самое ценное имущество было либо на ней – ее тер’ангриалы в форме украшений, – или же заперто для сохранности в потрепанной шкатулке для документов, которая стояла на подставке для зеркала. Истертый дуб, неровная краска – шкатулка имела много сколов и царапин, чтобы выглядеть подержанной, но не была настолько ветхой, чтобы не подходить к другим ее вещам. Как только Сорилея закрыла за ними дверь, Кадсуане сняла со шкатулки ловушки.
Ей казалось странным, насколько мало нового изобретали Айз Седай в использовании Единой Силы. Они заучивали традиционные и проверенные временем плетения, но едва ли задумывались над тем, что еще могут сделать. Да, эксперименты с Единой Силой могут закончиться катастрофой, но можно сделать множество простых изменений и не подвергаясь опасности. На этой шкатулке было одно из таких плетений. До последнего времени она использовала стандартное плетение Огня, Духа и Воздуха, которое бы уничтожило документы в шкатулке, если ее откроет чужой. Эффективно, хотя и слегка лишено воображения.
Ее новое плетение было намного практичней. Оно не уничтожало предметы внутри шкатулки – Кадсуане не была уверена, могут ли они вообще быть уничтожены. Вместо этого, при открытии шкатулки потоки – инвертированные, чтобы быть невидимыми – появлялись в виде свитых нитей Воздуха и хватали каждого в комнате. Затем другое плетение издавало сильный звук, имитируя игру сотни труб, в то время как в воздухе вспыхивали огни, поднимая тревогу. Плетения также срабатывали, если кто-то открывал шкатулку, передвигал ее или едва дотрагивался до нее тончайшей нитью Единой Силы.
Кадсуане откинула крышку. Крайние меры предосторожности были необходимы, поскольку внутри этой шкатулки находились две вещи, которые представляли серьезную угрозу.
Сорилея подошла и заглянула внутрь, разглядывая содержимое. Один из предметов был фигуркой мудрого бородатого мужчины, высотой примерно в фут, держащего над головой сферу. Вторым был черный металлический ошейник и два браслета: ай’дам, созданный для мужчины. С этим тер’ангриалом женщина могла превратить мужчину, способного направлять, в своего раба, контролируя его способность касаться Единой Силы. Возможно, контролируя его целиком и полностью. Они не испытывали ошейник. Ал’Тор запретил это.
Сорилея тихонько присвистнула, игнорируя статуэтку и сосредоточив внимание на ошейнике и браслетах.
– Эта вещь – зло.
– Да, – ответила Кадсуане. В редких случаях она бы назвала простой предмет «злом», но этот был именно таков.
– Найнив ал’Мира заявляет, что немного знакома с этой вещью. Однако я была не в состоянии выжать из девчонки, откуда она знает про эти штуковины; она утверждает, что существовал только один мужской ай’дам, и она убеждена, что он покоится в океане. Впрочем, она также признает, что сама лично не видела, как тот был уничтожен. Он мог быть использован Шончан как образец.
– Тревожно видеть такое, – сказала Сорилея. – Если один из Предавшихся Тени или даже кто-то из Шончан поймает его этим…
– Свет, сохрани нас всех, – прошептала Бэйр.
– И люди, владеющие этим – это те же люди, с которыми ал’Тор желает мира? – Сорилея покачала головой. – Одно только создание этой мерзости должно гарантировать кровную вражду. Я слышала, что были и другие. Что о них известно?
– Хранятся в другом месте, – ответила Кадсуане, опуская крышку. – Вместе с женскими ай’дамами, которые мы забрали. Кое-какие мои знакомые – Айз Седай, удалившиеся от мирских дел – испытывают их, ищут их слабые места. – Калландор также был у них. Кадсуане не желала выпускать его из виду, но чувствовала, что меч все еще хранил секреты, которые из него можно было вытащить.
– Этот я храню здесь, потому что собираюсь найти возможность опробовать его на мужчине, – сказала она. – Это будет лучший способ выяснить слабые места этой вещи. Однако ал’Тор не позволит надеть этот поводок на кого-нибудь из своих Аша’манов. Даже на кратчайшее время.
Бэйр почувствовала себя неуютно.
– Как если бы проверить прочность копья, пронзив им кого-нибудь, – пробормотала она.
Тем не менее, Сорилея кивнула соглашаясь. Она понимала.
Первое, что сделала Кадсуане после того, как заполучила женские ай’дамы – это надела один из них и поискала способ избавиться от него. Конечно, она это сделала при тщательно контролируемых обстоятельствах, с женщинами, которые, она знала, помогут ей освободиться. В конечном счете им пришлось это сделать. Кадсуане обнаружила, что не в состоянии освободиться самостоятельно.
Но если твой враг планирует что-то с тобой сделать, ты должен знать, как противостоять этому. Даже если это значит, что ты обязан посадить себя на поводок. Ал’Тор этого не понимал. Когда она спросила, он попросту начал бормотать об «этом проклятом сундуке» и избиении.
– Мы должны что-то делать с этим мужчиной, – сказала Сорилея, встретив взгляд Кадсуане. – Он стал еще хуже с тех пор, как мы виделись в последний раз.
– Да, – ответила Кадсуане. – Он удивительно преуспел в уклонении от моего обучения.
– Тогда давай обсудим, – сказала Сорилея, пододвигая табурет. – Должен быть разработан план. Для всеобщего блага.
– Для всеобщего блага, – согласилась Кадсуане. – И более всего для блага самого ал’Тора.
Глава 15 Начало положено
Ранд очнулся на полу в коридоре. Он сел, вслушиваясь в отдаленное журчание воды. Ручей возле поместья? Нет… не похоже. Стены и пол в этом месте были каменными, а не деревянными. Под каменным сводом не было ни свечей, ни светильников, свет был словно рассеян в воздухе.
Ранд поднялся и разгладил свой красный кафтан. Он чувствовал себя на удивление спокойно. Это место откуда-то было ему знакомо, но воспоминания о нем были сокрыты в отдаленных закоулках памяти. Как он сюда попал? События недавнего прошлого были покрыты мглой и, казалось, ускользали от него, как следы утреннего тумана…
«Хватит!» – твердо сказал себе Ранд. Воспоминания подчинились ему, спасовав перед его решимостью, и вернулись на свои места. До того, как попасть сюда, он находился в доманийском поместье, ожидая доклада Руарка о захвате первых членов Совета Торговцев. Мин, сидя на широком зеленом кресле, читала биографию «Каждый Замок».
Ранд чувствовал себя утомленным, но в последнее время для него это было привычно. Он собирался прилечь. Значит, он спит. Быть может, это Мир Снов? Хотя Ранду и случалось посещать его, он знал о нем слишком мало. Эгвейн и айильские Ходящие по Снам всегда были очень сдержаны.
Это место не было похоже на Мир Снов, и в то же время было до боли знакомым. Ранд посмотрел вглубь коридора; тот был настолько длинным, что его конец терялся в тенях. Вдоль стен располагались двери, рассохшиеся и потрескавшиеся от времени. «Да», – подумал Ранд, цепляясь за воспоминание. – «Я уже был здесь, но очень давно ».
Он выбрал одну из дверей наугад – он знал, что выбор не имеет значения – и, толкнув, открыл. По ту сторону двери оказалась небольшая комната. Дальняя её стена представляла собой ряд серых каменных арок, сквозь которые виднелся маленький дворик и небо с пылающими багряными облаками. Облака вырастали и разлетались друг от друга, как пузыри в кипящей воде. Это были грозовые облака, неестественные, но оттого не менее реальные.
Приглядевшись внимательнее, Ранд заметил, что каждое облако имело вид искаженного мукой лица, чей рот был открыт в беззвучном крике. По мере того, как облако разбухало, увеличивалось в размерах, лицо искажалось, челюсти сводило судорогой, щеки перекашивались, а глаза будто вылезали из орбит. Затем оно разделялось на части, и на его поверхности вспучивались другие лица, вопящие и безумные. Это зрелище было одновременно захватывающим и ужасным.
За пределами дворика не было земли. Только это жуткое небо.
Ранду не хотелось смотреть в левую часть комнаты. Там находился камин. Камни, из которых были сделаны пол, очаг и колонны, были деформированы, словно они оплавились под действием страшного жара. Ему померещилось, что на границе поля зрения они продолжают двигаться и меняться. Углы и пропорции комнаты были неправильными. Точно такими же они были и тогда, когда он пришел сюда впервые, давным-давно.
И все же, в этот раз что-то было не так. Что-то с цветами. Многие камни были черными, будто обугленными, их испещряли трещины. Изнутри они тускло светились красным, словно в каждом из них было ядро из раскаленной лавы. Кажется, раньше в комнате находился стол – отполированный, хорошего дерева. Его обыденность резала глаз на фоне перекошенных камней.
Стола не оказалось, но перед камином, обращенные к пламени, стояли два кресла с высокими, скрывавшими сидевших, спинками. Ранд заставил себя пойти вперед, стуча каблуками по обугленным плитам. Он не чувствовал от камней или огня никакого тепла. Когда он приблизился к креслам, у него перехватило дыхание, и сильнее забилось сердце. Он боялся того, что мог встретить.
Ранд обошел вокруг. В кресле слева сидел мужчина. Он был молодым и высоким, с квадратным лицом и мудрыми голубыми глазами, в которых отражалось пламя камина, окрашивавшее их радужку в пурпурный цвет. Второе кресло было свободно. Ранд подошел к нему и сел, стараясь успокоить сердцебиение и наблюдая за пляшущим пламенем. Он видел этого человека в видениях, вроде тех, что являлись ему, когда он думал о Мэте или Перрине.
На этот раз при мысли о друзьях цвета в его голове не появились. Это было странно, но почему-то не показалось Ранду неожиданным. Видения, в которых появлялся человек, сидевший рядом на стуле, отличались от тех, в которых фигурировали Перрин и Мэт. Они были более четкими, какими-то более реальными. Иногда во время этих видений Ранду казалось, что он мог бы протянуть руку и дотронуться до этого человека. И боялся того, что могло произойти в этом случае.
Он встречался с этим человеком лишь однажды. В Шадар Логоте. Тогда незнакомец спас ему жизнь, и Ранд не раз ломал себе голову над тем, кто же это мог быть. Сейчас, в этом месте, он наконец это понял.
– Ты мертв, – прошептал Ранд. – Я убил тебя.
Мужчина рассмеялся, не отрывая взгляда от огня. Это был низкий, грубый смех, в котором не чувствовалось искренней радости. Когда-то Ранд знал этого человека под именем Ба’алзамон – что было одним из имен Темного – и наивно полагал, что, убив его, навсегда поверг Тень.
– Я видел, как ты погиб, – произнес Ранд. – Я вонзил в твою грудь Калландор, Иша…
– Это не мое имя, – оборвал его мужчина, продолжая смотреть в огонь. – Теперь меня зовут Моридин.
– Имя не имеет значения, – гневно ответил Ранд. – Ты мертв, а это всего лишь сон.
– Всего лишь сон, – сказал Моридин, посмеиваясь. – Конечно.
Он был одет в черную куртку и штаны, черный цвет разнообразила лишь красная вышивка на рукавах.
Моридин наконец взглянул на Ранда. Пламя отбрасывало ярко-красные и оранжевые отблески на его угловатое лицо и немигающие глаза.
– Что ты заладил одно и то же? Всего лишь сон. А знаешь ли ты, что многие сны куда правдивее, чем реальный мир?
– Ты мертв, – упрямо повторил Ранд.
– Как и ты. Знаешь, я видел, как ты умер, устроив светопреставление и взгромоздив целую гору, чтобы отметить свою могилу. Как заносчиво!
Льюс Тэрин – после того, как осознал, что убил всех, кто был ему дорог – зачерпнул слишком много Единой Силы и уничтожил себя, в результате чего возникла Драконова Гора. Воспоминания об этом всегда вызывали в сознании Ранда стоны горя и гнева.
Но в этот раз он ничего не услышал.
Моридин отвернулся и стал смотреть на пламя, не дававшее тепла. В стороне, среди камней камина, Ранду почудилось какое-то движение – мерцающие частички тени, едва заметные в трещинах камней. Внутри камни были раскалены докрасна, будто плавились, а эти тени неистово двигались. Ранду едва слышалось слабое царапанье. Крысы, понял Ранд. За камнями были крысы, которых уничтожал ужасный жар, сдерживаемый пределами комнаты. Их когти скреблись о камни, протискиваясь сквозь трещины, словно в попытках избежать сожжения.
Некоторые из этих крошечных лапок были похожи на человеческие. «Всего лишь сон », – старался убедить себя Ранд. Всего лишь сон. Но он знал, что Моридин говорил правду. Враг Ранда был все еще жив. Свет! Сколько других тоже вернулось к жизни подобным образом? Он с яростью сжал подлокотник стула. Возможно, он должен был испугаться, но он уже давно прекратил убегать от этого создания и его повелителя. В сердце Ранда не было места страху. На самом деле, это Моридин должен был испытывать страх, ведь при их последней встрече Ранд убил его.
– Как? – спросил Ранд.
– Давным-давно я обещал тебе, что Великий Повелитель воскресит твою потерянную любовь. Так неужели же ты думаешь, что он не сможет сделать этого с теми, кто ему служит?
Другим именем Темного было Повелитель Могил. Да, это было правдой, как бы Ранду ни хотелось это отрицать. Ему не стоило удивляться, что его враги возвращаются, раз Темный мог воскрешать мертвых.
– Все мы перерождаемся, – продолжил Моридин, – вплетаемые в Узор снова и снова. Смерть – не преграда для моего повелителя, за исключением тех, кто столкнулся с погибельным огнем. Они вне его власти. Удивительно, что мы можем о них помнить.
Значит, некоторые из них и впрямь были мертвы. Погибельный огонь – вот ключ к успеху. Но как Моридин проникал в сны Ранда? Каждую ночь Ранд устанавливал стражей. Бросив взгляд на Моридина, он заметил нечто странное в его глазах. Маленькие черные пятнышки проплывали в белках глаз, двигаясь взад и вперед, словно частички пепла, гонимые слабым ветерком.
– Знаешь, Великий Повелитель может исцелить твое безумие – проговорил Моридин.
– Твоя последняя попытка вернуть мне рассудок была не очень приятна, – сказал Ранд, удивившись произнесенным словам. Это были воспоминания Льюса Тэрина, а не его собственные. А ведь Льюс Тэрин покинул его сознание. Странно, но здесь, где все было таким изменчивым, Ранд почему-то чувствовал себя более постоянным. Словно кусочки его личности были лучше подогнаны друг к другу. Не идеально, конечно, но прочнее, чем в недавнем прошлом.
Моридин приглушенно фыркнул, но ничего не сказал. Ранд отвернулся и стал следить за тем, как переплетаются и дрожат язычки пламени. Они складывались в образы, как облака, однако в данном случае это были безголовые тела, тощие, с изогнутыми от муки спинами, мгновение корчившиеся в огненных конвульсиях, затем вспыхивавшие и обращавшиеся в ничто.
Некоторое время Ранд, задумавшись, смотрел на огонь. Могло показаться, что они были двумя старыми друзьями, наслаждавшимися теплом у камина в зимние холода. Однако пламя не давало тепла, а Ранд когда-нибудь снова убьет этого человека. Или погибнет от его руки.
Моридин постучал пальцами по своему креслу.
– Зачем ты пришел?
«Я пришел?» – подумал Ранд в замешательстве. Разве не Моридин вызвал его сюда?
– Я так устал, – продолжил Моридин, закрывая глаза. – Это ты или это я? Я готов задушить Семираг за то, что она сделала.
Ранд нахмурился. Был ли Моридин сумасшедшим? Ишамаэль перед смертью казался абсолютно безумным.
– Сейчас нам не время сражаться, – сказал Моридин, махнув рукой в сторону Ранда. – Уходи. Оставь меня в покое. Я не знаю, что произойдет с нами, если мы убьем друг друга. Великий Повелитель скоро получит тебя. Его победа несомненна.
– Он уже терпел поражение и проиграет вновь, – ответил Ранд. – Я повергну его.
Моридин рассмеялся вновь, его смех был так же бездушен, как и ранее.
– Возможно, тебе это удастся, – сказал он. – Считаешь, это имеет значение? Подумай – Колесо вращается вновь и вновь. Сменяются эпохи, а люди все сражаются с Великим Повелителем. Но однажды он победит, и когда это случится, Колесо остановится.
Вот почему я не сомневаюсь в его победе. Думаю, это произойдет в этой Эпохе, но если нет, значит, в другой. Твоя победа лишь приведет к новой битве. Его победа будет означать конец всему. Разве ты не видишь, что твое дело обречено?
– Поэтому ты принял его сторону? – спросил Ранд. – У тебя всегда было слишком много идей, Элан. Разве не собственная логика тебя же и погубила?
– Нет пути, ведущего к победе, – сказал Моридин. – И потому единственный верный путь – следовать за Великим Повелителем и править до тех пор, пока не настанет конец всему. Глупцы те, кто этого не понимают. Они хотят получить в награду вечную жизнь, но никакой вечности не будет. Только настоящее, самые последние дни.
Он опять рассмеялся, на этот раз с наслаждением. Истинным наслаждением. Ранд поднялся на ноги. Моридин взглянул на него с опаской, но остался сидеть.
– Путь, ведущий к победе, существует, Моридин, – сказал Ранд. – Нужно убить его. Уничтожить Темного. Дать возможность Колесу вращаться, не испытывая его постоянного порочного влияния.
Моридин никак не отреагировал. Он все еще вглядывался в огонь.
– Мы связаны, – наконец произнес Моридин. – Полагаю, именно поэтому ты попал сюда, хотя я и сам не понимаю природу нашей связи. Сомневаюсь, что тебе удастся осознать, насколько глупым является твое утверждение.
Ранд ощутил вспышку ярости, но подавил ее. Он не позволит себя спровоцировать.
– Это мы еще посмотрим.
Он потянулся к Источнику. Тот был далеко, очень далеко. Ранд коснулся Источника и почувствовал, как его, словно притянутого саидин, выдергивает из этого места. Комната исчезла, также как и Единая Сила, и Ранд попал в непроглядную тьму.
* * *
Ранд наконец перестал метаться во сне, и Мин задержала дыхание в надежде, что этого больше не повторится. Подобрав под себя ноги и закутавшись в шерстяное одеяло, она сидела в кресле в углу комнаты, как всегда делала, когда читала книги. Мерцавший свет крохотной лампы, плясавший на соседнем столике, освещал стопку ветхих книг. «Осыпающаяся глина», «Заметки и Замечания», «Памятники Прошлого». В основном это были сочинения по истории.
Ранд тихо вздохнул, но не проснулся. Мин перевела дыхание и откинулась на спинку кресла, отметив пальцем место, на котором остановилась в «Думах» Пилатеоса. Хотя ставни были закрыты на ночь, ей слышался легкий шум ветра в сосновой хвое. В комнате чувствовался едва заметный запах дыма. Благодаря находчивости Авиенды возможная катастрофа причинила лишь небольшое беспокойство. Хотя ее за это не наградили. Хранительницы Мудрости продолжали нагружать ее работой, как купец своего единственного мула.
Несмотря на то, что уже некоторое время они находились в одном лагере, Мин не удавалось приблизиться к Авиенде, чтобы побеседовать по душам. Она не знала, что и думать об этой женщине. Им удалось немного сгладить возникшую напряженность – за оосквай, тем самым вечером. Но за один день невозможно стать друзьями, и ей определенно было не по себе от сложившейся ситуации.