Легендарный период в истории Киевской Руси 6 страница

Если взглянуть на Бабу-Ягу еще с одной стороны, то она есть человеческое эго, смертельно опасное для Иванушки, если доведется ему сплоховать. Это эго еще не ведомо киевлянам, поэтому Яга лишь раз выступает в былинах.

Если бы рождение Московской Руси совершилось правильным образом, то княжеский элемент там должен был бы играть главенствующую на всей Руси роль лишь в вопросах государственной целостности, обороны. Да и это следовало делать на федеративных началах совместно с уделами северной и южной Руси. И у Москвы были все задатки для развития государственной мудрости. А какой там была бы тогда духовная жизнь? Трудно говорить о том, что не состоялось. Известно, что Иванушка способен творить чудеса, действовать, исходя из моральной фантазии, и так создавать нечто совершенно новое.

Киевская Русь была призвана сохранить приоритет в развитии глубинной национальной духовной жизни, которая импульсируется человеческим "я", опирающимся на эфирное тело. Издревле одинокий (индивидуальный) землепашец - типичная фигура южной Руси. Киевской Руси надлежало развивать то, что свойственно природе Микулы Селяниновича. С оттоком эфирных сил в центральную Россию на юге обострилось переживание физического тела и вообще элемента земли, из которого в отраженном свете Народная Душа рунами говорит к человеку. Из слушания этих рун должна была, или должна будет развиться в полном смысле слова русская национальная культура.

В Центральной Руси на смену одинокому землепашцу приходит земледельческая община, в которой преобладает стремление возделывать землю в братском содружестве.* Внешне это подчас выражается довольно оригинальным образом. Так, например, приусадебный участок у великоросса зачастую заброшен, за что его не уважает крестьянин с Украины, у которого он благоустроен, хотя формы барщины были одинаковы, что на юге, что на севере. Дело здесь не в бесхозяйственности. Даже в самой малой общине великоросс ищет, как основать жизнь на христианских началах, где, как он глубоко убежден, никакая внешняя власть не нужна. Это для него главное, а личная жизнь - второстепенное. По этой причине русские искали новых земель и заселяли суровые в климатическом отношении области Сибири - лишь бы жить по простым и естественным человеческим законам. Позже это нашло свое выражение в учреждении земства.

* Характерные особенности, присущие различным областям как древней, так и новой Руси, обладали и обладают тенденцией в той или иной мере влиять на всю национальную жизнь и культуру. Дело, таким образом, не идет (что уже подчеркивалось) о каком-либо "функциональном" разделении русских земель, а о взаимообогащающем влиянии, проистекающем из прафеномсналыюго источника народных сил, который не одинаков на севере, юге и в середине. Наше национальное единство действительно подобно человеческому организму. Оно нерасторжимо и, одновременно, одна часть не может что-то брать у другой, не давая ей тут же чего-то взамен. Ну а то, что простирается на восток от Урала, - это колыбель будущей культуры, где Россия, славянство, сделает свой, неповторимый вклад в духовное развитие всего человечества. Даже силы природы до поры до времени оберегают этот огромный континент от разрушения, простирая над ним полярный холод. (Примечание 1990 г.)

Если двигаться далее на север, то там фигура землепашца утрачивает свою роль, и потому духовная жизнь там всегда рискует истончиться, люциферизироваться, потерять связь с землей. Недаром самосожженцы уходили в олонецкие леса и далее на северо-восток. В то же время бедные почвы, суровый климат побуждали северянина быть в жизни оборотистее. Сколь полны здорового реализма, жизненной уверенности рыбаки Поморья, из среды которых вышел Михаиле Ломоносов; о купцах новгородских мы уже говорили.

Таковы некоторые из главных различий внутри русской жизни, и им надлежало прийти ко взаимообогащающему единству. И они бы пришли к нему, если бы не княжеская междоусобица. После Владимира Мономаха она приобретает все более жестокий и монотонный характер. ВладимироСуздальско-Московская Русь утверждает себя под лязг мечей, топот копыт, стоны умирающих. А сроки между тем истекают, внешние условия меняются. Мировая карма несет Западу великое нашествие Востока. Россия - первая у него на пути. И вот выступает грозный знак - Калка (1223 г.). Русские князья могли бы победить тогда татар, если бы было меньше безрассудной удали и розни. Но русские проиграли битву. Потери были ужасны. Вся Русь содрогнулась в страхе от явления неведомой силы. Смысл ее распознали. Это нам Божья кара за грехи наши, - так сказали русские люди. - Да, за грехи неисполнения своих исторических задач. После битвы на Калке снова была пауза в 15 лет; дано было время подумать. Но тщетно! И тогда на двести с лишним лет русский небосвод заволокли свинцовые тучи монгольского нашествия.

Но и в период монголо-татарского ига задача оставалась прежней. Только решать ее приходилось в иных условиях. Существует духовный закон, в силу которого воспринять духовный импульс легче всего при его первом явлении; при втором это сделать намного труднее. Является же он трижды. Русское население было обложено тяжелой данью, еще больше приходилось страдать, когда татары являлись сами. Но при всем том завоеватели оставляли немалый простор и для самобытной жизни на Руси. Они совсем не вмешивались в религиозную жизнь и вообще проявляли большую веротерпимость, сбор дани предоставляли русским князьям. В то же время простор для междоусобиц сузился: чтобы потеснить соседа, нужно было просить разрешения в Орде. Кроме того, междоусобица в условиях иноземного гнета совсем уж непомерно увеличивала страдания народа, ее аморальный характер обнаруживался несравненно явственнее, чем прежде.

Но что действительно образовало большую и, может быть, даже роковую опасность для исторических судеб русского народа, так это упадок, отмирание всей южной Руси в период монголо-татарского ига. Киевская Русь уходила в небытие; смерть и запустение стали ее уделом. Возродилась она много позже как Малая, или окраинная Русь, - провинция в составе великой державы, как-будто бы уже никак больше не связанная со своей задачей внутри совокупной жизни русской нации. Ее прежняя духовная жизнь пошла двумя путями: в народ и в Москву к государю.^160-a

Первые московские князья еще пытались "по-киевски" сочетать мирскую жизнь с жизнью духа. Самый яркий пример здесь - дружба Дмитрия Донского с Сергием Радонежским. Однако она вовсе не была идеалом, а скорее симптомом. Дмитрий является одним из первых в ряду князей, у которых стала созревать самодержавная идея. Сергий стоял на склоне старокиевской духовной традиции, видевшей свою задачу в посредничестве между Духом и материальным миром. Сергия просят стать митрополитом, он отказывается. Он видит упадок, обмирщение монастырской жизни, возрастание в ней духа стяжательства и настаивает на укреплении духовного устава, но в результате должен сам уйти из основанного им монастыря. Однако авторитет Сергия в народе был необычайно высок. Его почитали как духовидца. И вот Дмитрий приходит к нему за благословением на решающую битву с татарами. Сергий советует отступить, откупиться деньгами. Дмитрий настаивает на битве. В этой встрече сходятся представители двух совершенно разных сфер жизни и хотят решить вопрос, который менее всего у них общий. Это, кажется, еще никогда не было понято в русской историографии.

Донской, как представитель государственной власти, хочет, чтобы духовная власть стала на его сторону, более того, он хочет, чтобы она послужила ему также и силой своего сверхчувственного созерцания: ведь святые отцы ведают будущее и могут на него влиять. Повод для этого как будто бы достаточно основательный: на карту поставлена судьба всего народа. Однако при любых условиях духовные откровения должны входить именно в духовную, а не в государственную жизнь. Ни Дмитрию не следовало идти за советом к Сергию, ни Сергию - давать совет Дмитрию. Чтобы принять решение, Дмитрий имел достаточно данных в сферах политической, военной и государственной. Ими должен был он руководствоваться.

Уже за тысячу лет до него сибиллы дали совет римскому цезарю Максенцию, воспользовавшись которым, он лишь погубил себя. И если уже тогда требовалось человеческим умом обдумывать дела государства, то о чем говорить в конце XIV века? Феодосий Печерский, общаясь с князьями, ограничивался только духовными беседами, давал лишь моральные наставления. Правда, случалось, иногда в Печерском монастыре благословляли князей перед битвой, но не давали советов, а просто сообщали, что их ждет. Нередко предсказывали поражение: Изяславу в 1068 г. при реке Альте, Владимиру Мономаху в 1094 г. при реке Стучке. От этих предсказаний ничего не менялось: князья оставались при своих решениях. Трудно предположить, чтобы Дмитрий отказался от битвы, предскажи ему Сергий поражение. "Прежде, господине, - будто бы сказал Сергий Дмитрию, - пойди к ним с правдою и покорностью, как следует по твоему положению покоряться ордынскому царю. ...и Бог не попустит им одолеть нас: Он вознесет тебя, видя твое смирение, и низложит их гордость". При величайшем уважении к Сергию следует сказать, что в подобных словах (если, действительно, такое было им сказано, но также и в случае, если им было сказано противоположное, то есть если он активно поддержал Дмитрия), звучит отголосок очень древнего принципа, когда земная власть была в союзе с Богом и божественное водительство непосредственно направляло ее стопы. Мы не станем даже доказывать, сколь мало годился этот принцип на пороге V-й послеатлантической эпохи.*

* Почему бы тогда было и на Калке не покориться?

Что касается Дмитрия, то его взгляд на роль церкви в государстве вполне проявился чуть позже, когда он задумал низложить киевского митрополита Киприана, поставленного из Византии, а в Москве вместо старого Алексия посадить своего человека - священника из Коломны Михаила, обладавшего видной наружностью и красноречием. Для этой цели, как говорит летописец: "До обеда постригли его (Михаила), а после обеда сделали архимандритом" Спасского монастыря. Затем Дмитрий с боярами "упросили" Алексия назначить Михаила в свои преемники.

Некогда римские цезари заставили жрецов выдать им тайны Мистерий. Московские князья заставили духовенство служить государству. Духовенство оказалось не в силах отстоять свою суверенную роль - оно то чуждалось мира, то становилось слепым орудием в руках "умнеющих" князей. Возьмем опять того же митрополита Алексия. Его убедили зазвать тверского князя Михаила в Москву для примирения. Алексий обещал ему неприкосновенность, но как только тот приехал, его схватили. Освободился он лишь благодаря приезду ордынских князей. И велико было его негодование на Алексия.

Два с лишним столетия монголо-татарского ига не научили князей единению. Морально-духовные ценности в их среде не получили преобладающего значения, что пагубно сказалось на всей русской жизни. Что нужно было решать всенародно, оставалось уделом лишь княжеских голов, часто буйных, невоздержанных. Уповали на посланца Духа. И однажды он явился: молчаливый, загадочный Александр Невский, князь Новгородский, потом Владимирский, защитил северные границы, путем переговоров облегчил бремя ига и ушел с физического плана. Вся Русь оплакала его кончину.

На Куликово поле русские пришли всенародно, сознавая себя как христианский народ. Центр битвы образует жертва, на которую добровольно пошел боярин Михаиле Бренков.* Он переоделся в доспехи Дмитрия и стал под его знамя. В те далекие времена полководец представлял собой не столько военачальника, стратега, сколько духовный центр воинства, его групповое Я. Поэтому монголо-татары основные усилия направили туда, где возвышалось великокняжеское знамя. Им удалось пробиться к нему, и в этой битве пал мужественный Бренков. Татары возликовали: убит великий князь! И в это время из укрытия во главе войска, состоявшего из наиболее опытных ратников, появился Дмитрий. Врагов обуял мистический ужас, и исход битвы был решен в пользу русских. На их стороне была и Божья помощь. "Видели праведные, - пишет летописец, - как в девятом часу (битва началась в шесть) во время боя помогали христианам Ангелы и святых мучеников полк, воина Георгия и славного Дмитрия (Солунского), и великих князей тезоименитных Бориса и Глеба, был среди них воевода небесных воинов архистратиг Михаил. Двое воевод видели эти полки, трехсолнечный полк и пламенные их стрелы, которые летели на врагов. Безбожные же татары от страха Божия и от оружия христианского падали".

* Бренко Чело, от которого пошел род Челищевых, известный впоследствии оккультными исканиями.

Была еще одна интересная деталь в Куликовской битве. Перед ее началом состоялся поединок между татарским богатырем и монахом Троицкого монастыря Пересветом. Они сошлись на копьях и оба пали мертвыми. Русские, выставляя на поединок воина-монаха надеялись, что Бог непосредственно явит Свою силу. Но этого не произошло: сошлись лишь две земные силы. Требовалось же иное: земными делами явить приверженность к тем идеалам, за которыми стоит Божественный мир, что было сделано в ходе этой битвы.

Так красноречиво и непосредственно отозвался духовный мир на дела "малых сих" - людей Земли. Если бы уже лет 100-150 тому назад они стали бы такими же, как на Куликовом поле, то вся русская история пошла бы другим путем. Иное было в конце XIV века. Русские победили татарство извне, но оно стало оживать изнутри в виде Московской монархии. К этому еще добавилось то жало, что осталось от византийского влияния - византийская государственность. В греко-римскую эпоху возник некоего рода дуализм между имагинативной культурой греков и рассудочной - римлян. В конце концов все было поглощено Римом. Нечто подобное случилось и с Россией. Северная и южная Русь были родственны греческой культуре, хотя задачи у них были иные. Их решение должна была дать центральная Русь. Но вместо этого возник "третий Рим" - Москва, и все было просто свалено в одну кучу.

Южная Русь проиграла в битве на реке Калке. Там был главный экзамен для русских (подготовкой к поражению послужил разгром Киева 11-ю русскими князьями). На Куликовом поле победой воспользовался восходящий "третий Рим". Для северной Руси это было началом конца. * Сначала новгородские бояре и дети боярские били челом Ивану III, чтобы он принял их в свою службу. Эта милость была им оказана при условии, что каждый из них станет извещать великого князя о злых умыслах, в ком бы они ни возникали: в брате ли, в друге ли. Последний архиепископ новгородский Феофил - этот народный владыка - был в 1479 г. вывезен в Москву и через 6 лет умер в Чудовом монастыре. Но Новгород решил защищаться. Когда его армия оказалась не в силах противостоять регулярным войскам московского князя, возникла мысль пойти на союз с Литвой, но свободы не уступать. Заговор возглавила отважная вдова посадника Марфа Борецкая. Вместе с группой знатных бояр она была схвачена. Всех их страшно пытали, и они стали доносить друг на друга, но перед смертью нашли силы объявить, что их взаимные доносы были вынуждены муками.

Новгород пал, но дух его был настолько силен, что Ивану III, дабы истребить его, потребовалось выселить почти все население города. Однако и этого оказалось мало, и Иван IV поголовно истребил его новое население. Последним отголоском новгородской воли стало казачество на Дону. С падением Новгорода завершилась лишь одна часть злоключений, пришедших на Русь. Прибойные волны V-й послеатлантической эпохи, несшие миру материальную культуру, прокатились по Руси эпидемиями и стихийными бедствиями. От середины XIV до середины XV века летописи изобилуют описаниями этих бедствий и разных знамений: звери меняют свой вид, небеса пылают разноцветными огнями, образа в церквях слезятся. С 1330 по 1458 г. только в Москве произошло 17 больших пожаров, при которых сгорал почти весь город. С 1352 по 1427 г. несколько раз свирепствовали жестокие эпидемии. В одном Новгороде, по свидетельству немецкого историка Кранца, за 6 месяцев умерло 80 тыс. человек. В 1430 г. была великая засуха, горели леса, люди среди облаков дыма не видели друг друга; погибали звери, птицы, несколько лет после того рыба в реках пахла дымом. С 1419 г. три года подряд свирепствовал голод из-за раннего снега, а еще были зимы без снега, неслыханные бури, "дожди каменные", кометы. В 1397 г. архиепископ Иоанн примирил псковитян с новгородцами, сказав: "Дети, видите, уже последнее время". Карамзин пишет об этом периоде: * Мы здесь не касаемся всемирно-исторического значения этой битвы, а берем ее лишь с точки зрения внутренних русских отношений. Пойди они другим путем, иго могло бы быть или свергнуто раньше, или не носить столь тяжелого характера.

"Одним словом, россияне ждали конца миру, и сию мысль имели самые просвещенные люди тогдашнего времени. "Иисус Христос, - говорили они, - сказал, что в последнее время будут великие знамения небесные, глад, язвы, брани и неустройство; восстанет язык на язык, царство на царство. Все видим ныне: татары, турки, фряги, немцы, ляхи, Литва воюют вселенную. Что делается в нашем православном отечестве? Князь восстает на князя, брат острит меч на брата, племянник кует копие на дядю". В самих делах государственных о том упоминалось".¹⁶¹ Летописец свидетельствует, что с того времени, как некогда с Ноева потопа, век человеческий сократился на Руси, и предки наши сделались тщедушнее, слабее.

В V-ю культурную эпоху русский народ вступил духовно бедным, в состоянии великого раскола, разделившего не только религиозную, но всю национальную жизнь. В какой-то мере это было судьбой всего славянского мира. Что касается Руси, то там борьба ушла вглубь, приняв характер глухого сопротивления в народной толще, над которой, не затрагивая ее, потекла жизнь высших сословий, имевших лишь частичное отношение к историческим задачам России. Западные же славяне без боя не сдались, и там начались религиозные войны. Но какой бы характер ни принимала эта борьба в разных частях славянского мира, суть ее повсюду была одна. Французская писательница Жорж Санд говорит о ней следующим образом: "Когда народы были горячо привержены обрядности своей религии, для них в причастии заключалось все равенство, каким только дозволяли пользоваться законы, установленные обществом, ...богемцы всегда хотели соблюдать обряд евхаристии в том виде, в каком его проповедовали и выполняли апостолы. То было поистине древнее братское единение, трапеза равенства, отображение Царства Божия, Которое должно было существовать на Земле. В один прекрасный день римская церковь, подчинившая народы и царей своей деспотической и честолюбивой власти, пожелала отделить христианина от священника, народ от духовенства. Она отдала чашу в руки своих служителей, дабы те скрыли Божество в таинственных ковчегах; и вот эти священнослужители путем своих бессмысленных толкований превратили причастие в какой-то языческий культ, в котором миряне могли участвовать не иначе, как с их, священнослужителей соизволения. ...Он один (священнослужитель) стал достоин вкушать от крови и слез Христа. Смиренный верующий должен был, став на колени, лизать его руку, чтобы вкусить хлеб Ангелов. Теперь вы понимаете, почему народ закричал в один голос: "Чашу, верните нам чашу! Чашу для простого народа, чашу для детей, женщин, грешников и безумных! Чашу для всех нищих, всех убогих и телом и душой!" Таков был крик возмущения, соединивший в одно целое всю Богемию. ...Этот народ - мученик своей веры - бежал в горы, где соблюдал со всей строгостью закон дележа и полнейшего равенства, верил в вечную жизнь душ, воплощающихся в обителях земного мира, ждал пришествия и торжества Христа, воскресения Яна Гуса, Яна Жижки, Прокопа Лысого и всех непобедимых вождей, проповедовавших свободу и служивших ей".

Восток - Запад - Середина

Итак, мы показали действие тех глубинных движущих сил, что породили национальную и культурную жизнь русского народа в ее общечеловеческих и специфических чертах, показали их сложную и многоликую игру на плане русской метаистории. Трагический исход этой игры, обозначившийся перед началом V-й послеатлантической эпохи, не был предопределен заранее. То, что хотело пробиться на поверхность исторической жизни, имело иное предназначение и иные цели, чем те, что стали судьбой России в последующие столетия. Это не означает, что изменилось предназначение России, но она пошла к нему другими, более трудными путями. И тут возникает вопрос: Разве не могли Боги помочь ей в наиболее ответственные моменты? - Боги ей помогали, пока она пребывала в колыбели. В дальнейшем же самостоятельное решение своих исторических задач стало для России и осуществлением ее предназначения. Духовное водительство явно заявляет о себе до конца Х - начала XI в., а затем духовные водители постепенно как бы выпускают из рук русский народ и сплетают его судьбу из его собственных деяний. С другой стороны, он вступает в круг европейских народов и его путь начинает в значительной мере определяться судьбой всей европейской культуры.

Мы говорим, что Россия не справилась с теми задачами, что стояли перед ней в начальный период ее истории. Но при этом нужно видеть величину этих задач. Предстояло воссоздать нечто такое, что могло бы служить национальному развитию в течение многих и многих веков. Выражаясь быть может парадоксально, об этом можно сказать так: сделать это было одновременно, и возможно, и невозможно. Здесь можно провести некоторую аналогию с Мистерией Голгофы. Ведь Она могла и не совершиться, но благо, что она совершилась - через нее мы обретаем жизнь вечную. Россия потерпела неудачу в прошлом, пошла путем страданий, чтобы к тем большему добру прийти в грядущем.

Что не было исполнено до начала эпохи души сознательной, стало русским "деланием" на последующие века. И это должно быть "умным деланием". Не раз говорилось, что главной задачей русской жизни со времен Ярослава Мудрого стало утверждение равновесия между основными силами души: мыслью, чувством и волей, в которых имеют свое представительство ушедшие в подсознательное имагинативные образы души ощущающей, рассудочной и сознательной. Равновесие этих сил должно дать устойчивое переживание единой души в индивидуальном человеке, а в прошлом на социальном плане они должны были создать предпосылки для грядущего осуществления социальной трехчленности в рамках единого национального образования. Эти три главных ингредиента душевной жизни напечатлеваются земному плану всем космосом. В заключение этого очерка мы и коснемся их астрософического аспекта.

Их космическая природа в эпоху Киевской Руси проявилась более, чем когда-либо впоследствии. Мы говорили, что участие макрокосмических сил в земном становлении древней Руси в тот период выразилось в двенадцати сыновьях Владимира. Не все они четко проявлены в летописях, но главное дано достаточно выпукло. Из Начальной летописи мы узнаем, что Святополк вознамерился убить всех братьев, а когда ему это не удается, то вся его разрушительная сила обращается на него самого. Это образ действия Скорпиона, и под влиянием этого знака Зодиака стоит Святополк. Мы знаем, что в праотдаленные времена, когда мышление человека было еще живым, сушностным, опиралось на эфирное тело, на месте Скорпиона в круге Зодиака стоял знак Орла. Райское искушение человека плодами "древа познания" (то есть индивидуального познания) означало падение Орла. Но некогда Орел должен снова восстать, а именно, - когда на Земле достаточное число людей через индивидуальный опыт придет к чистому мышлению, которое живет в сфере интуиции. Это чистое мышление, как говорит Р.Штайнер в "Философии свободы", должно быть поволено, оно есть чистая воля; такое мышление человек может созерцать. Скорпион воссоздает некий негатив этого мышления, он инспирирует динамизм - философию действия, где важна не воля в мышлении, не глубина и сила мысли, а наоборот - ее слабость, дабы легко было превратить ее в инструмент чисто земной воли. Для этого мысль должна стать как можно более абстрактной и догматической, и уже таковой браться в готовом виде людьми действия, дабы не отнимать сил у их воли; а эта последняя обретает тогда одномерный характер и становится эффективным орудием достижения целей Скорпиона-Аримана. Под знаком Скорпиона Ариман развивает не столько мышление, сколько экспансивную волю, направленную на захват всего Зодиака. Но в Скорпионе же он сокрушается каждым индивидуальным сознанием, когда оно восходит к чистому мышлению или мыслит о мире духовно-научно. Этот аспект земнокосмической борьбы выражен в виде Змееносца, попирающего Скорпиона ногами (см. рис. в конце очерка).

Первая задача Скорпиона - разрушить в кругу человеческих мировоззрений осевое соотношение, инспирируемое знаками Весов и Овна, где находят свою опору мировоззрения реализма и идеализма. То, что вошло в мир через платонизм и аристотелизм, имеет универсальную общечеловеческую ценность. Мы не можем здесь вдаваться в подробный духовнонаучный анализ этих воззрений. Он дан Р.Штайнером в цикле лекций "Человеческая и космическая мысль" (ИПН 151) и в книге "Загадки философии" (ИПН 18). Мы лишь отметим, что реализм обращен к земному миру, но не рассматривает его как лишь материальный, поскольку стремится завоевать в нем твердую, уверенную позицию. Такому реализму сопутствует мистическое настроение души. Для идеалиста весь мировой процесс пронизан идеями, все в мире служит идее. Свое мировоззрение идеалист стремится внедрить в окружающий его мир. Поэтому основное душевное настроение идеалиста - волюнтаризм. Однако это не та воля, что присуща динамизму. В Скорпионе делается попытка подменить волю в мышлении земной волей. Мышление же истинного идеалиста всегда пронизано активной волей, но при этом оно еще хочет соединиться с земным волением человека. Неумение современных ученых отличать идеализм от динамизма вызывает большую путаницу в философии и особенно в социологии. Так, например, многие не могут понять, почему существует связь между эмпириокритицизмом и марксизмом. А дело в том, что философия Маха и Авенариуса - это не идеализм, а составная часть философии действия по самому способу функционирования создавшего ее мышления. В эмпириокритицизме оно представляет собой пассивное отражение, в котором мысли встают как некие внушения, лишенные жизни и активности. Они не связаны между собой по законам мышления, а встают в виде абстрактных схем.* Так иногда может быть совершенно извне "вдвинута" в слабое сознание некая мысль наподобие случайно заглянувшей в зеркало физиономии. Человеческий мозг отразит ее, но она не будет иметь ничего общего с мыслящим сознанием. Типичный представитель динамизма - Базаров, герой романа И.С.Тургенева "Отцы и дети". Его утверждение, что "сначала нужно место расчистить, а строить потом", ни в малейшей степени не является плодом его собственных размышлений. Мыслит Базаров ничуть не больше, чем Кирсанов-старший, но зато, в отличие от него, весь обращен к внешней деятельности и для нее ему нужны лозунги.

* Не случайно сам Мах в конце жизни высказал сомнение: а не водил ли его все время некий дух по замкнутому кругу?

Некоторые мыслители, пережив жалящее действие динамизма, набрасываются с обвинениями на идеалистов, не разобравшись в чем дело. Философия идеалиста - это всегда система, основательно возведенная по законам движения мысли. Поэтому все разделы философии Гегеля - это в первую очередь показ того, как живет само мышление, когда оно обращается к истории, религии, к самому себе как к объекту. Систему идеалиста можно исказить в духе динамизма или просто неправильно понять, особенно когда она обращена к объектам социальной жизни; ее тогда легко принять за программу, а не за опыт мышления о социальных объектах;** к тому же довольно тонкая грань отделяет волю, действующую в духе (в мышлении), от той, которая действует в душе (в психологии). Поэтому идеализм должен соединяться с реализмом и при этом - на христианской основе, что классически выразил Рафаэль в своей "Афинской школе". Тогда они создают самые благоприятные условия для формирования личности, уверенно стоящей на Земле и столь же уверенно восходящей к духу.

** По этой причине "Государство", "Законы" Платона принимают за социологические трактаты, тогда как в действительности для Платона они были лишь опытом чистого мышления, обращенного к сфере социальной жизни. Структура возводимого им идеального государства построена на тех же принципах, что и "Логика" Аристотеля. Законы одного лишь мышления формируют эту структуру, а не якобы реакционные взгляды философа, которые иногда хотят ему приписать, основываясь на древних сплетнях. Платону самому было ясно, что описанное им государство неосуществимо в жизни. Дело в действительности заключалось в том, что Платон был одним из первых, в ком возникла способность мышления в понятиях. Он повсюду исследовал (впервые) сферу этого мышления, его возможности и границы. Этой же проблемой были заняты и Кант, и Фихте, и Гегель, и многие другие философы, которых теперь ошибочно хотят принять за социологов. Это не значит, что философия всегда должна оставаться чуждой жизни, но что ее результаты нельзя непосредственно проецировать на общественное, они для этого нуждаются в определенной интерпретации, адаптации. Обладает человек свободной волей или нет? Этот вопрос решает философия. Он чрезвычайно актуален для практической жизни. Но было бы абсурдом в зависимости от выводов философии тут же учреждать то рабовладение, то анархию. То же самое можно сказать и о диалектическом противоречии: оно не одно и то же в мышлении и в жизни.

В кругу 12-ти сыновей Владимира, который следует брать скорее имагинативно, чем физически-чувственно, Скорпиону -Святополку противостоят Борис и Глеб - Весы и Овен. Потому-то Святополк обращается, в первую очередь, против них. На иконе, которую мы уже рассматривали (166), имеется ряд деталей, показывающих,