Глава 3 Сеанс разоблачения магии 4 страница

Маг жил по соседству с уездным градоначальником в самом центре города — против аптечного дома, в одноэтажном здании, примыкавшем к первому городскому скверу. Вообще-то, это был особняк сына градоначальника, служившего сейчас в инженерных войсках, но для столь знаменитого гостя чиновник решил сделать красивый жест, временно выселив к себе семью своего отпрыска — жену с ее родителями и двоих детей — и предоставив этот прекрасный дом в полное распоряжение Людвига Ван Вирта вместе со слугами.

Маг встретил Анну с любезностью — едва услышав от мажордома ее имя, поспешил навстречу и поцеловал руку.

— Рад познакомиться с вами, баронесса, — тепло улыбнулся маг. — Правда, когда я последний раз видел вас, вы пребывали в весьма странном состоянии.

— Потому что это была не я, — в тон ему улыбнулась Анна.

— Физически — да, — лукаво склонил голову маг, — но и ваше астральное тело пребывало в заточении. Однако теперь я вижу — вы полностью освободились ото всех оков.

— Не без вашего участия, господин Ван Вирт, — кивнула Анна. — И я рада представившейся возможности лично выразить вам свою благодарность.

— Как давно вы здесь? — спросил маг, жестом предлагая ей присесть и велев мажордому, чтобы подали кофе. — Удивительно, что мы до сих пор не встретились.

— А я прежде и не искала этой встречи, — сказала Анна.

— Что же изменилось? — любезно поинтересовался маг. — Вы решили, наконец, посетить один из моих сеансов?

— Нет, я хотела бы увидеть человека, который живет в вашем доме, — промолвила Анна и дала довольно подробное описание того, кто вот уже несколько дней следил за нею.

— Надеюсь, вы хотите сказать, что искали меня, — снова улыбнулся маг, однако на сей раз куда более настороженно. И Анна вдруг поняла, что Ван Вирт говорит серьезно, — данное ею описание вполне могло подходить и ему.

— Скорее всего, это был кто-то очень похожий на вас или — ваше астральное тело, — попыталась отшутиться Анна.

— В таком случае вам тем более необходимо прийти на мое выступление сегодня, быть может, я смогу избавить вас от видений, — маг непроницаемым взглядом буквально пронизал ее.

— Думаю, — резко сказала Анна, теперь она уже не сомневалась — все неспроста: и ее соглядатай, и этот разговор, — я нуждаюсь в помощи совершенно иного рода.

— Какой же именно? — холодно сощурился маг.

— Я хочу, чтобы мне не препятствовали в поисках пропавшей сестры, — твердым тоном решительно произнесла Анна.

— У вас пропала сестра? Насколько я помню, ее звали Елизавета Петровна? — поинтересовался маг.

— Лиза умерла два года назад, — вздохнула Анна. — Я говорю о своей младшей сестре — княжне Софье Долгорукой, которая полгода назад уехала в горы вместе со своим женихом, господином Ван Хельсингом, и пропала.

— Ваша сестра была обручена? — искренне удивился маг, и Анна поняла — он знает голландца, но впервые слышит о том, что у молодого человека была возлюбленная; однако маг быстро взял себя в руки и добавил: — Сочувствую вашему горю. Если желаете, я могу попытаться сегодня вечером на сеансе связаться с нею или ее женихом…

В этот момент в гостиную вернулся мажордом, неся на серебряном блюде две серебряные турки и такие же чашечки для кофе. Поставив поднос на столик для фруктов, он перелил из турок еще дымящийся напиток в изящные чашечки и подал их сначала гостье, а потом магу. И когда он наклонился к Анне из-за спины, протягивая ей чашечку, Анна увидела пересекающий запястье характерный шрам, открывшийся под натянувшимся рукавом ливреи, — именно такой Анна случайно увидела на руке следившего за ней человека, когда, пытаясь скрыть от нее свое лицо, он поправлял воротник. Анна вздрогнула и в упор посмотрела на мага, но тот или словно не видел ничего, или проявлял чудеса выдержки.

— Итак, мы остановились на том, — сказал маг, когда мажордом вышел из гостиной, — что сегодня же вечером я свяжусь с помощью астральных сил с вашей сестрой и ее женихом…

— Лучше свяжитесь с теми, кто его знает, — прервала политесы мага Анна, — и скажите им, что я так просто этого не оставлю. Я не допущу, чтобы Соне позволили пропасть без вести — одной или вместе с тем, кого она любила.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — сухо сказал маг, вдруг вставая и давая Анне понять, что разговор окончен. — Прощайте, баронесса, и надеюсь, в следующий раз мы встретимся при менее печальных обстоятельствах.

Если маг хотел убедить ее, что к событиям, случившимся с Соней, не причастен, то ему это удалось с точностью до наоборот. И, уходя от него, Анна уже не сомневалась — маг замешан, замешан во всей этой истории от начала и до конца. Но кто же все-таки следил за нею?

Между тем мажордом проводил посетительницу к выходу и, когда наклонился, открывая ей дверь, Анна услышала — «говорили же вам, чтобы вы никуда не ездили и возвращались домой».

Глава 3 Сеанс разоблачения магии

Поглощенная раздумьями о разговоре с магом, Анна не сразу уловила смысл сказанного мажордомом, а когда очнулась, то обнаружила, что стоит на улице одна перед закрытой дверью, и возчик, чуть склоняясь с козел в бок, терпеливо и внимательно наблюдает за нею, ожидая дальнейших указаний. В первое мгновение, едва взглянув в его сторону, Анна сделала было шаг к коляске, но потом остановилась. Она вдруг осознала, что произошло: ее преследователь, явившийся при их беседе с магом в облике слуги, подтвердил правильность догадки — Ван Вирт был замешан в этом деле, он все знал, знал с самого начала и, быть может, даже препятствовал в продолжение ее поисков. И негодование овладело ею — словно спохватившись, Анна бросилась обратно в дом.

— А где тот, другой? — растерянно спросила Анна вежливо встретившего ее мажордома — вышедший навстречу слуга был одет в уже знакомую Анне ливрею, но это был не знакомый ей прежде человек.

— Простите, ваше сиятельство? — слуга выглядел непонимающим и искренне удивленным.

— Мажордом, — попыталась объяснить Анна, — я только что говорила с ним… Он сказал, что я…

— Вы, должно быть, ошиблись, — с сочувствием покачал головою незнакомец, так и не дождавшись, когда Анна завершит свою фразу — она с минуту молчала, не зная, стоит ли продолжать объяснения. — Я служу в доме его сиятельства, господина градоначальника уже много лет, и один выполняю обязанности мажордома.

— Но тот человек, — Анна в полнейшем недоумении взглянула ему в лицо, — он же не привиделся мне! Он подавал кофе…

— Возможно, вы говорите о помощнике господина Ван Вирта, — задумчиво предположил вежливый мажордом.

— Вот как? А где я могу его увидеть? — обрадовалась было Анна.

— Увы, он еще утром уехал выполнять поручения господина мага и пока не возвращался, — развел руками мажордом.

— Но этого не может быть! — воскликнула Анна и спохватилась — если здесь был заговор, то вряд ли ей стоило искать среди исполнителей правду. — Сообщите господину Ван Вирту, что мне тотчас же необходимо снова увидеться с ним!

— Но господин маг только что велел больше никого не принимать, — покачал головою мажордом. — У него вечером важное представление, и господин Ван Вирт закрылся у себя в покоях, чтобы отдохнуть перед сеансом. Он сказал, что должен сосредоточиться.

— Ах, вот оно что! — «понимающе» кивнула Анна. — Что же, пусть отдыхает, не стану ему мешать. Надеюсь, мне удастся увидеться с господином магом чуть позже.

Из дома, где жил Ван Вирт, Анна направилась к градоначальнику, и тот был несказанно рад в качестве сатисфакции за чинимые им препятствия Анне в розысках ее сестры пригласить баронессу в свою ложу на вечернем представлении. Анна чувствовала, что градоначальник испытывает смущение за те правила игры, которых он принужден был придерживаться по отношению к ней, но все же простила его — устанавливались они не этим пожилым, круглолицым лысеющим полковником, страдающим одышкой от чрезмерного веса и служебных забот, значительно превосходящих его незначительные умственные способности. Градоначальник был скорее мил и куда более прост в общении, чем знаменитый маг, и потому с готовностью и с чувством душевного облегчения исполнил ее просьбу посетить сеанс заезжего чародея, видя в том искупление своей невольной вины перед столь важной персоной. И был, кроме всего прочего, настолько любезен, что прислал за Анной коляску со своим кучером, и вечером она вместе с Санниковым отправилась в театр.

Павел Васильевич с каждым днем чувствовал себя много лучше, чему, конечно, способствовали и лекарства, но, быть может, в первую очередь, забота его хозяйки. И, наблюдая за тем, как осторожно, но трепетно развиваются их отношения, Анна впервые подумала, что судьбу не обманешь. Следуя за Соней, Санников, похоже, нашел и свое счастье. Разумеется, Анна была рада, что у сестры есть такой верный помощник, спутник во всех ее приключениях и поездках, но, с другой стороны, она прекрасно понимала, что Санников и сам нуждается в подобной опеке. Все эти годы Павел Васильевич, посвятив себя Соне, оставлял в стороне собственный талант, свое творчество, каковое, несомненно, должно было принести ему в будущем настоящее признание и литературный успех. Анна верила, что сумасбродная Соня могла вскружить голову и повести за собой, но стоил ли того отказ Санникова от самого себя, так уж ли обязательна была эта жертва по сравнению с тем, чего Павел Васильевич мог достичь, если бы на месте ее сестры оказался он сам? И сейчас, когда неутомимая и нежная Авдотья заботливо оберегала и выхаживала его, Санников прямо на глазах выздоравливал, и главное, что отметила Анна, — душевно. Освобождаясь от привязанности к Соне, он открывал сердце новому, более благотворному чувству.

Анна вздохнула: она вот уже не первый раз замечала за собой, что наблюдения за тем, как развиваются отношения между близкими ей людьми, примеривает на себя. И в действительности, все ее рассуждения об этом — продолжение поиска ответа на так и оставшийся нерешенным вопрос: правильно ли она поступила, ответив согласием на предложение князя Репнина стать его женой. Анна и сама не понимала, чем вызваны ее сомнения: ей трудно было обвинить Михаила в поспешности и в произволе — идея соединить их принадлежала Лизе, которая, быть может, не случайно пришла к этой мысли, правомерность и возможность которой Анна видела и сама. Но что-то все-таки мешало ей смириться с неизбежностью ее исполнения. Была ли в том виновна ее любовь к Владимиру? Но жизнь за эти годы отдалила его образ от Анны; она уже не так часто и одержимо, как ранее, вспоминала погибшего супруга, и являлся Владимир ей во снах много реже прежнего. И, тем не менее, мысли о нем продолжали тревожить ее, как, наверное, надежда гнала и Санникова вслед за Соней, куда бы и за кем бы она ни отправилась. Однако вот и он, похоже, нашел утешение от утомительной дороги в бесконечное когда-нибудь. И не станет ли и для Анны то памятное письмо Михаила спасительной рукой, протянутой через пропасть прошлого к новым берегам и к новой жизни?

— Вы так и не сказали мне, что намерены предпринять, — заговорщицким тоном сказал Санников, когда они уже подъезжали к городскому общественному собранию, в здании которого и располагался театральный зал.

— Вся беда, Павел Васильевич, в том, — пожала плечами Анна, — что я не знаю, что точно буду делать.

— Я полагал, у вас есть план, — промолвил Санников.

Анна уловила нотки разочарования в его голосе и поспешила объясниться:

— Увы, я должна открыться вам, что на сей раз действовала импульсивно, повинуясь лишь безотчетному чувству, которое вызывает во мне столь намеренное сопротивление моему участию в разрешении загадки исчезновения сестры, — призналась Анна. — Мне трудно объяснить, что еще, кроме желания лишний раз напомнить о себе господину Ван Вирту, влечет меня на этот сеанс. Быть может, я хочу доказать, что не собираюсь так просто сдаваться, а быть может, чего-то жду — какого-то знака или признания. Однако в любом случае в моем поступке сейчас куда больше эмоций, нежели здравого смысла.

— Как бабочка к огню… — прошептал Санников и вдруг добавил, — знаете, Анастасия Петровна, мне как-то довелось прочитать об одной разновидности мотылька, обитающего в сельве Амазонки. Ему поклоняются индейцы и называют раскрывающим тайны. Когда такой мотылек приближается к костру и сгорает в нем, тому, кто видел превращение в прах его хрупких крыльев, открывается истина.

— Надеюсь, наша судьба будет более благоприятной, — улыбнулась Анна, и Санников вздрогнул:

— Кажется, я сказал глупость.

— Нет, вы всего лишь подтвердили мои опасения за судьбу нашего предприятия, но, тем не менее, я собираюсь найти выход из этого лабиринта и разыскать Соню. Кстати, — Анна улыбнулась, как будто ее озарила догадка, — те фрагменты дневника, что я вернула вам, они у вас с собой?

— Вы правы, отныне я не расстаюсь с ними, — кивнул Санников и вздрогнул, — уж не хотите ли вы сказать, что собираетесь показать их Людвигу Ван Вирту?

— Не я — вы, Павел Васильевич, — сказала Анна. — Я для господина мага, равно как и для тех, кто связан с тайной пропавшей экспедиции, — персона весьма нежелательная. Вас же он никогда прежде не видел. Насколько я могу судить, вы незнакомы с магом, а он знает о вас лишь понаслышке и в связи с этим делом. И потому нет никаких противопоказаний к вашему участию в сеансе.

— А вдруг маг не замешан в том памятном нападении на меня? — предположил Санников.

— Если так, то он тем более заинтересован, чтобы прочесть вашу рукопись, — задумалась Анна. — И по тому, как он станет трактовать попавшие в его распоряжение фрагменты записей, мы поймем, что он знает и чего хочет знать. Вы явитесь для него простым зрителем из зала, уверена — Ван Вирт поначалу ничего не заподозрит, и потому неизбежно выдаст себя.

— Но тогда он поймет, что мы догадываемся о его роли в этой истории, — с сомнением произнес Санников. — Стоит ли провоцировать его, и готовы вы ли мы сами к последствиям наших действий? Поймите меня правильно — я боюсь не за нас, а за судьбу и жизнь Сони: возможно ли, что такой поступок повредит ей?

— Ей может повредить только одно — наше бездействие, — решительным тоном промолвила Анна. — Я же считаю, что, вызвав огонь на себя, мы заставим виновных в исчезновении Сони открыться. Возможно, они даже перейдут в наступление, но, поверьте, это — единственный способ продвинуться в разрешении загадки этой странной экспедиции. Если вы полагаете, что я настолько безрассудна, что собираюсь бравировать своим бесстрашием, то по-настоящему ошибаетесь — мне есть, кого и что терять. Но, с другой стороны, лишь заставив противника снять маску, можно увидеть его настоящее лицо и понять его истинные намерения.

В театре меж тем все было готово к выступлению мага. Публика, разгоряченная слухами и шампанским, подносимым в качестве презента устроителями ярмарки, с трудом терпела показываемый для разогрева водевильчик. И хотя артисты старались, по всему было видно, что и они не меньше зрителей заинтригованы приезжей знаменитостью. Недовольна была, похоже, только исполнительница главной женской роли первая артистка Любавина: несмотря на то, что аншлаг в зале обеспечен был, в первую очередь, последующим за водевилем сеансом магии, она заметно ждала триумфа и аплодисментов и оттого старалась сверх всякой меры — плакала, точно кукольная Коломбина, заламывала руки, как какая-нибудь Евриклея из древнегреческой пьесы, и время от времени посылала горячие взоры в ложу, рядом с директорской, где сидел ее давний обожатель и меценат купец Скобликов.

Сюжета пьесы Анна не запомнила — скорее всего, это был переделанный местной труппой под себя водевиль господина Томского о любви юной дочери артиста и молодого гусара, которой препятствует злой отец-антрепренер, обманом заставляющий несчастного поручика стрелять в него. В финале, разумеется, все разрешалось к общему благополучию — злодей-отец, едва не переиграв сам себя, оказывается на больничной койке, а молодые ухаживают за ним и вымаливают-таки благословение.

Анна уже давно не была в провинциальном театре и искренне порадовалась за артистов: талантами земля русская никогда не оскудеет. И даже в простеньком водевиле, где для неискушенного зрителя довольно было веселых куплетов и счастливого конца, мелькали искорки подлинного драматического дара. Особо на себя ее внимание обратила комическая пара молодых — друг гусара, поверенный во всех его делах, и артистка труппы, которой руководит отец героини, мечтающая о первых ролях и большой славе. Анна могла только догадываться, что связывало этих артистов вне сцены, но они как-то, будто мимоходом, сыграли историю о том, как любовь заставляет убежденного холостяка и своенравную карьеристку забыть о своих амбициях во имя самого прекрасного, что может быть на земле, — во имя любви. И их финальный дуэт о будущей семейной жизни в окружении десятка детишек и выводка лошадей был исполнен с такой нежностью, что тронул Анну, и она, вдруг на мгновение забыв о цели своего прихода в театр, громко и искренне зааплодировала очаровавшей ее паре.

От сцены Анну отвлек градоначальник, представивший столичной гостье (Санникова по ее просьбе и для пущей убедительности ее плана усадили в партере) мужчину из соседней ложи, поднявшегося со своего места, чтобы поздороваться в антракте с только что приехавшей супругой, дочерьми и невесткой градоначальника.

— Хочу познакомить вас, ваше сиятельство, — Дмитрий Игнатьевич Маркелов, управляющий всеми заводами Перминовых в наших краях, — сказал градоначальник, вдруг проявляя незнакомые прежде Анне признаки благоговения и страха. — Человек уважаемый и весьма влиятельный. Баронесса Анастасия Петровна Корф, камер-фрейлина ее высочества Марии Александровны…

— Весьма приятно, — Маркелов церемонно поцеловал Анне руку и потом довольно деланно подивился. — Что ищет персона вашего ранга в нашей тьмутаракани?

Он был высок ростом и крупного телосложения, и оттого в одетом для вечера по столичной моде фраке с пластроном и черных брюках смотрелся весьма неуклюже, о чем, видимо, знал и что заставляло его держаться с еще большим высокомерием в окружении неотразимых во все времена мундиров военных и простоватых, но удобных сюртуков купцов. И хотя на общем фоне вид господина Маркелова казался отчасти вызывающим, Анна поняла, что предназначен он не только для привлечения внимания дам, но, прежде всего, чтобы утвердиться в равенстве с гастролером, о котором ходила слава человека модного, наделенного тонким вкусом и отменным чувством стиля. Похоже, Маркелова серьезно волновал приезд знаменитого мага, который своим появлением мог, пусть даже на короткое время, отнять у него ту значительность, что придавал ему статус всесильного управляющего горнодобывающей империи Перминовых.

— Я очень интересуюсь местным фольклором, — как можно более искренне улыбнулась Маркелову Анна, стараясь казаться совсем уж беззаботной. — Сказки, легенды.

— Преданья старины глубокой, — поспешил вставить свое слово градоначальник, еще не заподозрив, но почувствовав неладное.

— Но почему же только старины глубокой, — с самым невинным видом промолвила Анна. — Я с удовольствием слушаю рассказы и о нынешних.

— И что же интересного вам удалось записать? — голос Маркелова выражал крайнюю любезность, а глаза вдруг заблестели холодом стали. — Поведайте нам.

— Их так много! — поначалу развела руками Анна, но потом как будто что-то вспомнила. — Впрочем, сейчас мелькнула одна история. Говорят, в ваших горах есть лес, где таинственным образом пропадают люди — входят в него и уже не возвращаются.

— Эка невидаль! — жестко рассмеялся управляющий, нехорошим взглядом одаривая градоначальника, который немедленно покрылся испариной. — У нас здесь все-таки тайга, где есть и топи болотные, и провалы горные. В таких лесах опытный охотник иной раз плутает, так что это и не сказка даже, а самая что ни на есть быль. А если кто и не возвращается, так значит — просто не знает пути, куда шел.

— Или знает слишком много, — прошептала Анна, оглядываясь на сцену — по центру рампы из кулис выпростался распорядитель вечера и с заметным волнением громко объявил долгожданного гостя. И разом забыв о новом собеседнике, Анна всем существом устремилась к открывавшемуся занавесу, не заметив, как Маркелов смерил ее опасным взглядом и что-то неодобрительно промычал, сделав в сторону градоначальника странный резкий жест, отчего тот и вовсе замер — и телом, и дыханием. Но тут с галерки раздались авансирующие аплодисменты, и все участники разговора принуждены были занять свои места. Представление начиналось — кулисы разошлись, но сцена еще долго оставалась неосвещенной.

Умелый артист, Ван Вирт выждал значительную паузу, прежде чем появился в круге света в самом центре сцены — публика уже начала волноваться и оглядываться: по рядам пошел слух, что маг сидит в зале, и поднимется из партера, нет-нет, слетит с балкона второго яруса подобно птице. Дамы принялись, трепеща, порхать веерами, купцы загудели, а группа гимназических преподавателей стали понимающе переглядываться — дескать, видели мы таких магов. Анна и сама почувствовала напряжение — ей захотелось сказать, чтобы кто-нибудь бежал, наконец, за сцену, вывел этого самоуверенного лицедея и прекратил сию тягостную и тревожную муку ожидания. Но Ван Вирт появился лишь тогда, когда зрительское смятение достигло предела, — словно соткался из воздуха, распахнув свой широкий черный плащ. Обманщик, ах, какой виртуозный обманщик, подумала Анна: она знала этот старый театральный прием — черное на черном создавало эффект невидимости, так в операх к героям обычно приходил посланник Ада. Никакой мистики — сплошной театр.

Увидев мага, зал замолчал, предвкушая обещанное зрелище, и Людвиг Ван Вирт не замедлил оправдать ожидания заждавшейся публики. Для начала он показал несколько знакомых Анне, но всегда эффектных фокусов с исчезновением предметов и волшебным полетом смычка, который никто не держал в руках. Потом состоялся сеанс угадывания карт и цифр, задуманных какими-то людьми, сидящими в зале. И лишь после того, как степень доверия к его фокусам, проделанным, надо отметить, с высшей виртуозностью и изяществом, возросла до восторженной, маг перешел к главной части своей программы — гипнозу и спиритизму. Для чего он стал вызывать на сцену разных людей из партера и из лож близ сцены, откуда можно было просто переступить через барьер, и, повергая волонтеров в транс, добиваться от них невероятных поступков и слов. Среди самых сильных ощущений вечера были дородная почтмейстерша, вставшая на пуанты, и купец из Оренбурга, который вдруг заговорил по-французски, да так, что и Анна подивилась, ощутив сильный внутренний трепет, — подстроить такое было невозможно. Господи, подумала она, как он это делает? Ну не может же Ван Вирт и в самом деле быть волшебником?

А потом она узнала поднятую из партера руку — это был Санников. Он попросил мага рассказать, что случилось с теми людьми, от которых он, якобы, получил недавно письмо, и помочь ему связаться с ними посредством астральной энергии. Судя по всему, Ван Вирт отнесся к этой просьбе снисходительно и заулыбался, словно сделать это было для него проще простого, и когда Санников поднялся на сцену с конвертом (в письме лежали обрывки из его пропавшего дневника), маг спокойно прикоснулся к его ладони — Павел Васильевич, сказавшись журналистом, ни за что не захотел ни на секунду выпускать свою драгоценность из рук. Но то, что случилось далее, потрясло и самого Санникова, и внимательно наблюдавшую за этой сценой Анну.

Ван Вирт как будто видел насквозь. Едва дотронувшись до конверта, он побледнел — решается, что сказать, поняла Анна. Потом маг туманным взором обвел притихший зрительный зал и сказал глухим и тяжелым голосом, как будто вещал из преисподней:

— Жаль, что вы не успели подружиться с ним.

Санников вздрогнул и прошептал — а она? — но в немыслимой тишине зала шепот его отозвался вскриком, и Анна почувствовала, что сердце ее сейчас вырвется наружу от тревоги и боли.

— Для вас здесь нет будущего, — так же тихо, как прозвучал вопрос, ответил маг. — Но это не значит, что будущего нет у нее.

— Слава Богу! — выдохнул побледневший Санников и почти силой вырвал руку с конвертом из ладоней Ван Вирта. Глядя на это, Анна едва не лишилась чувств и совершенно не обратила внимание на зорко во время последнего испытания мага наблюдавшего за нею Перминовского управляющего.

Однако сцена не оставила у зрителей сомнений — маг угадал содержание письма, и вид потрясенного Санникова, шатаясь уходившего в кулисы, вдохновил публику: из зала потянулись вверх руки. Кто-то еще стал проситься к магу с предметами, принадлежащими родным и близким. Один купец хотел знать, не изменяет ли ему любовница, другой — чист ли на руку его деловой партнер, а вдова брандмейстера умолял хотя бы на миг свести ее с почившим в бозе мужем. И по мере обнародования истины и «воскрешения» голосов умерших оживление в зале нарастало, и сеанс затянулся глубоко за полночь.

— Вы поедете с нами? — спросил Анну градоначальник, когда маг все же завершил свое выступление. — Мы уговорили господина Ван Вирта составить спиритический круг в узкой компании. Моя супруга хотела пообщаться со своею матушкой и нашим первенцем — он умер еще во младенчестве.

— Благодарю, — отказалась Анна. — Я слишком устала. Быть может, в другой раз.

— Но завтра рано утром господин маг уезжает, — с каким-то не очень понятным ей тайным смыслом заметил стоявший рядом Маркелов и немедленно вскинул голову, пытаясь разглядеть того, кто подавал Анне знаки из-за спин выходящих из других лож в фойе бельэтажа зрителей.

— Возможно, мне повезет, и я увижу господина Ван Вирта в Петербурге, — со слабой улыбкой объяснила Анна, прощаясь со всеми и направляясь к махавшему ей Санникову.

— Петербург далеко, — почему-то сказал Маркелов, но у Анны не было времени оценить его намек — она уже торопилась к выходу.

Коляска, выделенная ей градоначальником, быстро доставила их к дому Авдотьи Щербатовой — время было уже позднее, и возчик торопился отвезти пассажиров, которые, к его великому удивлению, всю дорогу пребывали в занятном молчании — взволнованном и немного печальном.

— Вы не думаете, что мы все-таки ошиблись, — не то спросил, не то сказал Санников, подавая Анне руку, чтобы помочь сойти из коляски, когда они подъехали к знакомому дому на окраине Каменногорска.

— Вы о судьбе Сони? — не сразу поняла Анна, осторожно ступая на мостки деревянного тротуара — возчик с козел светил им снятым с коляски свечным фонарем, высоко поднимая его над головою.

— Нет, я о Ван Вирте, — пояснил Санников, громко стуча кольцом воротного замка. — Я видел его глаза — он был искренне потрясен тем, что узнал.

— А, быть может, его испугало то, что теперь и мы знаем о его роли в этом деле, — с сомнением произнесла Анна: для себя она так до сих пор и не решила — друг Людвиг Ван Вирт или враг? Его недавнее участие в ее судьбе говорило в пользу первого, их утренний разговор и поведение его слуги заставляло поверить в возможность последнего.

— Не знаю, — покачал головою Санников. — Мне кажется, я запутался, совершенно запутался.

— И в том вы, Павел Васильевич, не одиноки, — вздохнула Анна, невольно вздрагивая от скрипа петель на воротах. Авдотья, со свечой появившаяся в проеме двери, сонно кивнула им — жестом давая понять: проходите, давно уж пора.

— Извините, что мы так задержались, — смущенно кивнул хозяйке Санников, но она только махнула рукою:

— Ничего, если станете есть, я разогрею — ужин для вас на печи. А нет — так завтра поговорим. Я, пока вы по театрам ходили, Николая в Спешнево посылала к знакомому отца, он обещал помочь и с подводою, и провиантом.

Однако поблагодарить Авдотью за заботу Анна с Санниковым не успели. Утром, едва они поднялись и сели к завтраку, в дом пожаловали два урядника, которые решительно оттерли в сторону хозяйку, вздумавшую было возмущаться вторжением стражей порядка на ее двор, и предъявили Анне немедленное предписание покинуть город — для ее же блага, как было сказано в приказе, подписанном градоначальником.

Онемев от неожиданности, Анна настолько растерялась, что не смогла сопротивляться, безропотно позволив усадить себя в стоявшую неподалеку черную крытую карету. Туда же препроводили и Санникова. Потом на их глазах два казака, которые должны были нарядом ехать с ними, вынесли из дома так и оставшейся стоять с раскрытым ртом Авдотьи их вещи, и карета тронулась, увозя Анну и Санникова из города. Очнулась Анна только тогда, когда они уже довольно далеко отъехали по тракту в сторону Москвы и раздались первые выстрелы.

— Он стреляет в своих! — воскликнул Санников, выглянув в окно кареты, и немедленно отпрянул вглубь, увлекая за собою и Анну, но, видя, что она ничего не понимает, быстро зашептал: — Один из казаков, он застрелил своего напарника и того, кто ехал на козлах. Нам надо скрыться! Это подстроено! Нас хотят убить…

Однако они не успели больше сдвинуться с места — казак, о котором говорил Санников, ворвался в салон кареты и набросился на них. Павел Васильевич успел заслонить собою Анну, и удар кулака пришелся ему в лицо. Но, несмотря на свою слабость, еще ощутимую после болезни, Санников оказал казаку сопротивление, давая Анне возможность нащупать ручку дверцы и выскочить на дорогу. Бегите, услышала она доносившийся из кареты голос Санникова, ради Бога, бегите, Анастасия Петровна! Но сделать ей удалось немного — когда Анне показалось, что она уже поднялась по откосу наверх, чтобы скрыться в лесу, ее настиг все тот же казак и потянул за собою по насыпи назад к тракту. Последнее, что Анна увидела, был ползущий им навстречу Санников с окровавленной головою и сверкающая острием клинка сабля, занесенная над ее собственной. А потом она опять услышала выстрелы.