Я в том месте, которое не могу вспомнить наяву. 3 страница
Нулевой раз
Мне и в голову не приходило, что выражение «любовь меняет мир» – более чем просто метафора, пока мне не исполнилось семнадцать.
А вы тоже думали когда-нибудь, что жизнь с ее вечным повторением одного и того же, с одними и теми же привычками, чересчур длинна? Я наверняка уже столько раз серьезно помышляла о смерти, что пальцев не хватит пересчитать. Даже вместе с пальцами ног.
Мне было смертельно скучно.
Но я не выражала это словами, я держалась весело, как всегда. В конце концов, ничего хорошего не выйдет, если подобные мысли демонстрировать окружающим. Поэтому я старалась поддерживать хорошие отношения со всеми. Это не так уж трудно. Если не слишком заморачиваться насчет сильных и слабых сторон, достоинств и недостатков, можно ладить со всеми.
Вокруг меня всегда было полно народу. И все они говорили одно и то же.
«Ты всегда такая веселая. У тебя никаких забот, верно?»
О да. Спасибо вам огромное, ребята, за то, что вас так легко обмануть. Спасибо огромное, что до сих пор не замечаете мою темную половину. Именно благодаря вам я и пришла к тому, что хочу это все отшвырнуть.
Думаю, я знаю, когда именно началась эта тоска.
Все до единого слишком зациклены на самих себе.
Когда я дала одному мальчику свой е-мэйл и регулярно отвечала на его письма, он почему-то страшно возбудился и признался мне. Когда я пыталась не оставить в полном одиночестве мальчика, который плохо ладил с девушками, он принял это за любовь и признался мне. Когда кто-то пригласил меня в театр и я согласилась, потому что не смогла отвязаться, он признался мне. Когда я несколько раз подряд шла из школы домой вместе с мальчиком, который жил в той же стороне, что и я, он признался мне.
А потом они все смотрели с таким видом, будто я их предала, они были так оскорблены, они обижались на меня. Обижались на меня и девушки, которые были в этих парней влюблены. Самомнение. Эгоцентризм. Всякий раз меня это ранило, моя душа вся покрылась шрамами, и когда я уже перестала замечать очередной новый шрам, я наконец поняла.
Все, что мне нужно, – общаться со всеми и с каждым, но без души. Все, что мне нужно, – оценивать настроение людей и поддерживать мелкие разговоры. Не надо никого пускать внутрь. Надо всего лишь закрыться, как в раковине, и тем самым защитить мягкую себя.
И тогда стало скучно.
Никто не замечал, потому что я показывала всем лишь внешнюю сторону.
Все говорили одно и то же.
«Ты всегда такая веселая. У тебя никаких забот, верно?»
Потрясающий успех.
Чтоб вы все испарились.
Это был совершенно обычный день, школа уже закончилась. Я, как обычно, улыбалась, весело треща о чем-то с незнакомцами, которые притворялись моими друзьями. Потом, внезапно, без какой-либо видимой причины.
Я была потрясена. Это ощущение внезапно обрело форму и выразилось в единственном слове.
«Одна»
Аах, я была абсолютно – одна.
Одна. Понятно, значит, я одна. Несмотря на то, что вокруг было полно людей, я была одна. Я испытала странное наслаждение. Слово подходило даже слишком хорошо.
Но тут же это слово оскалило клыки и набросилось на меня. Впервые я ощутила, что такое полное одиночество несет с собой боль. Мне сдавило грудь, я не могла дышать. И даже когда мне удалось все-таки сделать вдох, воздух оказался словно наполнен иглами. Боль разлилась в легких. В глазах потемнело, я подумала, что моей жизни пришел конец. Но зрение тотчас вернулось, и жизнь так просто не ушла. И я просто не знала, что мне делать. Не знаю, что делать. Помогите. Люди, помогите.
– Что с тобой?
Кто-то заметил, что со мной что-то происходит, и спросил.
– Ты так радостно улыбаешься.
Э?
Я улыбаюсь?..
Не понимая, что он говорит, я прикоснулась к щекам.
Ну да, уголки губ приподняты.
– А правда, ты всегда такая веселая. У тебя никаких забот, верно?
Я рассмеялась.
– Да, я счастлива! – сквозь смех проговорила я. Я смеялась, сама не зная почему.
И тут все, кто меня окружали, начали прозрачнеть. Становились прозрачными один за другим. Становились прозрачными и исчезали, так что я их не могла больше видеть. Какие-то голоса обращались ко мне, но я их не слышала. Но почему-то отвечала как полагается. Не пойму, как так.
Я и глазом не успела моргнуть, как класс опустел. Я осталась одна.
Но, несомненно, это я заставила всех исчезнуть.
Я отменила их.
– Мне надо кое с кем встретиться, так что я пойду.
Хотя я никого не видела, все же произнесла эти слова с улыбкой и взяла свою сумку. Думаю, я могла бы наладить нормальные отношения с остальными, даже если бы не обращалась к кому-то конкретно. Если так, мне надо было с самого начала все время обращаться к стенке.
И все же – почему?
– …Прости, у тебя все в порядке?
Здесь никого не должно было быть, но почему-то я расслышала этот голос отчетливо. Я только успела выйти из ворот школы, когда все мгновенно вернулось, все невидимые вновь стали видимыми.
Обернувшись, я увидела парня из нашего класса. Он запыхался; похоже, бежал за мной.
Его имя… Кадзуки Хосино, точно. Мы не были близко знакомы, и вообще он ничем особенным не выделялся – я знала его только по имени.
– В каком смысле?
Спросив, я вдруг ощутила, как меня охватывает странная надежда.
В конце концов, не стал бы он спрашивать, все ли у меня в порядке, если бы не заметил мою ненормальность. Это значит, что он оказался способен увидеть, что я изменилась, – то, что неспособны были заметить все, кто меня окружал.
– Эээ… как бы это сказать? Ты как-то словно «отключилась»… или нет, я не уверен, но ты как будто была вне обычной повседневной жизни…
Он говорил запинаясь. Он вообще ничего не понял.
– Эээ… если это мне просто кажется, то проехали. Прости, что несу черт знает что.
Похоже, ему было неловко; он собрался уходить.
– …Погоди секунду.
Я остановила его. Он чуть склонил голову и взглянул на меня.
– Эээ…
Остановить-то я его остановила, но что говорить теперь?
Но послушайте – он же смог увидеть, как я «отключилась», хоть я и улыбалась в той полной одиночества комнате.
– …Я всегда веселая?
Если он ответит на это так же, как все, значит, он такой же, как все.
А, я слишком многого ждала. Я так надеялась, что он скажет «нет», что он понимает меня.
– Ага. Ну… да, выглядишь ты всегда веселой, – нерешительно произнес он.
После этих слов меня охватило разочарование; я тут же потеряла к нему интерес, даже возненавидела его. Такое резкое, как колебание маятника, изменение моих чувств удивило даже меня саму; видимо, это из-за того, что я слишком многого ждала.
Но тут он, которого я ненавидела, добавил еще:
– Ты правда очень стараешься, да?
Маятник качнулся в другую сторону, ненависть вывернулась наоборот. Лицо не успевало отразить все эти изменения, лишь по сердцу разлилось тепло.
Очень стараюсь. Очень стараюсь выглядеть веселой.
Это правильно. Гораздо правильнее, чем отрицать.
И я – влюбилась.
Да, я прекрасно понимаю. Это всего лишь удобное предположение. Он всего лишь сказал «ты правда очень стараешься, да?», это совершенно не значит, что он меня понимает. Я знаю. И все же – эта моя мысль не идет из головы.
Сперва я думала, что мои чувства быстро пройдут. Но они, наоборот, росли и скоро выросли до таких размеров, что их уже не вернуть назад. Они громоздились, как снежный ком, который не хочет таять, пока не обволочет мое сердце полностью. Я знала, что если так пойдет дальше, Кадзуки Хосино станет для меня всем, но меня это не тревожило, уж не знаю почему.
Ведь он спас меня из той полной одиночества комнаты и рассеял мою скуку.
Если бы он исчез из моего сердца, уверена, все снова стало бы как раньше.
Я бы вернулась в ту комнату, где была прежде совсем одна.
Мой мир переменился с такой легкостью. То, что мне раньше было скучно, выглядит какой-то ложью. Мои чувства словно подключились к мощному усилителю. Я радуюсь просто оттого, что здороваюсь с ним. И в то же время печалюсь, что могу лишь здороваться с ним. Я радуюсь оттого, что говорю с ним. И в то же время печалюсь, что могу лишь говорить с ним время от времени. С моим сердцем явно что-то не в порядке, ему трудно и хорошо.
Да! Я сойдусь с тобой ближе, не сомневайся!
Для начала хорошо бы звать друг друга по именам.
– У тебя есть желание?
Он словно бы повсюду и в то же время нигде. Он словно бы похож на всех людей сразу и в то же время не похож ни на кого. Я даже не могу разобрать, мужчина это или женщина, – но он обращается ко мне.
Желание?
Конечно, есть.
– Вот «шкатулка», которая исполняет любое желание.
Я беру ее окровавленными руками.
Я тут же понимаю, что она – настоящая. Поэтому я ни за что не выпущу эту «шкатулку».
Так ведь со всеми, правда? Не верю, что кто-то способен от нее отказаться.
Поэтому я желаю.
Зная, что это невозможно, я желаю.
– Я не хочу… ни о чем сожалеть.
К оглавлению
Й раз
– Кстати, Кадзу-кун! Ты заметил, что я сегодня другая? Заметил?
Коконе спрашивает с обычным своим видом. Когда-то она уже задавала мне этот вопрос. Какой там правильный ответ?
– …Ты пользовалась тушью для ресниц.
– Ооо! Суперкласс, Кадзу-кун!
Похоже, я угадал.
– …Ну и как тебе?
– Угу, выглядит миленько.
Я отвечаю не раздумывая. Снова правильный ответ. Я не особо серьезен, но Коконе вполне удовлетворилась моим «миленько» и с улыбкой кивает.
– Мм, мм. Понятно, ты, значит, не безнадежен. Эй ты, двинутый! Тебе есть с кого брать пример.
Она с довольным видом скрещивает руки на груди и поворачивается к Дайе.
– Я скорее откушу язык, чем такое скажу.
– Оо, весь мир вздохнет с облегчением. Вперед, я посмотрю.
– Нет, я имею в виду твой язык.
– Ха-ха! Хочешь попробовать со мной французский поцелуй? Пожалуйста, не очень только витай в облаках от любви ко мне…
Не имея ни малейшего представления о том, что со мной происходит, эти двое начинают стремительно пикироваться – как всегда.
Вскоре Дайя упоминает о том, что у нас будет новенькая.
Отонаси-сан, приходи скорее.
✵
– Меня зовут Ая Отонаси. И меня здесь не интересует никто, кроме Кадзуки Хосино и «владельца».
В классе тут же поднимается шум.
Эмм, Отонаси-сан? Ты, конечно, новенькая, так что вполне можешь малость отгородиться от новых одноклассников в первый день. Но я-то в этом классе уже почти год, так что на меня это не распространяется, понятно?
– Что еще за «владельца» она назвала? Кем он владеет? Или она имеет в виду «человека, который владеет Хосино»?
– Тогда, значит, это просто «девушка Хосино», так, что ли?
– Это значит, у Кадзуки-куна есть «девушка», а новенькая Отонаси-сан ее разыскивает? Но почему?
– Похоже, между ним и Отонаси-сан что-то есть. Может, они встречаются… Тогда получается, он ухлестывает за двумя сразу?!
– Точно! Так оно и есть! Прикольно получается, поэтому пусть так и будет!
– Да, и у нее к Хосино сложные чувства, любовь и ненависть одновременно, и поэтому она его преследует и перевелась к нам в школу. Точно.
– Значит, Хосино… соблазнил такую красотку?! Черт побери!!
Однокласснички обсасывают тему в свое удовольствие, не обращая ни малейшего внимания на нас, предмет обсуждения. Откуда, блин, вообще у них эти идеи?
– Значит, Хосино на самом деле… только играл со мной…
– Что?! Ты и была второй?!
– Нет… думаю, я вообще лишняя… третья, нет, наверняка их еще больше…
– Какого… Вот гад!
Коконе делает вид, что плачет, Дайя, пользуясь возможностью, повышает голос, что ему обычно не свойственно. Черт, именно в таких случаях эти двое отлично работают в паре.
– …Какие они надоедливые, – бормочет Отонаси-сан. – Из-за тебя они теперь интересуются мной еще сильнее, вместо того чтоб просто игнорировать.
Эээ… это я виноват?
✵
Как только закончился первый урок, мы с Отонаси-сан выбежали из класса. Провожали нас подбадривающие возгласы некоторых моих одноклассников, во взглядах других читалась жажда крови, но думать о подобной ерунде было просто некогда.
И вот мы на нашем привычном месте – на заднем дворе школы.
Уроки посещать больше не будем.
– Понятно. Работать с тобой – значит, непременно оказаться втянутой в твои отношения с другими. Черт… как неудобно.
Да нет, абсолютно очевидно, что проблема тут в том, как ты к ним обратилась.
– Но это первый раз за 27755 попыток, когда я увидела, что игнор имеет свои недостатки. Очень забавно.
– Эммм, ну не знаю, что ты тут находишь такого забавного…
– Не будь занудой. Даже меня новые впечатления более-менее взбадривают. Плюс все так изменилось от того всего лишь, что мы начали работать в паре. Это хорошая перемена.
– В смысле?
– Возможно, появится какая-то новая зацепка, которой я не видела, пока была одна.
Если смотреть с этой точки зрения, сотрудничать, несомненно, стоит, но все же…
Нет, она на удивление права. В конце концов, она же не знает, каким был класс 1-6 до сегодняшнего дня. Она не может сравнить сегодня и предыдущие дни. Скажем, она не знает, что я влюбился в Моги-сан между вчерашним и сегодняшним днем – иными словами, уже внутри «Комнаты отмены».
– Но что конкретно мы сейчас будем делать?
– …Кстати, насчет этого, Кадзуки. Я долго думала и пришла к выводу, что ты, похоже, по-прежнему остаешься ключом к «Комнате отмены».
– Э? То есть ты все еще меня подозреваешь?
– Дело не в этом. Вот ответь мне: почему ты сохраняешь воспоминания?
– Э… черт его знает.
– Загадка, правда? Конечно, я чувствую какое-то различие между тобой и прочими. И все-таки, не слишком ли странно, что из всех людей лишь ты помнишь?
– Ну… да.
– Отсюда я делаю вывод, что это может входить в намерения «владельца».
– Э… э?..
– Ты туп, как всегда. Проще говоря, возможно, то, что ты сохраняешь память, в интересах «владельца».
Назначение «Комнаты отмены» – сохранять мою память?
– Не может быть. Я ведь не всякий раз вспоминаю, ты же знаешь? Если б не ты, я, наверно, терял бы память так же, как остальные.
– Да, можно согласиться, что моя гипотеза не лишена недостатков. С другой стороны, можно также сказать, что твое сохранение памяти просто такое же дефектное, как возвращение времени «Комнатой отмены». Такое противоречие – в пользу моей гипотезы, потому что если ты сохраняешь память, прошлое как раз нельзя вернуть в точности.
Да, такое правда возможно. Но почему-то мне не удается увидеть в этом смысл.
– Сначала объясни, в чем вообще смысл позволить мне сохранять воспоминания?
– А я почем знаю? – резко, как отрубая, произносит она и потом добавляет: – Но я знаю, какое чувство движет людьми больше всего.
– И какое?
Отонаси-сан заглядывает мне в глаза и отвечает:
– Любовь.
– …«Любовь»?..
У нее сейчас настолько пугающее лицо, что я не могу ухватить сразу же, что она говорит. Ааа, любовь?
– Отонаси-сан, это было довольно мило с твоей стороны.
Отонаси-сан сверлит меня холодным взглядом.
– Что именно? Такая сильная любовь ничем не отличается от ненависти.
– Любовь, как ненависть? – озадаченно переспрашиваю я. – Д-да они же совершенно разные!
– Они одинаковые. …Нет, они, конечно, разные. Любовь хуже ненависти, потому что люди сами не подозревают, насколько это чувство грязное. Это просто отвратно.
Отвратно, хм…
– Но сейчас это неважно. Кадзуки, тебе ничего в голову не приходит?
– В смысле, кто-то, кто в меня влюблен, да? Да нет, никого…
Я начинаю отнекиваться, когда внезапно вспоминаю.
Есть один человек.
Если она не шутила, когда звонила мне по телефону, – есть один человек.
– Похоже, ты кого-то вспомнил.
– …
– В чем дело?
– …Эээ, в общем… ведь девушка, которая меня любит, не обязательно и есть виновница, верно?
– Разумеется. Одного этого даже близко не достаточно, чтобы решить, этот человек – виновник или нет. Однако это не означает, что здесь не стоит покопаться получше.
– Нет… в общем… она никак не может быть виновницей.
– Почему ты так уверен, что она не «владелец»?
Я просто не хочу, чтобы виновницей оказалась она. И сам сознаю это.
– У нас бесконечное количество шансов, пока мы в «Комнате отмены». Мы используем любую возможность подобраться поближе к «владельцу».
– …Однако до сих пор этот способ не принес тебе особого успеха, верно?
– Ты какой-то язвительный сегодня, а? Но ты прав. Однако теперь у нас новая зацепка: твое сохранение памяти – цель «владельца». Я никогда еще не глядела с этой точки зрения. Возможно, нам удастся получить новую информацию, которую я не могла получить раньше.
– Но…
– Тебе не хочется прояснить ситуацию из-за того, что это кто-то, кому ты доверяешь?
Да. Все именно так и есть.
Где-то в глубине моего сердца этот человек и у меня вызывает сомнения, поэтому я не хочу этим заниматься.
– …Ладно. Я тебе помогу.
– Только ты должен не просто мне помогать, а руководить.
Она права. Это ведь я стремлюсь выбраться из «Комнаты отмены».
…И все же… что-то меня грызет уже какое-то время. Чувствую, что что-то не так.
– Ну ладно, пошли давай.
– П-погоди-ка!
– Чего ты тормозишь! У меня скоро терпение кончится, знаешь ли!
Беспокоит меня – …ааа, понятно.
Когда до меня дошло, что же это за странное чувство, мои уши затеплели.
– Мм? Что такое, Кадзуки? Ты весь красный.
– Ой, нет, просто, ты…
Почему она теперь зовет меня не «Хосино», а «Кадзуки»?
– Что? О чем ты? …Эй, почему твоя физиономия покраснела еще больше?
– …П-прости. Забей.
Когда она начала звать меня по имени? Ко мне даже родители так не обращаются.
Кажется, мое лицо и сейчас становится все красней.
– ?.. Странный ты. Ну ладно, пошли уже.
«Отонаси-сан» поворачивается ко мне спиной и идет прочь.
– А, ага…
Может, мне тоже звать ее как-то по-другому, не «Отонаси-сан»? Если я пойду по ее стопам, мне придется звать ее… «Ая»?
…Не-не-не!! Немогу-немогу-безвариантов!!
Пусть хотя бы «Ая-сан»… нет, это тоже чересчур. Но «Отонаси-сан» звучит очень уж формально. Нужно имя, которое легко произнести и которое достаточно простецкое.
– О…
Один вариант приходит в голову. Его тоже произносить довольно неловко, но, раз уж я воспользовался им несколько раз, должно быть нормально.
– …Мария, – тихонько бормочу я себе под нос.
«Отонаси-сан» резко останавливается и оборачивается ко мне. Глаза у нее большие и круглые.
– Уаа! П-прости! – на автомате извиняюсь я при виде ее неожиданно острой реакции.
– …Чего ты извиняешься? Ты всего лишь удивил меня немного.
– …Так ты не злишься?
– А почему я должна злиться? Зови меня как хочешь.
– П-понятно…
Лицо Отонаси-са… нет, Марии расслабляется.
– И все-таки – из всех возможных вариантов ты выбрал Марию… хех.
– А, это… если тебе не нравится…
– Нет, я не против. Я просто лишний раз кое в чем убедилась.
– Ээ… в чем именно?
Ни с того ни с сего на лице Марии появляется мягкая улыбка.
– В том, что с тобой, Кадзуки, не соскучишься.
✵
Я провожу обыск.
Я вернулся в класс, и вот я шарюсь в вещах девушки, которой, по-видимому, я нравлюсь.
Разумеется, я занимаюсь этим делом не от большого желания, и чувствую я себя последним мерзавцем.
Сейчас у них физкультура. Именно поэтому Мария решила, что мы должны воспользоваться случаем и поискать зацепку в ее вещах, прежде чем говорить с ней прямо.
Поскольку я думал точно так же, то подчинился... хотя все равно чувствую себя мерзавцем.
Кстати говоря, весь смысл как раз в том, чтобы это делал я. Мария уже несколько раз прошерстила вещи всех. И, судя по нынешнему состоянию дел, ничего не нашла. Что достаточно логично. Мария не может заметить ничего, что изменилось с прошлых дней, потому что она знает лишь сегодняшних нас.
– Пфф…
В учебниках у нее множество четких пометок разными цветами. Тетради аккуратно заполнены мелким, ровным почерком. И здесь тоже разные цвета. С левого края нарисован котенок. И на следующей странице в том же месте. И на следующей… ааа, понятно. Это мультик. Когда я пролистываю тетрадь быстро, котенок улетает на ракете, сделанной из консервной банки. Я машинально улыбаюсь, но ловлю на себе хмурый взгляд Марии и стираю улыбку с лица.
В общем, тут полно девчоночьих вещей. В основном розового и белого цветов. Айпод забит попсой. Кошелька нет, скорее всего, он у нее при себе.
– О!
Увешанный различными финтифлюшками мобильник. Кладезь личной информации.
Я надеялся на зацепку, но телефон заблокирован, так что заглянуть в него я не могу. …Ну, в какой-то степени мне даже легче от того, что не придется.
Теперь посмотрим в косметичке, которая лежит рядом с розовеньким зеркальцем. Это, кажется, основа, это губная помада, вот карандаш для глаз, щипчики для бровей, а вот что-то новое с виду… тушь для глаз, наверно.
– …
О?
Что-то странное.
– Ты что-то нашел, Кадзуки?
– …Пока не уверен…
Я снова прочесываю косметичку. Ничего особенного здесь нет, похоже.
– Мария, ты ничего в этой косметичке не замечаешь?
– Не замечаю? Я ее уже обыскивала, но ничего такого не нашла…
И тут ее лицо застывает.
– …Погоди, не может быть. У нее этого не должно быть. Я просто не могла не заметить за эти 27755 раз. Но… по правде…
– Э? Ты что-то нашла?
– …Кадзуки. Когда ты на это смотрел, должен был еще кое-что почувствовать.
– …Э? …Ну, в общем, мне показалось, что этот макияж с ней совершенно не вяжется.
– Боже ты мой!
На лице Марии возникает мрачная гримаса.
Я продолжаю обшаривать сумку в поисках чего-нибудь интересного. Наконец коснулся чего-то знакомого на ощупь. Я вынимаю этот предмет.
– А…
Вот он и снаружи.
При виде знакомой обертки всплывают воспоминания.
«Предположим, я бы по-другому тебе призналась. Тогда ты, может, согласился бы?»
«Ааа, ну хорошо. Стало быть, мне просто надо признаваться снова и снова, пока ты не согласишься, верно?»
Не может быть.
Не может быть.
Не может быть.
Не могу поверить в такой бред.
Это просто совпадение. Это должно быть обычное совпадение, но воспоминания, всплывающие у меня в мозгу, чересчур необычны, чтобы я их мог просто выдумать…
– …Мария, какая у тебя любимая еда?
– …Чего это ты вдруг? – и Мария хмурит брови. – …Эй, что с тобой, Кадзуки? Ты плохо выглядишь!
– …Знаешь, я больше всего люблю умайбо.
Я показываю ей то, что только что достал из сумки.
Пачку умайбо.
– Больше всего люблю со вкусом кукурузного супа. Но об этом я никому не говорил, потому что всем до лампочки. Я часто их ем в классе, но в отношении вкуса я, так сказать, часто изменяю своей любви и все время ем разные. Никто не может знать, что со вкусом кукурузного супа я люблю больше всего!
«Но со вкусом тэрияки-бургера – меньше, чем другие?»
«А с каким вкусом любишь больше всего?»
Молясь в душе, чтобы это оказалась просто ошибка, я вновь гляжу на упаковку.
Сколько ни гляжу, ничего не меняется.
Не тэрияки-бургер. Умайбо со вкусом кукурузного супа.
Воспоминания говорят мне.
Даже если пачка умайбо со вкусом кукурузного супа в ее сумке – просто совпадение, картины, всплывающие у меня в памяти, говорят с уверенностью.
Что она – «владелец».
– Кадзуки.
Мария с силой хватает меня за плечи. Ее ногти впиваются мне в кожу, это возвращает меня к реальности.
– Она точно «владелец». Наконец-то мы у цели… ну, вообще-то не совсем.
Последние слова она выплевывает с горечью.
– В смысле?
– Человек, допускающий такие идиотские ошибки, не мог водить меня за нос в течение 27755 «новых школ».
– Но, Мария, ты же сама сказала, что не знала, кто «владелец», верно?
– Не так. Скорее всего, я уже выходила на нее несколько раз. Но не могла запомнить, что она и есть «владелец».
– Э? Почему?
– Не могу сказать наверняка, но думаю, что это тоже правило «Комнаты отмены». Оно имеет смысл. «Комната отмены» работает, пока ее «владелец» верит, что находится в неизменной временнОй петле. Но если кто-то узнает, что она «владелец», это условие развалится. Поэтому как только кто-то узнает, кто «владелец», это воспоминание тут же стирается.
– …Но на этот раз мы знаем «владельца».
– Точно. Но это еще не повод радоваться, – с досадой произносит Мария. – Если мы что-то не предпримем, снова потеряем эту зацепку.
Понятно. Если мы сейчас проиграем, то забудем все, что узнали в этот раз, и нам придется начать поиски виновника заново.
Мария раздраженно жует губу. Всего один шанс – это должно страшно злить человека, который, как она, привык, что все можно повторить.
– …Но, Мария, жизнь – состязание из одного раунда, верно? Проблема может быть пустяшной, но все равно вернуться к последнему сохранению невозможно.
Эта фраза мне чертовски нравится; Мария, однако, смотрит на меня холодными глазами.
– И как следует понимать это кривое ободрение?
Она даже вздохнула.
– П-прости… ты казалась немного раздосадованной.
После моего извинения Мария чуть расслабляется.
– Да не «казалась». Но только не из-за того, что ситуация не в нашу пользу.
– …А из-за чего?
– До сих пор не доходит? Я уже несколько раз обнаружила, что она «владелец», но «Комната отмены» по-прежнему действует. Понимаешь, что это значит?
Я склоняю голову набок.
Не знаю, на кого Мария зла сильнее – на виновницу, меня или себя, – но она раздраженно выплевывает:
– Я уже много раз проиграла «владельцу».
✵
– Коконе.
– О, к нам прибыл герой-любовник, Кадзуки Хосино собственной персоной!
Коконе, как обычно, начинает подкалывать.
Сейчас обеденный перерыв. Утренние уроки мы прогуляли, и по этому поводу все начали было подтрунивать, но благодаря полнейшему молчанию Марии быстро от нас отстали. Впрочем, любопытные взгляды мы время от времени по-прежнему на себе ловим. Что ж, ничего удивительного.
– Слушай, Коконе. По правде сказать…
Я затыкаюсь на полуфразе. Потому что веселое лицо Коконе внезапно посерьезнело, и она ухватила меня за рукав.
Кинув взгляд на Марию, Коконе тянет меня прочь из класса.
– Кадзу-кун, пожалуйста, ответь мне честно, не увиливая.
Выйдя из класса, Коконе выпускает мой рукав, затем продолжает.
– Что у тебя с Отонаси-сан?
– …Зачем тебе это?
Я спрашиваю, хотя уже знаю ответ. Коконе опускает глаза и молчит.
– Я не могу в двух словах описать мои отношения с Марией.
Коконе продолжает молчать, глядя в пол.
– Но я люблю кое-кого другого, не Отонаси-сан.
При этих словах Коконе распахивает глаза и заглядывает мне в лицо.
– Значит…
Ничего больше, однако, Коконе не произносит, лишь поводит глазами. Я не упустил это ее движение.
Она заглядывает в класс и ищет кого-то.
Ее взгляд останавливается.
Она смотрит – на Касуми Моги.
Первого марта я еще не был влюблен в Моги-сан. А за все время 27755-го раза я с ней пока не пересекался.
– Коконе, по правде говоря, я хотел попросить тебя кое-что сделать. В смысле…
– Ага. Можешь не продолжать. Кажется, по нашему разговору я уже поняла, – с улыбкой отвечает Коконе. – На кухне после уроков – тебя устроит? Там я тебе скажу все!
«Почему на кухне?» – удивленно думаю я, но тут до меня доходит. Ну конечно, Коконе же в кружке домоводства.
– Скорей всего, там больше никого не будет.
Я киваю в ответ; она вновь смотрит на меня. Не могу понять по ее лицу, о чем она думает.
– Кадзуки.
Меня зовет Мария, все это время наблюдавшая за нами из-за двери. Видимо, это знак, чтобы я закруглялся.
– Ну, пока, – говорю я Коконе и разворачиваюсь.
– Ай, погоди секунду! – останавливает меня она. Я вновь оборачиваюсь к ней.
– Эмм, можно спросить? Да, ну ты можешь не отвечать, конечно…
– Да?
– Кто этот человек, которого ты любишь, Кадзу-кун?