Артур, эпизод 10. Обратный отсчет начат 4 страница

Артур молча взял меня за руку, и мы пошли по коридору.

За одним из поворотов он открыл ключом какую‑то дверь, и мы стали спускаться по лестнице. Артур молчал. «Наверное, мы идем к кому‑то в гости, и это будет сюрпризом для меня», — решила я, но мы так же молча прошли этаж, на котором жила Жюли, и спустились еще ниже. Что за таинственное путешествие!

Меж тем Артур вышел в один из коридоров и поманил меня. Не оставалось ничего иного, как просто последовать за ним. Что бы он ни задумал, это скоро выяснится.

Под ногами лежала алая ковровая дорожка, а по стенам горели массивные старинные светильники, их неяркий свет придавал коридору еще большую мрачность и загадочность. Тишина была, прямо как в склепе. Какая‑то холодная, нехорошая тишина. Забеспокоившись, я замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась.

Артур, шедший на шаг впереди меня, обернулся.

— Не бойся, мы уже пришли, — сказал он.

Может, виной тому причудливая игра светотени, но мне показалось, что и ему не по себе в этом месте. Тем не менее Артур вытащил из кармана джинсов небольшую пластиковую карточку и, открыв замок одной из дверей, жестом пригласил меня войти.

Ничего не понимая, я вошла в комнату и с удивлением огляделась. Помещение было абсолютно пустым, если не считать небольшого возвышения посреди него, на котором стоял какой‑то шкаф или высокий ящик, задрапированный черной бархатной тканью.

Артур закрыл дверь.

— Ты объяснишь мне, что происходит, или так и будем играть в молчанку? — поинтересовалась я.

— Объясню, — он выглядел очень серьезным. — Здесь мы можем поговорить без свидетелей: в этой комнате нет камер. Вернее, есть, но всего одна, и включается она лишь в особых случаях…

Я взглянула на него с любопытством, ожидая пояснений.

— Это комната для приведения в исполнение смертных приговоров за преступления, совершенные против Дома и против рода, — нехотя проговорил он.

— Неужели кто‑то из твоего народа может злоумышлять против Отца? Такие, как Владлен или Ловчий, который приходил за мной? — спросила я.

— К сожалению, могут, — ответил Артур после короткой паузы. — Их ведут дикие инстинкты.

— Ненавижу их! — воскликнула я. — Они хуже, чем Иуда, предавший бога! Они хуже всех! Они заслуживают смерть!

Артур не ответил.

А я уже во все глаза смотрела на возвышение. Моему воображению представились чудовищный топор и огромная плаха, вся заляпанная старыми бурыми пятнами крови.

Артур, видимо, уловил мою картинку, потому что улыбнулся.

— Нет. Не совсем так, — сказал он. — Если хочешь, взгляни.

Черная драпировка пугала и притягивала меня. Я понимала, что не могу отвести от нее взгляд и не успокоюсь, пока не выясню все.

С замирающим сердцем я приблизилась к возвышению и приподняла край тяжелой бархатной ткани.

Моему взгляду предстала вовсе не плаха. И не электрический стул, и не виселица с гигантским крюком, которую я как‑то видела в одном музее в Праге — всего лишь стеклянный ящик с лампами, чем‑то похожий на вертикальный солярий.

Я недоуменно оглянулась на Артура.

— Ультрафиолет, — объяснил он. — В больших дозах смертельный для любого из нас. Самая мучительная и болезненная казнь.

В этот миг мне почему‑то представилось лицо Владлена, искаженное немыслимой мукой.

«Прощение!» — без слов молили его бескровные иссушенные губы. От франтоватого беззаботного вида не осталось ни следа. Я так отчетливо видела сведенные судорогой белые пальцы, изо всех сил царапающие неподвластное стекло, что с ужасом отдернула руки. Черный занавес упал, скрывая эту импровизированную сцену. Сцену для одного актера.

— И вы смотрите на это? — прошептала я. Кураж прошел, и я почувствовала неуверенность и страх. Голос отказывался повиноваться мне.

— Все члены дома должны присутствовать при вынесении приговора и видеть, что он приведен в исполнение, — так же тихо отозвался Артур. — И сейчас я собираюсь сделать то, что, возможно, приведет меня сюда, — он кивнул на постамент.

Я изумленно уставилась на него. Видимо, Артур действительно уже принял решение, потому что от него исходила спокойная уверенность. В любом случае я просто не могла представить, чтобы он задумал что‑либо преступное. Артур кто угодно, только не подлец и не предатель!

— Мы должны бежать отсюда, — сказал он, глядя мне в глаза.

— Бежать?! — я никак не могла поверить тому, что слышала. — Но это же твой дом!

Артур горько усмехнулся.

— Значит, теперь у меня нет дома. Мы не можем оставаться здесь. Ты подвергаешься слишком большой опасности.

— Но почему? Что‑нибудь случилось?

— Отец хочет, чтобы ты стала одной из нас. Он считает, что ты к этому готова. Я пытался оспорить это, но, в общем, безрезультатно. На балу Он уже представил тебя так, словно ты принадлежишь Дому, и все уверены в том, что ты присоединишься к нам уже в ближайшие дни. Мне дали всего одну неделю, чтобы окончательно подготовить тебя.

Я отвела взгляд от его решительного бледного лица. Мы не случайно находились в комнате, где умирали те, кто предал свою семью. Эдакая зона истины. Мое сердце отчаянно забилось. Артур выбрал меня, выбрал любовь, но могла ли я это ему позволить? Почему бы мне и вправду не пройти инициацию?… Это раскроет мои силы. В кончиках пальцев закололо. Это будет здорово — овладеть своей силой! Сколько лет я была обычной девчонкой, белой вороной в элитном классе. И вот теперь появился шанс стать по‑настоящему сильной. Стать такой же, как Артур. Мы будем с ним вместе — целую вечность! Весь мир — для нас двоих!

Я снова представила себе, как я, бессмертная вампирша, сражаюсь с дикими, а старейшина ласково улыбается мне, только что вернувшейся после великой битвы. «Спасибо, дочь моя, — скажет мне Он, — ты спасла всех нас».

— А почему бы мне и вправду не пройти инициацию? — произнесла я, вновь поднимая взгляд на Артура.

В темно‑вишневых глазах взметнулись тени.

— Полина, ты не понимаешь. Это не награда, это проклятие. Не жизнь. Люди, веками боясь и ненавидя нас, правы. Мы сами боимся и ненавидим себя. Выпустить наружу зверя, что скрывается внутри тебя, — значит потерять все человеческое. Только дай зверю высунуть лапу, да что там — один только коготь, и он изменит тебя полностью. Более того — пройдет несколько десятков лет, и зверь убьет в тебе все чувства. Понемногу он выжжет тебя, оставив лишь инстинкты, лишь холодный расчет и мелкие привычки, за которые ты будешь цепляться, изо всех сил имитируя видимость жизни.

— А любовь? Она тоже выгорит дотла и превратится в привычку? — спросила я.

— Твой зверь постарается уничтожить ее первой — ведь она более всего угрожает ему. Ты не знаешь, о чем говоришь. Ты не знаешь, что такое ежечасно сражаться со своим зверем! Ты не знаешь, что такое Голод! То, что изменит тебя, то, что заставит смотреть на друзей и на родителей, как на звено в твоей пищевой цепочке! Ты знаешь, что такое ярость?

Лицо Артура исказилось. Он вдруг яростно схватил меня за плечо — так, что я вскрикнула от боли.

— Ты что, все еще думаешь, что это красиво? Вечная жизнь и бесконечный запас патронов бывает только в компьютерной игре. Ты хочешь узнать, что такое кровь и ярость?

В его глазах метались тени. Он грубо притянул меня к себе, и я с ужасом заметила, что клыки у него во рту удлинились.

— Ты хочешь узнать, как чувствует себя пакет томатного сока?

Я зажмурилась, потому что вдруг почувствовала, что он и вправду может меня убить.

Секунда, минута, вечность… Кто скажет, сколько длилось это испытание. А потом я почувствовала, что его рука разжалась, и я очутилась на полу, жадно хватая ртом воздух.

Наваждение прошло. Я вдруг безусловно поверила Артуру и поняла, что никогда не буду в безопасности среди вампиров, что я не хочу быть такой, как они, и лелеять свой выдуманный хрустальный мирок, умирая день ото дня, разучившись чувствовать, сопереживать, любить…

Вампиры — это не всегда красиво. Это страшно. Вот и сейчас в глазах Артура ярость и вместе с тем обреченность.

— Прости, я напугал тебя, — его голос звучал как обычно, и я осмелилась снова открыть глаза.

Артур сидел передо мной на корточках, с тревогой всматриваясь в мое лицо.

Когда он попытался обнять меня за плечи, я невольно вздрогнула и отстранилась, помня его недавнюю ярость.

— Извини, — повторил он, убирая руки, — я и вправду тебя напугал, но зверь есть в каждом из нас — дикий зверь, алчущий чужой боли и крови. Приручить его невозможно. Можно лишь присмирить на время, но однажды он обязательно вырвется наружу. Неужели кто‑нибудь захочет для своего любимого подобной участи? Я люблю тебя и больше всего на свете хочу для тебя счастья.

Глаза Артура смотрели прямо мне в душу. Они согревали меня, и я вдруг поняла, как замерзла за все эти дни. Я словно очнулась от наваждения. Хрустальный шар реальности разбился. Его вторая оболочка тоже оказалась обманкой. Волшебный мир вампиров, показавшийся мне идеалом красоты и гармонии, был всего лишь ловушкой. Как я могла поверить старейшине? Как могла считать, что мне уготовано высокое предназначение в Доме? Ну, конечно, они хотели использовать меня, а я грезила, упоенная сказками о будущем могуществе, словно под властью какого‑то морока. Теперь он сгинул без следа, оставив только страх и недоумение.

— Я поняла, — прошептала я и прильнула к его плечу, — я согласна бежать.

— Решено, — сказал Артур. — Я уже все продумал. Сегодня мы…

И вдруг он замолчал и, оттолкнув меня в сторону, метнулся к двери. Я оглянулась. В дверном проеме высилась тонкая фигура в алом платье.

Жюли! Должно быть, она слышала наш разговор. По крайне мере достаточно, чтобы понять наши планы. И выдать нас…

Артур приглушенно зарычал и двинулся к ней, словно готовый к прыжку леопард.

Жюли казалась спокойной.

Она лишь предостерегающе выставила вперед руку.

— Я не выдам вас. — Нет, она все‑таки волновалась, потому что акцент в ее голосе стал слышнее. — Более того, я помогу вам.

— Я тебе не верю, — Артур продолжал медленно подходить к ней, не сводя с вампирши напряженного взгляда.

— Я не выдам вас. На это у меня есть… свои причины. — Жюли даже на сантиметр не сдвинулась с места, и я поняла, что, если Артур нападет на нее, она не даст ему отпора.

— Артур! — крикнула я. — Ей можно верить! Я знаю!

Он нерешительно остановился, но все еще был настороже, готовый в случае необходимости прыгнуть и вцепиться в ее горло.

— Я помогу вам, — повторила Жюли. — Артур, ты знаешь, что выбраться из этого дома совсем непросто. Вам наверняка потребуется помощь.

— Хорошо.

Я с облегчением почувствовала, что Артур расслабился: беда миновала.

Глава 8

Самый легкий способ сбежать из дома — просто из него выйти. К этому немудреному выводу Артур с Жюли пришли после долгих и горячих дебатов. Они собирались спасать меня, в общем, не принимая мое мнение в расчет. Конечно, ведь оба были опытными и мудрыми, а я — девчонка, что с меня взять. Объект для забот, дитя, только вылезшее из песочницы, и к тому же умудряющееся на каждом шагу вляпываться в неприятности.

Наконец они обо всем договорились. Оказывается, я и Жюли просто поменяемся местами. Я выйду из дома, переодевшись в ее платье, и пройду на стоянку, где меня будет ждать Артур, пока она будет создавать видимость моего присутствия.

— И что же будет потом, когда обман раскроется? — спросила я этих великих стратегов.

Жюли беспечно пожала безупречными плечами:

— А ничего.

Артур взглянул на меня, а потом на нее.

— Полина права. Нужно найти другой способ. Они накажут тебя.

— Это отличный способ, — Жюли горячилась и говорила очень быстро, то и дело переходя на французский. — Это самый легкий способ, чтобы Полина смогла выбраться отсюда. А обо мне не беспокойтесь. Что они могут сделать? Только вот это, — она пренебрежительно кивнула в сторону страшного постамента, — но разве я не искала все это время смерти. Между прочим, прекрасный способ избавиться от проклятия.

— Мы не можем принять такую жертву, — твердо произнес Артур. — Если кто‑то и должен остаться здесь, то скорее я.

— Я без тебя никуда не пойду, и не надейся, — предупредила я. — А давайте убежим все втроем?

— Не обсуждается, — отрезала Жюли. — И вообще мы здесь уже слишком долго, как бы вас не потеряли. — Артур, — она обращалась уже только к нему, снова игнорируя меня, — пойми, это самый лучший способ спасти Полину. Речь идет не только о ней и о вашей любви, но и о большой войне, которую развяжут, если только их план с Полиной удастся. Не позволяй использовать свою любимую, словно какое‑то оружие! Пусть хотя бы вы будете счастливы.

Артур молчал, опустив голову.

— Полина, — обратилась Жюли ко мне, — я хочу, чтобы ты выбралась отсюда. Пожалуйста, будьте счастливы. За себя и… за меня с Сергеем. Поставьте за нас свечку в церкви. Знаешь, девочкой я любила приходить в церковь. У меня было белое кружевное платье, все в оборочках и бантах. Такое милое. Я ходила в нем на службы. А теперь я проклята, я уже хотела войти в храм и позволить божественному огню сжечь меня, но не могу: вдруг там будут дети, и это их испугает.

Пока она говорила, у меня на глаза наворачивались слезы.

— Ты же помолишься за нас? — Жюли требовательно заглянула мне в лицо.

— Да, — я кивнула, и она обрадовалась так сильно, что у меня в глазах снова предательски защипало.

— Пойдем, решим все завтра, — сказал Артур, взглянув на часы.

— Пойдем, — согласилась Жюли, — я достану парик для себя и для Полины. Она хорошо говорит по‑французски и вполне сможет выдать себя за меня.

Они отправили меня в мою комнату и велели лечь спать, чтобы набраться сил перед завтрашним испытанием.

Я лежала на кровати без сна, думая о том, что же будет завтра. Похоже, проклята вовсе не Жюли. Проклята я. Из‑за меня погибли Джим и Натали, а Виола стала вампиром. Друзья и близкие люди уходили из моей жизни. Сначала настоящие родители, я даже не помнила их, лишь видела во сне… Затем — Джим, верный друг, отдавший за меня свою жизнь. Потом те, кто вырастили и воспитали меня, затем Вика и Димка… Неужели я приношу несчастья? Неужели моя судьба — одиночество? И именно сейчас, когда я встретила самого лучшего в мире парня и только начала мечтать о счастье!

Я прижала к себе смешного плюшевого зайца и вдохнула шедший от него запах пыли и каких‑то легких сладковато‑горьких духов. Неужели я брошу здесь и этого друга, как в том стихотворении про войну, когда спасающие свои жизни немцы оставили в штабной машине куклу.

…Привязанная ниточкой за шею,

Она, бежать отчаявшись давно,

Смотрела на разбитые траншеи,

Дрожа в своем холодном кимоно…[5]

Неужели я такая же, как они, и тоже легко могу бросить и предать своих друзей? А затем — спокойно жить, зная, что обрекла их на смерть?…

Надо обязательно что‑то придумать. Я придумаю что‑нибудь…

Было тихо. Такая тишина всегда царила в этом доме. Густая, липкая, ощущаемая почти физически. Мне казалось, что, если бы даже в комнате было окно, я все равно не смогла бы увидеть ни звезд, ни солнца…

* * *

Я шла по коридору, прижимая к себе Морковкина. Коридор был узким и бесконечно длинным. Наверное, мы продвигались по нему уже не менее часа. Темно‑серые стены, голый бетонный пол, высокий потолок, смутно белеющий высоко над головой… Кто‑то говорил, что идти легко — надо просто попеременно переставлять ноги: правая‑левая, правая‑левая. Но мне казалось, что я пробираюсь сквозь густой тягучий туман, каждый шаг давался с трудом, будто на ноги навесили пудовые гири.

Звук моих шагов эхом отдавался от стен, и иногда мне вдруг казалось, что за нами кто‑то идет. И тогда сердце панически колотилось в груди, я оглядывалась — никого — и с облегчением переводила дыхание.

— Не бойся, Морковкин, все будет хорошо, — успокаивала я плюшевого зайца, глядящего на меня добрыми доверчивыми глазами.

Мы шли и шли, и, наконец, вдали показался светлый прямоугольник. Выход!

Я бросилась вперед, а за спиной — или это только мне показалось? — хрипло засмеялись.

Коридор закончился неожиданно. Так, как порой заканчиваются кошмары. Буквально шаг — и я очутилась в комнате, освещенной неярким, будто пыльным светом. Посреди комнаты находился постамент, задрапированный черным бархатом — совсем как тот, который я видела в комнате казней.

На противоположном конце помещения виднелась дверь, и я почему‑то была абсолютно уверена, что она ведет наружу, на свободу.

Стараясь не приближаться к постаменту, я обошла его по большой дуге. Вот и дверь. Только бы выбраться! Только бы спастись!

— Не бойся, Морковкин, — прошептала я, потому что сама ужасно боялась.

Массивная бронзовая ручка в виде головы оскалившегося льва неприятно холодила пальцы. Я повернула ее, толкнула дверь — и ничего…

Единственная дверь, ведущая наружу, мой последний шанс на спасение, была заперта.

Я крутила ручку, колотила в дверь кулаками — ничего не помогало. Теперь я ясно слышала, как из темного коридора кто‑то мерзко хихикал.

Страх колотился в висках, заполнял мое тело без остатка.

В поисках выхода я огляделась и вдруг заметила, что покров на пьедестале отдернут. Под ним находилась огромная черная плита, к которой была привязана хрупкая бледная женщина. Жюли.

— Полина! — позвала она, и я приблизилась к камню, не в силах отвести от нее взгляд. — Убей меня, Полина, и ты получишь свободу. А еще — силу. Твоя сила ждет тебя — нужно только перерезать мне горло.

Она жутко улыбнулась.

— Нет! — крикнула я, отступая на шаг. — Я не могу! Я не хочу! Мне не нужно!

— Вспомни, Полина, как это приятно, когда сила вливается в тебя. Просто впусти ее! Позволь ей вырваться наружу!

Я почувствовала покалывание в кончиках пальцев. Почему бы и вправду не впустить в себя силу? Тогда мне уже не придется бояться — пусть это они, те, кто преследуют меня в темноте, боятся меня.

Я шагнула к Жюли.

— Вот видишь, как это просто, — похвалила она, — ну теперь убей же меня, как ты убила Морковкина.

Я взглянула на свои руки. В правой руке у меня был нож — черный и гладкий, будто целиком вырезанный из какого‑то камня, а в левой — смешной плюшевый заяц, из распоротого брюха которого на пол вывалились комья грязно‑серой ваты.

— Не‑е‑е‑ет! — изо всех сил закричала я.

И проснулась.

Плечо ужасно горело в том самом месте, где некто или скорее нечто оставило свой след после прошлого ночного кошмара. Я спустила лямку ночнушки: ничего, наверное, мне просто показалось. Сны опять принялись преследовать меня.

Спокойнее. Не нужно беспокоить Артура. У него и так достаточно проблем из‑за меня. Я осторожно перевела взгляд на Морковкина. На секунду мне показалось, что его брюхо вспорото и оттуда торчит кусок ваты. Но нет, это, к счастью, всего лишь блик от включенной лампы. Все в порядке. Как сейчас мне нужен тот, кто объяснил бы, что со мной происходит, кто помог бы разобраться в мире и в себе.

— Мама, ну почему ты оставила меня? — прошептала я, и вдруг мне почудилось, будто кто‑то ласково коснулся волос, едва ощутимо провел по щеке, а в воздухе пронесся сладко‑горький аромат духов. — Все будет хорошо, — прошептала я и, как ни странно, мгновенно уснула.

Остаток ночи я проспала без сновидений и проснулась довольно бодрой, даже выспавшейся.

Но главное: в голове, словно сам собой, возник новый план. Осталась сущая ерунда — уговорить на него Артура и Жюли.

Сигналом к действию должна послужить сирена пожарной сигнализации.

Часть II БЕГУЩИЕ В НОЧИ

Глава 1

Вой сирены пожарной сигнализации оповестил меня, что все уже готово.

Я покрепче прижала к себе Морковкина. Его пушистое ухо щекотало мою щеку, а черные блестящие глаза смотрели преданно и доверчиво. Он доверял мне и верил в успешность моего плана даже больше, чем я сама.

— Уже скоро. Все будет хорошо, — пообещала я, с наслаждением вдыхая запах пыли, смешанный со слабым, едва различимым ароматом сладковато‑горьких духов.

Мы с Морковкиным сидели и ждали. Артур должен создать угрозу пожара (и судя по трубному звуку сирены, он успешно с этим справился) не только для того, чтобы ввести отвлекающий фактор, но и для того, чтобы обезвредить записывающие камеры. Нам вовсе не повредит, если никто не засечет, как именно мы бежали. А если очень повезет, наш побег вообще могут заметить не сразу. Я гордилась Артуром, без колебаний взявшим на себя самую трудную роль. Только бы он не попался. Только бы его не схватили!

— Полина, идем.

Жюли появилась совершенно бесшумно. Она была совсем такая же, как всегда: алый корсет с пышной складчатой юбкой, очерченные ярко‑алой помадой тонкие губы. При взгляде на нее у меня сжималось сердце: ее душа заблудилась в прошлом — среди выцветших афиш и пыльных воспоминаний. Что же станется с ней за пределами иллюзорного мира, построенного вампирами? Приживется ли она там? За Артура я была спокойна, он сильный, но Жюли сейчас очень напоминала мне надломленный бурей цветок.

— Да, идем, — я встала и, по‑прежнему прижимая к груди Морковкина, последовала за ней.

Она осторожно вела меня по коридору и несколько раз останавливалась, предостерегающе поднося палец ко рту.

И тогда я тоже замирала, стараясь не дышать, пока Жюли вновь не кивала в знак того, что мы можем продолжать путь. Пару раз я и сама слышала топот и чьи‑то голоса. Пожар принес в дом много хлопот. Я старалась не думать о том, что может случиться, если мы просчитались и огненная стихия вырвется из‑под контроля. Я не хотела никого убивать. Честное слово, не хотела!

— Пришли. Будем ждать его здесь, — прошептала Жюли, отодвигая ковер и нажимая под ним неприметный рычаг.

Часть стены — совсем так, как я видела это в фильмах, отъехала, открывая вход в узкий темный коридор, откуда на меня тут же пахнуло сыростью.

— Входи, нам остается только ждать, — Жюли первой шагнула в полумрак потайного хода, и я последовала за ней.

Дверь закрылась, и нас поглотила тьма. Густая, чернильная тьма. Дотронувшись до ледяного камня, облицовывающего стены, я мгновенно отдернула руку и едва сдержала крик. Страх волной плеснулся в моем сердце. А еще меня кольнуло странное чувство, что это уже было со мной когда‑то… Причем совсем, совсем недавно.

Жюли молчала, и я, чтобы отогнать вертящийся вокруг меня шакалом страх, начала про себя считать.

«Один, два, три… Ну где же Артур?… Десять, одиннадцать… Должно быть, они поймали его! Лучше выйти и сдаться им прямо сейчас!.. Девятнадцать, двадцать, двадцать один… Нет, с ним все в порядке. Он уже идет сюда и появится с секунды на секунду… Пятьдесят три, пятьдесят четыре… Почему же его все еще нет?…»

Артур появился на числе сто шестьдесят семь. Сто шестьдесят семь раз я приходила в отчаяние, умирая от страха за него. Сто шестьдесят семь раз я возрождалась, доверившись зову надежды.

К обычному, чуть пряному запаху его туалетной воды, добавился запах дыма, но я прижалась к его груди, жадно вдыхая эту смесь.

— Все хорошо. Все в полном порядке, — прошептал он, гладя меня по волосам.

— Идемте, нельзя терять ни минуты, — напомнила нам Жюли.

И мы пошли. Впереди — она, затем — я, замыкал шествие Артур. Он сжимал мои пальцы, так что я почти не боялась, чувствуя особенное тепло его руки, а еще ту нежность и заботу, что лилась из его души в мою. Всякий раз, когда Артур был рядом, страхи отступали, словно дикие звери от яркого огня — огня его любви, что согревал меня даже самой темной ночью.

Мы шли и шли. Коридор казался бесконечным. Тускло‑серые, едва различимые в темноте стены и высокий потолок, смутно белеющий над головами.

Вдруг Жюли резко остановилась.

— Постойте. Здесь была дверь, я припоминаю. А вот и она. Сейчас попробую открыть.

Она принялась возиться с основательно проржавевшими засовами.

Предусмотрительность вампиров оказалась вовсе не на высшем уровне. Похоже, сотни мирных лет сделали их беспечными — ну как же можно содержать свои секретные ходы в таком ужасающем состоянии.

Мы ждали: коридор был слишком узок, чтобы мы могли прийти ей на помощь.

Но вот дверь наконец поддалась и стала открываться с воистину душераздирающим скрипом.

Я смотрела на небольшую странную комнатку, залитую серым, словно пыльным, светом и думала, что снова попала в один из своих кошмаров.

Я хотела закричать Жюли, чтобы она не входила туда, но голос не повиновался, а горло словно набили сухой колючей ватой. Даже Морковкин испуганно жался ко мне, предчувствуя беду.

— Полина, ну что же ты стоишь, пойдем, — Артур легонько подтолкнул меня в спину, и я, как и раньше Жюли, шагнула в эту комнатку.

Пьедестала, затянутого черным бархатом, здесь не было. Были только мраморные плиты и колонны, прислонившись к одной из которых стояла стройная фигура. Черные «лодочки» на высоченных шпильках, облегающие кожаные штаны, коротенькая куртка, открывающая пупок, небрежно откинутые за спину светлые волосы и холодные, ужасные глаза.

— Всем привет, — сказала Лиз, демонстрируя в улыбке слепяще‑белоснежные зубы, — а я уже заждалась. Знаете, когда‑то, в восемнадцатом году, я лично расстреливала предателей и трусов. Тех, кто в сто раз хуже последней белогвардейской сволочи. Давненько мне уже не приходилось заниматься этим.

Она смотрела только на Артура — лишь на него одного. Кем он был для нее — учеником, предавшим своего учителя? Или кем‑то более важным?…

— Извини, Лиз, но получилось, что мы теперь по разные стороны баррикады. Как я понимаю, ты пришла одна? — Артур тоже смотрел ей в глаза и потихоньку оттеснял меня себе за спину.

— Я видела тебя там, на пожаре, проследила, куда ты идешь, и решила преподнести на выходе небольшой сюрприз.

Артур понимающе кивнул. Мы с Жюли стояли неподвижно, ожидая исхода переговоров. Хорошо бы Артур внушил Лиз, чтобы она просто отпустила нас.

— Скажи напоследок, что такого в этой девчонке, что ради нее ты пошел против своего Дома и стал виновником гибели братьев?

Артур вздрогнул, и Лиз торжествующе усмехнулась:

— Да. Кое‑кто погиб в устроенном тобой пожаре. Прекрасная идея: уходя, подожгите дом. Можно поинтересоваться, кто автор?

Я низко опустила голову.

— Это неправда, Лиз, ты знаешь, что никто не мог погибнуть. Погорела электропроводка, и вообще там больше дыма, чем огня, — возразил Артур, закрывая меня от ее взгляда. Напрасно. Я ее даже не интересовала.

— Не мог или не погиб? Ты ушел слишком рано и не знаешь, как все пошло дальше. Огонь подчиняется лишь себе и ветру. А сегодня на улице ветрено. Знаешь ли, хорошая тяга. Сможешь ли ты жить дальше, зная, что на тебе смерть твоих братьев? — Лиз разглядывала его с нескрываемым любопытством.

— Я не живу уже шестнадцать лет, если ты не помнишь, — отрезал Артур.

— Правильно, — улыбнулась Лиз, и я поняла, почему у зверей улыбка является демонстрацией угрозы. — Кстати, а знает ли девчонка, почему тебя инициировали? Неужели даже не догадывается, что специально ради нее? Для того, чтобы подготовить для нее нужную приманку? Только сопоставьте даты. Славная парочка! Она родилась — ты умер!

Я закрыла уши руками. Только не слушать ее! Только не позволить ее словам снести мне голову. Лиз сейчас била изо всех сил, не жалея — и по мне, и по Артуру.

— Замолчи! — крикнул ей Артур.

Я чувствовала, что его зверь пробудился и ярость наполняет его. Мне не нужно было глядеть в темно‑вишневые глаза, чтобы знать, что они сверкают лютой злостью.

Лиз торжествовала.

— И что ты теперь сделаешь? Убьешь меня? Убить своего учителя — долг чести для каждого ученика? А теперь представь себе, что Полина, — она впервые назвала меня по имени, — однажды решит так же! Это же гораздо слаще, если учитель, которого ты убиваешь, вместе с тем является и твоим возлюбленным!

— Зачем ты пришла?! — выкрикнул Артур, шагнув к ней. Его руки были сжаты в кулаки.

— Чтобы убить тебя, — сказала Лиз, улыбнувшись.

Ее глаза сверкали холодным огнем, и я вдруг поймала себя на мысли, что она удивительно красива и смертоносно опасна.

— Ты хочешь драться со мной, — Артур кивнул, — ну что же, это справедливо. — Он неторопливо расстегнул ворот рубашки, снял и положил у подножья колонны куртку.

Я чувствовала себя так, словно на меня вылили ведро холодной воды, а после того выставили на мороз. Они решили устроить поединок. Здесь и сейчас. Весьма забавно. Учитывая то, что Лиз — один из лучших воинов дома, а Артур по вампирским меркам еще очень молод и, следовательно, недостаточно силен. Очень честный поединок, а мне, видимо, отводится роль зрителя, и первый ряд партера — к моим услугам. Сиди себе и смотри, как чекнутая вампирша убивает твоего любимого!

Злость закипала в моей груди, мне даже стало трудно дышать.

Артур и Лиз встали друг напротив друга.

— Вот и пришло время распутать наши запутанные отношения, — Лиз облизнула язычком ярко накрашенные губы и иронично посмотрела на Артура.