Старая династия дом таргариенов 28 страница

Когда она наконец отвела взгляд от горизонта, рядом стоял сир Барристан, закутанный в белый плащ по случаю вечерней прохлады.

– Ну что, идти нам в бой или нет? – спросила Дени.

– Война в природе человеческой, ваше величество, – спросите лучше, можем ли мы победить. Умирать легко, но победа дается трудно. Ваши вольноотпущенники плохо обучены и в боях не бывали. Ваши наемники прежде служили врагу, а кто сменил плащ однажды, вполне способен изменить снова. Двое ваших драконов не повинуются вам, третий пропал. В друзьях у вас за этими стенами одни лхазаряне, и воевать они не умеют.

– Зато сами стены крепкие.

– Не крепче, чем когда мы с вами стояли по ту их сторону. И в них вместе с нами живут Сыны Гарпии и великие господа. Неубитые и дети убитых.

– Знаю, – вздохнула Дени. – Что посоветуете, сир?

– Биться. Долгой осады в Миэрине, переполненном голодными ртами и недоброжелателями, боюсь, нам не выдержать. Позвольте мне встретить врага по пути на север, в месте, которое я выберу сам.

– Встретить врага? С необученными, не бывавшими в битвах вольноотпущенниками?

– Все мы когда-то побывали в битве впервые, ваше величество. Безупречные помогут им выстоять. Будь у меня пятьсот рыцарей…

– Или пять. Если я отдам вам Безупречных, Миэрин, кроме Бронзовых Бестий, защищать будет некому. – Сир Барристан ничего не возразил на это, и Дени стала молиться, закрыв глаза. «Боги, вы взяли у меня кхала Дрого, мое солнце и звезды. Взяли нашего сына еще до того, как он сделал свой первый вздох. Вы получили свою кровавую пеню, так помогите же мне. Откройте мне путь и дайте силу уберечь моих детей от беды».

Боги молчали.

– Я не могу сражаться сразу с двумя врагами, внешним и внутренним, – сказала Дейенерис, открыв глаза. – Для того, чтобы удержать Миэрин, надо объединить его. Мне нужен… – Она запнулась.

– Да, ваше величество? – мягко поторопил сир Барристан.

Королева принадлежит не себе. Своим подданным.

– Мне нужен Гиздар зо Лорак.

МЕЛИСАНДРА

В ее комнате никогда не бывало совсем темно. Три сальные свечи горели на подоконнике, отгоняя ужасы ночи, еще четыре по обеим сторонам от кровати. В очаге днем и ночью поддерживался огонь. Все ее слуги первым делом усваивали, что пламя никогда и ни в коем случае не должно гаснуть.

Красная жрица, помолившись, в который раз повернулась к огню. Она должна быть уверена. Ложные видения обманывали многих жрецов и жриц – они видели то, что хотели увидеть, не то, что посылал им Владыка Света. Станнис, возрожденный Азор Ахай, несущий на своих плечах судьбы мира, идет на юг, навстречу опасности. Рглор непременно должен показать, что его ожидает. «Покажи мне Станниса, Владыка, – молилась она. – Покажи мне своего короля, свое орудие».

Фигуры, золотые и алые, плясали, сменялись, переходили одна в другую – диковинные, страшные, соблазнительные. Безглазые лица вновь обращали к ней окровавленные глазницы, башни у моря рушились под темным приливом. Черепа появлялись и таяли, тела смыкались в порыве страсти, извивались, терзали друг друга. По темному небу за языками огня проносились большие крылатые тени.

Девочка. Нужно еще раз найти ту девочку на умирающей лошади. Этого ждет от нее Джон Сноу. Ему мало знать, что девочка убежала: он спросит, где и когда, а Мелисандре нечего будет ответить. Он видела девочку только однажды, и та сразу же рассыпалась пеплом.

Вот показалось чье-то лицо – не Станнис ли? Нет, не он. Деревянный, мертвенно-белый лик. Враг? Пламя взметнулось, уставив на жрицу тысячу красных глаз: он видит ее. Мальчик рядом с ним задрал свою волчью голову и завыл.

Мелисандра содрогнулась. По бедру с внутренней стороны потекла дымящаяся черная кровь. Огонь наполнял ее сладкой мукой, жег и преображал. Жар ласкал кожу, как пальцы любовника, из прошлого слышались голоса. «Мелони», – позвала женщина, «Номер семь!» – крикнул мужчина.

Жрица плакала и глотала огненные жгучие слезы.

Снежинки слетали с неба, навстречу им поднимался пепел. Огненные стрелы летели поверх деревянной стены, мертвецы брели под серым утесом, где в сотне пещер горели костры. Задул ветер, поднялся белый, нестерпимо холодный туман, и костры один за другим стали гаснуть. Из всех картин в очаге остались лишь черепа, символы смерти.

Пламя потрескивало, шепча: «Джон Сноу». Его продолговатое лицо в оранжево-красной раме то возникало, то исчезало – тень, едва различимая за струящимся занавесом. То он человек, то волк, то опять человек. Черепа, не желавшие уходить, тесно обступали его. Мелисандра и раньше видела, что он в опасности, пыталась предостеречь его от врагов, от кинжалов во мраке. Но он не слушал.

Неверующие никогда не слушают, пока поздно не станет.

– Что вы видите, миледи? – тихо спросил мальчик.

«Черепа. Тысячу черепов и бастарда, в который уж раз». Мелисандра на такой вопрос всегда отвечала «многое», но на деле все было не так просто. Видеть – это искусство, а всякое искусство требует прилежания, дисциплины и мастерства. И боли. Рглор говорит с избранными через священный огонь на языке пепла, углей и мерцающей стихии, которую лишь богу дано понять до конца. Мелисандра занималась этим несчетное число лет и сполна заплатила цену. Никто во всем ордене не умеет разгадывать сокровенные тайны пламени лучше нее.

Сейчас, однако, она даже своего короля не может найти. Она молит об Азоре Ахай, а Рглор показывает ей одного только Сноу.

– Деван, – произнесла она пересохшим ртом, – дай мне попить.

– Да, миледи. – Мальчик подал ей чашу с водой из каменного кувшина.

– Спасибо. – Мелисандра, отпив глоток, улыбнулась ему.

Он вспыхнул. Мальчик наполовину влюблен: хочет ее, боится ее, поклоняется ей. И обижается, что вынужден ей прислуживать. Он так гордился своим званием королевского оруженосца, а Станнис оставил его в Черном Замке. Деван, как все мальчишки его возраста, грезит о славе – ему, конечно же, представлялись подвиги, которые он свершит в Темнолесье. Его сверстники-оруженосцы уехали на юг со своими рыцарями, он же сидит здесь будто наказанный, не зная, кто в этом виноват – он сам или его отец.

На самом деле это Мелисандра попросила, чтобы его не брали в поход. Четверо старших сыновей Давоса Сиворта погибли на Черноводной, когда зеленый огонь пожрал весь королевский флот. Девану, пятому, здесь безопаснее, чем с королем. Ни лорд Давос, ни он сам спасибо ей за это не скажут, но что за важность. Давос и без того уже перенес много горя. Он так и не обратился, но его верность Станнису сомнений не вызывает – она видела это в пламени.

Деван способен и понятлив, не в пример своим сотоварищам. Станнис оставил Мелисандре еще дюжину человек, но толку с них мало – все больше старики и калеки. Один ослеп после удара по голове в битве у Стены, другой, придавленный конем, сильно хромает. Сержанту перебила руку великанская дубина, трое насиловали одичалых женщин, и Станнис их оскопил. Есть еще пара пьяниц и трус. Последнего, как признавал сам Станнис, повесить бы следовало, но он из благородной семьи, и его отец с братьями – преданные сторонники короля.

Личная охрана прибавляет ей уважения в глазах черных братьев, но в случае настоящей опасности ничем не поможет. Ничего. Мелисандре Асшайской неведом страх: ее охраняет Рглор.

Она попила воды, моргнула и поднялась, разминая затекшие мышцы. Когда так долго смотришь в огонь, к полумраку привыкаешь не сразу. И глаза сохнут, но тереть их нельзя – не сделать бы хуже.

Огонь догорал.

– Подбавь дров, Деван. Который час?

– Скоро рассвет, миледи.

Рассвет. Рглор, да славится имя его, дарует им еще один день. Ужасы ночи уходят. Мелисандра, как с ней бывало нередко, просидела всю ночь у огня – в постель она после отъезда Станниса почти не ложилась. Когда несешь на плечах всё бремя этого мира, спать непозволительно, да и страшно. Сон – это малая смерть, сновидения – шепот Иного, который всех норовит утащить в свою вечную ночь. Лучше уж сидеть в благословенном зареве своего бога, подставляя щеки жарким поцелуям огня. Иногда она задремывала, но больше часа это не длилось. Она молилась о том, чтобы совсем не спать, не видеть никаких снов. «Мелони, – мысленно проговорила она, – номер семь».

Огонь, подкормленный Деваном, воспрял и разогнал по углам тени, развеял нежеланные сны. Тьма вновь отступила, но там, за Стеной, крепнет враг. Если он победит, рассвет больше никогда не настанет. Не его ли она только что видела в пламени? Нет. Нет. Он должен быть намного страшнее – ни один человек, узревший его, не может остаться в живых. Но тот деревянный и мальчик с волчьей головой – его слуги, сомнений нет. Станнис за нее, они за врага.

Мелисандра подошла к окну, распахнула ставни. На востоке едва брезжило, утренние звезды еще не погасли, но замок пробуждался, и люди в черных плащах шли через двор. Поедят овсянки на завтрак и сменят на Стене своих братьев.

Ветер занес в окно горстку снежинок.

– Принести миледи завтрак? – спросил Деван.

Да, поесть не мешает – хотя бы для видимости. Рглор дает ей все, что необходимо для жизни, однако смертные об этом знать не должны.

Джон Сноу был нужен ей куда больше, чем хлеб с салом, но посылать за ним Девана бесполезно: лорд-командующий на ее зов не придет. Он так и живет за оружейной, в двух комнатках, которые занимал прежде погибший кузнец. То ли не считает себя достойным Королевской башни, то ли ему все равно. Такая скромность сродни гордыне, но Сноу по молодости этого не понять. Неразумно правителю отказываться от символов своей власти – власть в немалой степени зависит и от них тоже.

Впрочем, этот юноша не так уж наивен. К Мелисандре он ни за что не придет: когда он ей нужен, она приходит к нему сама, а он то ждать ее заставляет, то вовсе отказывается принять.

– Да, – сказала она. – Крапивный чай, вареное яйцо и хлеб с маслом – не поджаренный, если можно. И одичалого ко мне позови.

– Гремучую Рубашку, миледи?

– Да поскорее.

Мелисандра умылась, переоделась. Зарядила, как всегда по утрам, рукава порошками: в каждый потайной кармашек свою щепотку. Порошки делают огонь зеленым, синим или серебряным, заставляют его реветь, шипеть, взвиваться выше головы человека – а еще вызывают дым. Дым правды, дым плотской любви, дым страха и густой черный дым, который убивает на месте.

Резной сундучок, привезенный Мелисандрой из-за Узкого моря, на три четверти уже пуст. Она могла бы смешать новые порошки, но ей недостает составляющих. Придется обойтись чарами, которые у Стены даже сильней, чем в Асшае. Здесь у нее получается то, что никогда прежде не получалось. Тени, порожденные ею, будут ужасны, и ни одно порождение тьмы не выстоит против них. При такой мощи у нее скоро отпадет надобность в измышлениях алхимиков и пиромантов.

Сундучок она заперла на ключ, который спрятала в еще один кармашек под юбками. Как только она это сделала, в дверь постучали. Ее однорукий сержант, скорее всего – он всегда стучит тихо.

– К вам Костяной Лорд, миледи.

– Пусть войдет, – разрешила жрица, вновь садясь на свой стул у огня.

Одичалый явился без своих костяных доспехов, в поношенном зелено-буром плаще и безрукавке из вареной кожи с бронзовыми заклепками. Кроме плаща, его окутывали серые туманные струйки, столь же мерзостные, как прежние кости. Мысок волос на лбу, близко посаженные глаза, впалые щеки, похожие на червяка усики, зубы испорченные.

Рубин на шее жрицы шевельнулся, чуя, что пришел его раб.

– Что ж ты доспехи снял? – спросила она.

– Уж больно гремят, с ума сойти можно.

– Не страшно без них? Черные братья тебя не любят. Деван говорит, ты вчера с кем-то повздорил за ужином.

– Было дело. Ем я, значит, бобовый суп, а Боуэн Мурш объявляет меня шпионом: я, мол, слушаю, как они совещаются. «Так не совещайтесь у очага, – говорю я, – никто вас и не услышит». Краснорожий побагровел еще пуще – я уж думал, он задохнется, но на этом и все. – Одичалый, присев на край подоконника, вынул кинжал из ножен. – Если кому из ворон неймется зарезать меня за едой, пусть попробуют. Хоббовой каше кровь только вкуса придаст.

Мелисандру не смутил обнаженный клинок. Если бы одичалый хотел причинить ей вред, она бы увидела это в пламени. Видеть злые умыслы против себя самой она научилась еще девочкой, рабыней при красном храме. Их она искала первым делом, садясь у огня.

– Тебя должны беспокоить их глаза, а не их ножи.

– Из-за него-то? – Он постучал ножом по рубину, вделанному в железный браслет на запястье – камень будто пульсировал. – Я чувствую его, когда сплю. Он греет даже сквозь железо, как поцелуй женщины. Ваш поцелуй. Но иногда мне снится, что он меня жжет, а вы запускаете в меня зубы. Днем мне хочется его выковырнуть, но я почему-то не делаю этого. Неужто я и треклятые кости должен носить?

– Чары слагаются из теней и внушения: люди видят то, что ожидают увидеть. Эти твои кости – часть волшебства. – Не ошиблась ли она, пощадив этого человека? – Если чары спадут, ты будешь убит.

– Песня моя пропета, – сказал одичалый, чистя кинжалом ногти. – Я сражался, пил летнее вино, спал с дорнийкой. Придет мой час – умру, как и жил, со сталью в руке.

Неужели он хочет умереть? Не враг ли, царствующий над смертью и мертвыми, наущает его?

– Скоро твоей стали найдется работа. Истинный враг грядет. Еще до конца дня разведчики лорда Сноу вернутся сюда с окровавленными глазницами.

Одичалый сощурил собственные глаза – серые или карие? Их цвет менялся при каждой вспышке рубина.

– Стало быть, Плакальщик поработал. «Хорошая ворона – слепая ворона», – говорит он. Ему, поди, и свои гляделки выдрать охота, так он их трет. Сноу думает, что вождем вольного народа теперь станет Тормунд: бастард наш Тормунда полюбил и сам старому мошеннику приглянулся. А что, если это будет не Тормунд, а Плакальщик? Худо тогда придется и Сноу, и нам.

Мелисандра кивнула, хотя Плакальщик, как и весь вольный народ, ничего для нее не значил. Пропащее племя, обреченное исчезнуть с лица земли, как исчезли некогда Дети Леса, – но Костяному Лорду, который ей пока еще нужен, незачем об этом сообщать.

– Хорошо ли ты знаешь Север?

Он спрятал нож.

– Не хуже других разбойничков. Одни места лучше, другие хуже – Север большой. А что?

– Девочка в сером на умирающей лошади. Сестра Джона Сноу. – «Кто же еще? Она бежит к нему под крыло», – это Мелисандра поняла ясно. – Я видела ее в пламени лишь однажды. Мы должны спасти ее, чтобы завоевать доверие лорда-командующего.

– Кто, я? Костяной Лорд? – Одичалый расхохотался. – Гремучей Рубашке разве дураки доверяют, а Сноу у нас не дурак. Почему он своих ворон не посылает сестру спасать?

– Он не такой, как ты. Он дал клятву и соблюдает ее, но ты не брат Ночного Дозора и можешь сделать то, чего он не может.

– Если благородный лорд-командующий дозволит. Огонь не открыл вам, где девчонку искать?

– Я видела воду. Тихую, глубокую, подернутую тонким ледком. Конца этому водоему не было видно.

– Длинное озеро. Что еще вокруг видели?

– Холмы. Поля. Деревья. Камни. Однажды показался олень. Деревень она избегает и при каждом удобном случае переправляется через ручьи, чтобы сбить погоню со следа.

– Плохо дело, – нахмурился Костяной Лорд. – Едет она, вы говорите, на север… Озеро к востоку от нее или к западу?

Мелисандра зажмурилась, вспоминая.

– К западу.

– Значит, не по Королевскому тракту путешествует. Умница. С той стороны меньше глаз и больше укрытий. Есть норы, которыми я сам… – Услышав рог, он запнулся. Сейчас во всем Черном Замке тихо: все как один прислушиваются, обернувшись к Стене. Один сигнал рога означает, что разведчики возвращаются, но если рог протрубит дважды…

«День настал, – подумала жрица. – Придется лорду Сноу меня выслушать, хочет он того или нет».

После долгой скорбной ноты воцарилась долгая тишина.

– Один раз, – сказал наконец одичалый. – Разведчики.

– Мертвые разведчики. – Мелисандра поднялась с места. – Надень свои кости и жди меня здесь.

– Я с вами.

– Не дури. Когда они увидят то, что им предстоит, любой одичалый их приведет в бешенство. Сиди здесь, пока они не остынут.

Спускаясь по лестнице Королевской башни в сопровождении двух солдат Станниса, Мелисандра встретила Девана с завтраком на подносе.

– Я ждал, когда Хобб достанет свежий хлеб из печи, миледи. Вот, горячий еще.

– Оставь в комнате. – Одичалый все приберет, и прекрасно. – Я нужна лорду Сноу там, за Стеной. – Он пока еще не знает этого, но скоро узнает.

Шел легкий снег. Вороны, столпившиеся у ворот, дали Мелисандре дорогу. Лорд-командующий уже прошел на ту сторону с Боуэном Муршем и двадцатью копейщиками, послав на Стену дюжину лучников на случай, если в лесу затаился враг. Часовые, не будучи людьми королевы, жрицу тем не менее пропустили.

В извилистом ледяном туннеле было темно и холодно. Морган шел впереди с факелом, Меррел позади с топором. Оба были безнадежные пьяницы, но в столь ранний час еще не успели напиться. Они назывались людьми королевы и питали спасительный страх перед красной женщиной, а Меррел в трезвом виде мог сойти за грозного воина. Сегодня они ей не понадобятся, но Мелисандра взяла за правило не выходить никуда без пары охранников. Символы власти, без них никто не обходится.

На той стороне снег уже валил хлопьями, покрывая изрытую землю от Стены до опушки леса. Джон Сноу и его черные братья собрались ярдах в двадцати вокруг трех копий.

Одно восьмифутовое ясеневое древко слегка погнулось, остальные стояли ровно. На всех трех были насажены головы в белых снежных колпаках. Бороды обмерзли, пустые окровавленные глазницы с немым укором смотрели вниз.

– Как их звали? – спросила Мелисандра.

– Черный Джек Бульвер, Волосатый Хел, Гарт Серое Перо, – торжественно перечислил Боуэн Мурш. – Земля сильно застыла – одичалые должны были половину ночи вкапывать эти копья. Возможно, они еще где-то здесь и следят за нами. – Лорд-стюард, щурясь, посмотрел на Зачарованный лес.

– Может, их там целая сотня, – сказал черный брат с кислым лицом, – а может, и тысяча.

– Нет, – возразил Джон Сноу. – Они подбросили свои дары среди ночи и сразу удрали. – Его белый лютоволк, бегавший вокруг копий, задрал ногу и помочился на древко с головой Джека Бульвера. – Призрак учуял бы, будь они здесь.

– Надеюсь, тела Плакальщик сжег, – сказал тот же нытик по прозвищу Скорбный Эдд. – Не то они явятся требовать свои головы.

Сноу рывком извлек из земли копье с головой Гарта.

– Возьмите остальных, – приказал он, и четверо ворон сразу занялись этим.

– Не надо было нам посылать их, – сказал раскрасневшийся на холоде Боуэн Мурш.

– Плохое время и место, чтобы сыпать соль на рану, милорд. Головы сожгите, чтобы одни черепа остались. – Сказав это тем, кто возился с копьями, Сноу соизволил обратить внимание на красную жрицу: – Не хотите ли пройтись со мной немного, миледи?

Вот оно, наконец.

– Как будет угодно лорду-командующему.

Она взяла его под руку. Морган и Меррел шли сзади, за ними следовал Призрак. Жрица намеренно замедлила шаг. Там, где она проходила, Стена начинала таять, и Сноу не мог не замечать этого.

Под зарешеченной бойницей он первым нарушил молчание, чего Мелисандра и добивалась.

– Остались еще шестеро… они живы?

– Их я не видела.

– Не посмотрите ли?

– Непременно, милорд.

– Сир Деннис Маллистер из Сумеречной Башни прислал нам ворона. Они все время наблюдают костры в горах по ту сторону Теснины. Сир Деннис полагает, что одичалые скапливаются и скоро опять пойдут на приступ Моста Черепов.

Быть может, черепа в ее видении обозначали мост? Нет, вряд ли.

– Если они и предпримут такую атаку, то лишь с целью отвлечь вас. Я видела башни у моря, захлестнутые кровавым приливом, – там они и нанесут свой главный удар.

– Восточный Дозор?

В этой крепости Мелисандра побывала с королем Станнисом. Там его величество оставил королеву Селису и принцессу Ширен, прежде чем повести своих рыцарей в Черный Замок. Башни в огне были другие, но видения не всегда соблюдают точность.

– Да, милорд. Восточный Дозор.

– Когда это случится?

– Завтра, на следующую луну, через год, – развела руками она. – Ваши действия могут вовсе отменить то, что я видела. – «А иначе какая польза от этих видений?» – мысленно добавила она.

– Это хорошо.

Когда они опять прошли в замок, народу у ворот стало больше. Кое-кого Мелисандра знала: повар Трехпалый Хобб, Малли с сальными рыжими волосами, дурачок Оуэн Олух, всегда пьяный септон Селладар.

– Так это правда, милорд? – спрашивал Хобб.

– Не Дайвина ли, часом, убили? – беспокоился Оуэн.

– Не, не его, – заявлял человек королевы Альф из Грязей, одним из первых отринувший ложных богов ради Рглора. – И не Гарта. Гарт для них больно умен.

– Сколько их? – сунулся вперед Малли.

– Трое, – ответил всем сразу Джон. – Черный Джек, Волосатый Хел и Гарт.

Альф из Грязей завыл так, что в Сумеречной Башне, не иначе, проснулись все спящие.

– Уложи его в постель и горячего вина в него влей, – велел Джон Трехпалому Хоббу.

– Не зайдете ли со мной в Королевскую башню, милорд? – тихо промолвила Мелисандра. – Мне еще много нужно сказать вам.

Пристально посмотрев на нее холодными серыми глазами, он сжал в кулак правую руку и снова разжал.

– Хорошо. Отведи Призрака домой, Эдд.

Мелисандра в ответ отпустила свою охрану. Идя под густо падающим снегом, она держалась к Джону как можно ближе. Недоверие сочилось из него, как черный туман. Он не любит ее и никогда не полюбит, но хочет ее использовать. Тем лучше – тот же танец поначалу плясал с ней Станнис Баратеон. У молодого лорда-командующего с ее королем больше общего, чем оба готовы признать. Станнис всегда жил в тени своего старшего брата, бастард Джон Сноу – в тени законного отпрыска, павшего героя по прозванию Молодой Волк. Оба они, недоверчивые и подозрительные от природы, поклоняются лишь двум богам: чести и долгу.

– О сестре вы ничего не спросили, – заметила Мелисандра, поднимаясь с Джоном по винтовой лестнице башни.

– Я же сказал: нет у меня сестры. Мы отказываемся от родных, когда приносим присягу. Арье я помочь не могу, как бы ни…

Они вошли в ее комнату. Одичалый сидел у стола и намазывал кинжалом масло на оторванную от каравая горбушку. Он снова облачился в свои костяные доспехи; великанский череп, служивший шлемом, стоял рядом на подоконнике.

– Ты, – напрягся командующий.

– Лорд Сноу, – ухмыльнулся Гремучая Рубашка. Рубин на его запястье светился наподобие тусклой красной звезды.

– Ты что здесь делаешь?

– Завтракаю. Подсаживайся!

– Я с тобой хлеба не преломлю.

– Тебе же хуже, он еще теплый. Что-что, а печь Хобб умеет. Я бы и к тебе мог зайти, милорд, – эти часовые у твоих дверей курам на смех. Кто лазил полсотни раз через Стену, как-нибудь и в окошко залезет. Только зачем тебя убивать? Вороны другого выберут, еще хуже. Слыхал про твоих разведчиков, – добавил Костяной Лорд, жуя хлеб. – Меня надо было с ними послать.

– Чтобы ты выдал их Плакальщику?

– Чья бы корова мычала. Как, бишь, женку твою звали – не Игритт ли? Мне кони понадобятся, – сказал одичалый Мелисандре. – Полдюжины хороших коней. Один я ничего не смогу – возьму копьеносиц из Кротового городка. Бабы в таком деле лучше, чем мужики. Девчонка им легче доверится, да и придумка у меня есть насчет них.

– О чем это он? – спросил Сноу.

– О вашей сестре. – Мелисандра взяла его за руку. – Вы не можете ее спасти, а он может.

– Ну уж нет. – Сноу отдернул руку. – Вы не знаете, что это за мерзавец. Сто раз на дню будет руки мыть, и все равно кровь под ногтями останется. Спасти, говорите? Он сперва изнасилует Арью, а после убьет. Вы и его видели в своем пламени? Коли так, вам, должно, глаза пеплом запорошило. Попробует уехать из замка без моего позволения – сам ему голову отрублю.

Он не дал ей выбора – что ж, будь что будет.

– Оставь нас, Деван. – Когда мальчик вышел и закрыл дверь, Мелисандра, взявшись за рубин у себя на шее, произнесла слово.

Оно прокатилось эхом по комнате, заползло червем в уши. Одичалый слышал одно, ворона другое – совсем не то, что сказала она. Рубин на запястье одичалого потемнел, подернувшись тенью.

Кости остались нетронутыми: ребра, когти и зубы от плеч до запястий, желтая ключица через всю грудь, череп, навеки застывший в свирепом оскале.

Все остальное – усики, скошенный подбородок, желтые щеки и темные глазки – растаяло без следа. Волосы отросли, в уголках губ появились смешливые складки. Одичалый и сам стал выше, плечи и грудь раздались, ноги удлинились, щетина сошла с лица.

– Манс?! – вытаращил глаза Джон.

– Лорд Сноу, – без улыбки ответил тот.

– Она же сожгла тебя!

– Она сожгла Костяного Лорда.

– Что ж это такое? – обернулся к Мелисандре Джон Сноу.

– Называйте как хотите. Чары, иллюзия. Рглор – Владыка Света, Джон Сноу, и слуги его ткут из света, как другие из пряжи.

– Я и сам сомневался, – хмыкнул Манс, – но что было делать? Либо так, либо меня поджарил бы Станнис.

– Кости помогли, – пояснила жрица. – Они помнят. Самые сильные чары строятся на сапогах мертвеца, на пряди волос, на ладанке с костями от пальцев. Немного слов, молитва, и из них поднимается тень человека, окутывая другого как плащ. Суть носителя остается прежней, лишь облик меняется.

В ее устах все было легко и просто. Им не понять, как трудно ей приходилось и чего это стоило. Этот урок Мелисандра усвоила еще до Асшая: чем меньше усилий чародей якобы тратит на свое колдовство, тем больше его боятся. Когда Гремучая Рубашка горел в огне, рубин на ее шее так раскалился, что собственная плоть грозила обуглиться – спасибо стрелам лорда-командующего. Станнис тогда пришел в ярость, а она облегченно вздохнула.

– Наш лжекороль весьма обидчив, но тебя не предаст, – сказала она Джону. – Его сын в наших руках, к тому же он жизнью тебе обязан.

– Мне? – удивился Сноу.

– Кому же еще, милорд. По вашим законам он мог заплатить за свои преступления только жизнью, а король Станнис свято блюдет закон… Но у Стены, как ты мудро заметил, человеческие законы кончаются. Не говорила ли я, что Владыка Света услышит твои молитвы? Ты жаждал спасти сестру, но держался за честь, которая так много для тебя значит, и за клятву, принесенную твоему деревянному богу. Вот он, перед тобой, Джон Сноу. – Жрица показала белым пальцем на Манса. – Спаситель Арьи, дар Владыки Света… и мой.

ВОНЮЧКА

Сначала послышался лай «девочек», бегущих домой, потом по камню застучали копыта. Он поднялся, гремя цепями. Ножная была не длиннее фута, и ходить он мог, лишь шаркая и подскакивая, но медлить нельзя. Вонючка должен угождать своему хозяину.

Охотники въезжали в ворота: впереди Бен Бонс с девочками, за ним Свежевальщик, Алин-Кисляй, Дамон-Плясун с длинным насаленным кнутом и Уолдеры на серых лошадках, подаренных леди Дастин. Сам лорд сидел на Кровавом, рыжем жеребце, таком же норовистом, как всадник. Его милость смеялся, что могло быть либо великим благом, либо великим злом.

Девочки насели на Вонючку, не дав опомниться. Собаки любили его: он часто спал вместе с ними, и Бен Бонс порой уделял ему остатки их ужина. Они скакали вокруг, лизали его грязные щеки, шутливо кусали за ноги. Гелисента трепала его левую руку – того и гляди еще двух пальцев лишишься. Рыжая Джейна и вовсе повалила, прыгнув на грудь. Она-то сильная, а Вонючка – ходячий скелет.

Кое-как отпихнув ее, он встал на колени. Всадники уже спешивались. Выехали со двора две дюжины человек, столько же и вернулось – стало быть, розыски оказались бесплодными. Это плохо. Рамси не любит неудач, он захочет кого-то помучить.

Последнее время ему приходилось сдерживаться: Барроутон полон нужных ему людей, и он соблюдал осторожность с Дастинами, Рисвеллами и прочими лордами. Учтивость и улыбки он сбрасывал только за дверью своих покоев.

Рамси Болтон одет богато, как подобает лорду Хорнвуда и наследнику Дредфорта. Плащ из волчьих шкур застегнут волчьими зубами на правом плече. На одном бедре фальшион, тяжелый, как тесак мясника, на другом – длинный кинжал и свежевальный ножик с крючком на конце, острый как бритва. Рукоятки всех трех клинков выточены из желтой кости.

– Вонючка, – крикнул он с седла, – я тебя через весь двор чую.

– Знаю, милорд, – ответил Вонючка, как ему полагалось. – Виноват.

– Я тебе подарок принес. – Рамси перегнулся назад, снял что-то с седла и швырнул. – Лови!

Прежде, еще не зная своего имени, Вонючка был гораздо ловчее – а тут еще кандалы и нехватка пальцев. Голова, кишащая червями, выскользнула из рук и шлепнулась под ноги. Корка запекшейся крови делала лицо совершенно неузнаваемым.

– Я сказал «лови». Подними-ка.

Вонючка взялся за ухо, но оно оторвалось – сгнило уже. Уолдер Малый засмеялся, остальные тоже заржали.

– Ладно, брось, – сказал Рамси. – Займись лучше Кровавым, я его загонял.

– Да, милорд. – Вонючка заторопился к коню, оставив голову на поживу собакам.

– Ты нынче смердишь, как свиное дерьмо, – заметил Болтон.

– Для него это перемена к лучшему, – усмехнулся Дамон, сматывая свой кнут.

– Нашими с кузеном конями тоже займись, Вонючка, – распорядился Уолдер Малый.

– Я сам, – сказал Уолдер Большой.